Keep me warm

      Плохая погода чересчур разыгралась на небе, небрежно швыряя на землю яркие молнии и обрывая до ужаса сильный ливень, который нёс с собой привычный запах сырости, ловко пробирающийся во все квартиры с открытыми окнами. Пешеходы, не такие уж и редкие в Санкт-Петербурге в поздний час, активно скрывались за зонтами и старались идти быстрее. Злобные раскаты грома неторопливо прохаживались туда-сюда по хмурым тучам, по-хозяйски сталкивая их.       Но одну мирно оградившуюся от внешнего мира пару парней-домоседов это совершенно не волновало.       В комнате Синдзи царит полнейший мрак, и только разве что иногда приветливо выглядывающая сквозь плотный слой облаков луна уступчиво проливала немного света в помещение.       Синдзи гладит щёку Каору совсем ласково и трепетно; осторожно заправляет светлую вьющуюся прядь за ухо, будто боясь спугнуть, — он всегда так в первое время после встречи — и, двигаясь ближе к Нагисе, кладёт голову тому на плечо, неспешно опуская руки и сцепляя их где-то ниже.       Атмосфера раскрепощённая, умиротворённая, между тем наполненная долгожданным наслаждением, получаемым от общества с любимым человеком. Сердце бьётся ровно, но чуть чаще обычного, что разница почти незаметна. Тепло, основанное в первую очередь на искренних, чистых и, казалось бы, нескончаемых подростковых чувствах, не позволяет холоду пробраться в душу, а потом, под давящим натиском погоды, распространиться и на тело.       Они стали видеться значительно реже, так как учёба, экзамены, оставшиеся долги и, собственно, весь конец года выматывал обоих до невозможности, сжирал оставшиеся нервы и силы, не щадя ни капли. Да и школы у них разные, только кружок один — музыкальный, где парни и познакомились. Но сейчас, когда наступили всеми обожаемые суббота и воскресенье — свободные от школьной суматохи дни — можно немного отвлечься от забот, переключиться на себя и друг друга, слегка расслабиться, набрать немного ресурсов для того, чтобы потом опять находиться в школьной обстановке.       И Синдзи пользуется предоставленным шансом, получая исцеляющие душу ощущения любви и значимости, щедро даруемые ему Каору.       Оттого безумно хочется просидеть с ним целую вечность в комнате на одной кровати и, чуть прикрывшись одеялом, выкинуть из головы все размышления.       Или есть иной вариант: остановить происходящее вокруг и продолжать обнимать Каору, вдыхать его запах, касаться, чувствовать взаимность, комфорт и защищённость.       Причём такое можно легко продолжить в данный момент, ни разу не прекращая ход времени — у них впереди ещё вся ночь, утро и часть дня; скорее всего, этого почти ровно хватит до последующих выходных. Жаль, что всё имеет свойство заканчиваться, а иначе Синдзи без данного осознания не смог бы снова расстаться с Каору практически на неделю.       Синдзи никогда не отпустил бы Каору, учитывайся его воля, но далеко не всегда что-то происходит так, как мы хотим.       Последняя мысль заставила Синдзи со вздохом прижаться к своему парню плотнее, как бы доказывая себе, что вот он, любимый им до бесконечности Каору, реален, что он здесь и рядом, в полной мере живой и готовый так же за компанию проводить дни напролёт, если бы не обстоятельства.       — Каору, — тихо зовёт Синдзи, разрывая тишину, — я так скучал.       Каору тут же реагирует:       — Я знаю, Синдзи, — он принимается оглаживать его плечи и, немного высвободившись из объятий, опускается вниз и берёт ладони Синдзи в свои, сплетая их пальцы и смотря в глаза. — И я тоже очень, очень скучал.       Синдзи доверчиво улыбается.       Если дать точную характеристику рукам Каору, то можно смело отметить, что они прохладные, но мягкие и в любое время открытые для Икари, хрупкие, худые и бледные, словно сделаны из фарфора — прямо-таки руки пианиста; а вот у Синдзи почти не мёрзнующие, заботливые, несколько грубые на кончиках пальцев от игры на виолончели, смуглого цвета и требующие к себе внимание.       Насчёт внимания: в начале отношений Каору казалось, что он явно тактильнее Синдзи, но на деле, к приятному удивлению оказалось, что так считать об Икари было ошибкой — просто-напросто он раньше старался оттолкнуть всех окружающих людей от себя из-за боязни и стеснительности к близости, и, открывшись Каору, поначалу зажимался, лишний раз сдерживая себя, хотя понимал, что никто его не отвергнет, и что он тоже нуждается в чём-то подобном иногда до безумия; его подушка, которую он всегда обнимал перед сном всё детство, могла бы это подтвердить, умей она разговаривать.       Чуть позже Каору через определённые усилия смог помочь Синдзи обнажить свои настоящие желания, и на сегодняшний день он уже совсем не стесняется нарабатывать упущенное — никто больше не скрывает потребности в том же самом физическом контакте, и оба без скованности обмениваются приятными уху словами.       Каору тянется к Синдзи и оставляет поцелуй на лбу; потом целует одну щёку, другую, и, в конечном итоге, доходит до губ, аккуратно накрывая их своими и чувствуя моментальную отдачу.       Какие губы Каору? Едва тёплые и сухие, но сопровождённые нежностью и плавностью в движениях. Причём у Синдзи они горячие, мягкие, хоть и все в ранках — у него присутствовало множество вредных привычек, включая кусать губы, а время от времени раздирать их в кровь руками же.       В отличие от своего парня, Синдзи целовался местами неосторожно и даже немного грубо из-за неопытности, но он набирался всё больше опыта с каждым разом! В общем-то, Каору и Синдзи — две абсолютные противоположности, имеющие несколько общих черт. Просто так разные люди магнитом симпатии не притягиваются, как многие полагают.       Примерно через пару минут Синдзи отстраняется, восстанавливая дыхание и быстро облизнув нижнюю губу; потом, отдышавшись, намереваясь поцеловать Каору по собственной инициативе, положил руки ему на надплечье, притянув к себе так, что их кончики носа случайно соприкоснулись.       — Холодный. Замёрз, всё-таки? — Синдзи сразу отдаляется и щупает его уши, которые, к слову, были точно такими же. Руки парни какое-то время держали вместе, так что пока у Каору они ещё сохраняли более-менее приличную температуру, но уже стремительно остывали, так как Синдзи отпустил их, когда менял положение. — Почему ты отказался надеть мой свитер? У меня-то кофта сверху, а ты в одной футболке.       — Ну, я, вообще-то, — Каору, раздосадованный тем, что Синдзи не смог его поцеловать, отворачивается и начинает агрессивно растирать ладони, изо всех сил стараясь согреться, мол, не надо меня ругать, я сейчас всё исправлю, — уже хотел тебя попросить…       С упрёком глянув на него, Синдзи встаёт с кровати, захлопывает окно, до того стоявшее на проветривании, заглушая шум второй день не прекращающегося дождя, и шагает к шкафу; открывает его, скрипнув дверкой, копошится там немного под интересующимся взглядом Каору и достаёт тёмно-зелёный свитер, о котором шла речь, а также серые шерстяные носки.       — Надевай.       — Не стоит, я так согреюсь.       — Тогда я насильно тебя одену, — отвечает Синдзи тоном, не терпящим возражений, и идёт прямо на Каору, пытаясь запугать не только словами, но и видом. В одной руке у него сложенные в клубок носки, в другой свитер, как оружие.       — Ладно-ладно, но только я сам! — сдаётся Каору и вынужденно берёт предложенные вещи.       — Как скажешь.       Каору натягивает их на себя под пристальным наблюдением Синдзи.       И как только всё, что нужно, было на Каору, Синдзи довольно улыбнулся, подобно родителям, чей ребёнок получил хорошую оценку в школе за какую-нибудь контрольную.       — Пойдём на кухню, я тебе чай сделаю. Тогда ты точно согреешься и больше не замёрзнешь.       Выбора нет, да и Каору не против, так что он простодушно кивает и, потянувшись под градом пробежавшихся по телу мурашек от обволакивающего холода, встаёт и шагает вслед за Синдзи.       Один момент, и Каору смотрит на включающего кухонную подсветку Икари, чтобы свет позволял что-то различить, но при этом не резал глаза; как он щёлкает выключателем от чайника и кидает листья в другой, в тот, что для заваривания.       Приятно видеть, как любимый человек хлопочет для тебя. Каору мешать ему не хочет, просто разглядывает, сидя на небольшом диване за столом — довольно привычное занятие, особенно, когда объектом этих самых разглядываний является Синдзи.

Просто Синдзи очень красивый. Нагиса в этом никогда не сомневался.

      Пока вода закипает, Синдзи легко приземляется рядом с Каору в ожидании. Последний, в свою очередь, не упускает возможности прилечь на чужие колени хотя бы на несколько минут (он никогда не отказывал себе в этом удовольствии). Синдзи хочет что-то сказать — наверное, что он сейчас встанет уже, ведь чайник практически вскипел — но только открывает рот, как вздрагивает, коротко вскрикнув.       Эта белобрысая подлюка, щурясь с самой что ни на есть глупой ухмылкой, засунула свои уже ледяные руки под кофту Синдзи, обхватив его торс и не думая их убирать.       — Дурак! Они же… — Синдзи прыснул, едва сдерживая смех, дабы казаться серьёзнее. Надо же ведь показать Каору, какой он плохой.       Вообще, было уже не так холодно, как в первые секунды. Успел привыкнуть.       — А ты думал, зачем я к тебе под одежду лезу? — «белобрысая подлюка» поднимает брови, нагло охватывая ладонями бóльшую часть территории, но не смея продвигаться выше.       Синдзи цокает, покрывшись лёгким румянцем.       — Потерпи чуть-чуть, скоро всё будет.       Чайник, выключаясь, издаёт характерный щелчок, оповещая, что пора бы уже дать Каору по-нормальному согреться. Синдзи хлопает своего парня по плечу, чтобы тот поднялся и освободил его от морозных оков (которые, кстати, стали не такими морозными), затем встаёт и, не бросая былого усердия, наливает сначала заварку, следом кипяток, дует немножко, после чего уже протягивает кружку Нагисе, начиная делать то же и себе.       «Ну очаровашка же» — невольно думает Каору, взяв чай.       Секунд двадцать он просто сидел над этим несчастным чаем, в блаженстве обхватив горячую кружку и наклонившись над ней, грея и руки, и лицо, заодно рассматривая себя в отражении. Соизволил отпить только когда рядом с ним снова появился Синдзи с царившей усмешкой на губах, держа вторую кружку.       Ещё несколько минут они провели молча, постепенно выпивая каждый свой напиток.       — Теперь всё хорошо? — интересуется Синдзи, проверяюще взяв Каору за кисть и прикоснувшись губами к потеплевшим пальцам, удостоверяясь и возвращая обратно. — Только смотри, не заболей мне, — грозится с постиронией.       — Всё хорошо, — эхом отзывается Каору, — не заболею, обещаю, — мимолётно целует Синдзи в уголок губ. — Спасибо.       И видит, как на лице Икари расцветает чувство гордости. Не сдержав самодовольной улыбки, Каору совершает последний глоток и с небольшим грохотом ставит опустевшую кружку на стол.       — Пойдём?       — Ага, только нужно помыть всё и свет выключить, — лениво говорит Синдзи. — Моё нелюбимое.       — Ерунда, — Каору, будучи под приливом бодрости, встаёт, подходит к раковине, берёт обе ёмкости и включает воду, принимаясь за них. — Это быстро.       Слышатся тихие шаги, и вот, Синдзи уже стоит позади трудящегося на общее благо Каору, упокоив руки на его талии и уткнувшись носом в шею, как бы невербально благодаря.       Каору обожает обниматься с Синдзи, Каору обожает постоянно тыкаться в Синдзи, Каору любит ещё очень много всего делать с Синдзи, но Каору сходит с ума, когда Синдзи делает так — это единственное его слабое место.       И Синдзи это знает.       С прерывистыми вздохами закончив свою работу, Каору закрывает кран, судорожно выискивая варианты, как и чем занять свой разум, чтобы случайно не покраснеть от навязчиво подступавшего к лицу смущения. Внезапно к нему приходит что-то вроде прозрения, и он, словно опомнившись, ждёт ещё немного, чтобы дать себе успокоиться, а потом резко поворачивается к Икари.       — Я вспомнил, что ты хотел меня поцеловать. Так что давай.       Синдзи в недоумении вскинул брови.       — Прямо здесь обязательно? Мы можем хотя бы в комнату пойти.       — Нет, здесь, я хочу так, — упрямо-капризно.       Обречённо выдохнув, Синдзи переместил ладонь на щёку Каору и медленно опустил её, доходя до подбородка и притягивая Нагису за него. Каору был чуть выше, потому для удобства Синдзи слегка поднялся на цыпочках.       Честно говоря, он и сам хотел закончить начатое, но не тут. Хотя ладно уже; как есть, так есть — Каору же заставил попросил.       Синдзи сокращает оставшееся расстояние и прижимается собственными губами к Каору, стараясь брать пример с последнего и провести всё как можно более аккуратно, нежно и успокаивающе по возможности. Каору понимает это и чувствует, как в груди начинает что-то неумолимо трепетать, точно бабочки порхать начали.       Синдзи изначально так же старался над каждым поцелуем, но Каору сам уговорил его так не напрягаться, ибо это всё, конечно, замечательно, но здесь главное, по его мнению, — раскованность и комфорт, а всё остальное придёт с опытом. По большей степени он оказался прав, потому что теперь Синдзи, конечно, продолжал стараться, но не тянулся постоянно сделать всё идеально, зная, что его примут любым; оттого появлялась раскрепощённость и уже последующая за ней уверенность.       Дождь давно прекратился, но заметно это стало только тогда, когда тучи разошлись, и злосчастный полумрак обессиленно отступил, оставляя вместо себя мелькающие лучики света; парочка из них на секунды две попала прямо на часть лица Синдзи, ибо окно находилось сбоку от парней, заставив того зажмуриться.       Весной, в особенности в Питере, день увеличивается, поэтому сейчас, по сути, так темно не должно быть, но из-за нашедших облаков одна из основных весенних прелестей исчезла.       Наконец, с удовлетворённым видом, присущим ребёнку, получившему обещанную шоколадку от родителей, Каору первый разрывает поцелуй и с полуприкрытыми глазами смотрит на Синдзи, не проронив ни слова и нащупывая выключатель от подсветки. Просто потому что ему срочно нужно было начать делать что-нибудь — что угодно.       В итоге, Синдзи с опять выступившем румянцем, не прекращая зрительного контакта, как хозяин квартиры, находит дурацкий выключатель первым, нажимая на него и погружая комнату в былую темноту, но уже с лёгкими, бойко пробивающимися через неё просветами.       — Ну как, доволен? Тогда пойдём ко мне.       — Да, но мы обязательно продолжим.       — Без проблем.