***
Шёпот матери въедался в сознание, словно ядовитая кровь расползаясь, пропитывая мысли, разум, очерняя, подчиняя себе. Её чувства были ясны – смерть мужа отложилась на ней тяжким грузом, который, признаться, был ей неподсилен. И я, и брат это знали, потому никогда не спорили, хоть и не все её мысли разделяли. Я стояла у выхода на террасу, держась за дверной косяк, словно за последнюю надежду, не решаясь зайти и прервать эту напутственную речь, которая, полагаю, сводила брата с ума не в первый раз. И в этот он не выдержал. Сорвался, оспорил слова матери, и получил в ответ на неповиновение сильную пощёчину, выбившую из колеи. Сердце в груди так и замерло. Я дёрнулась, хотела подбежать, но, поймав на себе взгляд Ричарда, так и замерла, покорно опустив голову. Он ни за что не поднял бы руку на матушку. Ни за что не пошёл бы на ответные действия. Поэтому всегда терпел, что бы ему не сказали, какой бы удар не нанесли. Конечно, я любила своего брата, но эта черта, признаться, как минимум удручала. Не пристало наследнику великого рода быть таким... мягкотелым. Меня часто называли истинным потомком Окделлов из-за избыточной храбрости и решительности, которой, увы, у старшего брата не было, как и у младших сестёр, впрочем. Что же до моего отношения к этому – скорее отрицательное. Ведь языки, произносящие это, считали юного герцога Надора слабым, упрекая в излишней тщедушности и недостатке мужества, указывая на меня. Возможно, именно поэтому друг семьи – кансильер Штанцлер – и помог Ричарду попасть в ученики школы Лаик. Там его могли научить чести и отваге, но там же могли и испортить его хрупкую душу, склонную к вере в себя и отца. В дверь постучал слуга. Следом за ним в проёме появилась высокая фигура – наш дядя, Эйвон Ларак. Он приехал забрать брата. Матушка коротко кивнула, не в силах прощаться с сыном так, но всё же отпустила. – Постойте, – выскользнула из прохода я, испуганно глядя на брата, – позвольте, прошу вас, дядя, попрощаться с Диком. – Только если быстро, миледи, нам пора отбывать. До Лаик неделя пути. – Он мягко улыбнулся, сняв шляпу и склонившись в уважительном поклоне. Я ответила ему тем же, отдав реверанс. Ричард неуверенно переглянулся с дядей и, получив благодушный кивок, направился за мной к терассе, где не слышен был бы наш разговор. – Айрис, мы уже это обсуждали, я должен отбыть сегодня, – бормотал юноша, неуверенно теребя фамильный перстень с гербом на среднем пальце. – Я знаю. И понимаю. Но ты не можешь уехать сейчас. Матушке всё хуже. Управлять Надором она уже не в силах, да и оккупанты всё больше обирают наш народ, того глядишь, и голод вовсе настанет. Так нельзя. – Ты присмотришь за матушкой, Айрис, я уверен, ты справишься. – Нет, слушать меня она не станет, сам знаешь. – Покачала головой, мягко положив ладони на его плечи. – Ты должен быть рядом с ней, оберегать и наставлять. – Я не могу, – прошептал юноша, – я должен... кансильер... – Ты поедешь в Лаик. Точнее, все остальные будут думать, что это так. На самом же деле туда отправлюсь я. – Нет, нельзя! Ты – девушка... – Ричард, – легонько одёрнула его, заставляя успокоиться, – я лишь притворюсь тобой. У нас один рост, схожая фигура, глаза, волосы... нужно лишь подстричь их немного. – Достав из кармана в платье, предусмотрительно туда вшитого, ножницы для сада, давно забытые в кладовой, прижала концы к густым волнам светло-русых волос. – Прошу тебя, Айрис, не делай этого, – моё запястье мягко перехватили, – ты погубишь свою жизнь. – А ты свою, если отправишься в Лаик. Они сотрут твою личность, идеалы, принципы, обратят в очередного канцлера, слугу лживого Короля, в ничто. Матушка грезит о мести, а ты, я знаю, хочешь найти иной путь. Вот и ищи. Я выиграю тебе немного времени. Лезвия сомкнулись, и длинные пряди упали на деревянные половицы. Ричард закусил губу и нерешительно перенял ножницы, помогая мне с причёской. Я видела, как дрожали его руки. Он боялся. Не за себя, хотя он также попадал под удар. Нет, он боялся за меня. Никто не знает, какая кара может меня ждать, если раскроется истинная личность. Как минимум, немилость Короля, которая и так окутывает наш род, как максимум – проклятье, ниспосланное Богами. Брат отдал мне свою одежду, помог уложить непослушные короткие волосы, вручил отцовскую шпагу и его шляпу, которые с таким упоением берёг с самых его похорон. Его пальцы неуверенно сжали мои плечи, притягивая ближе, заключая в объятия. – Прошу, вернись домой целой и невредимой. Невольно уткнулась лбом в его плечо, обнимая в ответ, крепко-крепко, словно не желая отпускать. К горлу подступали слёзы, но плакать себе я не позволяла. Это слабость. А их не должно быть у представителей рода Окделл. Я постараюсь. Обещаю, брат.***
Путь до замка занял с неделю, как и предвещал дядя, только вот, то была не простая дорога – нам предстояла встреча с самим кансильером Августом Штанцлером, который, в последствии, вручил мне, а если быть точнее, Ричарду Окделлу фамильную ценность, которую обещал сберечь ещё нашему отцу. Правда, что именно было во вручённом ларце, мне так и не дали узнать – потребовали дать обещание, что открою я его лишь ко Дню Святого Фабиана. Отвечала на все вопросы кратко, стараясь не выдавать бессмысленного страха или пустого волнения. Благо, даже голос с братом у нас был похож – мой, увы, не слишком женственный, с хрипотцой. В Лаик нас встретили далеко не с распростёртыми объятиями, скорее даже наоборот. Капитан Арамона ясно дал понять, что никаких "особых условий" мне не дано, мой титул ничего не значит, как и род, к которому я принадлежу. А его неособнованную враждебность и неприязнь к себе я не понимала, но принимала – после неудачного мятежа, в котором был замешан отец, многие нас не воспринимали всерьёз и гнали прочь от Короны. Все фамильные ценности забрали, а после заставили прочесть клятву. Выделенная под покои отдельная комната, данная каждому унару, была маленькой, совсем крохотной – у стены расположилась кровать, рядом – небольшой стол и стул, за ними – маленькое окошко, которое отворить мне так и не удалось. Рядом расположилась полка с книгами, едва ли подходящими для обучения – совсем старые стали, отсырели, покрылись заметной пылью, словно никто раньше и не пытался к ним притрагиваться. Кровать довольно большая, хоть и узкая. Мебель хлипкая, ненадёжная. Стены – холодные, каменные, стоит прислониться – и сразу дрожь по телу. Вздохнув с тоской, постаралась утешить себя мыслями. Нужно продержаться всего полгода. Медлить не стала, взяла одежду со стула – форму, и направилась в подвальное помещение, дабы принять душ. Был, конечно, страх, что кто-то увидит меня там, но, благо, душевая, если её таковой назвать можно, была одна, и коридор, что вёл к ней, отдавал каждый шаг гулким эхо, так что, если бы кто-то спустился, я бы это услышала. К тому же, полотенце осталось при мне, и в любой момент можно было просто прикрыться. Стоило вернуться в комнату, не прошло и получаса, как раздался сигнал к обеду. Всем ученикам было велено спуститься в обеденный Зал, и прослушать речь Капитана. Правда, я не особо вслушивалась в то, что он говорил, бóльшее внимание уделяя будущим однокорытникам: некоторые из лиц были мне знакомы, других же, чаще принадлежащих Новому Дворянству, видела впервые. И это пугало. Ричард всегда учил: нужно знать врага наперёд, и лишь тогда ты сможешь выиграть сражение, будь то мимолётная перепалка или тянущееся сквозь года противостояние. Здесь же... игру вести по правилам не выйдет. Переглянувшись с миловидным худым юношей, что сидел рядом, я заметила, что он и я – единственные, у кого не было царапин на лице, словно нанесённых чем-то маленьким: осколком стекла или иглой. – Ричард Окделл, – неуверенно представилась я, надеясь завязать разговор и спросить об этом, – очень приятно. Юноши рядом и напротив замерли с ложкой супа на весу. Кто-то уставился на меня, коротко усмехнувшись, кто-то – предмет моего интереса, если так можно назвать – медленно опустил ладонь и прошептал: – Вообще-то, Ричард Окделл, мы не должны знать полные имена унар, – довольно холодно отозвался тот, пряча взгляд в своей тарелке. Я заметно смутилась, покорно опустив голову, стыдливо пряча её в плечи, но, вопреки моим ожиданиям, собеседнику этот жест, кажется, пришёлся по душе. Он слабо улыбнулся, поднимая взгляд на меня. – Валентин, – представился юноша. Я не сдержала улыбку. Маленькая победа. – Удивительно, сначала мы изучаем портреты родословной всех дворянских домов, а теперь нам предлагают сыграть в игру "мы друг друга не узнаем". – Я нервно сглотнула, хлопнув ресницами, но взгляда не отвела. Валентин приблизился, указав взглядом на двух унар на другом конце стола. – Как в тех двух, к примеру, не опознать баронов Катершванц. – Верно, – чуть расслабившись, согласилась с его словами, вновь подметив про себя, что мы были единственными, чьи лица так или иначе не омрачали свежие раны, – позвольте узнать, что произошло с остальными? Почему... их лица покрыты царапинами? – Полагаю, то был шуточный жест, шалости местной легенды, загадочного духа Сузы-Музы – юным унарам подсунули осколки стекла в полотенце. Вижу, вы избежали этой участи, Ричард. – Да, повезло, наверное, – вновь взгляд мой был прикован к тарелке, а щёки залиты лёгким румянцем. Нельзя выделяться. Раздался звуковой сигнал, означающий окончание обеда, и мы все поднялись со своих мест, несмотря на то, что некоторые не успели закончить приём пищи. – Все свободны, – огласил Арамона, вальяжно развалившись во главе стола, удерживая в правой руке гранёный бокал с тёмным вином. Запах чýдного алкогольного напитка разливался по помещению, маня и завлекая, но грешное деяние нам было запрещено. Валентин, насколько я понимала, принадлежавший к роду Придд, повелителям Волн, направился к комнатам, я неуверенно последовала за ним, но столкнулась с крайне неприятным статным юношей, довольно привлекательным внешне, но ужасным характером. – Вас не учили манерам? – надменно вопросил он, заглядывая мне в глаза. Я замерла, отступив чуть назад. – Хотя откуда взяться манерам у такого, как вы. Полагаю, брата бы подобное невероятно задело. Он был близок с отцом, куда ближе, чем я, и потому любая фраза с подтекстом, гласящим о его предательстве Короны, могла глубоко ранить его неокрепшее сердце. Но как бы сильно его не ударили, он бы стерпел. Я же – не мой брат. Не ответить на подобное просто не могу. – Учили, будьте уверены, а вот вам бы проверить здоровье. Кажется, ноги вас подводят – вас заносит. Кто стоял передо мной, я не знала. Уж точно не один из Людей Чести. Но было ясно, что незнакомец не переносил на дух наш род. Доказательством послужили расширенные ноздри и побагровевшее лицо – юноша напрягся, выпрямился, словно пытаясь казаться грознее на фоне щуплой и совсем не коренастой меня в роли брата. Но возможное ответное действие было остановлено подошедшим Арно, принадлежащим к роду Савиньяк. Его старший брат, насколько мне было известно, в своё время был одним из тех, кто подавлял мятежников. Имя же это было излюблено в их роду – так звали и его отца, и деда, и многих других более ранних предшественников по линии отца. Благодаря его смелому вмешательству, все смогли мирно разойтись по своим комнатам.***
Поначалу полгода, которые суждено было провести мне в Лаик, казались пустяком – нудные уроки, занятия по фехтованию, физическая подготовка и нравственные наставления. Но теперь же, когда спустя меньше месяца у меня ломило всё тело, а голова гудела от знаний по географии и истории, которые в своё время, конечно, я любила, но сейчас, когда на занятиях нужно было следить за мыслью других унар, приходилось напрягаться и прислушиваться, мне хотелось лишь одного – поскорее выпуститься отсюда. Ситуацию омрачали и небольшие стычки с Эстебаном Колиньяром – тем самым юношей, что готов, казалось, перегрызть мне горло, не забывая при любой возможности указать на то, что я – сын (пусть и на самом деле дочь) предателя. Какую бы тактику в его отношении я не выбирала – будь то полное игнорирование или колкие ответы, ничего не помогало. Идти на мир было бессмысленно – он ясно дал понять, что от своей точки зрения не уйдёт. В его глазах я – биологический мусор, который жив лишь благодаря поддержке высших обществ, и те, по его словам, вскоре отвернутся от Надора. И то правда. Если и дальше продолжу в таком духе, никто не пожелает взять меня в оруженосцы. Полгода, конечно, достаточно большой период, но брату этого не хватит. Если же я провалюсь на выпускном, всё станет лишь хуже. Его больше никто не воспримет всерьёз, и все старания пойдут прахом. Допустить это я не могла. Поэтому на занятиях выкладывалась на максимум, иногда даже больше, как бы больно или сложно мне не было. Возможно, именно из-за брата я и стала столь же мягкотелой, терпела все выходки и придирки, от менторов, от Арамоны, от унар. Меня ненавидели, презирали. Я была отбросом в этом месте. Даже те, кто поначалу, казалось, нейтрально относились ко мне, стали холоднее в своём отношении и разговоров больше не заводили. Прямо заявить о своём ненамерении терпеть всё это я не просто не могла. Арамона ясно дал понять, что не жалует меня в стенах Лаик: просчитаюсь – и дорога мне в Надор. Что же до знаний и навыков – мои умения были, увы, несравнимы с другими. Да, в детстве мы с Ричардом часто играли в рыцарей. После занятий с отцом, он оттачивал свои навыки фехтования на мне, тем самым невольно обучая. Но этих знаний оказалось недостаточно для подобной школы. И на одном из занятий мне ясно показали это. Скрежет металла, скрещенные рапиры, резкие выпады – то, что так полюбилось мне в уроках по фехтованию, и то, что у меня получалось, пожалуй, хуже прочих. Почти всегда мне удавалось миновать сильных напарников, тем самым поднимая шансы избежать публичного унижения, но не в тот раз. В этот день моим соперником был выставлен Эстебан. Его самодовольную улыбку после первого укола, казалось, видел весь зал. – Что же, в Надоре не нашлось подходящего учителя, унар Ричард? – в очередной раз постарался задеть меня Колиньяр, вытягиваясь, словно готовая к удару змея, прижимая к себе шпагу. – Отчего же? – Приняв более удобную позицию, резко нанесла удар, уклоняясь от мягкого наконечника вражеской рапиры, попав точно в грудь противника. Просто повезло. Сглотнув, вернулась в исходное положение, замечая изменения во взгляде унара. Холодный, пропитанный истинной ненавистью, всепоглощающей, жестокой. Мой голос, тем не менее, не дрогнул. – Просто не хочу хвастаться умениями на публике. – Зачем же тогда они нужны? – усмехнулся тот, довольно щурясь. Провоцирует. – Чтобы побеждать врагов в реальном сражении, тихо, без почестей и ярких представлений. – Губы тронула тень улыбки. – Это, знаете ли, понижает шансы на неожиданный выпад противника и, соотвественно, глупое поражение. Ответить Эстебан не успел. Я первой нанесла удар, от которого он, как и ожидалось, увернулся, но мне нужно было вовсе не это – я перехватила лезвие его меча, неуверенно, скованно, но благодаря такому движению, смогла избежать укола со стороны противника. Наши взгляды пересеклись: его – гневный, жаркий, мой – задорный, довольный, немного дрожащий. Раздался сигнал, обозначающий окончание занятий. Сбившееся от страха дыхание было сложно усмирить, потому я старалась делать как можно меньше вдохов, чтобы не выдать волнение. Эстебан не получил заветную победу. И я знала, что однажды он это припомнит. Так и произошло на небольшом соревновании, командом состязании, если быть точнее, которое по воле случая устроил Капитан на специальной площадке за школой. Суть заключалась вот в чём: было две команды, которые, увы, распределены были нечестно – белые, Люди Чести, на своей стороне имели шесть игроков, чёрные же – так называемые "навозники", Новое Дворянство, – семь; игроки должны были забрать мяч команды противников, пробившись через их "защиту" и принести его на свою сторону, также не потеряв свой собственный. Ребята не слушали меня, считая, что в качестве атакующих хватит трёх человек – Арно и братьев Катершванц, в то время как я уверяла, что их защиту мы не пробьём. И оказалась права. В первом туре мы одержали поражение. – Послушайте, нам нужно собраться, – мой взгляд прошёлся по лицам сокомандников, останавливаясь на несколько секунд на каждом, – я понимаю, что вы не доверяете мне, но я готов пойти на всё, чтобы мы смогли одержать победу. – Заметив, что все внимают моему слову, немного расслабилась, опустив плечи и выдохнув с облегчением. – У меня есть одна идея. Возможно, она покажется вам безумной, но такого Эстебан уж точно не ожидает. – Рассказывайте, Ричард, – решительно кивнул Арно, заранее соглашаясь с неоглашённым планом. Его поддержали и другие, с волнением глядя мне в глаза. Это немного смущало, но в то же время и радовало – не все столь низкого мнения о повелителях Скал. Надежда зародилась в сердце. Обрести поддержку в лицах будущих соратников было бы прекрасно. Брат бы сделал то же самое. Огласив свой план, рассчитанный скорее на тщеславие и вспыльчивость Эстебана, я встала позади ребят, не отводя взгляда от главного совего соперника ни на минуту. Раздался выстрел – начало второго раунда. Мы всей командой рванули в атаку, не оставив никого в защите – именно таким был план, прорывной, без лишних ухищрений, мне нужно было добраться до мяча, пока ребята заняты защитниками. Если получится, они присоединятся при ответном нападении по возвращении к воротам. План был довольно прост, но предугадать его Эстебан не сумел, однако изменять собственную стратегию не стал, продолжая глухое наступление вместе с ещё двумя унарами. Проскользила по песку к вражескому мячу, уворачиваясь от удара защитника, схватила объект, обернулась к команде, просчитывая потери и дальнейший ход – пожалуй, стратегия была одним из немногих предметов, которым обучались с Ричардом в Надоре мы вместе. Однако, один из "чёрных" нападавших вдруг ринулся в защиту – скорее всего, по приказу Эстебана, – пробившись через баронов Катершванц. Он мчался на меня, а отступать было уже некуда. Я попыталась уйти в сторону, но побоялась навредить Придду, сражавшемуся с другой проблемой. Топот раздался совсем близко, и единственное, что я придумала, прижать к себе мяч так крепко, как только могу. Но удара не произошло. Арно, так уверенно подскочивший на ноги, сбил с ног нового противника, повалив на землю. – Что вы стоите, Ричард, бегите! – слабо улыбнулся он, сдерживая вражеского нападающего. Мысленно улыбнувшись и заметно приободрившись от одной лишь мысли о том, что доверие ко мне стало возрастать, поровнялась с унарами Альберто Салина и Валентином Придд, неотрывно глядя едва ли не прямо в глаза замеревшему на том конце поля Эстебану, перехватившему наш мяч. Он колебался, взгляд его метался от поверженных союзников у своих ворот к лицам устоявших в сражении "белым". Злился, это заметно, и ярость та закрывала разум. Колиньяр метнулся в очередную атаку, пробивную, несдержанную, вместе с двумя своими нападающими. Альберто взял на себя правого, Валентин сбил с ног левого, удерживая его руки. Мне же нужно было пробиться через Эстебана к своим воротам, потому, пришлось бежать. Расстояние между нами стремительно уменьшалось, предвещая скорое столкновение. Но вот что меня смутило – силуэт слева, с трибун, где восседал Арамона, попивая излюбленное терпкое таллигское вино, и стояли слуги, следящие за порядком на поле. Этот силуэт быстро приближался, и мне в нём удалось опознать слугу, работавшего в кухне. Он глядел на меня со звериной яростью, руки его устремились вверх, словно желая схватить. Эта проблема казалась мне важнее, чем Эстебан прямо по курсу, потому я быстро увернулась, припав к земле, кубырем откатываясь в сторону вместе с мячом. Слуга же, не успев сообразить, врезался в упрямого Колиньяра, повалив его следом за собой в песок. Унар попытался стряхнуть с себя негодяя, помешавшего ему, грубо высказываясь в его адрес, и, похоже, таким образом спровоцировал его. Широкие пальцы мужчины впились в его шею, крепко сжав, удушая. Ладони Эстебана скользили по разъярённому лицу слуги, пытаясь оттолкнуть, но силы покидали его быстрее. Я обернулась – до ворот всего ничего. Но что-то внутри, такое слабое, родное, не позволило мне оставить в беде унара, заставляя отбросить мяч и навалиться на слугу, повалив того на песок, а после – отскочить, так как моих сил для его удержания было бы недостаточно. Эстебан рядом закашлялся, схватившись за горло, взглядом смиряя "помощника". Набрав побольше воздуха в грудь, поднялась на ноги, и слуга тот повторил мой жест. Взгляд безумных холодных голубых глаз пронзил саму душу, заставляя замереть на месте, словно каменная статуя. Прежде чем мужчина успел дёрнуться в мою сторону, раздался выстрел. Слуга упал в песок лицом, из его виска медленно вытекала густая алая жидкость. Взгляд мой метнулся к трибунам – напротив стоял отец Герман, он свидетельствовал мою клятву в первый день приезда, а также следил за порядком в школе больше прочих – в руке его плотно лежал мушкет, из дула которого медленно тянулась густая серая дымка. – Что ещё за чертовщина? – прорычал Эстебан, подскакивая на ноги, словно ужаленный, всё также держась за собственное горло, на котором теперь красовались тёмные пятна от чужих пальцев. – Все, – отец Герман опустил мушкет, взглядом окинув собравшихся, – разошлись по комнатам. И проследите за тем, чтобы унары не покинули их ночью. – Выполнять! – пророкотал Арамона, смерив нас пылким взглядом. Моё секундное оцепенение заметили сокомандники. Подбежавшие Йоганн и Норберт, братья Катершванц, ловко подхватили меня под локти, весело улыбаясь, потащив в сторону Лаик. – Это есть правильно, – прокомментировал моё последнее действие Йоганн, – этак верно! – Мы бы не сделаль так, – покачал головой Норберт, ободряюще похлопав свободной рукой меня по плечу. – Пожалуй, они правы, – усмехнулся Арно, – унар Ричард. – Вы уверены? – я слабо покачала головой – игра отразилась на моём состоянии не лучшим образом, и это не только из-за множественных синяков, полученных в процессе. – Мы же проиграли из-за меня. – Но вы сделали всё правильно, – согласился Валентин, – если вы так поступаете с врагами, то трудно даже представить, каким хорошим другом вы станете. На моём лице впервые за время обучения возникла искренняя улыбка, честная и добрая. Ричард был бы рад.***
Жизнь легче не становилась и из-за унара, что выдавал себя за Сузу-Музу, подшучивая над Капитаном из раза в раз, и шутки его становились всё ярче и изворотливее. То его портрет испортят, то стащат элементы гардероба, повесив всем на радость в обеденном Зале, то в бокал подсыпят что. Поначалу Арамона старался закрывать на это глаза, заканчивая разговор со своими унарами простыми угрозами, но всякому терпению однажды приходит конец. И если первым предупреждением стала отмена обеда для всех унар, то второе наказание отложилось на всех уже сильнее. Нас созвали в фехтовальный Зал, выдали каждому по тяжёлому мушкету и заставили держать на расстоянии вытянутых рук на уровне груди. В первые же минуты пальцы онемели, а локти и плечи затряслись, не в силах удержать орудие, но опускать руки было страшно. Арамона выглядел совсем иначе, и напоминал сейчас разъярённого борова, который вот-вот и прыгнет на тебя, повалит на землю и оборвёт твою жизнь, растоптав, как надоедливое препятствие, что стоит поперёк горла не первые сутки. Взглядом я следила за унарами – все были напряжены, но, казалось, с заданием справлялись. Хотелось выть волком – отчаяние застилало рассудок. И только я хотела разжать пальцы, как Капитан объявил об окончании этого фарса, приказав разойтись по комнатам. Мушкет едва не выскользнул на пол, чудом успела согнуться и упереть его в мраморные плиты, тяжело дыша. – Что, унар Ричард, наказание слишком сложно для вас? – раздался надменный голос сверху. Не поднимая взгляда, поняла, что он принадлежал Эстебану. Его дыхание было тяжёлым, уставшим, но всё же, как бы не было удивительно, сил ему хватало на издёвки. – Унар Эстебан, – вступился Альберто, что стоял ближе всех ко мне, – приказ был ясен – разойтись по комнатам. Или вы его не услышали? – Почему же? Услышал, – он довольно усмехнулся, – а вот для унара Ричарда, полагаю, нужно его повторить. Не так ли? Оперевшись руками о мушкет, выпрямилась, заглянув в нахальные глаза мерзавца, и холодно улыбнулась. – Со слухом у меня, будьте уверены, всё прекрасно. Орудие мягко забрал Арно, передав подоспевшему слуге, после чего уверенно потянул за локоть, уводя от конфликта. – Господа, вы желаете нового наказания? – вопросил он, и на лицах Нового Дворянства появилось лёгкое сомнение. – Думаю, что нет. Тогда попрошу вас проследовать в комнаты. – Савиньяк потянул меня за собой, уводя в полутёмные коридоры. – Вам стоит заняться своим телом, Ричард. Вы совсем слабы. – Я понимаю, – согласилась с его словами. – Расскажете причину? Возможно, я смогу помочь. – Думаю, во всём виновата болезненность. Я с детства был слаб телом, – первое, что пришло в голову, и эти слова частично являлись правдой. Пусть Ричард и был крепким мальчишкой, я действительно имела слабое здоровье. Стоит переволноваться – и дыхание спирает. Благо, в последнее время новых приступов не было, и даже происходящее в Лаик не смогло их вызвать. Казалось, болезнь отступила. – Вполне возможно, – кивнул Арно, – вам стоит снизить нагрузку, но увеличить при том длительность тренировок, занимаясь собственной выносливостью. Не поймите не правильно, с вашим телом сложно будет ставить на физическую силу, в бою ваше преимущество в ловкости и скорости. – Всё в порядке, – губы дрогнула улыбка, – я понимаю и принимаю ваш совет, унар Арно. – Можно обращаться просто по имени. – Мы остановились у моей комнаты, поскольку она была первой на пути. Комната юного Савиньяка находилась этажом выше. – Поддержка в стенах Лаик крайне важна, не находите? – Всё верно, Арно, всё верно. Что ж, буду рад служить вам! – Служить нужно Короне. – Его улыбка была мягкой, не поддельной, такой близкой и родной. Он напоминал мне брата, которого сейчас мне хотелось обнять больше всего на свете. Попытайся довериться, Айрис. Просто сделай этот шаг.***
Терпение Арамоны действительно было далеко не безграничным и исчерпало себя шутками Сузы-Музы. Последней каплей стала испорченная шпага, которую Капитан не успел проверить перед отправлением на важное мероприятие – Первое представление наследника, Карла Оллара, где из-за глупой шутки опозорился перед знатными подданными. Нас собрали на следующий день в фехтовальном Зале, вновь вручили мушкеты, но в этот раз команду к отбою так быстро не дали – Арамона восседал на ступенях, в довольствии вытянув ноги, глядя на наши беспомощные и сосредоточенные лица, в то время как слуги обыскивали комнаты в поисках улик. Вскоре один из них ворвался в Зал, подбежал к Капитану и неуверенно протянул маленькое письмо и медную печать с гербом Сузы-Музы, прошептав что-то в самое ухо. На лице Арнольда отразилась безумная улыбка, а в глубине глаз воспылал яростный огонёк – он схватил подлеца за хвост и наконец раскроет его личность. – Что и ожидалось, улики были найдены в одной из комнат унар. – Капитан медленно поднялся со своего места, смакуя момент, вглядываясь в лица подчинённых. – Уголь для рисования, печать и новое письмо. – Он остановился передо мной. – Унар Ричард, вы не хотите ничего сказать своим товарищам, которые из-за ваших проделок подвергались наказаниям? – Сердце рухнуло в груди. Виски запульсировали. Я смотрела сквозь него, на ухмыляющегося Эстебана, довольного своей маленькой, но безусловно последней победой. Губы дрожали. К горлу медленно подступали слёзы. По телу разливалась бойкая дрожь, но руки я не опускала. – Что же, ничего? Хорошо. Вы признаёте себя виновным, унар Ричард? Я молчала. Не от того, что вина лежала не на моих плечах, а от того, что не могла произнести и звука. Дышать становилось сложнее. Накатывала паника. Болезнь возвращалась. Вот и всё. Прости, Ричард, я подвела тебя. Всё началось раньше. Первой причиной стало то письмо от Штанцлера, гласящее о том, что был отдан приказ, запрещающий брать Ричарда Окделла, сына изменщика, в оруженосцы. Штанцлер просил меня вернуться в Надор, не совершать опрометчивых поступков, но я не могла иначе. Нужно было попробовать. Возвратиться домой ни с чем я не смогла бы. Сейчас же у меня отняли и эту невесомую надежду, ввязывая в лживую игру, к которой я не имела никакого отношения. – Все свободны, – огласил с усмешкой Арамона, складывая руки на животе, – а унар Ричард останется. Унары не сдвинулись с места. – Все свободны, – с гортанным рыком повторил мужчина. Шаг вперёд неожиданно совершили братья Катершванц. – Это есть ошибка. Суза-Муза есть мы, – одновременно огласили они. Арамона с недоумении приподнял брови. – Это тоже ошибка, – Арно также вышел вперёд, – Суза-Муза – это я. – Нет, я, – жест повторил и Альберто, до этого нервно бросающий взгляд через моё плечо. Вперёд молча вышел и Валентин, гордо вскинув подбородок. Сердце в груди забилось чаще. Нахлынувшая волна страха отступила, разбившись вдребезги о скалы осознания. Вот что значит верная дружба. Вот что значит оставаться другом до конца. Волнение, однако, не исчезло. Дышать было всё также тяжело. В грудной клетке образовалась тяжесть, от которой избавиться никак не получалось. Подавив дрожащую улыбку, уверенно совершила шаг вперёд, поровнявшись с ребятами. – Значит, так, – казалось, Арамона готов был рассмеяться, – всех Суза-Муз отправить в Заброшенную Галлерею! Остальные, – он вновь рычал подобно зверю, – по комнатам, живо!***
Заброшенная Галлерея встретила гостей холодом, пробирающим до костей, коварной темнотой и пустыми безжизненными стенами. Единственный свет, проникающий в это место, шёл из небольших окон, расположенных под потолком, но его едва ли хватало на весь коридор летом, а сейчас, в зимние сумерки, рассчитывать, казалось, вовсе не на что. Арно сразу распорядился и принялся готовить место для костра, в то время как бароны Катершванц стали ломать старую мебель на доски. Стоило двери закрыться, ключу в замке провернуться, а слуге удалиться по лестнице вверх, как вся моя уверенность и бесстрашие сошли на нет, ноги подкосились, и я упала на пол, тяжело закашлявшись, едва ли не задыхаясь. – Скорее, разожгите костёр! – обеспокоенно крикнул вглубь помещения Альберто, приподнимая меня, закинув мою руку себе на плечо. – Замёрз совсем. – И впрямь руки у меня были ледяные, но не от холода вовсе, от страха. – Нет, это не от холода, – пробормотал озадаченно Валентин, помогая товарищу поддерживать меня, продвигаясь к сваленным доскам, над которыми стояла тень Савиньяка. – У отца был знакомый, который кашлял также в минуты слабости. Когда волновался сильно – дыхание замирало. – Впервые слышу о подобном, – выдохнул Альберто, – страшный недуг, видимо. Вспыхнуло яркое пламя костра, озарив слабым светом лица собрашихся в круг унар. – Подведите его ближе, вот так, – Арно указал на место, ближе всех расположенное к огню, – Ричард, слышишь? – Меня легонько тряхнули за плечо. – Главное, не отключайся! Слушай нас. – Волнение не есть хорошо, – покачал головой Норберт, – мы собрать ещё древа. – Может, позвать слуг? Его состояние не улучшается, – выдохнул Валентин, присаживаясь рядом, пытаясь понять, как можно помочь другу. – Думаешь, они станут нас слушать? – усмехнулся с горечью Альберто, садясь напротив. – Сейчас мы сами по себе. Я почти не слышала их разговоров. В голове гудела лишь одна мысль: Я подвела Ричарда. Друзья, это, конечно, хорошо. Поддержка новых лиц, не испорченных ещё Короной и титулом, может быть очень даже кстати. Но если кансильер в своём письме излагал истину, то поддержка мне уже не понадобится. Меня с позором выгонят из Лаик. Семью вновь заклеймят. И что хорошего я совершила тогда? Ничего. Глупая была идея, дурная. – Ричард! – меня сильно толкнули под рёбра, когда дыхание прервалось. Сделала резкий вдох и закашлялась вновь, из глаз прыснули слёзы. Альберто чуть дёрнулся, но подняться с места не решился. – Что ж с тобой случилось? Это из-за Сузы-Музы? Если так, то мы тебе верим. – Верно, мы знаем, что ты не стал бы делать подобное, – согласился Арно, легко поглаживая по плечу. – Я, – средь кашля удалось проронить несколько слов, – я виноват перед вами. Я скрывал от вас правду. Не думал, что, – сковало грудь до резкой боли, я чуть не взвыла, закрывая дрожащими руками рот, – это вернётся так скоро. – Так это правда, тебе хуже от волнения? – Савиньяк заметил, что я едва держалась, чтобы не свалиться на пол, потому бережно придерживал под локоть и за плечо, помогая оставаться в сидячем положении. – Расскажи, – Йоганн и Норберт уселись по обе стороны от Альберто, бросив больше дров в огонь – вероятно, последние из имеющихся в этом мёртвом месте, – от слов есть легче. Медленно подняла на них намокшие глаза. Признаться или продолжать лгать? Тяжесть в груди на мгновение отступила, давая набрать побольше воздуха и слегка расслабить гудящие от напряжения плечи. – Сильвестер запретил брать Ричарда Окделла, сына заговорщика, в оруженосцы, – скованно пробормотала я, чувствуя, как по щеке медленно скатилась одинокая слеза, которую я тут же утёрла рукавом. – Откуда ты знаешь? – ошеломлённо произнёс Валентин. – Любому за честь будет взять Повелителя Скал в оруженосцы, – поддержал Альберто. – Друг моей семьи при дворе точно сообщил. – Вновь пробило на кашель, и в этот раз сдержаться не удалось. – Меня не возьмут. Я подвёл и семью, и вас. Простите, мне искренне жаль. В Галлерее повисло безмолвное молчание, лишь треск костра и надрывистый кашель, напоминавший смесь отчаяния и боли, разрывали его. – Что бы не произошло, у кого бы мы не стали служить, – помедлил Арно, поднимаясь на ноги, – сочту за честь быть вашим другом, Ричард. Клянусь быть подле вас. – И я. Я клянусь, что останусь вашим другом вовек. – Альберто удало поднялся, выпрямился, и отблеск костра явил его мягкую улыбку. – Клясться, – довольно произнёс Йоганн. – Мы клясться, – заверил Норберт, вставая в один ряд с братом. – И я клянусь быть вашим другом, – улыбнулся Валентин. Я плохо видела их лица, светлые, радостные ли – не знала, глаза застилала пелена слёз. Слёзы то счастья иль оставшейся боли были, меня больше не волновало. Утешала мысль – среди юных дарований ещё есть те, кто храбры и честны, добры и трудолюбивы, как мой брат. И если они однажды встанут на его сторону, я готова стерпеть эту боль и сыграть свою роль, какой бы жалкой она не казалась другим. – И я, – покачнувшись, благо, устояв на ногах благодаря подоспевшим Арно и Валентину, – я клянусь быть верным другом вам, чем бы не закончился День Святого Фабиана. Ребята тихо рассмеялись, довольно, но слабо от усталости и холода. Меня осторожно усадили на место, раззадоривая костёр кочергой, найденной у разбитого застывшего камина. – У вас уже есть планы? – Арно потирал свои плечи, пытаясь согреться, из раза в раз бросая на меня едва уловимые обеспокоенные взгляды. – По поводу? – В горле першило после долговременного и тяжёлого кашля, однако он всё же прекратился. Боюсь лишь, что на время. – Несмотря на известие от вашего знакомого, вы всё же решили идти на выпускной, поправьте, если ошибаюсь, и, полагаю, у вас всё же есть какой-то план. – Вы правы, есть, – ребята навострили уши, с недоумением глядя на меня, – я не могу вернуться домой с таким позором. Словно брошенный пёс, с которого забыли снять ошейник с цепью. Возможно, хоть немного скрасит это смерть Первого Маршала. – Вы задумали, – немного ошеломлённо прошептал Альберто, так и не закончив сказанное. – Верно. Я убью Рокэ Алва на Дне Святого Фабиана. Если получится, и Кардинала. Но, боюсь, меня уже схватят. – Вы понимаете, чем это грозит? – Казнью. Я знаю, на что иду. Поверьте, это то, что окрасит небо над Надором вновь в яркие тона. Никто ничего не успел ответить, однако все понимали мои слова и намерения. Честь семьи была в моих руках, и убийство Первого Маршала, могло вновь возвысить наш род в глазах Людей Чести. Вот только думать пришлось сейчас совсем о другом. В конце Галлереи, меж белёсых колонн мелькнули бледные тени. Мы подскочили на ноги, уставившись в том направлении с широко распахнутыми глазами. Из-за колонн выплыл размытый бледно-голубой силуэт, напоминавший аббата, следом за ним растянулась процессия из разнообразных призраков прошлого, будь то рыцари нашего Круга и совсем древние, времён Ракана, монахи в тяжёлых рясах и знакомые лица – герцоги и бароны. – Брат, – сорвалось с моих уст, стоило среди духов заметить знакомый силуэт. Я подорвалась с места, хотела побежать вперёд, коснуться Ричарда, обнять, найти в нём спасение, но меня одёрнули за руки Арно и Йоганн, не дав приблизиться к таинственной процессии. Хотела обернуться, окликнуть их, рассказать правду, но так и замерла на месте, осознав с кем рядом двигался герцог Окделл. Статная фигура отца сопровождала его, не отводя пустого взгляда от одной единственной точки прямо перед собой. На его шее не было следа, оставшегося после роковой дуэли с Алвой. – Отец... – Фигура брата стала расплываться, меняться на глазах, и портрет её больше не напоминал Ричарда, скорее... меня? Арно утащил меня в центр своеобразного круга, где шестеро унар встали спинами друг к другу, взглядом, полным страха и боли, провожая призраков Лаик. Мы читали молитву, древнее заклятье Четырёх повелителей, в надежде отогнать от себя проклятье, способное явиться вслед за заблудшими духами. Но нас прервал отец Герман, ввалившийся в Галерею с безумными глазами, окликнул нас и приказал немедленно разойтись по комнатам, запретив распространяться от увиденном. Так оно и было, до самого Дня Святого Фабиана мы молчали.***
В стенах Лаик произошло слишком многое за полгода, начиная знакомством с другими унарами, поиск в их числе сторонников и противников, заканчивая встречей с призраками замка – и встреча та была первой и последней, но не менее важно и то, что именно здесь я отпразновала своё шестнадцатилетие. В тишине, одиночестве, без украс и балов, однако почему-то больно или печально от этой мысли мне не было. Наоборот, я чувствовала какое-то облегчение, лёгкую радость, сама не осознавая почему. Единственное, что немного задевало – отсутствие Ричарда, ведь обычно мы отмечали этот день вместе. В детстве мы могли прокрасться в надорскую кухню на рассвете, лишь за тем, чтобы выкрасть что-нибудь сладкое, но, признаться, нам хватало и обычных яблок – интерес и радость вызывала сама игра, невинная шалость, в которой мы всегда были как одно целое, даже если нас успевали перехватить слуги. Нет, грустить не было смысла. Возможно, мы ещё встретимся. По щеке скатилась одинокая слеза, холодная и горькая. Возможно. Мы шагнули в Парадный Зал Лаик, где уже собрались прибывшие гости. В центре, на Галлерее, расположились Король – вальяжно развалившись на своём троне, глядя на всё заплывшими рыбьими глазами, безучастно, словно происходящее его вовсе не волновало – и Королева, своим образом напоминавшая высеченную из мрамора дорогую статую, холодную и строгую, но в строгости той было своё изящество, притягательное, загадочное. Среди собравшихся вельмож я смогла узнать эра Августа, ставшего чуть в отдалении Короля, он еле заметго кивнул, встретив мой взгляд. Рядом с ним расположился Лионель Савиньяк, он что-то прошептал Оллару на ухо, и выпрямился, не без интереса разглядывая новые лица в числе выпускников. По левую руку от Королевы Катарины должен был располагаться Первый Маршал, но его отсутствие было очевидно. Сердце рухнуло куда-то вниз, эхом отозвавшись в разуме. Грудную клетку сдавило, и я пыталась справиться с дыханием, над которым в одночасье потеряла контроль. Только не сейчас. Ещё есть шанс. Нельзя волноваться. Самоутешение работало слабо, позволяя делать короткие едва слышные вдохи и резко выдыхать, лишь бы сдержать кашель. Капитан Арамона представил своих выпускников, и собравшиеся вельможи стали по одному вызывать избранных ими унар. Первым ушёл Арно, затем Эстебан, потом Альберто и Валентин. Они вставали на одно колено перед Королём и своими новыми господами, давая клятву Талигу. Мой взгляд был прикован к чему-то за королевским троном, возможно, к пустующему месту Первого Маршала. Правая рука покорно лежала на маленьком кинжале, дага, подаренном кансильером Штанцлером при нашей первой встрече – именно он был спрятан в том резном ларце, который утром доставили в комнату вместе с остальными фамильными вещами. Лицо, полагаю, сделалось совсем бледным – мне стало холодно, хоть в помещении и было душно. – Ричард Окделл, – голос Капитана заставил меня поднять взгляд и нервно моргнуть, вырывая из мыслей, – преклоните колено перед Королём и отправляйтесь в свои родовые земли. Затаив дыхание, медленно шагнула в сторону, и неуверенно, едва не покачиваясь от резко ослабевшего тела, двинулась к трону. Тело двигалось само – и вот я опустилась на одно колено перед Олларом, опустив голову, но язык слушаться не желал. Я боялась, что сейчас разражусь кашлем, если произнесу хоть слово. И сделать заветный выпад, прикончить лживого свина в короне, также не могла – тело сковало судорогой. Отчаяние захлестнуло меня с головой. Прости, Ричард. Я тебя подвела. Пальцы сжали рукоять кинжала до побеления костяшек. Неожиданно позади раздались шаги. Ровные, выверенные, их было невозможно не узнать. Шорох плаща раздался совсем рядом – гость остановился. Я замерла, не в силах обернуться, затаив дыхание, хоть и отчаянно нуждалась в новом вдохе. – Герцог Ричард Окделл, – властный, холодный баритон заставил подняться на ноги и повернуться лицом к прибывшему Первому Маршалу, глядящему своими сапфировыми глазами точно на меня, спокойно, без особого интереса, словно делал огромную услугу, одаривая потомка Окделла своим вниманием, – я, Рокэ Алва, Первый Маршал Талига, принимаю вашу службу. Все в Зале затихли, и я отчётливо почувствовала их полные недоверия и осуждения вопросительные взгляды. Отвести же свой от Ворона не посмела, нервно сглатывая, не решаясь возразить. Слишком многое сейчас стояло на кону. Отказать ему нужно, как Человек Чести я должна, но, тем не менее, нельзя. – Герцог Окделл, произнесите клятву, – напомнили мне. Рокэ Алва прошёл на своё место, одарив мимолётным вниманием Королеву, отдав поклоны Их Величествам, и повернулся лицом, слегка опустив ресницы, снисходительно глядя, словно сквозь меня. Перед далеко не одним десятком глаз, своими друзьями и врагами, я, потомок Повелителя Скал, Айрис Окделл из Надора, преклонила колено перед злейшим врагом своей семьи, стараясь не потерять самообладание. – Я, Ричард Окделл, – голос немного дрогнул, дышать стало чуть легче, но боль никуда не отступила, – благодарю Первого Маршала за оказанную честь. Я клянусь исполнять его волю и служить ему и в его лице служить Талигу. Не зная, куда себя деть, заметно растерявшись, осталась стоять на месте, понурив голову, ожидая дальнейших приказов. Занести клинок я не посмела, тем более сейчас, решив на время отложить задуманное. Признаться, побоялась подставить друзей, которых могли обвинить в сокрытии заговора. – Встаньте подле своего господина, – подсказал кардинал, плавным жестом указав на Рокэ. Покраснев от стыда, поднялась на ноги и проследовала к Первому Маршалу, покорно встав за ним, словно статуя, боясь лишний раз пошевелиться и уж тем более издать какой-либо звук, будь то даже усталый вздох. Пожалуй, меньше чем опозориться, мне сейчас хотелось встретиться взглядом с Эстебаном, о разростающейся ненависти которого я догадывалась – ведь он был одним из унар, мечтавших попасть в оруженосцы к Алва, который раньше никого не брал под своё чёрное крыло. И вот, я здесь. Исключение. Дикое, рьяное, неправильное.***
Стоило покинуть Лаик, как свежий воздух мигом остудил горячую голову, приводя мысли в порядок, давая возможность сделать несколько судорожных вдохов, пока никто не видит. Первый Маршал отослал меня первой, сам же остался на беседу с Его Величеством, не став заморачиваться насущными проблемами нового оруженосца. Благо, хотя бы слуга, прибывший с ним, был распоряжён к моему сопровождению в дом Алва. В дороге я не хотела заводить разговор, не в силах совладать с хаотичными мыслями, так и рвущимися с языка наружу – оскорблять нового господина, называя сумасшедшим, я могла лишь в собственной голове. Хотя, признаться, до него сейчас мне не было дела. Разум был заполнен мыслями о брате. Что бы он сказал на это? Сумел бы отступить в последний момент? Или пошёл бы с убийцей отца? Может, узнай он о произошедшем, и вовсе разозлится, оскорбится, возненавидит. О, Ричард, как мне не хватает твоих объятий. Замок, в который мы прибыли, ни в какое сравнение не шёл с убитым, едва доживающим свой век, Надором, – он был полон роскоши, изящества и золота. Кэналлийский Ворон ни в чём себе не отказывал, и это было заметно. Бесчисленные мелочи, прослеживающиеся в оформлении коридоров и лестниц, орнамент, льющийся по стенам, дорогие ковры, привезённые из северных земель – обо всём этом разбитому Надору оставалось только мечтать. Юный паж, представившийся Нортом, проводил меня прямо к комнате, расположенной в правом крыле на втором этаже по левому коридору – да, запутаться в этих стенах куда легче, чем могло показаться на первый взгляд. Дубовая дверь с серебряной ручкой, отливающей тёплым блеском свечей, расположенных на комоде рядом, плавно отворилась, открывая вид на широкие покои, исполненные в синих и жёлтых тонах. Напротив двери расположилось широкое окно, которое, неожиданно, удалось открыть с первой же попытки. Опустив взгляд чуть правее, наткнулась на небольшой письменный стол, правда, совершенно пустой, провела по гладкой поверхности, подмечая про себя, что слуги выполняют свою работу великолепно – ни пылинки. Стул, приставленный к нему, казался крепким, дубовым, если судить по цвету дерева, спинка ровная, обшитая кожей, как и сидение. Под мебелью – большой пушистый ковёр с длинным ворсом, мягкий и приятный на ощупь. Покрытие останавливалось у ножек широкой кровати, занимающей бóльшую часть помещения, укрытой синим покрывалом, плотным и довольно тёплым, под ним прятались белые простыни и две небольшие пуховые подушки. На нём же расположился сине-чёрный колет – цвета Первого Маршала. Неуверенно коснулась одеяния, приподняла и прошла к левому углу у двери, в котором спряталось напольное зеркало в полный рост. Приложила новое одеяние к себе, чуть покрутилась, разглядывая себя в отражении, и заметила, что цвета, неожиданно, вполне вписывались в образ. Волосы у меня были чуть светлее, чем у брата, но такие же русые, а глаза – серее, холодные, словно талигская сталь. Дома все носили одеяния красных и жёлтых цветов – цвета Ракана, которому мы оставались верны, выбора не было, впрочем, как и сейчас. Но, пожалуй, стоит признать – я не против таких перемен. Это не навсегда. Чтобы отыграть свою роль, сменить одежды – не страшное дело. В дверь постучали, и я обернулась. На пороге стоял уже другой паж, темноволосый, в отличие от блондина Норта, с тёплыми карими глазами, чуть опустив голову. – К какому времени прикажете подать ужин? – спокойно уточнил он, ловко приставляя ногу к ноге, заводя руки за спину. – Прошу простить, – неуверенно забормотала я, откладывая одежды, – не совсем понимаю. – Господин часто покидает замок, потому обедает в своих покоях или кабинете, если того пожелает, ваши распоряжения каковы будут? – Я, ам, к шести, было бы неплохо. Можно в комнату принести, если так здесь принято. Мальчишка поклонился и направился было по коридору прочь, но я вовремя сообразила и окликнула его. – Постойте, простите, могу я спросить? – Он кивнул. – Где можно будет принять душ после дороги? – Ванная комната слева от вашей. Прикажете набрать воду? – Нет, не нужно, я справлюсь и сам. Благодарю. Паж немного удивился моему ответу, но не посмел ничего возразить, лишь неуклюже повёл плечами, поклонился и удалился, исчезнув за поворотом. Да уж, эр Рокэ весь пропитан изяществом и богатством. Горячая ванная, источающая слабый аромат благовоний, приятно расслабляла, давая возможность на время забыть о событиях минувших дней и о месте, в котором я буду вынуждена прожить последующие три года. Любая другая сочла бы за честь быть подле Первого Маршала, жить в его попечении, в роскоши и блеске, но меня подобная перспектива вовсе не прельщала – осознание того, в каких условиях живут брат и младшие сёстры омрачало картину ничуть не меньше "предательства" Людей Чести с моей стороны. Верно, как теперь на меня будет смотреть кансильер? Дядя? Брат? Поклясться в верности самому Рокэ Алва – хуже любого предательства. Это плевок в лицо тем, кто до последнего оставался рядом с Окделлами, старался поддержать... Нет, о чём это я? Они все поголовно отвернулись от меня, стоило кардиналу так им сказать. Все побоялись гнева Короны, бросили меня, заставляя вернуться ни с чем домой, в Надор, чтобы ждать ещё несколько лет новой возможности показать себя. Но была бы та возможность однажды – вот в чём вопрос. Я притянула к себе ноги, осторожно обняв колени, уткнувшись в них лицом. Плечи резко опустились – раздался приглушённый надрывистый вздох, больше похожий на всхлип. Нет, сына заговорщика и предателя бы никогда не допустили к службе подле Короля. Ричард бы был потерянным, всеми забытым, герцогом погибающего Надора. И тот, возможно, однажды бы у нас забрали, будь то даже силой. Служба у Алва – единственный спасительный вариант, но столь опасный, что теперь мне казалось, что следовало отказать. Стоит совершить одно неверное действие – и я опозорюсь сама, и опозорю семью следом. Оставаться вечно подле Маршала тоже нельзя – всем в столице известно о его ярких связях, в том числе, насколько мне известно, даже с Королевой. Да что там, с мужчинами! Не ради похоти, скорее, ради развлечения, как мне всегда думалось. Ричард привлекателен внешне, я, полагаю, тоже, потому подавать повод для подобных слухов о собственном брате не желала. При первой же возможности нужно бы отъехать в Олларию, изучить город, привыкнуть к колоритам столицы, местным правилам и этикету. Возможно, удалось бы встретить кого-то из унар, того же Арно или Альберто, взятых на службу в столице. В дверь постучали. Я в панике распахнула глаза, подскочив в ванне, расплескав часть её содержимого на пол. – К-кто там? – голос непроизвольно задрожал. Раскрыться в первый же день было бы невероятно глупо! – Это Хуан, – раздался знакомый голос пажа, – ужин готов. Прикажете принести? – Нет, в этом нет нужды, я уже заканчиваю. Оставьте в комнате, будьте так любезны. – Как прикажете. Шаги за дверью удалялись. Я медленно оседала обратно в воду, с трудом выдыхая, судорожно сжимая мраморные края, до боли в пальцах. Осторожнее, Айрис, во имя Создателя, осторожнее. Первый Маршал не появился вплоть до самой ночи, я же его вовсе не искала, заперевшись в комнате, сидя на перине, поджав под себя ноги. Уснуть никак не получалось, а холодный мрак пугал не хуже разъярённого зверя, потому в руках я держала тонкий серебряный подсвечник, неотрывно глядя на его дружелюбное пламя. Волновал вопрос: зачем Первый Маршал вообще решился на подобное? Уж точно не из милосердия, это ясно как день. Алва всегда делает только то, что хочет, это знают все, и, думается, назло другим, не выбирая ни одну из сторон, шагая по своему собственному пути, который любой другой бы не одобрил. Вот и сейчас он взял сына своего поражённого врага, от которого все отказались, лишь за тем, чтобы доказать это. Но что теперь будет со мной? Видно, Ворону нет никакого дела до своего оруженосца, раз он до сих пор не вернулся, да и раньше оставил на других людей. Я – неприкаянная душа, чужая, нежеланная, просто игрушка Маршала для удоволетворения собственного эго – не больше, не меньше. Среди ночи, когда уже совсем осточертели холодные синие стены, я наконец поднялась на ноги, поправила лёгкие штаны и хлопковую рубашку, сапоги брать не стала – они нуждались в чистке после поездки, направившись к выходу. Неожиданно, дверь отворилась, стоило повернуть ручку – взаперти меня не оставили, и на том спасибо. Прислушиваясь, неуверенно ступала по деревянным половицам, стараясь не издавать лишних звуков – ещё неясно, как поведут себя слуги, если я покину комнату в ночное время. Полумрак, окутавший коридор, уже не казался таким пугающим, скорее гостепреимным, а вот бесчисленные закутки и коридоры – чужими и отталкивающими. Когда же захотела вернуться в комнату, поняла, что не могу – дорога беспросветно забыта. Поплутав немного, остановилась у лестницы, ведущей на первый этаж, осознав, что забрела слишком далеко. Раз вариантов было немного, а бессмысленно блуждать по второму этажу мне уже не хотелось, я спустилась вниз, уверенно ступая по ковру, устилающему холодный мрамор. Вильнув вправо, надеялась выйти к главным воротам, но вместо этого угодила в кухонное помещение, всё ещё отдающее теплом остываюших после ужина печей. Здесь пахло травами, приятными, не горькими, и дымом, аромат которого пропитывал подкопчённое мясо, поданное в комнату несколько часов назад. Губы дрогнула печальная улыбка – в Надоре о таких явшествах не слышали уже давно, да и не мечтали, признаться. Нам приходилось отказываться от слишком многого, чтобы не сводить концы с концами, в том числе и от разнообразия в блюдах – наши были сытными, но однотипными, состоящими по большей части из круп и овощей, практически без мяса, Ричарду же давали больше, поскольку он – наследник, и должен быть крепким и сильным – так всегда говорила матушка. И я наконец поняла её слова. С моей физической подготовкой на финальном экзамене в Лаик с трудом удалось прорваться на восьмое место, о первых же и грезить не стоило. Спасали лишь знания истории, географии, этикета и тактических наук. Сейчас же, будучи выпущенной в жизнь, я могу надеяться лишь на свои знания и умения, коих, как видно, не много. Лишь бы Алва это не распознал. Впрочем, думаю, до моих навыков ему не будет никакого дела. Стараясь отвлечься от мыслей, взяла из корзины на одном из столов яблоко, откусив хороший кусок, и облакотилась поясницей о твёрдую поверхность. Кисло-сладкий сок тонкой каплей стёк по иссохшим губам – сочный плод попался, видимо, земли, где он рос, были крайне плодородны. Где-то хлопнула дверь, и я едва не упала, подскочив на месте, несознательно смахнув со стола деревянную подставку для приборов, а следом и сами приборы. Грохот стоял жуткий. Щёки налились стыдливым румянцем. Я стояла над этой хаотичной картиной, словно нашкодивший мальчишка, не понимающий, что ему стоит делать – бежать или остаться и получить выговор от отца. Отложив фрукт в сторону, судорожно принялась поднимать вилки, ложки и ножи, стараясь уложить их обратно в подставку, но, прежде чем я успела исправить случившееся, совсем рядом раздался голос хозяина замка. – Кто там? – он был холоден, нетерпелив. А я так и замерла на месте, скорее всего, выглядела при том до смешного нелепо. – Кто там? – повторил голос совсем рядом. Я закрыла глаза. Приборы с грохотом встали в подставку, и я подняла её, осторожно отставляя на стол, понимая, что пути к отходу уже нет. – Я, – неуверенно подала голос, услышав шаги уже в кухне, – я виноват. Прошу простить, сударь. – Это вы, юноша? – Алва стоял на пороге, положив ладонь на рукоять собственной шпаги. Одежда его не отличалась от вчерашней, но сверху была прикрыта помятым плащом – вероятно, он только вернулся. – Почему вы не откликались? – Я побоялся, – созналась, чувствуя, как зарделись щёки, потому и поднять головы не посмела. – Что же вы в поздний час, – задумчиво растянул Ворон, бросив взгляд сначала на меня, а после – куда-то за спину, – если вам недостаточно было ужина, стоило просто сказать об этом слугам. – Думал, они спят. Впредь буду знать, благодарю. К моему удивлению, к Ворону подбежал Норт, мальчишка, привёзший меня в замок, перенял шляпу и плащ, тут же исчезнув в темноте коридора. – Что же, так даже лучше. Идите за мной, юноша, есть разговор. Развернувшись, в привычной манере – изящно, он направился к лестнице, даже не убедившись, что я пошла следом – приказ есть приказ, я обязана его выполнить, чем бы не была занята. Яблоко пришлось оставить наполовину недоеденным. Мы прошли в роскошный кабинет, усыпанный золотом, Рокэ уверенно расположился в шикарном кресле с бархатной обивкой, уперев руки в подлокотники, жестом указав на соседнее, приглашая присесть. – Благодарю, но откажусь. – Как вам угодно, – лениво отозвался Маршал, подливая алого вина из графина в бокал, пригубляя совсем немного, словно пробуя. Впрочем, тут не было ничего удивительно, мне рассказывали, что Алва – любитель выпить, ходят слухи, что он и вовсе не пьянеет, лишь наслаждается вкусом. Здесь рассудить я не в силах – от запаха вина меня воротит, алкоголь на вкус же кажется ужасным, горьким, обжигающе горячим, и пить его в удовольствие я не могу. А Алва, кажется, действительно наслаждался, отставил бокал, выпив лишь пару глотков, и осторожно слизнул каплю со своих бледных губ, мягко касаясь их пальцами, стянув при том чёрную перчатку, словно убирая оставшуюся влагу. Спокойный, но всё такой же холодный, уверенный взгляд, не пугал, как раньше, скорее завораживал, притягивал – за ним Маршал прекрасно прятал свои эмоции. Утончённые черты лица, казалось, ничуть не изменившиеся с нашей первой встречи, виделись совсем бледными в обрамлении чёрных волос, похожих на шёлк, неподвластный, прекрасный, дорогой. Тонкие пальцы, усыпанные перстнями разных мастей, привлекали взор не извращённого богатством зрителя. Сложно было отрицать, во всём его существовании прослеживалось прекрасное изящество, влекущее, словно таинство. Человек – загадка. Заметив мой пристальный взгляд, мужчина лишь тихо усмехнулся, – Нам стоит обсудить ваши обязанности, не находите? – Я медленно кивнула, смущаясь собственной ничтожности – разглядывать Маршала так открыто осмелился бы разве что глупец. – Их у вас нет и не будет. Вы вольны делать, что вздумается, останавливать я не буду. Однако вам всё же придётся провести последующие три года в моём обществе в этом доме. И одеваться, – он окинул меня внимательным взглядом, – придётся соответствующе. Одежду вам должны были доставить в ваши покои. Выезжать в город вам также не запрещено – конюх подготовит вашего скакуна, стоит лишь спросить. Деньги у вас есть? Я помедлила. Вернее было бы сказать, что ресурсы крайне скромны, но отвечать подобным образом было выше моих сил – всё равно, что признаться в слабости нынешних потомков Повелителей Скал. А признаться в подобном Ворону нельзя. – Впрочем, не стоит гложить себя ответом. Я знаю, что нет. – Подалась вперёд, но вовремя спохватилась и лишь промолвила: – Мне не нужны деньги. – Сильно в этом сомневаюсь. Юноши в наше время весьма зависимы от средств, тем более в Олларии, где всё подчиняется таллам. Но, как я вижу, вы от своего не откажетесь, тогда просто знайте: если вам понадобятся деньги, я дам вам их. Мой оруженосец не будет ходить по столице, считая последние серебряники. – Я вновь промолчала, лишь коротко кивнула, показывая, что мысль уловила и усвоила. – Вот ещё что, вам придётся терпеть моё общество не только в доме, где, уверяю, встречи будут крайне редки, если вы мне, вдруг, не понадобитесь, но и на светских мероприятиях, где ваше присутствие необходимо по этикету. – Как вам угодно, – согласилась я, кивнув, оставаясь внешне равнодушной и спокойной. Смущение сошло на нет, стоило вспомнить, перед кем я стою. – Тогда вы свободны на сегодня. Рокэ ясно дал понять, что больше не нуждается в моём обществе, вернувшись к бокалу вина, подлив ещё немного, потому единственное, что мне оставалось, – вернуться в покои и постараться уснуть, так как день, признаться, был тяжёлым.