вампирско-ведьменское

      Видит Небо Единое и Вечное, Йохан был настоящим проклятьем.       Пеночка не была склонна клеймить людей (и нелюдей), цепляя к каждому упрощающий суть ярлык, но по-другому было и не сказать. Йохан был проклятьем. Посланным ей, очевидно, за какие-то страшные грехи (детоубийство ли? Атеизм? Колдовство?) — и со своей ролью Бича Божьего он справлялся идеально и с нескрываемым удовольствием.       — Утро крадется, — нашептывал он ей прямо в ухо, навалившись сверху на грудь, пока она спала, и душил, как сонный паралич.       — Вечер наступает, темнота свет пожирает, — ворковал он у неё в комнате, играясь с выключателями, пока она готовилась к зачету по анатомии.       Сил не хватало, терпения тоже.       Пеночка отчаянно пыталась сжить его со свету — а если быть честной, просто отвадить от своей квартиры. Переехав в город на время учёбы, она надеялась, что вампир останется в домике Минаш-Оолонг, но тот не разделил её чаяний и тенью отправился за ней следом. Спал под кроватью, как всякой нечисти и полагается, а по ночам исправно таскал Минаш трупы горожан, которым непосчастливилось оказаться не в то время не в том месте. Уходил он чаще всего почти на всю ночь, а то и на две, но случалось это не чаще, чем  раз в неделю. Впрочем, Минаш-Оолонг чем быстрее восстанавливалась, тем голоднее становилась, так что думалось Пеночке, пусть и с тревогой, что вскорости им вдвоём придётся что-нибудь придумать для старой ведьмы, не то не ровен час, может и их сожрать.       Йохан её, казалось, даже побаиваться начинал. Но знал, что если не принесёт еды, будет только хуже.       — Блядина старая, когда ж она уже сама сможет ходить, — разъярённо прошипел он в какой-то раз, втискиваясь в окно на кухне.       — Она уже нагуляла мяса с жирком себе, да и ногти с волосами снова пошли в рост. Думаю, скоро, — Пеночка издевательски захрустела головкой чеснока, отчего Йохан, скривившись, прополз мимо неё по стеночке.       — Мерзость, — заключил он и тут же добавил: — Месячные у тебя когда, кстати? Давно так крови девственной не пил.       — Скоро.       — Ну так прекрати жрать эту гадость, не желаю отравиться, — выудив из кухонного ящика щипцы для чая, Йохан ловко выхватил из пальцев Пеночки чесночину и выбросил её в окно.       Нахохлившись, он сложил руки на груди и посмотрел на неё исподлобья. Во взгляде его с игривостью подростка смешивалась в неповторимый коктейль жажда, опаска и похоть, подёрнувшая лёгким флёром его шоколадные глаза. Тени заскользили вокруг него, Пеночка встала. Легко скользнув навстречу, она, коснувшись одной рукой его холодной груди, провела по ней к плечу. С удовольствием понаблюдав за тем, как от нахлынувших ощущений вампир прикрыл глаза, она ловко выхватила у него из рук щипцы и с размаху стукнула его ими по лбу. Стук был глухой, будто по деревяшке ударили.       Пеночка цыкнула.       — А я думала ты звучишь как пустая бочка.       Она вновь отошла к столу и принялась нарезать хлеб.       — Подай масло.       Йохан, обиженно потерев ушиб, без слов полез в холодильник и, вернувшись к ней, сел на соседний стул. Вместе с маслом он прихватил полторашку крови — сцедил у какого-то мужика пару дней назад. Не убил, да и чёрт с ним. Пеночка и так стала сетовать, что на их районе полицейских патрулей стало больше, не до изысков. Но свеженькой всё же хотелось.       — Вредная ты девка, Пелагея.       Пеночка, вздохнув, посмотрела на него искоса.       — Я же просила так меня не называть.       — Так тебя называют люди.       — Люди — другое. Люди не знают, как звать правильно.       — Ты же и сама человек.       — Неправда, я ведьма.       — Ты ученица ведьмы, — Йохан осушил махом стакан крови. По подбородку потекла рубиновая капля, и он с удовольствием подставил лицо Пеночке, которая стёрла её.       — Разница принципиально большая что ли? Мы одному учимся. Одно делаем.       – Э-э, — отмахнулся от неё Йохан, смешливо фыркнув в кулак, — давай посчитаем, что тебя от ведьмы отличает. Ты кого-то уже съела?       Пеночка фыркнула.       — Вот ещё. Не только это делает ведьму ведьмой!       — А, ну то есть ты уже научилась разговаривать с мёртвыми? Или с деревьями и растениями?       — Только с животными и ветром, — помолчав, недовольно ответила девушка.       — И фамильяра ещё не нашла?       — Ты мой фамильяр, — не удержавшись, съязвила Пеночка, но осеклась, поймав заинтересованный взгляд Йохана. Он покивал, почесал затылок и снова выпил крови. Вглядевшись в стройную ссутулившеюся фигуру, он сам себе снова кивнул и ответил задумчиво:       — На самом деле вполне возможно. Я правда о таком ещё не слвшал, но...       — Ой, прекращай, — Пеночка подвинула стул к нему поближе и села, положив голову ему на плечо. Йохан лишь усмехнулся.       — Ты не летаешь пока что даже на метле или ступе.       — Ва елия ваить уею, — обиделась девушка, с набитым ртом проворчав ему в ответ.       Йохан ничего больше не сказал — сам видел, достал уже. Мягко потрепав Пеночку по волосам, он спустился рукой к её шее, прислушиваясь к мерному стуку крови в сокращающихся сосудах, и прикрыл глаза.       Спокойствие, которое ему навевала эта девушка, действительно было похоже на чувство, которое, он слышал по рассказам, чувствовали фамильяры возле своих хозяек.       Открыв глаза, он убрал руку.       Жаль, что у него уже есть госпожа.