Незачёт

В семь часов вечера Вадим стоял перед входом в здание и глазел на последний этаж с гигантскими панорамными окнами, пытаясь понять, что он вообще тут забыл. Дагбаев, конечно, молодец: трудно придумать более пафосное место для деловой встречи, сюда же разве что девушек водить, которых впечатлить хочешь. Вадим, например, впечатлился пока только тем, что вечером пятницы здесь можно забронировать столик на субботу. Или у Дагбаевых здесь свой персональный столик, как императорская ложа в театре? Это многое бы объясняло. Он проснулся утром в полной уверенности, что вчерашний диалог — плод воображения, сон, мираж, раннее проявление алкогольного делирия, но страничка в соцсети подтверждала обратное. За день Вадим несколько раз порывался написать, что передумал — занят — предлагает встретиться в понедельник на кафедре — но всё это звучало как дешёвая отговорка. Пришлось ехать, снова заковав себя до линии нижней челюсти, на этот раз в свитер. Принаряжаться Вадим принципиально не стал. — Добрый вечер. У вас забронирован столик? Или вас ожидают? У нас после шести дресс-код, — хостесс на входе окинула его немного нервным взглядом, слишком уж, наверное, он выбивался из усредненного портрета здешней публики. — Вполне вероятно, — он обвёл взглядом ту небольшую часть зала, что мог обозреть. — Фамилия «Дагбаев» вам о чем-нибудь говорит? — Сейчас я вас провожу, — девушка сразу же улыбнулась с почти неподдельным радушием и ткнула тонким пальчиком в свой планшет. Скучая за столиком, Вадим ощутил себя персонажем из знаменитой сцены про «дефлопе с крутонами». Здесь было красиво, особенно вид из панорамных окон, и как-то подчёркнуто гламурно, — в том смысле этого определения, которое Вадим много лет назад вычитал у Пелевина в «Ампир V». За столиками вокруг сидели в основном парочки или компании, деловито сновали официанты, все как на подбор модельной внешности, а он лениво листал меню и поглядывал на часы. Наверное, со стороны походил на томящегося ожиданием кавалера. Когда в 19:05 Дагбаева на горизонте не появилось, Вадим вспомнил университетское правило, работавшее в обе стороны: ждём пятнадцать минут и уходим. В 19:15 он отложил в сторону меню и собрался было подниматься с изнеживающе мягкого кресла, но в ту же секунду встретился взглядом с Дагбаевым. Виноватым тот не выглядел. И вообще выглядел так, будто не в клубе вчера отрывался, а только что представлял на подиуме новую коллекцию чего-то от кутюр. — Добрый вечер, — сказал Дагбаев, протягивая наманикюренную лапку для рукопожатия. — Дагбаев, вы всегда минимум на пятнадцать минут опаздываете? — Вадим посмотрел на руку, протянутую чуть-чуть ладонью вниз. Так обычно делают женщины, не уверенные, что в данном случае более уместно по этикету — поцелуй или рукопожатие. Или мужчины, которые собираются давить своим авторитетом. Вадим усмехнулся этой мысли и на жест ответил коротким, крепким (но не чересчур) пожатием. Рука у Дагбаева оказалась на удивление жёсткой, но не как у человека, занимающегося физическим трудом, а скорее как у спортсмена. А так по нему и не скажешь, что держит в руках что-то тяжелее стаканчика с кофе. — Обстоятельства вынудили, — ответил Дагбаев с полуулыбкой, разочарованно уткнувшись взглядом в очередной высокий воротник. — И можно по имени, Алтан. Появившийся рядом официант услужливо склонился, раскладывая перед ним меню и винную карту. — Шираз и два бокала, — небрежно бросил Алтан, даже не посмотрев на список и цены, чтобы казаться взрослым и серьёзным. — Один бокал. А мне минеральной воды, — уточнил Вадим, глядя на официанта, а потом обратился к Дагбаеву, стараясь звучать не слишком пассивно-агрессивно: — Я за рулём. И не то чтобы он ни разу в жизни за руль не садился после пары бокалов чего-то некрепкого, особенно по бурной молодости. Не то чтобы не пил не далее чем вчера. Но сейчас уж больно хотелось сбить спесь с мальчишки, который явно пытался выглядеть взрослее и серьезнее, чем он есть на самом деле. И потом, пить со студентом, даже вино, даже в пафосно-приличном месте — это было где-то за гранью. Максимальное преломление хлеба, которое Вадим готов был допустить — разрешить кому-нибудь подсесть за свой стол в студенческой столовой. И то если других мест не было. Сделав свой заказ и оставив Дагбаева дальше разбираться с официантом, Вадим смотрел на него с деланным равнодушием, сцепив пальцы рук в замок. Что-то ему подсказывало, что никакого списка тем он сейчас не получит, в лучшем случае то же невнятное бормотание, что и вчера. Вот так всегда. — Если у вас есть список тем в письменном виде, то давайте сюда, я ознакомлюсь пока. — К сожалению, нет, потому что я не до конца понял суть, если честно. — Он вытащил салфетку из салфетницы и принялся складывать из неё лебедя, чтобы чем-то занять выдающие его волнение руки. — Конференции по естественно-научным дисциплинам — это одно: новые гипотезы, эксперименты, доказательства теорий. Или, скажем, по литературе: новые прочтения произведений или там собственная писанина, если секция творческая. А чем доклад по истории будет отличаться от банальной лекции? Вадим вздохнул. Тяжело и горько. Надо было ставить четыре. Нет, три — и без права пересдачи. Чтобы даже в дипломе потом эта тройка светила Дагбаеву всю оставшуюся жизнь. И по рукам треснуть, прямо сейчас, чтобы ерундой не маялся. Чтобы хоть бы спесь с него слетела. Частично. — У вас бы не было таких вопросов, если бы вы удосужились прочитать информационное письмо с названиями секций. Или догадались бы на сайте университета просмотреть сборники трудов конференций прошлых лет, — процедил он сквозь зубы, борясь с желанием немедленно встать и уйти. — Но у вас, видимо, были дела поважнее. Особенно вчера вечером. Он достал телефон и вытащил из почты то самое письмо. — Вот. Пожалуйста. Секции: «Отечественная история до 1917 года», «История древнего мира и средних веков», «Новейшая история и международные отношения»... и ещё пять секций. Ваш доклад должен отличаться тем, что вы не скачали его из интернета, а сходили, например, в архив. Проинтерпретировали исторический документ с той точки зрения, с которой до вас на него никто не смотрел. И так далее — вариантов масса. Надеюсь, я понятно объясняю?! Вадим честно старался говорить негромко и со стороны не выглядеть так, чтобы им заинтересовалась охрана. Но за выражением лица он уследить не мог: официант, вернувшийся с бутылкой вина и графином причудливой формы, столкнулся с ним взглядом и даже отшатнулся. — У вас всё в порядке? — Лучше не бывает, — Вадим мгновенно сменил тон. Алтан смял недоделанного лебедя в руке. Сцепил ладони в замок, поставил на них подбородок, улыбаясь Вадиму Николаевичу едва заметно, почти кокетливо. Официант продемонстрировал им бутылку, прежде чем открыть — Дагбаев покивал с видом знатока, — перелил в графин, поболтал, дал попробовать аромат, потом налил в бокал, что-то вещая о пряности и вишнёвых нотках. Вадим слушал его вполуха, еле дождавшись, когда он уже наконец уйдёт. — Прошу прощения за вчерашний вечер, — интонация у Алтана вышла такой покаянной, будто он прямо у Вадима Николаевича на кафедре надебоширил, — моё тогдашнее состояние было скорее исключением, чем правилом. Но раз уж мы здесь, попрошу меня выслушать, а потом делать выводы. У меня создалось впечатление — поправьте меня, если я не прав — что вы ждёте от меня вовлечённости в том, что касается этой конференции и особенно подготовки доклада. И поверьте, я готов взяться за дело со всей серьёзностью. Но для того, чтобы по-настоящему включиться, мне нужно ясно понимать, в чем заключается пресловутая ценность работы — обычно её притягивают за уши, как только могут, и меня это не устраивает. Собственно, и в предыдущих докладах с этой конференции, которые я догадался посмотреть... — (пока стоял в пробке сюда, мысленно добавил Вадим), — …я столкнулся с той же проблемой. Извините, но по-моему там абсолютное переливание из пустого в порожнее, — Алтан кисло поджал губы, — и никакой упомянутой вами интерпретации с новой точки зрения нет. Он пригубил вино, выдерживая многозначительную паузу. — Так вот, думаю, для вас не будет открытием, что история — не мой профиль, к сожалению или к счастью. Но вам, пожалуй, повезло, потому что в отличие от других непрофильных студентов, которые это задание сделали бы на от-кхе-кхе-ись, я тот, кому было бы интересно и в архивах покопаться, и часами обсасывать формулировки, да даже в другую страну съездить, если возникнет такая необходимость. Словом, я могу быть дотошным исследователем, если дело того стоит, — он чуть приподнял брови, делая выражение лица наивнее, — только я очень прошу меня направить и уважить мою искренность, ведь я открытым текстом говорю, что пока не знаю, куда двигаться. Ответ вышел достойным. У себя в голове Вадим расщедрился на жидкие аплодисменты, внешне же не дрогнул ни одной мимической мышцей. Ну и характер, боже правый, гвозди бы делать из этих людей — не было б крепче в мире гвоздей. Обычно, стоило Вадиму слегка добавить металла в голос и посмотреть сверху вниз, как вот такие мажорчики куксились. Некоторые угрожали, мол, вас завтра же отсюда уволят, швырялись фамилиями мам-пап, некоторые просто весь остаток обучения опускали глазки в пол, стоило Вадиму столкнуться с ними в коридоре университета или на парковке. А Дагбаев был из тех, про кого Вадим говорил (сам с собой, конечно) — «выебать и уебать». Не обязательно в таком порядке. — Очень жаль, что вы сочли труды своих коллег по университету «переливанием из пустого в порожнее», — злиться он почти перестал и даже голос смягчил, но человек с ненулевой эмпатией этой мягкостью обольщаться не стал бы, — может быть, дело как раз в вашей непрофильности. Я, знаете, тоже иногда почитываю что-нибудь из других научных областей, и тоже не всегда могу верно определить ценность и актуальность работы. Просто с уважением отношусь к коллегам и не позволяю себе резких высказываний. Это был чистой воды пиздёж, конечно, — про резкие высказывания. Но Вадим и правда предпочитал критиковать только то, в чем разбирался. А уж если разбирался, то рубил правду-матку. Поэтому быть рецензентом чужих дипломных работ его звали только тогда, когда все другие коллеги отказывались. Вот тебе и недобор баллов. — Это студенческая конференция, — продолжил он, смакуя свою минералку. Да, накатить сейчас было бы не лишним, пусть даже и вина, — никто не ждёт, что вы совершите научную революцию. Но это должно быть самостоятельное исследование. Небольшое, но оригинальное. И для всех будет лучше, если вы выберете интересную вам тему. Я помогу вам с подбором литературы, организую, если надо, доступ к архивам. Исправлю текст. Даже тему скорректирую, но не смогу за вас решить: новейшая история или античная. Ну, кто вам больше нравится? Ленин или Ашшурбанапал? Или королева Виктория? Давайте, расскажите мне, а я уж найду, как направить вашу энергию в созидательное русло. — Я бы пока назвал не тему, а, скорее, мотив, — вино тот всосал довольно быстро, впрочем, ему и налили на пробу чуть. Наполнять бокал сам Алтан не стал — ждал, видимо, когда за ним поухаживают. — Мне нравится думать о цикличности истории, о том, что многие современные явления и тенденции интересно как минимум сравнивать с аналогичными прежних лет. Как они воспринимались тогдашним обществом, к чему привело то или иное развитие событий. Нравится строить гипотезы о том, что было бы, решись всё по-другому в какой-то из переломных моментов истории. — От гипотез и условного наклонения я бы вас предостерёг, в остальном же... компаративные исследования сейчас вполне популярны, особенно на основе письменных источников. Античность очень хорошо подходит, — на какую-то минуту Вадим выпал из контекста происходящего и впал в чертоги разума, в которых уже кипела работа по превращению абстрактной идеи в тему для доклада. — Ну, и какую параллель мы с вами проведём между античными временами и нынешними? — Вот здесь я надеялся на вашу поддержку, — серьёзно ответил Алтан, чуть взбалтывая вино в бокале. — Мне обычно приходят, гм, какие-то недоразвитые мысли, и чтобы их докрутить, не хватает системности знаний. Очень кстати будет, если вам удастся, — он стрельнул глазками, — уделить мне побольше внимания. Вадим всё ещё искренне был настроен на сугубо деловой разговор. Может, потому и проигнорировал несколько сигналов, которые обычно мгновенно зажигали у него перед глазами красные флаги. И как можно быть таким невнимательным, несообразительным? А ещё кандидат наук, бля. «Да он меня клеит», — озарением пронеслось в голове. Ну, а как иначе трактовать это всё: встреча в месте, более подходящем для свиданий, эти долгие томные взгляды? Хорошо ещё, что стол достаточно большой, чтобы под ним никто не трогал ничьи колени. Как бы Вадиму ни хотелось обратного, его студентам было минимум восемнадцать лет. Им продавали алкоголь и сигареты, у них были права на вождение автомобиля и уголовная ответственность. Они могли вступать в брак и заниматься сексом. И клеиться к другим людям. И их уже нельзя было отодвинуть в сторону лишь на том основании, что «я не педофил и по малолеткам не угораю, прости». Со студентками Вадим вообще старался наедине не оставаться, чтобы, получив отказ, не обвинили от обиды в харассменте. Но вот студент с ним так безбожно флиртовал впервые. Умный, раскованный, охренительно наглый и очень привлекательный студент. Комбо. Что с этим делать, Вадим искренне не знал. Положение спас официант, который Дагбаеву принес его салат с гребешками, а Вадиму — ризотто. Небольшой паузы хватило, чтобы адекватно оценить обстановку и принять единственно верное решение: по окончании трапезы немедленно съебаться. — Вот, например, я читал, — продолжил Дагбаев, — что Александрийскую библиотеку на самом деле не сжигали никакие варвары. Мол, просто из-за экономического кризиса содержать её стало невыгодно, ценность рукописей падала, и они были распроданы либо попросту истлели. И я подумал, что похожим образом у нас сейчас обстоит дело с памятниками архитектуры. Качественная реставрация стоит внушительных вложений, и муниципалитету гораздо проще совсем рухлядь снести, а то, что можно оставить, зашить в панели и вентфасад. Вот такие у меня поверхностные аналогии, простите неуча, — он со вздохом наколол гребешка и салатный лист на вилку. — Взгляды на судьбу Александрийской библиотеки очень разнятся, — Вадим чуть не сбился на привычную лекторскую интонацию. — Есть несколько основных версий. Поищите литературу на эту тему, желательно, за последние лет десять, ещё более желательно — не нашу, а зарубежную. Мне попадалось кое-что, попробую найти. И, если мы говорим о конкретном историческом объекте, для аналогии нужно избрать нечто похожее. В идеале библиотеку, но подойдёт музей, особняк, дом культуры советских времён... можно сразу несколько. До пяти, иначе ваш доклад не уложится в регламент. У вас будет-то всего пятнадцать минут. За трапезой коммуницировать стало как-то легче — всё-таки еда отличный буфер между людьми. Да и Дагбаев как-то присмирел. Настолько, что Вадим усомнился в своих предположениях. Что это было, так, холостой выстрел не глядя? Проверка на прочность? Показательные выступления? Или просто показалось? — Итак, если мы останавливаемся на этой аналогии, то нужно будет в первую очередь определиться с объектами для сравнения. Справитесь без меня или нужна будет компания? — последнее слово Вадим произнес с чуть другой интонацией. Человек со смещенным в другую сторону фокусом на это не обратил бы внимания. Для усиления эффекта он замер со столовыми приборами в руках и взглянул на Дагбаева выжидающе. Алтан, до этого скромно уставлявши взор в тарелку, тоже замер с вилкой в руке, чуть проморгался и медленно, очень медленно поднял глаза на Вадима Николаевича. — Конечно, нужна, — он как бы невзначай повернул голову в три четверти относительно наблюдающего, приоткрыл рот чуть шире, чем требовалось, и вместо того, чтобы стащить гребешок с вилки зубами, подцепил его языком. И тут же с невозмутимым видом потянулся за салфеткой, промокнул губы. Сама невинность. — Я ж сказал, что в этом-то вся и проблема. Может, я ничего не найду, и придётся менять тему, — он развёл руками и допил второй бокал. Нет, не показалось. Совсем не показалось. Блядский боже, ну за что? — Менять тему, когда программа конференции уже готова — моветон, — возразил Вадим, не отводя пристального взгляда. Трюк с языком был классический, очень хорошо исполненный, даже виртуозно, но если Алтан надеялся на яркую реакцию, то он просчитался. Просто ещё один красный флаг взметнулся в голове, а лицом Вадим не дрогнул нисколько. Как будто не заметил. Или не оценил. Выдержка у него была годами тренированная, как у тибетского монаха, ей-богу. — Времени у нас до вторника. Предлагаю наметить ещё, допустим, две темы, воскресенье посвятить поиску материалов и выбрать потом одну, самую, м-м, многообещающую. Вадим улыбнулся садистской улыбкой, а потом отвлекся на ризотто. В качестве крохотного акта мести облизал губы — так мимолётно, что к нему никакой коуч по этикету не придрался бы. Он тоже умел заигрывать когда надо. Или уже не умел — слишком давно не обновлял скиллы. Если зовешь к себе на ночь кого-то из Тиндера или Грайндра, как-то не до тонкого искусства флирта. А когда скука заносила Вадима в ночной клуб, там всё случалось ещё быстрее, за пару взглядов и реплик. Никакой показухи, никакой вульгарности, никаких резких движений. Никакого, блядь, быстрого и жёсткого секса со студентом в уборной ресторана. — Итак. Какие у нас ещё варианты? — Вадим, состроив доброжелательную мину, потянулся за салфеткой. — Можно поиграть с рецепцией. То есть проанализировать особенности восприятия определенных событий и их отражения в письменных документах эпохи. Очень перспективная тема сейчас. Сложившуюся ситуацию следовало обдумать в спокойной обстановке, желательно дома и в одиночестве. И совершенно точно не наблюдая того, как Дагбаев задумчиво трогает языком щёку изнутри. — Это мне тоже интересно, — поддакнул тот. — Как по мне, если заводить речь об интерпретациях, то самая интригующий вопрос в этом контексте — это проблема восприятия добра и зла, а также нормы и ненормальности. Здесь я, конечно, тоже боюсь поплыть и свернуть слишком сильно в философию или филологию, но, как я уже говорил, если меня направить твёрдой рукой, результат оправдает ожидания. Так вот… Вадим абсолютно точно был не против направить твёрдой рукой. Завести в укромный угол, облапать, отшлёпать, сунув в говорящий такие умные гадости рот два или три пальца. Накрутить косы на кулак. Довести до оргазма, используя только руку и свои знания по античной истории. Вадим мог бы целую лекцию прочитать не дрогнувшим голосом. О добре и зле в понимании древних греков и римлян — в том числе. — Во многих произведениях культуры прослеживается чёткое разделение на светлую и тёмную сторону: в «Беовульфе», во «Властелине колец», в, прости господи, «Ночном дозоре». Причём антагонисты там — почти всегда иноприродное зло, — Алтан щедро подлил себе вина и расселся вальяжнее. — По сравнению с ними всё, что по ту сторону изгороди является нормой. То есть само понятие нормы, если перевернуть, всегда отстраивается от того, что в контексте принято считать злом. А если вычесть из этого уравнения абсолютное зло, то норма сразу размывается. Вот как бы смотрелись гномьи междоусобицы и эльфийский снобизм, не будь в Средиземье Саурона? А приключения Городецкого, если б не было вампиров и Завулона? Алтан промочил горло парой глотков. — Если рассматривать отдельно взятый конфликт, то кто или что будет злом, а что нормой: реализм или абстрактная живопись? Сексуальная революция или пуритантство? Агрессор или жертва? У меня есть мнение по этому поводу, но я бы сначала послушал ваш ответ. Вадим моргнул, понимая, что слегка (не слегка, блядь, нихуя не слегка) поплыл мыслями не туда. — Вы действительно выходите за пределы обозначенной дисциплины, — академический вокабуляр ему, впрочем, никогда не изменял «ни в спальне у красотки, ни после литра водки», что называется, — поскольку современная история не мыслит такими категориями, как «добро и зло» или «норма». Но на ваше счастье, междисциплинарные исследования сейчас горячо приветствуются. Под такую проблематику напрашивается, действительно, философская и филологическая база. Почитайте на досуге Гаспарова. Или Дюфура. Или Фуко, тоже будет очень полезно. Он отставил в сторону пустую тарелку, и проходящий мимо официант тут же забрал её изящным жестом. — Если вас так уж интересует мое мнение по этому вопросу... норма есть то, что вы считаете нормой. Проблема лишь в том, что ваше мнение формируется с раннего детства. Окружением, в особенности семейным, обществом, в котором вы живёте. Тем, какие книги читаете. Теми людьми, которых выбираете в качестве друзей. То, что сегодня для вас норма, завтра может стать злом, и наоборот. Но это нормально — в моей картине мира. Я бы скорее стал избегать людей, которые прожили целую жизнь и не изменили своего мнения ни по одному из вопросов. — Здесь наша точка зрения совпадает… — Алтан подался вперёд, скопировав позу собеседника; пока Вадим говорил, он осушил уже третий бокал и поплыл уже, кажется, не только в рассуждениях, но и в границах приличия. Продолжил горячо, почти возбужденно: — …разве что моя отличается бóльшим детерминизмом относительно того, что же считать злом. Для меня абсолютное зло — это… взорванные бамианские Будды как месть за хулу на Пророка, концентрационные лагеря как инструмент борьбы с инакомыслием. Моё зло стремится к упрощению, неспособно меняться, не принимает вариантов и отрицает возможность диалога. Меня бесконечно радует, что мы сошлись во мнении по этому сложному вопросу, это такое многообещающее начало, — Алтан жеманно улыбнулся, небрежно вытер руки салфеткой и откинулся на спинку кресла. — Примечательно, что многие трактуют стремление к упрощению как одну из естественных наклонностей человеческой натуры. Даже на биологическом уровне. Что есть вселенная для среднестатистического человека, как не набор фреймов. Вадим помолчал, для разнообразия любуясь собором через панорамное окно. Вот ведь, не выпил ни капли, а настроение такое... приподнятое. Впрочем, интеллектуальные перепалки всегда казались ему чем-то, приносящим удовольствие почти эротического толка. — Однако начало действительно многообещающее. Я очень надеюсь на плодотворное сотрудничество между нами. А теперь нужно поставить красивую точку. И посмотреть, не сделает ли Дагбаев из неё запятую. Вадим перевел взгляд обратно, откашлялся и самым деловым тоном произнес: — Благодарю за вечер. В понедельник жду от вас три более-менее конкретно сформулированные темы и список материалов к каждой из них. Занятий у меня нет, так что я специально ради вас приеду в университет. Время можете назначить сейчас или завтра мне написать. Считайте, что для вас я весь день свободен. — Уже уходите? — Алтан чуть-чуть собрал губы, словно для поцелуя, но с обиженным видом. — Я польщён, что вы приедете специально для меня, но мне прямо-таки неловко вас дёргать, — он скромно потупил взор. — Сам я, конечно, приехать готов в любое время, хоть в восемь утра, хоть в восемь вечера. И необязательно на кафедру… Он положил ногу на ногу и потянул носок, невесомо так касаясь чужой лодыжки. Третий бокал вина был лишним. — В восемь утра — это даже для меня слишком жестоко, — признался Вадим. Осторожное поползновение в свою сторону он отследил и даже ногу не стал убирать, но и придвигаться поближе тоже. — А на кафедре очень удобно устраивать консультации, между прочим. Тем более что там, скорее всего, после обеда никого не будет. Кроме нас с вами. Так что сможем спокойно всё обсудить. Ситуация чем дальше, тем больше напоминала фарс. «Ну и накидался ты с одного винишка, братец», — подумал Вадим, глядя прямо в тёмные с вишнёвым отсветом глаза. Если экзамен был первым свиданием, а этот ужин — вторым, то в понедельник на кафедре по всем законам жанра Вадиму должно было что-нибудь перепасть. Он бы не отказался от перепадания трёх тем со списками литературы. А то сколько можно его динамить? — Если будут трудности, пишите мне. Кстати, я во втором семестре буду вести кампусный курс по культурологии. Запись на него всё ещё открыта. Но это так, к слову, — Вадим подмигнул Алтану, одновременно чуть толкнув ногой любопытный носок его туфли, и встал из-за стола. — Запишусь обязательно, — в устах целеустремлённого Алтана это прозвучало почти как угроза. Он откинул голову на спинку кресла, глядя на Вадима Николаевича снизу вверх почти подобострастно. — После обеда, значит… Давайте ближе к шести, чтобы наверняка? Хоть немного, но больше времени на то, чтобы изучить источники. — Так и быть. Жду вас в шесть вечера, — Вадим изобразил снисхождение, будто сам не собирался в понедельник спать до обеда, пользуясь законными каникулами. Он подошёл к креслу Алтана, наклонился почти к самому его уху и добавил, понизив голос: — Подготовьтесь, пожалуйста, как следует. И удалился, совершенно довольный собой. Правда, уже на подходе к парковке, подышав прохладным уличным воздухом, Вадим стал задаваться вопросами: нахуя, а главное, зачем? Что это было вообще за обоюдное прилюдное совращение, пинг-понг двусмысленностями? Он, поддавшись то ли азарту, то ли ещё какой низменной эмоции, назначил встречу со студентом на кафедре — в стенах университета! — на то время, когда там действительно никого не будет. Что само по себе не преступление, но Вадим предпочитал не мешать работу и личную жизнь, даже, напротив, держать их как можно дальше друг от друга. Но Дагбаев-то был хорош. Настолько хорош, что Вадим обнаружил себя спустя десять минут сидящим в машине и смотрящим в пространство прямо перед собой — всё крутились в голове эти косыньки, изящный разрез глаз и капризные тонкие губы.