Лаборантка

Левина Дана Евгеньевна. Молоденькая студентка с необычным именем, но без претенциозной властной хватки, как у Алёны. Ответственная. Хорошо образованная, скромная… Подходящая. Часы в моей комнате сломались, поэтому я наблюдал из темноты, лежа поверх одеяла, как тревожно секундная стрелка вздрагивает, пытаясь сорваться к двенадцати. Последние несколько дней мы с Максимом были как на иголках. Он сильно нервничал, начал значительно больше принимать и молчаливо ходить за ней, смущать, выглядывая, какой посудой пользуется Дана. До конца мы ещё не определились, как будем выходить из ситуации в случае чего, поэтому перестраховывались по поводу и без. Всё стекло во второй лаборатории перешло под ответственность новенькой лаборантки. Теперь оно было маркировано и начищалось только ее ловкими изящными ручками, мы же к нему и пальцем не притрагивались. Методику девушка изучила от корки до корки, и это не могло не пугать: я хоть и пытался подобрать для нашего паникера Максима Игоревича подходящие вразумительные слова, но, когда Дана постучалась в мой кабинет с исписанным дрожащим листочком и заискивающе спросила, для чего мы добавляем в качестве катализатора кислоту вместо скелетного никеля, я едва смог проявить хладнокровие. Ну и пытливый же ум оказался у девушки... В тот момент - кто бы успокоил меня. Судя по всему, она провела за книгами не одну ночь: Алёна Борисовна нам подсобила. Я тогда слегка выдохнул и спокойно объяснил Дане, что на самом деле синтез приведёт к получению смеси изомеров, образующихся в присутствии ионов водорода. Но в реакции был указан только один — который в ходе перегонки будет кипеть при определенной температуре и окажется в колбе. Его нужно будет хорошо очистить. И прежде, чем понятливо кивнуть и уйти, девушка с несколько минут продолжала сидеть за приемным столом, доводя меня до поразительного разрастающегося исступления. Ей удалось пошатнуть мою невозмутимость. И хоть смотреть на смущающуюся черноволосую красавицу Дану было забавно, каждый раз, когда она копалась в грязи, разлитой на её пути к карьере превосходного химика, вынуждала меня задуматься. Она могла бы достигнуть многого, умея задавать минимум вопросов… Я скрестил руки на столе, пытаясь проследить за ходом её мысли. Стоит ли позволять девушке углубляться в подробности или, пока ещё не поздно, пригласить менее начитанного студента?.. Хватит ли Дане знаний, чтобы разгадать прибыльный ребус, над которым опытный Максим ломал голову год... Но сидя с ней за одним столом, я почему-то пришел к выводу, что она способна подобраться слишком близко для того, чтобы обречь себя ходить кругами. Я не побоялся тогда оперировать реальными химическими свойствами и описывать механизм процесса как есть, потому что хуже было сказать глупость и быть на ней пойманным. Спустя один день Дана посетила занятия в университете, а после навестила меня с ещё более интересным вопросом: "Стоит ли использовать второй компонент в такой высокой концентрации?" Я подумал, что её дотошному предчувствию позавидовала бы любая собака-ищейка и даже подметил, что это делает лаборантку ещё более заманчивым и лакомым десертом в моих глазах. Скромнице было к лицу подозревать, неуверенно прятать блестящий взгляд за вздрагивающими густыми ресницами. Информации по теме было катастрофически мало, но Дана словно знала, где нужно искать, и не без волнения пришла предупредить, что прочитала о токсических свойствах возможных продуктов синтеза. Наверняка она не могла знать с чем будет работать до сих пор... Но отыскала среди тысяч страниц именно ту, на которой мы сами задерживались не раз. И тогда уже мне пришлось с ней согласиться. Я сказал девушке, что она права, и позволил снизить концентрацию вдвое. Дана была в восторге от этой затеи и, кажется, усмирила подозрения, а мы с Максимом, как бы нам этого не хотелось, связали себя ещё одним маленьким враньем, незаметно поменяв этикетки на банках. Сегодняшним ранним утром лаборантка поставила дебютный синтез, к вечеру занялась очисткой, сушкой, и на выходе получила около десяти миллилитров чарующе пахнущей жидкости. По рассказам Максима это должно быть нечто пряное, травянистое, с насыщенной сладостью и кислинкой, словно от лимонного эфирного масла. Запах, непохожий на что-то определенное, но похожий сразу на многие оттенки и вызывающий дикое желание вдыхать его, пока голова не начнет приятно тяжелеть, а язык — плести несусветную чушь. Во рту играла сахарная сладость, веки опускались сами. К моему мерзкому сожалению, в этих симптомах я и застал Дану прилегшей на стол. К историям Максима о крышесносных приходах я относился равнодушно, но не мог терпеть, когда он догонялся на работе. Наверное, дело было в том, что лучший друг представал передо мной в виде бесформенной размазни, далекой от образа здорового человека, и это было гораздо убедительнее любых рассказов о его приключениях. Я смеялся, хохотал вместе с ним, но когда уличал вживую, в груди что-то болезненно и гулко сдавливало. Новый проект позволил ему делать это как бы легально, в моем присутствии, и я не хотел принимать роль воспитателя, бубнить бесполезные предостережения… Я увидел лишь, что его желание расслабиться зашло слишком далеко. Затем узнал о долгах и стал жалеть — хотя до последнего считал, что мне сопереживание чуждо. Но даже эту странную гадость перебила презрительная досада при виде невменяемой лаборантки. Я закрыл колбу пробкой, воздержавшись от того, чтобы оценить результат, открыл настежь окна и укрыл девушку её верхней одеждой, чтобы хоть как-то облегчить муки обострившейся совести. Алёна и Максим уехали домой, а я ещё несколько часов напряженно ждал в кабинете, когда она очнётся. В девятом часу со стеклянными глазами девушка раскрыла дверь, чуть напугав меня, и сказала, что почему-то заснула, но уже собирается домой. Напрочь отказавшись от моего предложения подвезти её, Дана заказала такси, а мне ничего не осталось, как ехать в полном одиночестве. Нет, я по-прежнему не жалел, что мы всё это заварили. Физически и документально мы имели мало отношения к тому, что делаем, и в нужный момент могли притвориться, что занимались разработкой отдушек, а любые совпадения случайны. На кону были огромные суммы. Существовал ещё самый крайний аварийный план, думать о котором все эти дни я сопротивлялся, но, как бы грустно это не было, у нас была Дана, выполняющая всю грязную работу... И вот уже как три часа я лежал в кровати не сомкнув напряженных глаз — "не сожалея" и "ничуть не задумываясь о последствиях". Было трудно совладать с нагнетающим предчувствием того, что после нашей авантюры нуждаться в лечении будет не один Максим... На её месте мог быть какой-то крепкий здоровый парнишка: мы бы поулыбались, пока он лежал мордой в стол, получили бы с его помощью необходимые объемы для партии и распрощались. Но всё же, она была девушкой... Странно об этом думать, но — чьей-то дочерью... Обезличенный блекло-зеленый взгляд и зачарованные бредом пухлые губы произвели на меня тяжкое впечатление. Я узнал, что такое бессонница чуть ли не впервые в жизни. Всё пялился в телефон, ища внутри светящегося экрана утешение от гигантских скверных мыслей. На меня накатывали поочередно все самые безобразные опасения, казавшиеся в темноте неодолимым злом, пока вдруг мобильник надрывно не завибрировал в моих руках. Час ночи... На секунду я опешил при виде знакомого имени и медленно приподнялся с холодной кровати. Сообщение было от лаборантки. Но уведомление тут же пропало. Недоуменно рассматривая точку, где только что тянулся исчезнувший объемный текст, в который я не успел даже вчитаться, я ощутил, как меня заколотило от тревожного недоброго любопытства. Там было что-то про пальто и лабораторию, поэтому первое, что проскользнуло в моей смятенной голове, что Дана спрашивала про сегодняшний вечер. И это было плохо для нашего дела... Я засуетился. Решил перезвонить девушке и разузнать, о чём она хотела поделиться, почему передумала, но сам стал колебаться, всматриваясь в числа её номера телефона. Если сейчас услышу подозрения в трубку, смогу ли я их отвести?.. И пока я придумывал правдоподобную речь, в чёрной тихой спальне раздался звонок. Дана сама мне перезванивала. Это выглядело странно, и я взволновался не на шутку. Словно озяб изнутри от ночного холода. Что если у неё не всё в порядке после сегодняшнего синтеза... Я тут же принял звонок, а когда поднёс телефон к уху, отмахиваясь от ужасных догадок, перебивающих одну другую, услышал короткий скомканный звук и понял, что звонок сброшен. — Что происходит... Угнетающая шипящая тишина насела мне на голову и сдавленную тревогой грудь. Я и без того потратил вечер на самосуд, пытаясь придушить навязчивую мораль, но ночные звонки и сообщения от подчиненных не могли означать добрый или случайный знак... От неё?.. Я понял, что у Даны что-то случилось, и к этому мы имели непосредственное отношение. Скинув на пол домашнюю одежду, я снял со спинки стула брюки и принялся собираться, до конца ещё не понимая, куда. Зачем-то глянул на настенные часы, по-прежнему отчаянно бьющиеся на одном месте. Кинул дозвон, но теперь её телефон был отключен. Гнусное пиликанье я встретил со злобным недовольством и, когда потянулся за рубашкой, вдруг замер, обернувшись в строну коридора. Кто-то позвонил в дверь...