come on to me (i need more)

Привыкание к этому заняло определённое время. Было странно осознать, что это теперь было реальностью, а не картинами, которые рисовало его воображение на протяжении многих лет и которые Фэн Синь упорно пытался прогонять из своей головы от упрямства и стыда. Но вот он здесь, просыпается с любимым человеком в своих объятиях и невольно задерживает дыхание. Глубоко в подсознании всё ещё жил страх, что это всё окажется лишь выдумкой, смелой фантазией или сном, хотя прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они начали просыпаться в одной постели. Фэн Синь ничего не может с собой поделать, оставляя мягкий поцелуй на обнажённом бледном плече Му Цина и сонно улыбаясь. Эти месяцы были наполнены для них медленным изучением друг друга и неохотными, но искренними попытками открыться, и со временем это принесло свои плоды. Конечно, они прекрасно знали друг друга и без того — проведя столько лет даже в постоянных распрях и соперничестве, они всё равно были едва ли не самыми близкими людьми друг для друга. Но были вещи, в которых они с огромной неохотой признавались даже себе, не то что другим людям; вещи, которые причиняли наибольшую боль. И они постепенно учились доверять это друг другу, убеждая и убеждаясь, что готовы оказать поддержку. Фэн Синь неторопливо скользил взглядом по спящему рядом мужчине — по рассыпавшимся на подушке тёмным волосам, по бледному изгибу шеи и плеч, где он с несколько собственническим удовольствием замечает оставленные им самим следы, по расслабленному и спокойному лицу, не искажённому хмуростью изящных бровей или саркастичной ухмылкой, и, наконец, по бледным пальцам обеих рук, даже во сне сплетающихся вокруг более широких ладоней другого мужчины, будто скрепляя как можно надёжней их объятья. В груди Фэн Синя разливается нежность, когда он смотрит на столь умиротворённого и мягкого Му Цина. Честно говоря, в самом начале в его душу закрался иррациональный страх, что они изменятся. Возможно, это было глупо, но Фэн Синь не мог перестать думать об этом, особенно после неохотного признания Му Цина о том, что он поначалу чувствовал, что не заслуживает этой любви. Эти слова были сказаны тихо, так, словно должны были остаться неуслышанными, и после из Му Цина было невозможно вытянуть ещё хоть что-то по этому поводу, но Фэн Синь смутно догадывался о причинах подобного. И вместе с этими догадками в душу закрался страх, что Му Цин будет пытаться изменить себя, чтобы чувствовать, что заслуживает быть любимым. Головой Фэн Синь, конечно, понимал, что этого не произойдёт — его возлюбленный скорее добровольно оставит свой небесный пост, чем изменится ради кого-то, таким уж был его характер — и со временем он научился подавлять эти мысли, как и многие другие. Но иногда тревога смутно оживала в его сердце. Поддавшись влиянию спутанного комка чувств, мужчина осторожно высвобождает одну руку из чужой хватки и заправляет скрывающие лицо Му Цина волосы за ухо, чтобы мягко коснуться губами острой линии челюсти. Он хочет, чтобы Му Цин знал — он любит его даже таким раздражающим, никогда не высказывающим прямо свои мысли и слегка заносчивым. Он любит его неидеальным, и он хочет это показать. Освободившейся рукой Фэн Синь мягко оглаживает чужое плечо, после чего кончики пальцев соскальзывают к груди и, немного покружив там, устремляются ниже, туда, где они всё ещё были соединены с прошлой ночи. Как ни странно, это была идея Му Цина — этой ночью, когда Фэн Синь попытался покинуть обмякшее тело партнёра, тот крайне недовольно замычал и поддался бёдрами назад, снова насадившись на всю длину и заставив Фэн Синя подавиться воздухом. Однако он всё же убедил Му Цина, что им нужно привести себя в порядок, и тот согласился лишь получив заверение, что после этого Фэн Синь может наполнить его снова. В итоге, после совместной ванной и долгих ленивых поцелуев, они возвращаются в постель, и, прижимая расслабленного Му Цина спиной к своей груди, мужчина легко проскользнул внутрь снова — в таком положении они и уснули, слишком усталые и расслабленные, но всё равно тесно сплетённые. И сейчас, проснувшись, Фэн Синь всё ещё мог чувствовать жар и мягкость плотно обхватывающего его член тела. Слегка качнув бёдрами вперёд, он резко выдыхает от возникшего трения и останавливается, поднимая взгляд на всё такое же безмятежное лицо спящего Му Цина. — Такой милый, — едва слышно шепчет он и снова медленно двигается, чувствуя, как возбуждение начинает понемногу стягивать внутренности, — мне так повезло с тобой. Эти слова никогда бы не покинули его губ, если бы Му Цин сейчас бодрствовал — даже если они теперь вместе, старые привычки так легко не уходят, так что они едва ли признавались друг другу в чувствах или делали комплименты, а если это и происходило, то лишь в форме язвительных комментариев — но это было нормально, ведь они оба понимали, что на самом деле не собираются друг друга оскорблять, и это было лишь более привычной им формой общения. Но иногда на Фэн Синя что-то накатывало, и в нём появлялось неудержимое желание рассказать о неудержимом потоке чувств внутри грудной клетки. И каждый раз, когда это происходило, его желание могло исполниться лишь в такие моменты, когда он точно знал, что Му Цин его не услышит — если бы это произошло, он бы наверняка попытался как можно скорее заткнуть Фэн Синя, слишком смущённый и не желающий терпеть подобные "сантименты", да и сам мужчина наверняка бы сгорел со стыда, если бы решился озвучить подобное при своём партнёре. Иногда ему самому становилось смешно, какими же до глупого гордыми они оставались даже сейчас, решив вверить свои сердца в руки друг друга, но в то же время он испытывал странную нежность от мысли об этом. Горячие губы опускаются к бледным плечам, покрывая мягкими поцелуями свежие следы укусов, оставленные ночью, и Му Цин, кажется, тихонько стонет во сне. Фэн Синь от этого звука невольно замирает вновь, на секунду даже перестав дышать, но в итоге только усмехается и возобновляет ленивые толчки, перейдя от поцелуев к лёгким покусываниям — недостаточным, чтобы оставить новые следы, но всё равно наверняка ощутимым. Фэн Синь абсолютно заворожен тем, как постепенно приливает кровь к чужому лицу, окрашивая румянцем щёки мужчины, как приоткрываются его губы и как с них начинают срываться непроизвольные стоны, как горячие стенки сжимают его член, от чего его дыхание совсем сбивается и он упирается лбом в чужое плечо, пропустив из-за этого момент, когда ресницы Му Цина начинают подрагивать, и он неохотно приоткрывает глаза. — Что ты... — его голос был слегка охрипшим после сна, и боги, как же восхитительно звучит низкий хриплый стон, вырвавшийся из его груди и оставивший реплику незаконченной. Фэн Синь мягко обхватывает его бедро рукой и разводит чужие ноги чуть шире, позволив себе войти чуть глубже и невольно улыбнувшись, когда Му Цин с довольным стоном тянется назад, чтобы пальцы могли запутаться в чужих каштановых волосах и, когда он поворачивается к Фэн Синю с прикрытыми глазами, притянуть его для поцелуя. Мужчина охотно отвечает ему, случайно прикусив чужую нижнюю губу и застонав, когда бедра Му Цина двигаются навстречу, и он нарочно сжимается вокруг его члена. Рука Фэн Синя, покоившаяся на чужом бедре, скользит по мягкой коже, пока грубоватые пальцы не обвиваются вокруг возбуждения Му Цина, от чего тот издаёт полузадушенный всхлип в чужие губы. Фэн Синь легко подстраивает движения руки под ритм ускорившихся и ставших более нетерпеливыми толчков, жадно ловя губами каждый вздох, который Му Цин готов ему подарить. Он чувствует, как бёдра мужчины, которыми он пытался поддаваться ему навстречу, начинают подрагивать, и только сейчас замечает, что они до сих пор держались за руки, когда сжимающая его руку хватка Му Цина усиливается вместе с нарастающей громкостью его стонов. Понимая, что его партнёр приближается к разрядке, Фэн Синь ускоряет движения второй руки на влажном от предэякулята члене, и очень скоро Му Цин прогибается в спине, прижавшись ещё ближе, и его губы восхитительно распахиваются в немом стоне — одного этого вида достаточно, чтобы Фэн Синь излился внутрь следом. Какое-то время они продолжают лежать, совершенно не двигаясь и восстанавливая дыхание, и Фэн Синь не может удержаться от мягкого прикосновения губами к чужой бледной шее в последний раз. — Теперь тебе придётся снова тащить нас в ванну, идиот, — ворчит Му Цин, когда они, наконец, приходят в себя, и Фэн Синь насмешливо выгибает бровь: — "Нас"? Ты прекрасно справишься сам, знаешь ли, — он невольно улыбается, слыша, как Му Цин в своей привычной манере возмущённо фыркает, и, глядя на чужое лицо, сталкивается с очень выразительным взглядом тёмных глаз, заставившим смиренно фыркнуть уже его самого. — Ладно, ладно, "нас" так "нас". Однако он не находит в себе ни сил, ни желания возмущаться чужой наглости по-настоящему — только не когда в уголках губ Му Цина прячется пусть и скрытая, но искренняя улыбка. Что-то в них оставалось прежним, что-то менялось — возможно, это было не так уж и плохо.