The Magic Argument

Гермиона не обрадовалась, что теперь подозревали не ее. Слишком уж хорошо знала, каково это — быть тем, кого обвиняют первым и без всяких доказательств. И если раньше она и сама отчаянно подозревала Драко в нечестной игре, теперь всерьез раздумывала, не перейти ли на его сторону. Защищать слабых было для нее привычным, понятным и правильным, и доказать себе, что Малфой ничего общего с ними не имеет, оказалось нелегко. И все же единожды позволив сомнение, что странные связанные с Драко совпадения всего лишь совпадения, как он с самого начала и говорил, Гермиона уже не могла откинуть крамольную мысль об этом прочь. Малфой коллекционировал недостатки, и вполне мог неудачно пошутить, а при определенных обстоятельствах даже специально напакостить, как тогда с котлом, но смертельно проклясть человека, даже которого он на дух не переносит… Верилось с трудом. Точнее, не верилось совсем. Для такого преступления нужен мотив, злость и характер, а ничего из этого у Малфоя не наблюдалось. Или Гермиона о чем-то не знала. Снейп оставил ее одну. Постояв в прихожей у кабинета Дамблдора еще немного, не зная, что ей делать с новым знанием, но отчаянно желая что-то сделать — если не помочь, то прояснить или исправить — Гермиона вышла следом за профессором. Иногда отступить и дать себе подумать — лучшее решение, чтобы не навредить словами и не запутать все еще сильнее. Драко, связанный заклинанием слежки, никуда от нее не денется — если, конечно, она найдет приличную карту замка и маятник, чтобы за ним проследить и не упустить возможность, которую себе представила. Впрочем, выражение лица Драко, вломись она к директору и бросься она его защищать после всего, что устроила в последние дни, было бы бесценно. Только ради этого стоило попробовать, наплевав на все свое благоразумие разом. Может, в другой раз. Заглянув в дамскую комнату и дважды вымыв с мылом руки, стараясь смыть с себя вину за заклинание, на которое, конечно же, не имела никакого права, Гермиона спустилась в Больничное крыло и, спросив разрешения у мадам Помфри, присела у кровати Гарри. Когда-то давно она обещала, что никогда не станет поступать с людьми так, как они поступали с ней, но сегодня нарушила это обещание. Конечно, ее подозрения, как простуда, не могли по воздуху передаться дальше, но все же Гермиона чувствовала себя виноватой из-за того, что случилось с Драко. Если Дамблдор подозревал Малфоя всерьез, у него, наверняка, были на то основания, но все же… Слишком много «все же», слишком тяжело закрыть на них глаза. — Мне так жаль, — сказала Гермиона, ни то Гарри, ни то себе самой. Спрятанный под покровом больничного полога, Гарри спал. Такой близкий и далекий одновременно. Гермиона отчаянно хотела одернуть полог и посмотреть на него, убедиться, что жизнь никуда не ушла и все еще с ним и в нем, но потревожить сон не могла. Гарри и так пришлось несладко, и сделать хуже она бы просто не посмела. Будто почувствовав ее присутствие, Поттер зашевелился. Грудь его вздымалась неровно, рвано, руки метались по кровати, то сминая покрывало, то отбрасывая его прочь, и Гермиона вдруг поняла, что это не просто сон, навеянный сонными травами, но самый настоящий кошмар. Где бы Гарри ни плутал, хорошо ему там не было. — Гарри? — тихонько позвала она. Он открыл глаза, нечеловечески быстро, словно вовсе не спал и, раньше, чем она успела среагировать или испугаться, одернул полог и крепко ухватил ее за запястье. С силой встряхнул. — Это всего лишь я, — Гермиона попыталась аккуратно снять его руку, но не смогла. — Мне больно. Отпусти, пожалуйста. Он невидяще посмотрел сначала на нее, потом на свои руки, и наконец ее отпустил. Гермиона поежилась. Она испугалась самую малость и, к своему удивлению, почувствовала что-то еще: глухое и тяжелое, мрачное. Саму темноту — странную и чужую, накатившую на нее будто случайно и по ошибке. — Прости, — сказал Гарри севшим голосом. — Я тебя напугала, только и всего, — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла грустной. — Сама виновата. Невозможно улыбаться и чувствовать себя собой, когда вокруг эта темнота — давит, ползет, плещется у ног и кусает за ступни. — Все в порядке? — спросил Гарри, откидываясь обратно на подушки. — Это я должна у тебя спрашивать. Ощущение жути отступило также внезапно, как появилось. Гермиона даже решила, что оно ей просто почудилось. — Со мной все хорошо, — хмыкнул он. — Твоими стараниями. Неужели проклятие ушло от Гарри не до конца, а она просто перехватила его отголосок через прикосновение? Или виной всему темное заклинание? Книга не обещала страшных последствий и грома-молний на голову за его использование. Но, на сколько помнилось Гермионе, о последствиях там в принципе не говорилось, что в случае сложных магических манипуляций означало, что можно ожидать чего угодно. Тогда она об этом не подумала. Не заметила у себя и Гарри хвоста или рогов на голове, и успокоилась. И только теперь, перехватив эту странную эмоцию, забеспокоилась. — Эликсиры мадам Помфри творят чудеса. — Ну-ну. Они помолчали, глядя друг на друга. Гермиона так обрадовалась, увидев его живым и почти здоровым, что на время забыла о том, что услышала от девчонок-сплетниц. А теперь вдруг вспомнила. Гарри ее любит? Правда любит? Почувствовав, как к лицу приливает краска, Гермиона опустила глаза, уверенная на миллион процентов, что в жизни теперь ему в глаза не посмотрит. — Гермиона, ты точно в порядке? — спросил Гарри после долгой паузы. Она кивнула. — Это же не меня прокляли. — Кто-то по-идиотски пошутил, вот и все. Гермиона почувствовала, что Гарри врет, и это так сильно ее удивило, что она все же подняла глаза. Посмотрела в самый уголок его губ, искривленный улыбкой, отогнав смущение прочь. Гарри знал, что проклятие не было случайностью и врал намеренно — уверенно и с улыбкой на губах. Она бы поверила, не чувствуй всем своим существом эту ложь. Совсем как до — удушающую темноту. От него или из-за него? — Ты правда так думаешь? Его улыбка стала шире, а щит, защищающий мысли, совсем непонятные, крепче. Гермиону словно вытолкнуло прочь из его сознания, в которое она едва успела заглянуть, толком не осмотревшись. — Отвечу, если расскажешь, как на самом деле меня спасла, — пообещал Гарри. От чего-то она вспомнила совсем не темное заклинание, а нелепый поцелуй, последовавший за ним. Боги, если бы он только знал… — Ну… — Ладно, — махнул рукой Гарри, заметив, как она замялась. — Как-нибудь потом и не здесь. Они еще поговорили ни о чем, и Гермиона, перехватив строгий взгляд мадам Помфри, засобиралась прочь. Она могла оттягивать момент сколько угодно, но рано или поздно ей все равно пришлось бы встать и сделать то, что она должна была сделать сразу, как заметила пропажу маховика. Рассказать обо всем и принять наказание за оплошность, которую уже никак не исправить и которой она позволила случиться — в здравом уме и по искренней глупости. Профессор Макгонагалл пригласила Гермиону в кабинет едва та постучала, словно тоже ждала их разговора. — Присаживайтесь, мисс Грейнджер, — профессор сняла очки и устало потерла переносицу, перед тем, как водрузить их обратно. — То, что случилось с мистером Поттером — страшная трагедия, и, конечно же, мы сделаем все, чтобы найти ученика, которому пришла в голову столь неуместная шутка. Хочу вас заверить, что после я лично буду настаивать на его исключении. Гермиона сглотнула, представив себе Драко — разбитого и уничтоженного, собирающего чемоданы, чтобы выскользнуть из замка в ночь, когда никто не увидит его позора. А потом себя на его месте. Оба варианта пришлись ей не по душе. — Вы думаете это была чья-то шутка? — спросила Гермиона. — Мне бы хотелось услышать ваше мнение, мисс Грейнджер. Макгонагалл опасливо огляделась, словно боялась, что кто-то может подслушать их разговор. — Именное смертельное проклятие не кажется мне предметом для шуток. Гермиона знала, что расположить к себе Макгонагалл можно только правдой, поэтому готова была пойти на отчаянную откровенность. Чтобы то, что она скажет после, также приняли на веру. — Странно, что удар Поттеру хотели нанести через вас. Заклинание ведь сработало, когда он переступил порог вашей комнаты? — Вероятно, они хотели, чтобы подумали на меня. Хотела бы Гермиона знать, кому насолила так сильно, что ее выбрали орудием в столь отвратительном деле. — Профессор Снейп придерживается такой версии, но остальные преподаватели, вовлеченные в вопрос — нет. Гермиона замерла. Конечно, преподаватели в курсе и уже «вовлечены» в вопрос. И Снейп среди них. Ожидать от него другого, пожалуй, не стоило, и все же она почувствовала укол обиды и острой злости. Словно после странных попыток помочь ее все-таки предали. Впрочем, так оно и было. — Профессор Дамблдор другого мнения. — Вы видели профессора Дамблдора? — удивление, прозвучавшее в голосе профессора Макгонагалл показалось Гермионе странным, но она не стала заострять на нем внимания. — Нет, он хотел меня принять, но передумал. — О, конечно, — профессор Макгонагалл кивнула своим мыслям. — Думаю, у него был…. хм… другой важный разговор. Гермиона смяла край школьной мантии, нервничая и не решаясь перевести разговор в нужное русло. Продолжать разговор, и переходить на подозрения в адрес Драко ей тоже не хотелось. — Могу я попросить вас об услуге, мисс Грейнджер? — Конечно, профессор. — Присмотрите за мистером Поттером, пока мы не найдем виновного, — Макгонагалл посмотрела ей в глаза, стараясь уловить в них… что? — Мы больше не друзья, — зачем-то призналась Гермиона. — О, я знаю, но… — Макгонагалл задумалась, подбирая нужные слова. — Но всем нам иногда нужен кто-то рядом. Друг, который не позволит случиться плохому. Гермиона сглотнула комок, подступивший к горлу. — А что-то плохое должно случиться? Макгонагалл не стала отвечать, и ее молчание сказало Гермионе о многом. Ей впервые стало по-настоящему страшно — что какая-нибудь жуть случится снова, и на этот раз Гарри повезет меньше, или ее не окажется рядом. О, Мерлин. — Профессор, мне нужно еще кое о чем рассказать, — начала Гермиона неуверенно. — Это касается маховика времени. — Маховика? — удивленно приподняла бровь профессор. — О, вам не стоит беспокоиться об этом, дорогая. Они все уничтожены по приказу Министерства. Не все — Гермиона знала это, и профессор тоже должна была знать. — И все школьные маховики тоже? — осторожно спросила Гермиона, начиная подозревать что-то плохое, от чего волосы на затылке шевельнулись. Ее заготовленный текст разбился о замечание профессора. Она хотела признаться во всем, попросить у Макгонагалл помощи в поисках украденного маховика, но теперь засомневалась, что та сможет ей помочь. И что вообще знает о маховике, который сама же ей передала. Уверенность, с какой Макгонагалл говорила обо всех уничтоженных маховиках, Гермиону смутила. И напугала. — До единого. Этого не могло и не должно было быть. Но случилось. Вор не только украл маховик, он уже изменил ход времени. На сколько сильно? И почему Гермиона все еще помнит, как было до? — Признаться, я хотела дать вам один на третьем курсе, — продолжила профессор Макгонагалл. — Но так и не решилась. Ее жизнь перекроили и слова не спросив. Украли события, каникулы и праздники. Аккуратно вырезали все пятницы и, пока она спала и занималась всякой ерундой, отвлекаясь на вещи важные и не очень, подменили на новые. Незнакомые и чужие, опасные. Гермиона до крови прикусила губу, и только вспышка боли вернула ее к реальности. — Почему? — спросила Гермиона. — Разговорилась с одним человеком и поняла, что такие эксперименты приносят только разочарование и боль. Гермиона все еще могла рассказать профессору правду — о том, что случилось на самом деле, и о чем она забыла, но от чего-то не решилась. В лучшем случае Макгонагалл бы ей не поверила, а в худшем — и думать страшно. Скомкано попрощавшись и сведя разговор к чисто научному интересу (дополнительное эссе по маховикам, ага, конечно), Гермиона вернулась в свою комнату. Теперь она поняла, что найдет вора, во что бы то ни стало, а с ним — и того, кто пытается убить Гарри. Слишком частыми и странными казались совпадения, чтобы не быть связанными между собой. Да и в случайности Гермиона давно перестала верить. Отыскав маятник и карту, она весь вечер следила за Малфоем, не делающим ровным счетом ничего подозрительного или хотя бы интересного. Дамблдор все же отпустил его с миром, и где-то глубоко в душе Гермиона даже была этому рада. Заснув за письменным столом, так и не добравшись до кровати, Гермиона почти не удивилась, что Малфой объявился и в ее снах — непривычно тяжелых, жарких и лихорадочных. Гермиона не запомнила, о чем они говорили и почему снова разругались, но как он оттолкнул ее к стене и, прожигая улыбкой, поцеловал — не как в романтических фильмах, что она так любила, а по-настоящему, с чувством и горечью на обветренных губах — забыть не смогла. Даже если бы захотела.