Горечь последствий

Теодора безмятежно гуляла по уютным, почти безлюдным улицам Химворде, кусая сочное красное яблоко. Её пальцы были крепко переплетены с другими. Мужская рука сжимала её сильной хваткой, но одновременно нежной. Осторожно и мягко. Она до боли в сердце любила ощущать эту ласковую, мягкую руку, обхватывавшую её. Сердце дребезжало в осознании, что таких невероятных, обволакивающих и замечательных чувств она не испытывала никогда в своей печально скучной жизни. Да, именно скучной. Ведь до её разрыва с семьёй и переездом в США, где она работала в редакции «Секреты домохозяйки», (и, к слову, там ей тоже было невыносимо нудно) жизнь Теодоры была похожа на глину, из которой её родители хотели вылепить нежеланную ей и противную трагикомедию. Ту жизнь, которую она искренне презирала и не оставляла попыток избежать. И когда это ей удалось, когда она бросила всё, что её связывало с прошлым, она встретила его. Фридриха Блумхагена — немецкого солдата с необычайно добрым и сострадательным сердцем. Он открыл ей глаза на мир. Показал, что среди немцев есть и другие. Совершенно. Те, которые разительно отличаются от тех жестоких, бездушных животных. Но это уже отдельная история, так ведь? Теодора Эйвери была согласна с этим. Она подняла голову, чтобы заглянуть в его голубую бездну глаз. Фридрих улыбнулся, сразу заливаясь румянцем, когда девушка запечатлела поцелуй на его гладкой, казавшейся мраморной щеке. Яркое летнее солнце осветило его чуть взлохмаченную пшеничную макушку лучевым мерцанием. И в этот момент Теодору посетило желание поведать их историю на страницах своей записной книжки, которую она прятала на крайний случай. Помимо блокнота для записей в статьи для газет, она имела и второй. Почему бы не заполнить его ей? Их историей. Началом… чего-то светлого. Началом их истории, которая определённо точно будет иметь свою горечь последствий. В конце мая, когда Теодора вместе с Лоуренсом смогли вывезти напуганную Йоке из Брюсселя, они впервые попали в маленький тихий городок, где жила Ван дер Люссе. Проводив её до дома, Йоке поблагодарила журналистов и побежала к своей семье. Тогда Теодора и Лоуренс решили пойти прогуляться, осмотреть окрестности этого невзначай милого и спокойного городка. После удачных попыток Баркли симпатизировать Эйвери, они поцеловались, развалившись на свежей траве под гомон радостных птиц, легких порывов ветра и ровной глади кристальной поверхности озера, прямо у их сплетённых ног. Но мирной идиллии не суждено было оставаться надолго. Вскоре послышался какой-то неразборчивый звук. Он напоминал топот ног и звуки отбиваний колёс об усыпанную мелкими камешками дорогу Химворде… Это были немцы. Они поспешили в город, ориентируясь по звукам, исходивших где-то из центра. Когда нога коснулась центральной улицы Химворде, глазам предстала страшная картина. Немецкие солдаты расходились из приехавших автомобилей в разные стороны. С винтовками в руках и взглядами, от которых нервный холодок пробегал по позвоночнику. Теодора замерла, кажется, даже задержав дыхание от ужаса. Лоуренс держал её за руку. Молодые люди хотели как можно скорее добраться до дома госпожи Ваутерс, где несколькими часами ранее поселились. Пройдя полдороги, их резко остановили несколько солдат в зелёной форме с угрожающими взглядами. Вот только Теодора подумала, что им удастся сбежать незамеченным, как всё посыпалось пеплом, превратившись в крах смутных надежд… Она сглотнула ком в горле и подняла взгляд на немцев, стоявших перед ними скалой. Лоуренс уже что-то пытался им объяснить, сказать, что они не местные, а журналисты, прибывшие из Америки. — Мы приехали сюда немногими часами ранее, мы даже не знаем до конца этой местности, чтобы жить здесь, — торопливо говорил Баркли, иногда посматривая сверкающими в тревоге глазами на Теодору. — В таком случае, на кой чёрт вы здесь оказались, журналюги, а? Мне сдаётся, что это место не подходит для того, чтобы писать ваши американские статейки. Разве что только про быт этих богом забытых жителей? Или я неверно что-то понял? — грозным тоном парировал один из солдат в ответ. Его акцент ярко выделялся в речи. Он блуждал взглядом по их лицам, словно пытался что-то выискать. Вероятно, ложь. — Вы правы; мы здесь, поскольку этого требовала наша работа, — вмешалась Эйвери. Немец перевёл глаза на неё и принялся внимательно изучать. Теодора стойко выдержала его взгляд. Она ни в коем случае не выдала бы Йоке. Им нельзя знать правду. Нельзя, потому что… — Du! — Внезапно солдат обернулся и крикнул кому-то из столпотворения мельтешащих немцев. — Bring den Landsturm-stutterer mit! Ему что-то ответили, и немец разозлился. — Es ist mir egal, was beschäftigt ist, sagte ich bringen! Теодора вздрогнула от его разгневанного рёва. Она сильнее сжала ладонь Лоуренса и заглянула тому в глаза. Мужчина растянул уголки губ в фальшивой улыбке, гласящей, что всё будет хорошо, и еле заметно кивнул. Через пару минут к ним шагал ещё один солдат. Он был высоким, худым, с бледным уставшим лицом и копной светлых волос. Эйвери невольно засмотрелась на него, когда внезапно его точёную фигуру заслонило крупное тело. Глаза девушки теперь смотрели в плечо другого солдата. — Вы, красавица, идёте с нами, — хитро проговорил немец, указав на Теодору, отчего та немного сжалась, чувствуя нарастающую в груди панику. Потом кивнул на Баркли. — А вы… можете быть свободны. Не попадайтесь больше на глаза, мистер журналист. Мужчина лукаво подмигнул ему и прошёл несколько шагов вперёд, при этом схватив Теодору под локоть. Она задёргалась, однако настойчивая и грубая хватка солдата усмирила её пыл. Она лишь повернула назад голову, отчаянно цепляясь взглядом за взволнованного Баркли. — Стойте, а как же девушка? Зачем она вам? — прокричал Лоуренс, когда они уже стремительно отдалились, оставляя того позади. Ему не ответили. Теодора не знала, что с ней собираются сделать, и от этого ощущала дикий страх. Её сковало теми ужасными сценами, которые мелькали перед глазами. С ней могли сделать что угодно… Убить, замучить. И Лоуренсу не разрешат её увидеть. Почему-то девушка это чётко осознавала, и на душе с каждой секундой, пока её вели в одну из подворотен, становилось всё тяжелее. Сзади Теодоры плёлся высокий солдат, которого позвал тот, что вёл Эйвери под руку. Он иногда переменивался взглядами с ним. Наконец, не выдержав этого гнетущего безмолвия, девушка отважилась спросить: — Куда вы меня ведёте? Немецкий солдат недовольно покосился на неё, наверняка раздражившись от столь наглого вопроса. — Туда, куда следует. — Ответ не устроил Теодору. Она, плотно сомкнув челюсти, вспомнив свои циничные колкости, которыми была обдарована сполна, притормозила, напрягая каждую мышцу своего тела. Немцы остановились, удивлённые поведением девушки, силой и непозволительным безрассудством. Теодора поглядела на мужчин. Взгляд вновь против воли остановился на блондине с невероятно чистыми, как летнее небо, глазами. Он присматривался к ней, тоже изумлённый, и непонятно чем больше: боевым и упёртым характером девушки или обворожительными чертами лица и глазами, делающими дырку в душе. Смотрящими с непониманием, тревогой и болью. — Я всё ещё жду ответа, — настоятельно промолвила Эйвери, не отводя глаз от молодого солдата. Тот на инстинктах подался назад. Другой быстро процедил: — Stehen! Он замер, вытянувшись струной. Его губы подрагивали, когда он переводил взгляд с лица мужчины на лицо Теодоры. — Хочешь знать, куда мы ведём тебя, клуша? — нарочито злобно, с прищуром, почти неслышно прошептал воин. Его рука переместилась на талию Теодоры. Она свела брови к переносице и попыталась её сбросить. Было тщетно. — Ты будешь сидеть в автомобильной клетке, пока мы не поедем в Берлин. Теперь довольна, нахалка? Внутренние органы скрутились тугим узлом. Девушка чувствовала, как во рту пересохло. — Но… зачем? — Затем, что мы собираем таких красавиц, как ты, чтобы по окончании военных действий устроить подарок солдатам. — Он наклонился к уху Эйвери. — Правда, теперь я не уверен, что подобрал нужное определение тебе. Теодора сжала губы в тонкую линию, а солдат посмотрел на блондина. Его глаза показались Теодоре добрыми, потому что то сожаление, с которым он глядел на неё, вызывало внутри девушки ураган доводов. Она не понимала, что подобное действительно происходит. Бред не мог быть таким реалистичным, чушь полная… Внезапно мужчина так сильно толкнул её, что Теодора подумала, что сейчас упадёт и разобьёт себе что-нибудь, как ловкие сильные руки напротив смогли поймать её. Она упала прямо на молодого солдата, сжавшись и пальцами ухватившись за его грубую на ощупь форму. Девушка чувствовала, как его тёплые руки крепко обхватили талию, придерживая и не давая упасть. И не ясно было, что в этот момент казалось страннее: то, что солдат поймал её, или то, что она ощущала себя в противоестественной безопасности в его руках. В руках немецкого солдата, чёрт возьми. — Она мне надоела, — едко высказываясь, бросил воин. — Дальше проведёте её сами. Она остаётся на вашей совести, Блумхаген. Одарив того предупреждающим взглядом и не дожидаясь ответа, он развернулся, заведя руки за спину, и ушёл прочь. Повисла неловкая пауза. Солдат отпустил Теодору, понурив взгляд. — Спасибо… что не дали упасть, — тихо произнесла девушка, поёжившись от мыслей, если бы её не поймали. Он кивнул, ничего не произнеся. В тишине Эйвери осмотрелась, стараясь угадать, где они находятся. Деревья, дома, парк… Неубедительно. Когда она повернула голову на немца, напоролась на его изучающие глаза. Сердце пропустило удар. Она и не подразумевала подобного, того, что такие, как он, будут вызывать такого рода чувства. Возможно, это было из-за того, что он как-то отличался от других солдат. Его глаза… Они казались иными: добрыми, мягкими, нежными. Не жестокими, злыми и подлыми, как у остальных. И ей показалось, что он скромен?.. — Меня зовут Теодора, а вас как? — спросила она, сразу замечая, как он напрягся. Поспешила исправиться: — Прошу прощения за бестактный вопрос, мои манеры порой бывают невежливыми. Я понимаю, что не имею права… — В-в… — он запнулся. Теодора нахмурилась, подозревая в чём дело. Однако солдат продолжил: — Всё в п-порядке… — Простите меня. Он резко подался вперёд, прямо к Теодоре. Совсем близко, что она даже хотела отступить от неожиданности. Но осталась стоять, заглядывая в бушующие морем глаза немца. — Вы не обязаны извиняться, Т-теодора. П-правда… Всё в порядке. — Он внимательно смотрел прямо в её глаза. Казалось, ещё секунда, и он был готов взять её руки в свои для уверения. Она медленно кивнула, чуть улыбнувшись. — М-меня зовут Фридрих. Вы не п-против, если мы п-пойдём? Девушка сразу немного помрачнела, но постаралась скрыть это от немца. Она лишь опустила глаза, кивнув. Солдат тоже немного улыбнулся, и улыбка эта была скорее натянутой, словно ему тоже было неприятно и не хотелось это делать. Она заметила эту перемену в лице, когда он отвернулся и пошёл впереди. Почему-то это её подбодрило. Теодора думала над тем, о чём его спросить, пока не заметила, что они уже подошли к паровой машине. Железные прутья пересекали багажник в высоту. Она замерла, уставившись на деревянный повоз, который служил в качестве клетки. Автомобиль был окружён несколькими солдатами с оружием наготове. Они поздоровались с Фридрихом, довольно оглядывая Эйвери. Противные мурашки заполонили её тело, а в глазах потемнело. Девушка покачнулась, услышав как Фридрих снова придержал её, подводя к автомобилю. Он быстрыми движениями высунул из кармана связку ключей — один из них вставил в проём и металлическая дверь поддалась, скрипя и грохоча, открываясь. Солдат усадил побледневшую Теодору на край деревянной платформы. — С вами всё х-хорошо? — взволнованно спросил он, всё ещё не убирая рук с её чуть дрожащих плеч. — Да… — Она постаралась убедительно улыбнуться, не оставляя без внимания руки Фридриха. Мягко прикоснулась к ним, заглядывая в его полные вины и сожаления глаза. — Думаю, да. Его щёки покраснели, а взгляд до сих пор оставался сочувствующим и полным нежности. — П-простите, что так вышло. Теодора протестующе замахала головой. — Это не ваша вина! — Она вздохнула, отведя взгляд. — Это только из-за меня. Мы… мы незаконно перевезли женщину из Брюсселя сюда. Её семья ждала её тут, сын. Думали, что всё обойдётся, когда… увидели приехавших. Какая же я глупая! — Она лицом зарылась в ладони. — Мы просто хотели помочь… Я, верно, затрудняю вас своими тягостями; просто почувствовала, что вам можно доверять. Фридрих сглотнул, поджимая губы. — Я х-хочу вам помочь, но н-не знаю как… — Он судорожно сжал кулаки, бросая беглый взгляд на сторожей автомобиля. Девушка подняла голову, с надеждой посмотрев на солдата. — Вообще-то, вы кое-что можете сделать, — вполголоса произнесла Теодора. Глаза Блумхагена загорелись. — Просто навещайте меня. Необязательно, что часто. Приходите раз в несколько дней, я буду очень рада вашей компании. — Конечно, Теодора! — Он даже в порыве поднялся на ноги, что удивило Эйвери. — Впрочем, я м-могу навещать вас и чаще. Я буду приходить несколько раз в день и п-приносить еду и воду. — Затем он мгновенно смутился, снова присев на корточки и отведя глаза. — Если вы, разумеется, не п-против… — Абсолютно, — слабо усмехнулась девушка, нежно смотря на него. — Абсолютно нет… Тогда он встал и помог ей пройти внутрь клетки. Там, слава богу, никого не было. И это было единственное, помимо Фридриха, что её немного радовало. Теодора присела на низкую скамью, стоявшую в глубине. Она ни на секунду не сводила глаз с солдата, чувствуя неподвластное логике влечение, когда он также смотрел на неё в ответ. Блумхаген, нехотя, ругаясь себе под нос на немецком, всё-таки закрыл клетку, ключом прокрутив в скважине. Он ещё раз с болью глянул на Теодору, прежде чем уйти. На горизонте висела угроза в виде торопливо приближающегося к ним другого солдата, что был с ними ранее. — До встречи, Д-дора. Он отвернулся, зашагав к немного полному мужчине, который с подозрением и хмуро осматривал Фридриха, а затем перевёл глаза на Теодору в клетке. Он что-то сказал ему и жестом приказал следовать. Фридрих ещё раз обернулся, глазами сразу находя Теодору. Он усмехнулся ей, растягивая губы в подбодряющем знаке и, когда девушка усмехнулась в ответ, стремительно последовал за солдатом. Обер-лейтенантом, как потом он рассказывал ей. Теодора набрала воздуха в лёгкие, уже приготовившись к тяжёлым дням взаперти. А может и неделям. Она выдохнула и непонятно от чего продолжала улыбаться, смотря вслед молодому солдату, уже почти скрывшемуся из виду. — До встречи, Фридрих.