Мир, который уже спасен. Часть 2. Третья тетрадь.

      Брандспойт рвался из рук, подобно заарканенной дикой лошади. Тугая струя ледяной соленой воды хлестала с такой силой, кто ничем не закрепленные ящики медленно, но верно ползли к борту. Это было даже лучше, чем просто полить их святой водой — пусть покоятся на дне моря, унеся с собой еще одно злодеяние Ордена. Только вот силы стремительно утекали — заканчивалось действие стимулятора. Мокрая рубашка липла к телу, пальцы занемели от холода и уже почти не слушались, мышцы рук предательски дрожали.       -Боже, помоги, прошу! Я должен справиться, иначе пострадает очень много людей!       Говорить было трудно, казалось, губы онемели и примерзали друг к другу. Если бы только можно было бросить этот шланг, но нет — напор воды слишком сильный, и, бесконтрольный, тот начнет метаться по палубе, поливая все подряд, и, главное, не даст выключить воду — вентиль проворачивался с большим трудом, и сейчас, да еще и под струей ледяной воды, на это просто не хватит сил. Но, видимо, бросить шланг все же придется, потому что пальцы уже разжимаются сами собой... Господи, помоги!       Внезапно пожарный рукав стал невероятно легким и послушным — еще одна пара сильных рук схватилась за него рядом с онемевшими пальцами Макса.       -Я так и знал, что тебя нельзя оставлять одного надолго.       -Определенно нельзя, — голос прозвучал хрипло, но на посеревшем от холода и усталости лице расцвела счастливая улыбка.       Вместе они смогли сбросить в море большую часть ящиков, а те, что уперлись в борт, после того, как вентиль совместным усилиями все-таки был закручен, выбросили за борт вручную. Только из последнего ящика Макс достал одну ампулу, пояснив, что необходимо провести анализ и удостовериться, что их усилия не были напрасны. И лишь после этого Макс тяжело схватился за борт, силясь устоять на ногах и тяжело дыша. Он был мокрым с ног до головы и крупно дрожал от холода. Нужно было срочно его во что-то одеть, но кроме собственной куртки у Германа ничего не было. Что бы он не думал об этом человеке, как бы не относился к его тайнам, нельзя было позволить ему простудиться насмерть.       Едва не сломав молнию, Герман сорвал с себя куртку (она была не очень-то теплая, осенняя) и набросил на Макса. Тот рефлекторно запахнул ее полы и даже попытался натянуть воротник до подбородка, но тут же нахмурился:       -Ты простудишься.       -Ну, значит, будем кашлять дуэтом, — беззлобно усмехнулся Герман, — все веселее. Если выживем, конечно.       Он тоже облокотился о борт, давая себе небольшую передышку. Макс улыбнулся, а потом тревожно на него посмотрел:       -Я слышал выстрелы.       Герман кивнул и вкратце поведал о том, что произошло на носу.       -Так что выходов у нас всего два и оба никуда не годятся: сдаться или погибнуть.       Однако Макса рассказ не испугал, а скорее озадачил.       -Я в толк не возьму, кто отдал приказ о нашей поимке, если вся верхушка Ордена покинула этот мир? О нашем уходе никто не знал, да и не до нас им было из-за подземных толчков.       Герман отругал себя за то, что этот вопрос не пришел в голову ему самому. А ведь верно. Кто, кроме тех, кого на его глазах засосало во временную воронку, вообще имеет полномочия в Ордене отдавать какие бы то ни было приказания, да еще и мобилизовать целый вооруженный отряд? А еще мелькнула предательская мысль, что сейчас они с Максом имеют возможность уйти с этого корабля целыми и невредимыми, просто прыгнув за борт. Конечно, зимняя вода ледяная и долго они не продержатся, но даже в этом случае шансов на спасение будет больше, чем есть сейчас. И тут же покраснел от стыда за это малодушие — даже жарко стало, несмотря на пронизывающий ледяной ветер.       Хорошо еще, что в сумерках вряд ли это было заметно.       -Значит, будем молиться, — вдруг сказал Макс.       -Чего? — закашлялся от неожиданности Герман.       -У нас есть еще один выход — молиться, — повторил тот, — и, если Богу будет угодно, Он найдет способ помочь нам. «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим...»*       -Как у тебя все просто, — проворчал Герман, — ладно, пошли к ребятам.       -Вот именно, просто, — кивнул Макс, следуя за ним, еще плотнее запахивая на себе куртку.       Оказалось, что ситуация на носу за время отсутствия Германа резко изменилась. Все четверо стояли, прижавшись спинами к борту со стороны моря, а боевики держали их на мушке. Макс вышел первым, и несколько дул сразу уставили на него, а затем и на Германа.       -Не стрелять! — рявкнул командир группы захвата. Он был ранен — по виску стекала кровь — но держался на ногах твердо, — мы сможем взять их живыми. Христофор, Варвара, Руслан и Альбен смотрели на обоих с одинаковым вопросом в глазах. Макс в ответ с улыбкой кивнул, а Герман даже показал большой палец — все, мол, получилось.       -У вас еще есть шанс спастись, — голос командира внезапно из командного стал мягким и каким-то гипнотизирующим, — вы можете здесь и сейчас присягнуть на верность Ордену, и, даю слово, ваши жизни будут вне опасности. Вас в целости и сохранности доставят на берег и окажут необходимую медицинскую помощь, после чего оставят в покое.       -А если мы откажемся? — пристально глянул на него Руслан.       -Тогда вашими телами с удовольствием поужинают крабы. Конечно, можно было сейчас сделать так, как требовал командир — в конце концов, вирус уничтожен (даже если не сработал план Макса, контейнеры с вирусом теперь покоятся на морском дне, а глубина тут немаленькая), и все останутся живы, а потом придумают, как выкрутиться. Пожалуй, это было самым логичным поступком сейчас. Но что-то в душе Германа восставало против такого решения, точно этим он бы перечеркнул попытки искупить вину за отданные Ордену тетради и просто все то хорошее, что было в его жизни с тех пор, как он приехал в белый город у моря. Перечеркнет главное, что он обрел тут — дружбу. Сейчас, только сейчас, он понял, что те, кто стоят у борта рядом с ним, действительно друзья. Ведь все они не задумываясь рискуют ради него своими жизнями, хотя сами-то не имеют к Ордену никакого отношения. Руслан мог бы сейчас преспокойно копаться в своим культурном слое, писать диссертацию и растить сына, Христофор вырезать аппендиксы в областной больнице, а Варвара устроилась бы в службу охраны какой-нибудь фирмы, вышла замуж… Последняя мысль почему-то больно кольнула куда-то в солнечное сплетение.       -Йося, мне кажется, нас самым пошлым образом хотят купить, — вдруг нарушил молчание возмущенный голос профессора Блума, — но мы ведь с тобой ни за что не вернемся туда, где совершенно не ценят наши исследования и считают рядовыми ремесленниками от биологии, правда?       -Мы отказываемся, — после паузы высказалась за всех Варвара.       Герману внезапно стало очень легко и как-то даже весело от осознания одного простого факта: он не один. Нет больше «я и они», а есть «мы». Есть напоминающий острый кинжал в бархатных ножнах Христофор. Есть немногословный, но честный и благородный Руслан, в чьих жилах течет кровь древнего народа и с которым так хорошо обмениваться колкостями. Есть наивный, открытый и бесконечно добрый Женька. Есть Макс — появившийся из зеркала человек-загадка, приговоренный из его видений, который одновременно и страшит, и невероятно притягивает к себе. И есть Варвара, которая, наверное, все-таки не стала бы рисковать жизнью, если бы ей было совсем на него, Германа, наплевать.       От этой мысли его окатило такой теплой волной, что отступил даже зимний пронизывающий холод. И неважно, что, скорее всего, жить осталось считанные минуты, главное, что он все-таки узнал, что мечты сбываются.       Жаль только, что он сейчас совсем ничего не может сделать для друзей, хоть чем-то их отблагодарить.       Уже почти стемнело, и только несколько палубных фонарей выхватывали из густых сумерек силуэты боевиков, лица же их, скрытые балаклавами, казались одинаковыми картонными масками. Но, когда Герман взглянул в глаза командиру, его бросило в холод — глаза того мерцали в темноте двумя желтыми огоньками. Скорее всего, конечно, это была просто игра света, но выглядело подобное очень жутко. Как там Макс говорил? «Будем молиться»? Знать бы еще, как…       -Считаю до трех, — снова подал голос командир, — после этого мы открываем огонь.       Варвара в ответ только вскинула автомат, а Христофор проверил наличие патронов в обойме своего пистолета.       -Раз…       «Бог, я знаю, что мы сейчас умрем, но я просто хочу сказать Тебе спасибо за тех, кто стоит рядом...»       -Два…       «Я уже ничего не смогу для них сделать, но Ты ведь можешь, да? Пожалуйста, спаси их как-нибудь. Я не знаю, как, не могу ничего придумать сейчас, но, может, Ты придумаешь...»       Сказать «три» командир не успел, потому что со стороны моря раздалось несколько выстрелов, и разноцветные сигнальные ракеты расцветили темное небо. А с бортом, у которого стояли шестеро друзей, поравнялись белоснежные паруса. Это было насколько невероятно, что сперва Герман решил, что их все-таки уже убили, и это первые проявления загробного мира, но из-за парусов раздался отчаянный крик:       -Ребята, прыгайте! Быстрее!!!       На палубе парусной яхты, держась за стальной вант, стоял Женька. Его коса полоскала по ветру, а почему-то расстегнутая куртка хлопала, точно еще один парус. Некогда было выяснять, каким образом парнишка оказался тут, откуда взял яхту, как и ругать его за то, что самовольно покинул безопасную квартиру Макса — сейчас это был единственный путь к спасению. Вот только кто ж им даст так просто уйти. Едва они попытаются прыгнуть за борт, боевики откроют стрельбу. Те же, заметив мачту (парус стремительно убирался, чтобы яхту не отнесло ветром), уже попытались обстрелять непрошеного гостя, но Варвара первой успела выпустить автоматную очередь, заставив противников отступить. Затем раздался еще один выстрел — это Христофор предупредил попытку одного из боевиков вызвать по рации подкрепление или передать информацию о том, что их жертвы получили неожиданную подмогу. Черная коробочка рации брызнула осколками, а незадачливый радист схватился за раненую руку.       Ситуация складывалась патовая: уйти на яхту означало повернуться к боевикам спиной, то есть, верную смерть. Обе стороны держали друг друга на мушке, более того, даже количество человек сравнялось — врагов вместе с командиром было тоже шестеро. Что-то лязгнуло позади Германа, и один из боевиков нажал на курок, но с счастью, пули лишь чиркнули по палубе, высекая яркие в сгустившихся сумерках искры. Скосив глаза, он увидел, что за борт транспорта цепляется одной лапой небольшой якорь.       -Ну, вы долго там? — этот голос уже принадлежал Катерине.       -Не вздумайте высовываться! — рявкнул Герман полушепотом. И понял, что спасение оказалось призрачным — им просто не дадут уйти. Вот-вот в автомате Варвары и пистолете Христофора кончатся патроны, и тогда их возьмут тепленькими или, что вероятнее, просто расстреляют.       -Уходите! — озвучил он свою мысль, — иначе и вас перебьют! Быстро уходите!       -А вот это правильное решение, — командир боевиков, чьи глаза по-прежнему мерцали в темноте, говорил совершенно спокойно как человек, полностью уверенный в своей удаче. А затем махнул оставшимся бойцам, — убейте их.       И в этот момент в пространстве что-то сдвинулось. Корабль так отчаянно качнуло, что многие просто не устояли на ногах, и, если бы он не был пришвартован, то, наверное, транспорт отнесло бы от берега на значительное расстояние, а то и перевернуло. Но страшным было не это. Вся скала, которая отвесно спускалась тут прямо к самому причалу, начала крупно вибрировать, по ней, точно быстрые многоножки, побежали трещины, на берег и на палубу полетели камни.       -Что это?! — закричал, пригибаясь, потрясенный Герман.       -Землетрясение! — Макс тоже повысил голос, чтобы быть услышанным в грохоте камней о железную палубу, криках насмерть перепуганных боевиков, которые еще секунду назад готовы были открыть огонь на поражение, и каком-то леденящем душу гуле, исходившем, казалось, прямо из морской пучины.       -Это наш шанс! Уходим! — бросила Варвара.       Дважды повторять ей не пришлось. Первым на яхту спустился Альбен. Точнее, Йося, которого тот, свесившись с борта, протянул Женьке. Тот, ни о чем не спросив, но не без содрогания, принял банку, а потом отошел в сторону, давая профессору возможность спрыгнуть самому. За ним последовал Христофор. Руслан же замешкался — цепляться за борт одной рукой было трудно, вторая, раненая, покоилась на перевязи из бинта.       Христофор уже хотел было помочь ему, как Герман его осадил:       -Чингачгук, где ноут?       Тот замер у борта, едва держать на ногах от сильной качки, создаваемой землетрясением.       -Я спрятал его в канатах, чтобы спасти от пуль.       Герман процедил что-то матерное, а потом сказал:       -Ладно, я сейчас.       Он прикинул расстояние от борта до бухт толстых швартовов, за которыми еще недавно прятался Руслан, и погрустнел: пробежать-то следовало всего метров пятнадцать, но по пути он или столкнется с одним из боевиков, которые пытались укрыться от камнепада где только можно, или сам получит по голове обломком скалы, которая неумолимо рушилась над причалом. И в этот момент Варвара сунула ему в руки автомат.       -Стреляй, если увидишь опасность. Я за ноутом.       -Почему ты, я сам!.. — начал было Герман, но та перебила:       -У меня есть подготовка, а у тебя нет.       Слушать возражения она не стала, а просто, пригибаясь и защищая голову руками от камней, бросилась к противоположному борту.       Автомат оказался тяжелым и горячим, он остро пах железом и чем-то еще, наверное, порохом. До сей поры из оружия Герману доводилось держать в руках только пневматическое ружье в тире и один раз винтовку на чудовищной охоте на человека, участником который он был вынужден стать. Но автомат…       -Думал уйти?       Сначала стали видны две мерцающие желтым точки, а затем из темноты выступил командир боевиков с таким же автоматом. Только, в отличие от Германа, он явно умел им пользоваться.       -Что, пристрелишь меня? — с вызовом вздернул подбородок Герман, — только вот по головке тебя за это не погладят. Меня ж приказали живьем взять, или я ошибаюсь?       -Не ошибаешься, но приказ был сформулирован несколько иначе: «По возможности взять живым». Улавливаешь разницу?       Очень хотелось спросить, кто же именно отдал этот приказ, но командир вскинул оружие. Медлить было нельзя, и Герман сделал то же самое. Палец нашел курок… Два щелчка были слышны, даже несмотря на грохот камней — в обоих автоматах закончились патроны, и Герман едва на рухнул на палубу от облегчения: жизнь (или Бог, Которому молятся Макс и Женька?) дает ему шанс. Однако расслабляться было еще рано — тяжелый автомат с пустым магазином годился для другого, того, что у Германа получалось гораздо лучше. И он с размаху врезал прикладом не ожидавшему такого маневра противнику прямо в челюсть. Тот отлетел на несколько метров и упал на палубу, оглушенный, а очередной подземный толчок поднял такую волну, что корабль едва не сорвался с удерживающих его у берега швартовов.       -Где вы там? — донесся до Германа отчаянный призыв Женьки, — нас сейчас опрокинет!       Действительно, пусть транспорт был и не слишком большим, он казался гигантом рядом с одномачтовой яхточкой, и, налетев на нее при очередном толчке, легко мог потопить. Но уйти без Варвары было никак нельзя, а та, как на зло, все не возвращалась. Герман уже собрался бежать за ней (все равно прикрытие с нестреляющим автоматом он обеспечивать не мог), когда молодая женщина выскочила из темноты, держа под мышкой ноутбук. Сунув трофей в руки Германа, она забрала автомат.       -Уходим!       -Без тебя знаю, — под нос буркнул Герман, бросаясь за ней к борту, где в свете явно поврежденного, а оттого мигающего палубного фонаря виднелись лопасти якоря, едва удерживающего отчаянно раскачивающуюся на волнах яхту. Вот руки уже хватают ледяной металл борта, осталось только перелезть и прыгнуть в спасительную яхту.       -Сзади!!       Окрик был резкий, точно выстрел. Варвара среагировала первая. Мгновенно обернувшись, она прошила темноту автоматной очередью. Герман распахнул рот — ведь он только что убедился, что патроны кончились, а курок издавал лишь тихие щелчки! Но раздумывать над этим было некогда. Он бросил взгляд туда, куда стреляла Варвара, и увидел командира боевиков, лежащего на палубе навзничь. Его широко распахнутые глаза уже не светились и безжизненно смотрели в черное беззвездное небо. А рядом стоял капитан транспорта Антон Погорельцев и спокойно смотрел на убитого.       -Спасибо, — сказала Варвара, — ведь это вы нас предупредили только что?       Тот кивнул в ответ и молча зашагал в сторону мостика с простреленными стеклами иллюминаторов и покосившейся спутниковой антенной.       -Капитан! — окликнул его Герман, которому захотелось как-то отблагодарить того, кто только что спас им с Варварой жизнь, — уводите коры... корабль. Ордену сейчас есть, чем заняться, вас искать не будут.       -Я так и сделаю, — послышался ответ.       В тесном кокпите яхты было не намного теплее, чем на улице, но по крайней мере, не дуло. Только ступив на шаткую палубу парусного суденышка Герман понял, как же сильно замерз. В пылу боя некогда было обращать внимание на пронизывающий холод и сырой ветер, несущий не то морские брызги, не то даже мокрый снег, но сейчас вдруг оказалось, что пальцы едва гнутся, и даже говорить трудно, потому что губы онемели, будто политые новокаином. Так что теперь он сидел, нахохлившись, на жесткой обитой дерматином койке и пытался плотнее запахнуть на себе выданный Женькой спасательный жилет — ничего другого, чем можно было бы утеплиться, на яхте не нашлось. Хорошо еще, что он, Герман, не промок так сильно, как Макс.       Кстати, вот он, лежит на соседней койке, зябко обхватив себя руками, и, кажется, спит. А когда в иллюминатор упали лучи от проплывающих за бортом прибрежных огней и света бакенов, стало заметно, что лицо Макса напряжено и серьезно, будто он решает во сне какую-то очень сложную и важную задачу.       Их обоих, как самых замерзших, все дружно отправили в кокпит, остальные же расположились кто где на палубе. Герман не стал отказываться, потому что, едва шагнул за порог крошечной каюты, как почувствовал, что ноги его в буквальном смысле подгибаются от усталости. По счастью, кокпит оказался не больше купе поезда, поэтому упасть получилось не на пол, а все-таки на койку. Казалось, в теле не осталось ни одной мышцы, а руки тряслись, как у древнего старика. Очень хотелось курить, но сигареты были в куртке, в которую по-прежнему кутался Макс, а зажигалка и подавно осталась валяться на палубе покинутого транспорта. Но сейчас даже ругаться не было сил, поэтому Герман свернулся на койке, постаравшись плотнее прижать колени к животу — так было немного теплее, и закрыл глаза. Куда шла яхта, как Женька с Катериной умудряются вести парусное суденышко по ночным узким бухтам, да и каким образом они вообще смогли прийти на помощь, его сейчас интересовало мало. Хотелось одного — спать.       Герман думал, что сны-видения давно покинули его, но сейчас, похоже, снова оказался в одном из них. Только на сей раз не было ни огромной площади с эшафотом посередине, ни мрачной темницы, ни даже алхимической лаборатории. А была пещерная церковь, к которой от подножья скалы вела каменная лестница с истертыми за века ступенями. Снизу Герман ясно видел выбитый прямо в скале крест над закрытым решетчатыми дверями входом и неясный огонек свечи, горящей внутри. Он мельком подивился, что, несмотря на близорукость, различает такие мелкие детали на большом расстоянии, и стал подниматься. Откуда-то пришла мысль, что ему непременно нужно попасть внутрь и это очень важно.       Не слишком спортивный, Герман боялся быстро устать, ведь лестница уводила очень высоко на скалу, однако идти было невероятно легко, будто тут, в этом месте, земное притяжение было намного меньше обычного. Поэтому он почти побежал наверх, прыгая через ступеньку, и вскоре оказался на полукруглой ровной площадке перед входом в церковь-пещеру. Теплый, совсем не зимний ветер пах морем, разогретым камнем и полынью, он трепал его волосы и приятно охлаждал разгоряченное лицо.       Решетчатые ворота были затворены, но Герман точно знал, что может их открыть, только вот почему-то не решался. Пришло понимание, что там, за порогом не просто маленькая пещерная церковка, а… что именно он не знал, но чувствовал, будто открывает некую новую страницу своей жизни, и это пугало. На какой-то момент он даже подумал о том, чтобы спуститься и оставить все как есть, но тут же одернул себя — отступать, даже не зная, перед чем пасуешь, было бы по меньшей мере глупо. Герман взялся за черные от времени завитки решетки и, распахнув двери, шагнул в прохладную полутьму пещеры. Там, у золотящихся в свете лампад древних ликов стоял на коленях Макс.       На звук шагов он обернулся и легко поднялся на ноги. Герман остолбенел и пораженно уставился на него, узнавая и не узнавая. Макс… нет, граф д'Альбер будто сошел с портретов эпохи Ренессанса, что украшают многие замки и музеи Европы: длинный шитый золотом колет, накинутый на одно плечо плащ, высокие, облегающие ноги ботфорты, шпага у левого бедра, массивные перстни на тонких пальцах (один из камней отразил пламя единственной свечи фиолетовой искрой), волосы заметно длиннее, чем раньше, а в левом ухе привычно качается на цепочке сережка-зеркальце в золотой оправе. И все это вместе отнюдь не выглядит театральным костюмом. Напротив, Герман понял, что именно помимо всех окружающих этого человека тайн вызывало в нем протест — современная одежда. Нет, Макс всегда одевался исключительно красиво и элегантно, но только теперь стало понятно, насколько естественнее он выглядит в средневековом наряде.       -Так это что… все правда? — вырвалось у Германа.       -Ну, вот ты вспомнил, — улыбнулся в ответ Макс и протянул ему толстую восковую свечу. Точно такую же, как та, что уже горела в высоком подсвечнике перед ликами       Спасителя и Богородицы в золотистых окладах.       Герман взял ее, поджег от первой и поставил рядом.       -Правильно? — тихо спросил он.       -Да. Теперь все правильно. ________________ *Псалом 90, ст. 7-9.