2000 год Чернобыльская АЭС
авария произошла 14 лет назад
Чёрное Чернобыльское небо смотрит на свой мир хмурыми свинцовыми тучами, клубящимися в небе точно таким же серым смогом, как и после взрыва. Станция — пожалуй единственное место где никогда не бывает солнца. Последний раз оно взошло днём двадцать пятого апреля, коснулось ласковыми мазками целых зданий и попрощалось. В тот момент ещё никто не знал, что навсегда. Мир раскололся пополам в ночь на двадцать шестое, произошёл взрыв в четвёртом энергоблоке. Реактор выпустил в чернобыльское небо радиацию, и тот день стал роковым для Чернобыля. Нет, многие конечно считают, что начало Зоне дал взрыв в девяносто четвёртом, когда учёные допустили ошибку и произошёл первый выброс. Мужчина недобро хмурится, стараясь отогнать от себя мысли о тех днях, они не были чем-то хорошим, а вот боль, печаль и горе фонили от них как те машины на свалках, что использовались во время ликвидации последствий. От треска счётчика Гейгера уши закладывало. Подходы к ЧАЭС встречают небольшую группку тотальной тишиной. Настолько ощутимой, что замерев на месте можно услышать кружащих над разрушенными зданиями чёрных птиц. Зверьё никакое так близко со станцией не водится, пугается чего или просто через аномальные поля пройти не может. А вот ворон тут хоть ковшом выгребай. Они не хищники, по крайней мере на живых людей пока не бросаются, что до мертвечины — дело уже не сталкерского ума. На плечи лёгкими хлопьями опускается пыль, дороги здесь разрушенные в разы больше после сталкерского налёта. Зона как не пыталась выбросами себя от их наводнения очистить, видать, так и не смогла. Выбитые когда-то взрывной волной стёкла хрустят под сапогами, громкие голоса разрушают привычную этому месту идиллию. Что-то живое в этих местах бывает решительно редко, живое в плане человек, о том, какие мутанты прячутся в бетоне и глубочайших подземных ходах — загадка для всей Зоны. В небольшом конвое всего трое, впереди, облачённый в чёрный экзоскелет, ровными, идеально вышколенными шагами, дорогу показывает старший. Идёт он куда осторожнее своих непутёвых сопровождаемых, осматривается придирчиво и прислушивается к местности, не желая остаться в коридорах между станцией и охранными ограждениями. Его на зоне знают уже давно, кличут заумно — Омут. О нём столько легенд ходит, что в пору голову к земле клонить при одном только виде. Это всё чушь конечно полная, но опытные встреч с ним разумно не ищут, некоторые даже уважают. Они хоть и знают, не всему, что в Зоне говорят нужно верить, но это место такое. Во что угодно поверишь, особенно имея опыт. За ним следом, прогулочными шагами плетутся два паренька, молодые совсем, сразу видно, новички. В обычных штормовках с подцепленными к поясу противогазами, купленных у какого-то торгаша на первые деньги заработанные с убитого мутанта или добытого артефакта Медузы. На деле то, что сталкерня привыкла называть штормовкой — обычная кожаная куртка не спасающая совершенно ни от чего. На перевес в руках держат автоматы АКМ-74/2, скорее всего снятые по дороге с какого-то бедолаги, которому не посчастливилось попасть в аномалию или столкнуться с кровососом, выбравшимся из своего логова. Совсем ещё зелёные, это видно не только по их внешнему виду, но и по цели. Но кто такой Омут, чтобы их судить, хабар для любого сталкера дело первостепенной важности. Для любого, но не для каждого, и это очень важное уточнение. Стоит признать, что этим паренькам, в отличие от остальных, повезло в разы больше. Найти матёрого проводника за такие небольшие деньги как они отдали — невероятная редкость. И сейчас они в считанных метрах от заветного, от того, к чему каждый уважающий себя сталкер стремится — клондайк артефактов. Гордился явно больше всех именно тот, что повыше. Тощий, рожа у него неприятная, вытянутая, но глаза сверкают ярче «Вспышки», того и гляди весь мир своей гордостью зальёт. — Серый, тут можно таких денег урвать, что на всю оставшуюся жизнь хватит! — в очередной раз громко восклицает Косой, по крайней мере он так назвался. По нему совсем не скажешь, что боится, наоборот даже, горит шансом получить наживу. — Ага, а ещё сдохнуть можно прям тут же! Чё ты, не слышал, хочешь сказать, о том, как там несколько отрядов пропало? А как там радиация сожрать заживо может? — всё противится своему товарищу второй. Он всю дорогу припирается, твердит, что рано им ещё на станцию переться, да и опасно это всё. Невольно оглядывается и от каждого воя из глубины станции шарахается. Этот, в отличие от своего напарника, точно боится. — Да провалиться мне в реактор, если ошибусь! Мы деньги руками загребать будем! — восклицает высокий в очередной раз и, хлопнув товарища по плечу, наконец замолкает. Проводник выдыхает облегчённо, он таких ссор и стычек за свою жизнь наслушался достаточно. Иногда безобидных, так, чтобы развеяться и отогнать давящую атмосферу, иногда и правда сцеплялись не по-детски. Словно никогда не были напарниками и дело до похода не обговаривали. Только Омут каждый раз надеется, что обойдётся, что очередные пройдут молча, ну или хотя бы тихо. Эти, к слову попались относительно спокойными. Во многом благодаря второму, Серый который. Он пониже своего товарища, сутулый больно, но крепкого телосложения парень, такой в рожу даст — болеть долго будет. Вымученные серые глаза проводника сквозь тёмное стекло экзоскелета смотрят вокруг, они почти дошли до входа в станцию. Точнее дошли они только к одному из них, самому лёгкому по мнению Омута. И самому быстрому, к тому же. Залаз тут по старой обрушившейся бетонной плите, аномалию «Электру» пройти всего лишь, и ты в одном из множества коридоров разрушенного энергоблока. Эта станция проводнику уже как родная. Каждый коридор с закрытыми глазами пройти может, может, но не хочет. Недовольно мотнув головой мужчина глазами ловит изодранный осколками и изрядно потрёпанный временем плакат. Тут раньше таких много было. Раньше…______________ 24 апреля 1986 года Чернобыльская АЭС
2 дня до взрыва
______________ 2000 год Чернобыльская АЭС
авария произошла 14 лет назад
Пелена перед глазами рассеивается медленно, словно после продолжительного сна, пытаешься сразу же прогнать наваждение. Взгляд проясняется не сразу, но помогают взбодриться звуки из глубины длинного коридора. Там, в самом конце проржавевшего за эти годы металла, раскрытая гермодверь. Одна из множества на ЧАЭС. Каждая новая обозначает, что они близко, что остаётся всё меньше времени, то, что так страстно желает половина Зоны, вот-вот окажется в руках двух новичков. Тяжело вздохнув проводник вскидывает в воздух руку, сжимает её в кулак, жестом показывает своему сопровождению остановиться. Парни, как и велено, замирают, за оружие хватаются и лишний раз шевельнуться боятся. Вой из глубины напоминает чем-то китов, протяжно, как-то расстроенно и печально. Но от того и страшнее, значит это «что-то» живое. Мучительные секунды тянутся предательски долго, вой совсем рядом, словно они оказались под толщей воды и прямо рядом с ними, под самым боком проплывают эти громадины. Поют свои печальные пески о чём-то, пытаются донести о том, что у них на душе. Но не успевают парнишки и напугать себя как следует, как вой стихает. Обрывается так моментально, словно это ветер просто баловался. — Ээээ… Это чё такое было? — совершенно растеряв всю прыть интересуется Косой. Оружие сильнее в руках сжимает и загнанно осматривается, боясь что это «нечто» может на них откуда-то наброситься. — Как чё? Я говорил тебе падла! Это аномалия! Та самая, о которой нам Ликс рассказывал! — испуганно вскрикивает Серый и пятиться назад начинает. Проводник на них смотрит как на идиотов и молча выпрямляется. — Да не существует никакой аномалии на АЭС! Тут нету никого живого, придурок! — в отместку ему скалится товарищ, а потом оба замолкают, поймав интерес своего опытного сопровождающего. — Отчего же, есть. Ему не нравится, когда шум поднимают, — мужчина мог только предполагать, что сильнее удивило новичков, уточнение «ему» или тот факт, что «он» есть. В целом не было и интереса выяснять, потому развернулся и направился дальше, по звуку осторожных шагов понимая, что за ним всё же идут следом. Опытный сталкер идёт спокойно, для него звуки этого места так же знакомы, как и оно само. Это пение китов он ни с чем не перепутает, невольно растягивает губы в улыбке, перешагивая первую гермодверь осматривает некогда светлый зал, он тут давно не был. Давно…______________ 24 апреля 1986 года Чернобыльская АЭС
2 дня до взрыва
______________ 2000 год Чернобыльская АЭС
авария произошла 14 лет назад
— Не успел… — шепчет себе под самый нос, останавливаясь у ржавой гермодвери. Она последняя, самая жуткая и оттого самая знакомая. — Чего? — желая разузнать побольше, интересуется самый суетливый из новичков. И проводник оглядывает их нечитаемым взглядом. — Говорю, довёл вас. Дальше без меня, я вас тут ждать буду, как вернётесь, доведу обратно, как и договаривались, — уверенно врёт, голос не дрожит, всё такой же хрипло тяжёлый. Немного назад отходит, оружие к стене приставляя, взгляд куда-то сквозь выбитые стёкла устремляет. Новички с ноги на ногу в неуверенности переминаются, переглядываются, и Косой от нетерпения всё же срывается, первый внутрь заходит. Серый стоит ещё секунду, а потом смелости набирается, и следом уверенно шагает. Они всю станцию не видели, да и экскурсия им не сдалась, самый сок должен быть сейчас прямо перед ними. Да только во тьме кромешной не видать ничего, тишина томящая, да пустота. Потолок проломленный на них неярким уличным светом смотрит. Серый автомат на плечо вешает, достаёт фонарик из кармана и включить пытается. Стучит пару раз по старенькой конструкции и наконец освещает большой зал разрушенный. Одна ржавчина, гнутые балки и плиты бетонные, опасно свисающие в воздухе на уродливо выгнутых арматурах. Косой в неверии фонарик выхватывает и вперёд уверенно идёт. Ничего. Совершенно. Никакого клондайка артефактов тут и в помине нет. Пустое пространство насквозь проржавевшего металла и сквозящая со всех мест радиация. Делая очередной шаг, отчётливо слышит хруст, будто на кость наступил. Только опуская голову, не ожидал совсем, что его сравнение окажется настолько точным. Испуганно отскакивает и в том направлении светит. Это не просто кость, он на чей-то скелет наступил. Ну точно, вот рука, вот рёбра, а вот и… Что-то отдалённо напоминающее раскрошенный череп. Когда за спиной чувствует подошедшего товарища голову поворачивает и с испуганными глазами встречается. — Братан тут… — ему договорить не дают, фонарь поднимают чуть выше, и теперь он видит. Не один труп, их тут сотни, есть ещё мясом покрытые, есть как тот, на который наступил, одни кости. — Мля, Косой валить надо, — пятясь назад излагает дельную мысль сталкер. Оба к двери кидаются с таким рвением, словно их курс просто переместился за спину. Да только подлетев к двери оказывается, что она заперта, да так плотно, будто и не была никогда открыта. Тот самый, что рвался на ЧАЭС сильнее, чем к родной матери, сейчас истерично колотил по проржавевшему металлу огромной двери. Кричит заперевшему их гневно, проклятиями осыпает и грозится убить, как только выберется. Но постепенно смягчается и начинает просить, спускаться до молитв, падать на колени и обещать отдать всё, что может прийти в голову. Вот только товарищ его, прислушавшись обречённо назад повернулся. Пение китов весь зал наполнило, счетчик Гейгера пищать начинает, оповещая о поднимающемся уровне радиации. Этот вой в голову проникает незаметно, напитывает сознание, успокаивает испуганные нервы, убаюкивает мозг, не давая даже мыслить о том, что бежать надо. Этот вой не опасен, он словно пение матери перед сном. Ему довериться хочется. Когда яркая вспышка голубой энергии в воздухе зависает, ослепляет своей красотой, Серый и с места не двигается, даже, кажется, на встречу тянется. Косой спиной к двери прижимается, расширенные глаза испуганно смотрят как товарища в воздух тонкая струя энергии поднимает. Нет, не струя, теперь он может разглядеть, это и правда «он»! Эта аномалия — человек! Глаза его сверкают белоснежным огнём, такие безэмоциональные и пустые, что дрожь по телу бежит. Он подрывается, с новой силой начинает голосить, колотить по металлической двери. Проводник к плотной гермодвери спиной прижимается, закрывая глаза слушает, как крики усиливаются, как сильнее и лихорадочные бьют по двери человеческие руки. Он слышал это столько раз, переживал из раза в раз подобно ужасному кошмару. Как будто он застрял в грёбанном дне сурка, где событие повторяется невзирая на попытки и действия. Ты придёшь сюда в любом случае, ты окажешься здесь куда бы ты не бежал и не прятался. Твоё место здесь, такова твоя судьба. Каждый раз вспоминая слова отца: «Ради того, что тебе дорого, приходится чем-то жертвовать», успокаивает себя. Лелеет жалкую надежду, что не виноват, что во благо. Усмехается горько от того, насколько хорошо эта фраза подходит к ситуации. А после испуганно вздрагивает, крики наконец стихли. Наступила та самая тишина, привычно оглушающая и давящая, ты замираешь, в небе громко орут стаи чёрных птиц. Оглушающая, нагнетающая и так безжалостно уничтожающая остатки несчастных нервных клеток тишина. Омут скатывается на землю обречённо, за голову хватается в очередной раз и рычит грозно. Ничем ему никто не поможет, он сам себе приговор подписал, давно ещё, до взрыва этой, провались она в реактор, станции. А потом лёгкий толчок в спину чувствует. Это его энергия, его прикосновение. Проводник это знает так же хорошо, как дорогу к станции. Головой прижимается к двери, вслушивается и надеется, надеется в очередной раз услышать, убедить себя в том, что время ещё есть, не напрасно это всё, он ещё может успеть. Глаза закрывает, проваливается в мягкие объятия темноты. Она должна его спасти, спасает каждый раз, прячет от самобичевания, от угнетений собственной совести. Среди этой непроглядной мглы он наконец слышит, тот самый голос, тот самый родной и настолько желанный, что кровь в жилах застывает.Спасибо.
______________
Омут, как и всегда уходит со станции быстро, оружие забирая и быстрыми шагами в город удаляясь. Долго не задерживается, не оборачивается и думать себе не позволяет, что этот вой протяжный ему предназначен. Он плетётся извилинами, проходит по давно изведанным дорогам. По сторонам больше не смотрит, ни к чему не прислушивается. Он в своей голове сидит, снова там спрятался и надеется, что от мира спрятаться в своей небольшой коробочке сможет. Минуя опасные дворы и улицы, ныряет в места, одному только ему известные. Эту дорогу никто кроме его людей не знает. Никто до его логова не доберётся и скорее всего даже думать не станет, что кто-то взаправду так близко к ЧАЭС обирать вздумает. А на улице холодно становится, вечер медленно подкрадывается, совершенно не позволяя уследить за временем и правильно понять, когда стоит на улицу выходить, когда стоит лишний раз на базе перекантоваться. На небе всё такие же тучи свинцовые, тёмные, хмурые, и пепел мелкими хлопьями всё так же на плечи осыпается. Зона Отчуждения в спину своему старому знакомому хмуро смотрит, провожает его. Она всё чувствует, любое изменение и все грядущие события. Она намного лучше своего старого друга знает, что скоро многое изменится.