вампирско-ведьменское

      — "Положи ножи под подушку", "закрой дверь, не то шулмусы налетят", "поднеси чаю утренней звезде", то-сё, да еб твою мать, я рабыня в этом доме.       — Ну, нет. Рабыня бы не возмущалась. Ты просто эксплуатируемый класс, — Йохан сложил руки за голову, почесав отросшими ногтями затылок. Пеночка недовольно на него оглянулась.       — А разница в чем?       — Эксплуатация — это просто присвоение результатов чужого труда в классовой борьбе. А рабство это ещё и про психологию. Можно не быть эксплуатируемым, но быть рабом. Внутренне.       — И то, и другое несправедливо.       — Но не одно и то же, — не стушевавшись под тяжелым взглядом девушки, Йохан выудил из нагрудного кармана своей олимпийки сигару и раскурил её о чёрную восковую свечу. Пеночка наблюдала за этим с тенью осуждения, но, впрочем, за год жизни бок о бок с несносным вампиром смирилась с большей частью его причуд. Тлеющий кончик засветился в полумраке комнаты, и от него вверх поползла сизая струйка дыма, причудливо сияющая в серебристом лунном свете и извивающаяся словно змея. Под потолком она растворялась в темноте — Пеночке казалось, что змея уползла в траву. Дым вонял просто отвратительно — Йохан сам их крутил, и чёрт знает чем набивал. Сморщившись, девушка открыла окно.       — Сходи воды принеси, — она указала на пустые ведра у двери.       — Сама принеси, только ты в этом доме пьёшь, — отмахнулся вампир, стряхивая пепел в другой карман. Раньше стряхивал на пол, но веник из осины от этого его быстро отучил.       На мгновение она исчезла из поля зрения Йохана, выйдя из комнаты в кладовую — душное тёмное помещение, в котором пыль на полу соседствовала с костями тех, кто попал на обед к Минаш-Оолонг.       — Сходи, пока я тебя коромыслом не ударила, — она появилась в дверях, белая, как призрак, в своей льняной ночной рубашке. Коромысло в руках действительно выглядело угрожающе.       Скривившись, Йохан нехотя отложил сигару в пепельницу и потянулся за ножницами. В сумраке сверкнули ледяным отблеском серебра два острых лезвия, и тлеющий огонёк опал с сигары на дно мраморной пепельницы — дореволюционной.       Пеночка, не став дожидаться его приготовлений, поставила коромысло к стене и, зыркнув напоследок самым страшным своим взглядом, ушла в соседнюю комнату — надо было освежевать пойманных с вечера мышей.       Все ли ведьмы такие противные? Вопрос повис в воздухе.       Быть может, у них портится характер, когда они встают на путь магии.       — Ладно, чёртова девка, — поднимаясь с кресла, сказал он, и на грани слышимости, но так, чтоб Пеночка безошибочно могла разобрать, добавил: — Тупая шлюха.       Девушка, сидевшая в проёме с на половину ободранной мышью в руках, закатила глаза. Порой с фантазией у Йохана было откровенно плохо. Тот легко подхватил коромысло и металлические ведра — те звонко ударились друг об друга, и Пеночка с тоской подумала, что такими темпами этот засранец чего доброго разбудит дрыхнущую в соседней комнате Улун. В назидание она погрозила ему пальцем, но Йохан уже скрипнул дверью, отправившись в ночную темноту. Вампиры по большей части ходили бесшумно, но Йохан топал как великан. Шаги удалялись, и Пеночка выдохнула. Не любила она поперек шеи цеплять эти тяжеленные ведра с водой, а этому упырю всё одно – они для него словно пух, ничего не весят. Даром только кочевряжится.

***

***       Ночь была прекрасной: свежий ветерок легко встрепенул каштановые волосы Йохана, да и понёсся дальше, унося за собой нежный запах степных трав. Почти полная луна приветливо освещала ему дорогу, заливая серебром сухую твердую землю — давно не было дождей. Не было и не предвидится, подумалось Йохану, ведь на небе снова не было ни облачка.       Колодец был от их землянки в полукилометре, там, где подземные воды были особенно близки к поверхности, и до них можно было докопаться самостоятельно. Колодец, быть может, даже самой Пеночке пришлось копать. Не без помощи Минаш-Оолонг, конечно, и её магических штучек.       В глубину он был не более восьми метров, и вода в нём всегда была свежей и чистой. Но в последнее время что-то изменилось.       Пеночка стала жаловаться на гадкий смрад, что шёл от воды, да и сам Йохан его замечал. Хранить долго воду тоже не получалось — сгнивала за считанные дни. Растения, что стояли в доме, неприхотливые и выросшие в строгости ведьменского жилища, и те начали сдавать.       Что-то было с колодцем не так, и Йохан решил это проверить.       Пока он шёл, принюхивался — пахло ветром, пахло ночью, пахло мехом диких зверей и пахло гнилой водой. Трупным ядом, гноем, мертвичиной. Утопленниками. Пахло гадким, густым илом. Разумеется, в степи так пахнуть не должно.       Задумавшись, Йохан шагнул за завесу Минаш-Оолонг. С новым порывом ветра запах гнили и испарений от тел, что вздуваются в воде, стал лишь сильнее, и Йохан, на сей раз совершенно уверенный в своей догадке, взглянул вниз, в непроглядную темноту колодца, которая ему, вампиру, тем не менее была подвластна и мало чем отличалась от яркого дня.

***

***       — И для чего ты меня сюда привёл? Йохан кивнул вниз.       Без слов Пеночка выудила с самого дна тёмного провала кармана фонарик и посветила вниз.       — Дели-ишки, — недовольно протянула она, разглядывая лобастую желтую голову водяной, глядевшего на неё снизу вверх подслеповатыми белёсыми глазами на пол-лица, — ох, старая ведьма, а сама-то мне говорила, что это я ни за чем уследить не могу.       Водяной тем временем снизу щербато оскалился, и из уголков рта его наружу полилась буроватая слизь. Смрад, поднявшийся со дна, пахнул в лицо девушки, и она спешно отошла от края.       — Бля, и мы это пили, — глухо выдохнула она.       Йохан пожал плечами, издевательски усмехнувшись — гадкая его натура не дала бы ему промолчать в любом случае, и он заметил, что пила только Пеночка. Та сердито зыркнула на него из-под спутанной чёлки, но ничего не ответила.       — Тьфу, надо было с Фёдора Колодезника рыть, — проворчала она, набирая в лёгкие побольше воздуха. Одним слитным движением она вновь оказалась у края колодца, прижавшись бедром аккурат к каменному мощению — свесившись над тёмной пропастью, полной гнилой воды, она наклонилась, едва сдерживая позывы тошноты, и крикнула вниз:       — Гой ты, глубины тёмные, ко мне внемлите! Будет вода в вас и чиста, и пьяна, и от всякого лихого глаза на пользу! А ты, нечисть поганая, скройся!       Сказала — и как не было водяного.       Вздохнув, Пеночка оглянулась на Йохана. Она побледнела, но вампир всё равно отдал должнле её выдержке — на его памяти некоторые более сильные и умудрённые опытом волшебники и колдуньи не выдерживали и менее претенциозных... открытий. Но Пеночка держалась вполне неплохо.       Она снова посветила вниз и внимательно оглядела сереющие влажные стенки колодца. При этом по лицу её то и дело пробегала тень тошноты и отвращения, и Йохан, не удержавшись, съязвил:       — Ну, ты только не блевани туда. Ещё не хватало новый колодец из-за этого рыть. Впрочем, Минаш вряд ли будет... Молниеносный удар коромыслом по плечу быстро его осадил. Ойкнув, вампир раздосадованно зашипел и разразился ругательствами.       — Вот мусорная яма, — выдохнула Пеночка, дослушав про себя очередную многоэтажную матерную конструкцию, и вытянула со дна ведро воды — чистой и свежей, холодной, как всё в подземном мире, совсем без запаха.       Йохан ничего не ответил. Кажется, на сегодня его словарный запас себя исчерпал. Также молча он забрал у девушки коромысло с полными вёдрами, мстительно расплескав немного ей на ноги, и они вместе двинулись в сторону дома.