Лаборантка

Меня ждали обезображенные разочарованием выходные и учебные будни. После субботнего фиаско в лаборатории, которую я с содроганием покидала под разъяренные крики "пошла вон" к исключительным мыслям о коварном Антоне присоединился панический стыд. Необъяснимое чувство того, что я жёстко ошиблась, травило и изводило меня, отняв аппетит и желание выходить на улицу. Не знаю, почему курила в университете Ирина Андреевна, а угрызения испытывала я... С чего вообще я взяла, что могу обратиться к женщине с вопросом, что она станет уделять время "бездарной девице"... Эта затея теперь выглядела так глупо, бесполезно. Толку никакого, зато сделалось ещё более омерзительно. Маленькие злые глазки зрительно избивали меня за этот неожиданный визит — научрук имела власть над деканатом, удовлетворяла собственные прихоти. На кафедре всё имело свой собственный порядок, и соваться в него было равносильно остаться без диплома. Значит, показалось. Ирина Андреевна страдала лишь о том, как бы побольше отчислить студентов. Как бы посильнее напиться молодой крови... В женщине не было ничего человечного, а моё желание разглядеть в её показательном выступлении на лекции подозрительную горечь смехотворно. Я готовила на складе чистое стекло под свежие реактивы, разложила воронки на раскладном столике, пока за стенкой уже разогревалась плитка для синтеза. Просроченные жидкости отправлялись в слив, грязные бутыли — на мойку. Приводила в порядок директорские запасы, к которым меня любезно допустили утром, и много думала о том, как быстро всё изменилось. Влюблённость переросла поверхностные чувства, укоренилась в непослушном сердце, а затем сжала его до пронзительного треска в течение какого-то месяца. Я продолжала работать на мужчину-сердцееда, нажила проблем из-за пропусков в университете, сунула нос к Ирине Андреевне, пообещавшей отчислить меня при любой удачной возможности. Напугала и обидела Соню — порой казалось, что зазря. В течение нескольких дней, что я провела вне работы, домашние стены верно хранили моё одиночество, а наша переписка ощутимо неловко замерла. Улица Садовая 37. А квартира вроде 24? Правильно помню? Стараясь не запятнать белые листы, я перевернула одним запястьем прохрустевшую от убористых записей страницу тетради и накрыла ею телефон. Я здесь высчитывала концентрации и выписывала интересные вещи с того самого дня, как Максим Игоревич подарил мне свою старую тетрадь. Многие реагенты приходили уже чистом, готовом для использования виде, некоторые приходилось разбавлять или даже готовить самой. Я натянула перчатки потуже и приготовила опустевшую стеклянную бутылку под этанол, который расходовался в лаборатории быстрее растворимого кофе, затем потянулась за воронкой, как раздался осторожный стук. Гадая, кто может так учтиво навестить меня на складе, я недоуменно промолчала в ожидании, когда дверь откроется. Как выяснилось за это время, ни Алёна, ни Максим не обладали чувством такта, а любой жест директора происходил, как неожиданная, бешенная волна самоуверенности, окатывающая тело знойным щекотливым волнением. Если бы это оказался он, меня в ту же секунду пробрало бы от необъяснимого страха — после того злополучного утра в его кабинете мы больше не виделись. И мне было проще думать, что в лаборатории сегодня гости... — Здравствуйте, — на секунду я и правда обманулась желанным образом. Не узнала его... — Дана Евгеньевна... Мужчина какое-то время стоял за порогом, серьёзно рассматривая меня. Уловив знакомый, порядком помрачневший взгляд голубых глаз, свой я перевела на уже подрагивающую руку, опускающую бутыль обратно на стол. — Нам нужно поговорить, — Антон с небрежной однодневной щетиной, в расстегнутом пальто медленно притянул дверь за ручку. Замок тихо защелкнулся. Мы остались вдвоем в оглушительной тишине. Наблюдая за выражением его выразительного, исказившегося строгостью лица, я мучительно откашлялась. У нас двоих было четыре дня на подумать до этой встречи... И мне показалось, что я догадалась, о чём размышлял он. Антон Владимирович собирался меня уволить... От этой мысли я с дрожью вздохнула и шумно сглотнула слюну. Пускай, директор оказался подлецом, но я будто и не была готова расставаться так быстро... Антон продолжать молчать и доводить меня до остервенелого беспокойства — прошло не мало времени прежде, чем я, совсем не контролируя участившееся холодное дыхание, разглядела среди его напускной суровости намек на мягкое, искреннее раскаяние и удивлённо раскрыла рот. — Извините меня, — Антон Владимирович стоял у самого входа тесного склада, словно боясь подступиться ближе. Моё сердце принялось истошно биться в такт ошарашено замельтешившим мыслям. — Я не хотел вас обидеть. Если решите уйти, то я пойму. Вот ваша зарплата за месяц… Директор без излишней вальяжности достал из кармана пачку купюр и сдержанно протянул мне. Не в силах подавлять клокочущее в груди волнение, я почувствовала, как подбородок дрогнул прямо на глазах Антона Владимировича. Я приподнялась со стула, по привычке расправив складки халата, и опустила взгляд в пол, чтобы не расплакаться. Происходящее было настолько непредсказуемым, страшным… Ещё не придумав, как ответить, я оторопело рассматривала исколотый женскими шпильками линолеум: вдруг я прощу мужчину от самого сердца и снова продолжу мысленно зарекаться о нем… — Не бойтесь, Дана Евгеньевна, больше я вас и пальцем не трону… — Антон порывисто шагнул ближе, положив на стол деньги. Я опешила, болезненно, торопливо соглашаясь кивками с его решением: это прозвучало и правильно, и одновременно насильственно. Больше и пальцем не трону... Пока я потеряно размышляла над новыми рабочими условиями, мужчина строго смотрел в самую глубину моих глаз, и, в следующее мгновение, когда я повела головой, она бесконтрольно закружилась. Дотянувшись одними пальцами до столешницы, я придержалась за край. Глаза Антона вдруг слегка удивлённо распахнулись, он с сожалением закусил нижнюю губу, долго не решаясь что-то добавить... Но всё же сказал. — Не трону, если вы сами этого не попросите. Он облегченно выдохнул, заметно беспокоясь о формулировках. Теперь, похоже, все сказанное его устраивало и ни чуть не смущало… А мой гулкий сердечный ритм, раздающийся в ушах, пропустил один недостающий удар. Я, обиженная до безнадежности, наслышанная о всевозможных похождениях бабников и сердечных страданиях их бедных избранниц, была готова в эту же самую секунду попросить, лишь бы почувствовать его тепло на своей коже... Но вместо этого нескромно подняла взгляд, изучая мужское переменившееся лицо. Густые брови сосредоточенно хмурились, а из-за лёгкой щетины миловидные черты выглядели немного грубее. У меня не осталось обиды. — Хорошо, Антон… Владимирович, — я тяжко вздохнула, подмечая, что директор перешёл со мной на холодное опасливое «вы», и вовремя ответила ему тем же. — Я думала, что вы меня увольняете… Мужчина зло насупился. — За что?.. Вы хороший сотрудник, с обязанностями замечательно справляетесь. И нравитесь мне… Я не могу вас уволить, но если вы готовы сами уйти… — чуть отшатнувшись и прибрав со лба пряди русых волос, Антон выжидающе и сурово наблюдал за моей реакцией. Меня от его откровенности пробил жар, и колени неловко задрожали. Директор пожирал меня поцелуями тогда в кабинете - конечно, я ему нравилась... Но услышать это в лоб было, мягко говоря, необычно. — И вы действительно отпустите? — я и сама схватилась за горячую голову, пытаясь дышать размеренно. Зачем-то важным я вам понадобилась, Антон Владимирович… Только понять не могу, зачем конкретно… Директор скупо ухмыльнулся: дежурная улыбка его больше походила вымученную жалостливую насмешку, с какой одерживают оглушительное поражение. Он понуро пожал плечами и остановился жгучим взглядом на долгих несколько минут на моем горящем лице. — Отпущу. Поволока его светлых честных глаз подчинила себе всё моё обострённое внимание. Антон Владимирович стал не похож на самого себя: ни капли заигрывания и даже мужского хладнокровия не осталось на его слегка замученном лице. Только искреннее сожаление и слабо уловимая надежда прекратить этот разговор. Мне тут же стало стыдно, что я вынуждаю директора демонстрировать излишнюю откровенность, ведь он и так уже извинился. — Ладно, давайте забудем эту ситуацию. Мне нравится с вами работать, я не уйду, — боясь заглянуть в его глаза после этого неловкого признания, я всё же скользнула взглядом по дрогнувшему лёгкой ухмылкой лицу и не удержала улыбки в ответ. Было трудно не показать, что я счастлива его поступку: извинения подействовали на уродливые, жирные пятна разочарования, словно подходящий растворитель. — Хорошо, Дана Евгеньевна, — мужчина довольно кивнул и на мгновение растерянно замер. Наверное, будучи умелым обольстителем, директор продолжил бы непринужденный щекотливый разговор, но теперь он подчёркнуто уважительно и осторожно выражался в мой адрес, а сейчас и вовсе собирался уйти. Молча развернувшись, Антон медленно шагнул к выходу, но я, ища, о чём бы заговорить, опустила тяжелый взгляд на толстую пачку купюр и громко усмехнулась. В солнечном сплетении болезненно, жалобно заныло - я не хотела его отпускать так быстро. — Зарплату в рублях выплачиваете, а когда рекламировали мою вакансию, называли доллары... Антон остановился и медленно обернулся. Наконец, его непривычно холодное, испытующее выражение лица переменилось. — Хотел вас впечатлить, — директор тепло улыбнулся одними лишь уголками искусанных губ. — Вдруг вы бы отказались… — Хотели заманить меня деньгами?.. — едва не переживая очередное разочарование, я чуть изумленно приподняла брови. Честно говоря, я до последнего не верила, что обещанная сумма окажется в моих руках, но внушительная толщина пачки демонстрировала обратное. — Я просто не знал, какая вы правильная, — этот ласковый и одновременно недовольный комплимент быстро привёл нас обоих в тупик разговора. Антон спал с другой, но это не имело теперь никакого значения, потому что я пялилась на его ухмыляющиеся приоткрытые губы и не могла совладать с собой. Кажется, я готова была смириться с его легкомыслием. Не знаю, о чём он думал в этот момент, но уходить со склада у него тоже не было желания. — Наверное, не совсем подходящий момент, — директор снял пальто и прошёл вглубь тесной каморки, по-свойски заглядывая в раскрытые бутыли, а затем остановился около меня, облокотившись о стеллаж. — Хроматограмма показала хорошие результаты. Максим хочет попробовать составить отдушку на основе тимола. Но это так, баловство по сравнению с объемом, который у нас заказали партнёры... — Ого, — с удивлением встречая невзначай преподнесенные новости, я заинтригованно ждала своё задание. — Ну... И какой же объем? — Нам нужно получить пять литров, — умиротворенный шёпот Антона Владимировича вынудил меня вздрогнуть. Это было непомерно много. Наблюдая за смиренным спокойствием директора, я стала тревожно прикидывать, за какой срок смогу получить пять литров с моим рабочим графиком... — Сможете ставить два синтеза одновременно? — Антон задумчиво погладил свой подбородок. — И посуда вам позволит увеличить соотношение реактивов вдвое? — Да, наверное... — неуверенно перебирая край рабочего халата, я встала из-за стола, стянула перчатки и придвинула свою тетрадь. Вроде бы, ничего сложного: всё, как и прежде, только в двойном экземпляре и без флирта с руководством. — Что это у вас, Дана Евгеньевна? — засуетившись, склонившись над записями и ничуть не нарушая моё личное пространство, Антон нетерпеливо утащил тетрадь на свой край стола и принялся шумно перелистывать. С каждой страницей лицо мужчины всё больше озадачено вытягивалось, пока он не хохотнул. — Вы что, решили всю подноготную на нас собрать? Директор уже вовсю мило и обезоруживающе улыбался, пока я пыталась сформулировать ответ на его нескромный интерес. Я, конечно же, заметила, что получила зарплату наличными, не подписала трудовой договор, и лаборатория находилась под тремя замками в заброшенном здании — не заметить было трудно. Но мне и не приходило в голову, что за собой стоит сжигать все расчёты. — Да я всего лишь выписываю интересные моменты из книг и лекций. Фиксирую, чем занималась на работе, чтобы помногу раз не переспрашивать у Максима Игоревича. Иногда, ваш друг пугает меня... Поэтому, я готова прибегнуть к конспектам. Мне не стоит так делать? — чуть взволновавшись и ища оправдания, я столкнулась со спокойным, гипнотическим взглядом бледно-голубых глаз. — Нет, делайте так, как вам удобно. Может, поэтому вы и есть такая способная, — Антон Владимирович решительно захлопнул тетрадь, уложив сверху широкую ладонь, и пристально меня осмотрел. Если продолжать сорить комплиментами было его коварным планом, то он был безупречен. Только я всё равно беспрестанно думала о прикосновениях, поцелуях Антона, даже ещё сильнее, чем когда мы обращались друг к другу "на ты". Директор устало вздохнул и хотел было что-то сказать напоследок, но я так долго и заворожено следила за его губами, что какой-то секундой позже нашла себя у его приоткрывшегося дрогнувшего рта.