Кладбище

Он сидел в старом, потертом, но достаточно удобном кресле и смотрел на нее поверх книги. Она снова играла в настольную игру в компании молодых людей — парней и девушек — примерно ее возраста. Лица опять были ему незнакомы. Его третья избранница все свои вечера проводила в этом странном месте, где незнакомые люди встречались, во что-то вместе играли, пили чай или кофе, ели дешевые сладости и платили за проведенное здесь время. Она играла с азартом. Каждый раз, бросая кубики, бурно реагировала на выпавший результат. Когда количество баллов казалось ей достаточно большим или соответствовало ее ожиданиям, она радостно подпрыгивала на месте и хлопала в ладоши. Жизнь в ней била ключом, и он испытывал особое внутреннее удовлетворение от мысли, что скоро он эту жизнь заберет. Все дни в будни она уходила около десяти, а сегодня задержалась почти до самого закрытия. Он успел утомиться ее ждать, прячась все за той же книгой. До метро они шли небольшой компанией: три девушки и два молодых человека. Они громко разговаривали и смеялись, не обращая внимания на то, что происходило вокруг. Его так никто и не заметил: ни того, что он вышел вслед за ними, ни того, что шел за ними всю дорогу до метро, ни даже того, что он ехал с ними в одном вагоне. Люди вообще редко его замечали. На своей станции она вышла одна, остальные поехали дальше. Он не торопился, идя за ней, давал возможность немного оторваться. Он знал, как она пойдет и в каком месте удобнее всего будет забрать ее. Она вышла из метро и некоторое время шла вдоль оживленного проспекта, заткнув уши наушниками и слушая музыку. Они все в чем-то были неуловимо похожи и в то же время такие разные. Когда она остановилась у ларька с сигаретами, он подошел совсем близко. Стоял и изучал ассортимент чипсов и шоколадок, пока она покупала пачку супертонких и суперлегких сигарет. Купив пачку, она тут же закурила, хотя он видел, что она почти не вдыхает дым, просто набирает его в рот. Они продолжили свой путь. Девушка по-прежнему не обращала на него никакого внимания. Минут через пять она свернула с хорошо освещенного проспекта и пошла дворами. Он устремился за ней, сокращая вновь возникшее расстояние. Место, которое он выбрал, приближалось. Во дворе в это время суток никого не было. На этот раз все прошло без происшествий. Он догнал ее до того, как она вышла на открытое пространство площадки, обхватил одной рукой вокруг талии, второй приложил ко рту платок, пропитанный хлороформом. Она едва успела дернуться, прежде чем ее тело обмякло. Он дотащил ее до припаркованной рядом машины и аккуратно положил в багажник. Теперь у него были все три. В этот раз он учтет прежние ошибки и у него будут трое покорных, прекрасных жен. И никто из тех, кто за ним охотится, не сможет ему помешать. *** Патологоанатомом, телефон которого дали Рише, оказалась женщина лет шестидесяти. Невысокая, полноватая, с чересчур ярким макияжем и высокой прической, она была похожа скорее на школьного завуча старой закалки, чем на судмедэксперта. Когда Рихард позвонил ей со своей просьбой, она велела приезжать к ней на работу, несмотря на вечер воскресенья. Само же патологоанатомическое отделение находилось даже не в городе, а в за, маленьком городе в нескольких километрах от него. Воскресным вечером выезд из города был совершенно пуст, поэтому Рихарду и Тиллю удалось добраться до места достаточно быстро. Она уже ждала их у неприметной коричневой двери с табличкой «Служебный вход», накинув куртку прямо на халат. — Ирина? Добрый вечер, я Рихард, — представился Рихард, подходя к ней. — Я вам звонил. Ирина кивнула, выбросила в стоявший рядом мусорный бак недокуренную сигарету и посмотрела на Тилля. — Вы здесь подождете или с нами зайдете? — поинтересовалась она. — Если вы не против, я бы предпочел зайти с вами, — вежливо отозвался тот. — Я точно не против, — хмыкнула Ирина, — это обычно вы против. Она открыла дверь, приглашая своих гостей внутрь. Рихард немного замешкался прежде, чем войти. Даже под дулом пистолета он никому не признался бы, что не любит морги, но на самом деле это было так. Не то чтобы он боялся трупов, но ему отчего-то было неприятно находиться в подобных помещениях. Сам себе он говорил, что предпочитает иметь дело с теми, кого еще можно спасти. Ирина провела их в небольшое помещение, в котором на столе стоял древний компьютер, а вдоль стен на стеллажах громоздились объемные папки. — Костик по телефону сказал, что вас интересуют символы, которые были на нескольких моих жмуриках? — спросила она, усаживаясь за стол и кивая своим гостям на два стула напротив. — Да, нас интересуют тела вот с таким символом, — Тилль протянул ей листок бумаги с символом, срисованным с татуировок на жертвах маньяка. — Вполне вероятно, что он может незначительно отличаться. Ирина мельком взглянула на листок, поднялась, подошла к одному из стеллажей и принялась искать что-то в папках. Рихард с интересом рассматривал помещение. Рядом с компьютером в рамке ручной работы стояла фотография, на которой вместе с Ириной были запечатлены еще несколько человек: мужчина примерно ее возраста, женщина и мужчина раза в два моложе и двое детишек. Костя насплетничал Рише, что у судмедэксперта, несмотря на ее пугающую профессию, были и муж, и дети, и внуки. И тем не менее сама Ирина воскресные вечера почему-то проводила на работе. Заметив Ришин любопытный взгляд, она улыбнулась. — Внучка рамку мне на день рождения подарила. И снимок сама вставила. Я как-то пожаловалась, что редко их вижу за своей работой, так вот чтобы хоть так рядом были. Такие символы? — она положила на стол раскрытую папку. Тилль взял папку так, чтобы они с Рихом вместе могли видеть ее содержимое. Символ казался почти идентичным, но на этот раз обоим в глаза сразу бросилось единственное различие. — Одной линии не хватает, — озвучил это различие Тилль. — Да, есть только… — Рихард попытался воспроизвести в памяти символ с комментариями Алекса, — Власть над другими, соединенная с концом Жизни. Ирина, — он поднял глаза на судмедэксперта, — а у кого вы видели эти символы? Женщина подвинула к себе папку, пролистала несколько страниц. — Бомжики это были. У одного даже личность так и не установили, похоронили как неизвестного. Остальные тоже никому не нужны оказались, даже тела никто не забирал. Тилль выразительно посмотрел на Ришу: похоже, их некромант действительно сначала тренировался «на кошечках», как выразился Оливер. Тилль напомнил себе потом уточнить значение этого устоявшегося выражения. — Когда эти люди умерли? — поинтересовался он вслух. — Это еще весной было, в конце мая. А что это за символ? Почему вы им интересуетесь? — с любопытством спросила Ирина. — Его оставляет на телах своих жертв маньяк на острове, — Тилль не видел смысла скрывать эту информацию. — Скажите, а почему вы обратили внимание на этот символ? Через вас, наверное, проходит немало покойников. Вы сразу поняли, каким именно символом мы интересуемся, хотя с тех пор, как видели его, прошло уже несколько месяцев. Значит, вы хорошо его запомнили. Прежде чем ответить, Ирина подошла к стоящему на подоконнике чайнику, щелкнула кнопкой, достала из ящика стола три чашки, коробку с чаем, сахаром и жестяную банку с печеньем. — Чаю со мной выпьете? — предложила она. — У меня еще вскрытие на сегодня запланировано, домой не скоро доберусь, а желудок мне за отсутствие ужина спасибо не скажет. — Конечно, — кивнул Рихард. Чая ему не хотелось, тем более в морге, но отказываться он не посчитал возможным. — Так вот, — продолжила Ирина, — я на своей работе уже почти тридцать лет сижу, сначала в городе работала, потом сюда перебралась, всякого повидала. А вот бомжей и алкоголиков, делающих татуировки перед смертью, никогда не видела. И татуировка была сделана аккуратно, явно не в подворотне пьяный собутыльник наколол. Умерли все четверо от остановки сердца, но причину мне установить не удалось. Начальство прозрачно намекнуло, что тратить дорогие реактивы на подобных людей — верх неблагоразумия. И что самое интересное — ни у кого в крови не было алкоголя. Где вы видели бомжа, который умер трезвым? С бутылкой в руке, от алкогольного отравления — видела, но трезвым? В крови вообще алкоголя не было, они несколько дней до смерти не пили. Я указывала в отчете все это, но кому нужны какие-то маргиналы? Закопали и все. А я запомнила. Не люблю, когда людей по социальному статусу делят. Чайник закипел, Ирина бросила в чашки по пакетику неожиданно дорогого чая, залила кипятком и подвинула своим гостям. Тилль машинально взял чашку и принялся рассеянно полоскать пакетик в кипятке, думая о чем-то. — Все-таки он тренировался. И даже выбрал для этого другой город, чтобы одно дело точно не связали с другим, — пробормотал он. — Эти люди умерли одновременно? — Нет, — Ирина покачала головой, размешивая сахар в чае. — Когда их нашли, один был мертв примерно неделю, другие меньше, с разницей в сутки-двое. Это я тоже, кстати, указывала в отчете. Не может быть такого, чтобы сидела компания, пила, один умер, остальные продолжали пить. Скорее всего, их просто сгрузили в одно место. Нашли их же друзья. — И это все было в конце мая и больше вы таких тел не видели? — уточнил Тилль. — Нет, такие мне больше не попадались. Я первое время особенно тщательно затылок у всех рассматривала, татуировку искала. Городок у нас маленький, но город близко, бомжей и алкоголиков хватает, умирают часто. Но таких больше не было. — Понятно. Спасибо, Ирина, вы нам очень помогли, — заверил ее Тилль, немного неуверенно глядя на свою чашку, из которой он успел сделать всего несколько глотков. — Мы не будем вас больше задерживать, — он поставил чашку на стол и встал. — Вам ведь еще работать. — Да никуда моя работа не денется, — отмахнулась Ирина, — не закончу сегодня, сделаю завтра, в шею никто не гонит. А дома что делать? Дети отдельно живут, внуки только на каникулы приезжают, сериалы по телевизору смотреть я не люблю, вот и работаю. — Она улыбнулась и поднялась из-за стола. — Была рада помочь, звоните, если что понадобится. Рихард напряженно кивнул, оглядываясь на выход. Они попрощались и вышли на улицу. Было уже темно и очень тихо. Вдохнув свежий прохладный воздух, Рихард нервно улыбнулся: — Это ужасно. Я увольняюсь. — В чем дело? — не понял Тилль. — Что такого ужасного? — Ты что, не понял? — Рихард нашёл в сумке сигареты, но, посмотрев на них, засунул обратно. — Это же я. Это я в будущем… Тилль рассмеялся. — И что в этом такого ужасного? Тебе нравится твоя работа, тебя с нее никто не гонит. Какая тебе разница, что об этом думает какой-то Костик и как это выглядит со стороны? — Не знаю, — Рихард пожал плечами. — Все равно это неприятно. Ненавижу сплетни за своей спиной. Вдруг меня тоже считают ненормальным те, кто улыбается мне в лицо? — Почему тебя это так волнует? Прослыть чокнутым из-за любви к работе не так страшно, как из-за того, что видел НЛО. Рихард бросил на него удивленный взгляд, но, увидев улыбку на его лице, улыбнулся в ответ. — Если вдруг я тоже прослыву чокнутым, предлагаю послать всех к черту и напиться вместе. Можно потом станцевать на площади, чокнутым ведь это позволительно, так? — Ты забыл, что я не люблю напиваться, — напомнил Тилль. — Танцевать на площади тем более не мой стиль. Но я всегда могу составить тебе компанию, если она будет тебе нужна. Рихард был удивлён его ответом. Ему казалось, что даже в шутку он больше никогда не будет предлагать ему свою компанию, чтобы он больше не приближался к нему, не задавал личных вопросов и не мог в очередной раз сказать что-нибудь такое, что может его задеть. Тилль не был похож на мазохиста. Именно поэтому вчера в кафе, когда он упомянул о том, что собирался жениться, Рихард не задал ему ни одного вопроса из тех, что мгновенно появились в его голове. — Правда? Откуда такое щедрое предложение? — поинтересовался он. — А мне очень нравится твоя компания, — спокойно ответил Тилль, разглядывая проезжающие мимо машины. — И мне непринципиально, что в ней делать. — Даже когда моя компания лезет не в свое дело, а потом говорит то, о чем жалеет? Он отвлекся от изучения машин и посмотрел на него то ли удивленно, то ли просто вопросительно. — Ты жалеешь о том, что высказал мне свое мнение по поводу моих приоритетов, или о том, что пытался манипулировать моим мнением, воспользовавшись информацией, которую узнал против моей воли? — Я не пытался манипулировать твоим мнением, — уточнил Рихард, спокойно выдерживая его взгляд, хотя почему-то хотелось отвести глаза в сторону. — Я жалею о том, что затронул неприятную тебе тему. Порой я бываю чересчур эмоционален и рассматриваю события через призму этих эмоций. Агнет мне популярно объяснила, что я был неправ, поэтому я еще раз прошу прощения за свои слова. — Я же уже сказал: проехали, — он отстраненно улыбнулся и снова отвернулся. — Слушай, у меня на нервной почве аппетит разыгрался. Давай поедим где-нибудь? — предложил Рихард, оглядываясь по сторонам. Тилль посмотрел на часы и пожал плечами. Он не был голоден, но не имел ничего против того, чтобы куда-нибудь зайти. Они медленно добрели до какого-то бара, выдающего себя за ирландский паб, где неожиданно для самих себя провели почти два часа, в какой-то момент потеряв счет времени. Они болтали о Ришиных страхах прослыть чокнутым, слушали живую музыку, наполненную кельтскими мотивами, и обсуждали, почему маньяк перешел с бомжей на девушек. Значит ли это, что в какой-то момент он уверовал в свое умение поднимать мертвых, или что он возложил ответственность за свои неудачи на «негодный» человеческий материал. Первым опомнился Рихард и заторопился уходить, поскольку вдруг оказалась почти полночь, в полуподвальном помещении телефоны не ловили сеть, и жена наверняка его уже потеряла. Да и ехать им было немало. Они быстро расплатились и вернулись к машине. Пока Ауди плавно и уверенно скользил сначала по полупустой трассе, затем по ночному городу, спотыкаясь о светофоры и незначительные затруднения на дороге, Тилль и Рихард в основном молчали, прислушиваясь к уютному мурлыканью радиоприемника. Тилль при этом разглядывал огни города и почему-то вновь чувствовал себя дома, хотя опять не мог понять, что такого в этот раз он нашел здесь. Когда машина замерла на очередном светофоре, Рихард все же не выдержал. — Расскажешь мне, что это за история с твоей женитьбой? — с улыбкой поинтересовался он. — Я все думал, когда ты спросишь, — хмыкнул Тилль. — Что именно тебя интересует? Обычная история, тысячи людей собираются жениться и не женятся. — И у каждого своя причина. Мне интересна твоя. — Банальная: за месяц до свадьбы обнаружил ее в постели другого мужчины. Рихард растерялся, не зная, что сказать. Порой он жалел, что у него такой длинный язык и удивительная способность затрагивать не те темы, которые годятся для обычной дружеской беседы. Но она ничего не мог с собой поделать. — Это было еще в Чехии? — В Чехии. Вполне вероятно, что в моей жизни не было бы ни космоса, ни Германии, если бы я женился. А когда я переехал сюда, для меня уже было невозможно жениться. — Почему? — Рихард удивленно посмотрел на него, но вскоре зажегся зеленый сигнал светофора, и он вынужден был сосредоточить свое внимание на дороге. — У нас нет достойных девушек? — Девушки, особенно достойные, требуют времени, — он улыбнулся. — Серьезные отношения требуют времени. И сил. У меня не было ни того, ни другого. У Риши оказалось достаточно тактичности не спросить о последних двух годах, когда времени у него наверняка хватало. И так было ясно, почему он не женился. — Твоя бывшая — дура, — резюмировал он. — Многое потеряла. — Ты не можешь судить об этом. Рихард покосился на него, собираясь ответить, но передумал. По всей видимости, он не был сейчас расположен обсуждать с ним эту тему. Он опять рисковал оказаться слоном в посудной лавке и пройтись по его чувствам, не понимая всей ситуации. — Ладно, прости. Я опять влез, куда не просили. Мне действительно было интересно, — он улыбнулся. — Но ты прав, я не могу судить. — Ничего страшного, я уже привык, — Тилль честно попытался изобразить ответную улыбку, но вышло плохо. Рихард снова повернулся к дороге, глядя на замершую вереницу машин. Время приближалось к часу ночи, а они еще даже не доехали до магистрали. — Я могу развернуться и поискать объездные пути, — предложил он. — Но здесь двойная сплошная, если кто-то увидит, это может дорого стоить. Или постоим? В час ночи это не должно быть долго. — Постоим, — вздохнул Тилль, которому совершенно не хотелось нигде стоять. После еды, размеренной поездки и разговора, который всколыхнул массу неприятных воспоминаний, он чувствовал себя уставшим и хотел побыстрее оказаться в одиночестве. Машины в пробке двигались слишком медленно, и лишь выехав перекрёсток, они увидели, в чем дело: огромная фура не поделила дорогу с чем-то маленьким и перегородил все полосы в одном направлении. По всей видимости, в маленькой машинке не обошлось без жертв, но несколько «скорых» уже стояли на обочине, поэтому Рихард с чистой совестью медленно объехал аварию по встречной полосе и рванул вперед. Тилль был молчалив, и Рихард тоже не стал возвращаться к прежнему разговору, справедливо предположив, что он рассказал все, что хотел. Им не повезло: еще только свернув на улицу, Рихард уже увидел, что мост разведен. Они опоздали. Сбросив скорость, он медленно подъехал к ограждению, со слабой надеждой посматривая на остальные мосты, но те тоже были разведены. В конце октября это случалось не так часто, но, по всей видимости, сегодня удача была не на их стороне. — Черт, всю жизнь живу в здесь, а на мосты опаздываю всего второй раз, — вздохнул Рихард, останавливая машину. — А когда был первый? — Тилль попытался изобразить интерес, хотя в настоящий момент его гораздо больше волновало, что делать дальше. — Лет десять назад. Я тогда школу заканчивал, и у меня вдруг случилась первая любовь. Надо было готовиться к экзаменам, а тут май, тепло, светло. В общем, мы с девушкой так загулялись, что забыли про мосты. Пришлось соврать родителям, что я у друга к экзаменам готовлюсь. — Вполне в твоем стиле, — хмыкнул Тилль. — Странно, что это было всего один раз. — Я умею учиться на ошибках, особенно своих, — пожал плечами Рихард. — А родителям даже тогда старался врать как можно меньше. — Вообще-то я имел в виду, что ты очень эмоционален. И что ты можешь забыть обо всем на свете, когда где-то происходит что-то очень для тебя важное. — Тилль нахмурился. — Причем тут вообще ложь? Все мы время от времени врем близким, чтобы те не волновались. — Это неправильно, — уверенно заявил Рихард. — Не бывает лжи во благо. И близкие — последние люди, кому можно врать. Потому что когда ложь открывается, это всегда больно и обидно, неважно, в чем именно ты лгал. А обидеть близкого человека гораздо страшнее, чем едва знакомого. — Значит, нужно стараться, чтобы они ничего не узнали, — Тилль пожал плечами и теперь с искренним интересом посмотрел на Ришу. — Родители тогда узнали, что ты им соврал? Рихард явно смутился. — Они до сих пор не знают. Тогда было страшно признаться, а потом уже глупо. — И они в ту ночь спали спокойно, вместо того чтобы волноваться. Разве ты жалеешь об этом? — Мне просто повезло, что они не узнали. А если бы узнали, было бы только хуже. Дело в том, Тилль, что иногда ложь открывается вопреки нашим желаниям. И даже если тебе кажется, что ты перестраховался и никто ничего не узнает, что-то может пойти не так, и твоя тайна станет известна тому, кто ни при каких условиях ее узнать не должен был. И ты будешь готов отдать все, чтобы повернуть время вспять и избежать этой лжи, но ничего исправить уже не сможешь. Поэтому теперь я предпочитаю просто не лгать, — он улыбнулся уголками губ, — и знаешь, жить стало гораздо проще. — Не у всех так получается, — пробормотал Тилль, отворачиваясь к окну. Рихард хотел еще что-то сказать, но в этот момент в сумке зазвонил телефон. Только глянув на имя абонента, он вспомнил, что забыл предупредить Агнет об их задержке. Она звонила ему, когда они вышли из бара, но с тех пор прошло больше полутора часов. За это время он мог бы уже вернуться домой. Пожалуй, Тилль был не так уж и неправ, говоря, что она способна забыть обо всем на свете, увлекшись чем-либо, особенно интересным разговором. — У вас там все нормально? — обеспокоенно спросила Агнет, едва он ответил на звонок. — Мы попали в пробку и опоздали на мосты, — бросив взгляд на Тилля, ответил Рихард. — Придется ждать промежуточную сводку. — С ума сошел? Всю ночь себе испортишь, поезжай к родителям. — Я с Линдеманном. Представляешь, что мне скажет отец? И тебе, между прочим, тоже. — Твой отец на даче, вернется только завтра вечером. Так что не дури, поезжайте к родителям. Рихард убрал телефон от уха и посмотрел на Тилля. — Агнет велит ехать к моим родителям. Поедешь? — Если они не против, когда ты привозишь среди ночи неизвестных мужчин, то поеду. Рихард хмыкнул, но ничего не ответил. По правде говоря, идея свалиться на голову родителям среди ночи в компании Тилля не казался ему привлекательной, но ему вдруг пришло в голову, что Агнет может банально ревновать. Конечно, раньше за ней подобного не водилось, но и он, женившись никогда не позволял себе шастать ночи напролет по городу с посторонними людьми. Возможно, ей будет проще знать, что они ночуют у родителей. — Ладно, мы поедем к маме, — сказал он. — Позвонишь ей? Скажешь, что ты в курсе того, где и с кем бродит твой муж по ночам, и не имеешь ничего против, чтобы она мне мозги не компостировала. Агнет рассмеялся. — Позвоню. Но имей в виду, что я предпочла бы видеть своего мужа по ночам в собственной постели. — Больше не повторится, — клятвенно пообещал Рихард. Положив трубку, он завел двигатель и медленно развернул машину. — Моя мама не в курсе наших расследований, — предупредил он Тилля. — Поэтому, пожалуйста, не проболтайся. Ты просто мой друг из Берлина. — Как скажешь. Только я все-таки твой чешский друг из Берлина: за семь лет я так и не смог полностью избавиться от акцента, едва ли у меня получится сделать это за оставшиеся двадцать или тридцать минут. Рихард улыбнулся, внимательно следя за дорогой. *** Родители Риши жили в самом центре города. Эта квартира когда-то принадлежала бабушке его отца, а его семья переехала туда, когда Рише едва исполнилось три года. Бабушка тогда была уже в весьма преклонном возрасте, иногда болела, но ей еще хватало сил присматривать за ребенком. Совместное проживание устраивало всех. Открыв ворота своим ключом, Рихард заехал в старый двор-колодец и припарковался на свободном месте. Машины его отца нигде не было, значит, он действительно еще не вернулся с дачи. Это избавляло Ришу от необходимости отвечать на неудобные вопросы. В окне кухни горел свет, по всей видимости, Клара, Ришина мама, уже ждала их, несмотря на поздний час. — Пойдем, — махнул рукой Рихард, вылезая из машины. Только сейчас, когда перспектива оказаться в теплой мягкой постели был как никогда близка, он понял, как сильно устал и хочет спать. Тилль молча кивнул, отчасти уже жалея, что согласился. С одной стороны, ему было даже любопытно познакомиться с Ришиной мамой. С другой — это снова казалось ему сближением, которого он никак не планировал ни в отношениях с Ришей, ни с кем-либо еще из своей группы. Они поднялись на третий этаж, Рихард снова воспользовался своим ключом и впустил его в квартиру. Из кухни тут же вышла высокая стройная блондинка лет пятидесяти, не имеющая с сыном ни одной общей черты во внешности. — Привет, — поздоровался Рихард, поцеловав ее в щеку. — Извини, что мы вот так. — Это лучше, чем сидеть полночи в машине, — с улыбкой отозвалась Клара. — Хорошо, что у тебя умная жена. — Она с интересом посмотрела на Тилля, и Рихард поторопился представить их друг другу: — Это Тилль, мой чешский друг из Берлина, — он улыбнулся, — а это моя мама, Клара. — Добрый вечер, — вежливо поздоровался Тилль, протягивая женщине руку, а потом поправил сам себя: — Точнее, уже ночь. Женщина пожала ему руку, не скрывая любопытства во взгляде. Привычка пристально рассматривать собеседника, Рише явно досталась от нее. — Рихард никогда о вас не рассказывал, — заметила она, бросив короткий взгляд на сына. — У меня много друзей, я не помню, о ком я что рассказывал, — отмахнулся тот, раздеваясь. — Я не такой уж близкий друг, чтобы обо мне рассказывать, — Тилль улыбнулся. — Скорее просто знакомый. Который сначала свалился на голову Рише, а потом — вам. От меня одни проблемы. Он повесил куртку и разулся, а потом нерешительно замер, переводя вопросительный взгляд с Риши на его маму и не зная, куда ему идти. — Гостиная направо, — подсказал женщина, — я сейчас принесу вам постель. Ужинать будете? — Спасибо, мы ели, — Рихард отрицательно покачал головой. Тилль прошел в гостиную, а Ришу мама придержала за локоть. — Рейхерды дома, — не снижая голоса, предупредил она. — У меня завтра утренний прием, я уйду рано, а вы выходите осторожнее. — Мама, Тилль просто мой друг! — возмущенно прошептал Рихард. Она снисходительно приподнял бровь. — Ты хочешь объяснять это родителям Алекса? ты же сам знаешь про ситуацию с однополыми отношениями у нас в стране. Рихард раздраженно фыркнул. Семья Агнет въехала в соседнюю квартиру, когда ему было десять лет. Собственно, именно так он и познакомился со своей будущей женой, которой тогда уже почти стукнуло восемь. Семьи быстро сдружились и дружили до сих пор. Правда, очень долгое время Рихард считал Агнет кем-то вроде младшей сестры, которой у него никогда не было. Он иногда встречал ее вечером у метро, когда она поздно возвращалась из лицея, и «отмазывал» перед родителями, когда она делала какую-нибудь глупость. Встречаться они начали уже после того, как она окончила университет. Родители Агнет относились к нему достаточно тепло, но вряд ли с пониманием отнеслись бы к тому факту, что он проводит время в компании посторонних людей, а потом еще и приводит их домой ночью. — Ладно, — кивнул он матери. — Уйдем через черный ход. Тилль, который едва успел дойти до гостиной, прекрасно слышал все, что сказала Клара. До сего момента он не знал, что родители Агнет живут где-то здесь. Даже если этот факт и должен был его как-то взволновать, то не взволновал, поскольку Ришина жена сама отправила их сюда. Пусть потом со своими родителями сама и разбирается. Вместо того чтобы беспокоиться по пустякам, Тилль оглянулся по сторонам. Обстановка комнаты не была ничем примечательна: диван, кресло, пара книжных шкафов, телевизор и стеллаж. На стеллаже он заметил несколько фотографий в рамках, но прежде чем он успел подойти ближе, в гостиную зашла Ришина мама и принесла ему подушку, одеяло и даже чистую футболку. Последнее оказалось особенно кстати: батареи здесь работали на совесть, и спать в свитере было бы не слишком комфортно. Тилль относился к тому типу людей, которые не очень любят несколько слоев одежды, поэтому футболки под свитером носил только при крайней необходимости. Он поблагодарил Клару за заботу, после чего та ушла, пожелав ему спокойной ночи. Когда за ней закрылась дверь, он первым делом снял ремень с кобурой и пистолетом, который носил с собой, чтобы не оставлять его в отеле, бросил все это на кресло, а потом стащил с себя свитер и прикрыл им оружие. Взяв с дивана футболку, он, не удержавшись, подошел к стеллажу. Фотографии относились к разным периодам времени, это было очень хорошо видно по постоянно менявшемуся Рихарду: он то очаровательной трехлеткой сидел на коленях у пожилой женщины, то стоял серьезным первоклссником с букетом, то широко улыбался в красивом костюме мальчиком лет десяти, то обнимал маму уже прекрасным выпускником. Последней фотографией, отмечавшей его жизненные вехи, стала свадебная, на которой он был запечатлён вместе с Агнет. Рихард появился на пороге гостиной как раз в тот момент, когда Тилль, держа в руках футболку, рассматривал фотографии. День был слишком насыщенным, и он не сомневался, что не сможет уснуть без чашки чая, а пить одному, не предлагая гостю, показалось неприличным, поэтому он заварил две чашки и зашёл с ними в гостиную. Лишь оказавшись на пороге комнаты, он подумал, что, несмотря на приоткрытую дверь, ему стоило постучать, прежде чем входить. Рихард на мгновение замер, решая, как лучше поступить в такой ситуации, и одновременно с этим рассматривая татуировку на правой лопатке Тилля, которую уже видел однажды. Тогда она ее здорово напугала, а в этот раз почему-то уже не производила такого впечатления, хотя по-прежнему оставалась непонятной. Наверное, дело было в том, что теперь Рихард знал Тилля уже не два дня и не видел в нем ничего опасного. — Прости, что я без стука, но стучать лбом показалось мне плохой идеей, — Рихард в конце концов решил просто обозначить свое присутствие. Он виновато улыбнулся, подходя к нему. — Я захотел чая, подумал, может, ты тоже не откажешься? Без сахара, я правильно помню? — Правильно, — кивнул Тилль, поспешно натягивая на себя футболку. Он взял у Риши чашку и заметил, указывая на фотографии: — Ты был очаровательным ребенком. Впрочем, с тех пор мало что изменилось. Рихард немного удивленно посмотрел на него. Это снова чертовски походило на комплимент, поэтому не могло его не удивлять. Он перевел взгляд на свои фотографии. Его мама обладала маниакальной страстью запечатлевать каждый момент жизни. Она всегда привозила сотни снимков с любого отдыха или экскурсии, альбомами в квартире были завалены все шкафы и полки. Отец в шутку говорил, что ей вместо глаз нужно вставить два объектива. Было даже странно, что на стеллаже стояло всего несколько снимков. Рише казалось, что раньше их было больше. — Ты должен мне пять своих детских фотографий, — улыбнулся он. — Иначе это будет нечестно, раз ты видел мои. — Они все остались в Праге, — с заметным сожалением ответил Тилль. — Если я когда-нибудь туда вернусь, обещаю привезти хотя бы парочку. А ты занимался танцами? Рихард снова посмотрел на него. Что-то было в его голосе, чего он раньше не замечал. Когда-то, когда он рассказывал ей о двух последних годах своей жизни, он говорил спокойно, без эмоций, словно его мало волновало вынужденное одиночество, но сейчас Рише показалось, что это было совсем не так. — Как ни странно — да, — ответил она на его вопрос. — Мои родители с чего-то решили, что это укрепит мое здоровье. Я эти танцы всегда терпеть не мог, бросил в двенадцать лет. — Он поставил на полку чашку и взял в руки фотографию, на которой сидел на коленях у пожилой женщины. — А это моя прабабушка по отцу. Забавно, но, когда я делю что-нибудь плохое по мнению моих родителей, мама утверждает, что в этом я похож на нее. Хотя мне кажется, я похож на нее исключительно внешне. — Рихард открыл заднюю стенку рамки и вытащил еще одну фотографию. Это был выцветший старый снимок девушки лет семнадцати в светлом платье чуть ниже колена, с темными волосами, спускающимися почти до пояса. Сходство с Рихом действительно было поразительным. — Это она подарила тебе кулон, который ты всегда носишь? — Тилль обратил внимание на то, что и у девушки, и у пожилой женщины на шее висело то же украшение, которое он привык видеть на Рише. Рихард коснулся рукой кулона, который почти никогда не снимал уже больше двадцати лет, с того самого дня, как бабушка подарил его ему. — Она мне его отдала перед самой смертью, как будто чувствовала, что умрет. Глупость, конечно, — Рихард с улыбкой пожал плечами, — но с тех пор я его не снимаю, мне кажется, она как будто все время рядом со мной, хотя я не так хорошо ее помню. Мне было четыре, когда она умерла. Рихард на мгновение задумался, разглядывая старую фотографию, затем засунул ее обратно в рамку и поставил на стеллаж. — Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне лучше про свою татуировку. Откуда она у тебя? — Сделал по случаю, — нарочито равнодушно ответил Тилль. — Людям, наверное, нравится? — поддел он его. Он удивленно приподнял бровь. Его вопрос отчасти походил на флирт, но Ришу трудно было заподозрить в чем-то подобном. Его вопросы и комментарии проще объяснялись детской непосредственностью, чем кокетством, он не особенно задумывался о том, как это прозвучит. Он успел узнать его достаточно хорошо, чтобы понять это. И это было одной из многих черт, которые ему так нравились. — Не знаю, — честно ответил он. — Ты же парень, ты мне и скажи. В отличие от Риши, он как раз флиртовал. Как минимум, пытался. Себе он легко мог в этом признаться. — Мне нравится, — Рихард пожал плечами, взял свою чашку, чай в которой как раз остыл до того состояния, чтобы его можно было пить, и сел в свободное кресло. — Хотя, если честно, она меня жутко испугала в первый раз. Тилль попытался вспомнить, где и когда он мог видеть эту татуировку в первый раз. Выходило, что только в городке с мертвецами, когда он неудачно упал из-за своих видений. Он тогда сильно ушиб и поцарапал спину, и Рихард обрабатывал его ссадину. Они почти не знали друг друга в то время. — Тебя напугали все эти символы? — поинтересовался он, садясь на диван поверх одеял. — Я просто никогда такого не видел. У некоторых моих друзей есть татуировки, иногда даже несколько, но это либо какие-то банальные, либо нечто, напоминающее картины Айвазовского. Таких, как у тебя, я не видел. Какие-то символы мне знакомы, какие-то нет, но общий смысл непонятен. Что она означает? — А татуировка обязательно должна что-то означать? — он отвел взгляд в сторону. — Разве она не может быть просто нательным украшением? — Может, — послушно согласился Рихард. — Но не такая замысловатая. Я уверен, что для тебя это не просто украшение. Во-первых, она слишком сложная и с кучей знаков, которые сами по себе много значат и уж наверняка не утрачивают смысл все вместе. Во-вторых, ты кажешься мне человеком, в любом действии которого есть какой-то смысл. — Тем не менее, — он рассмеялся, — в этой татуировке нет особого смысла. Это эмблема одного общества, кажется, оно называлось теософическим. Если честно, я ничего о них толком не знаю, но к эмблеме прилагался девиз: «Ни одна религия не выше истины». Я не знаю, какой именно смысл вкладывали в него члены общества, но мне эта эмблема и эта фраза попались на глаза пару лет назад и вызвали свои ассоциации. Неважно, во что ты веришь. Есть то, как дела обстоят на самом деле. Иногда это настолько невероятно, что поверить сложно, но от этого оно не становится менее реальным. Мне кажется, я уже пытался изложить тебе эту концепцию, — припомнил он. — Мне она нравится. И потом… я хотел татуировку с тех пор, как был мальчишкой. У Карла, моего старшего брата, их несколько. Мне всегда казалось, что это очень круто, но отец считал иначе. Он замолчал, полагая, что все остальное Рихард поймет сам: для этого ему было известно достаточно. Рихард кивнул, наконец понимая, в какой именно период Тилль сделал себе татуировку. Заодно приобрели смысл и его вчерашние слова. Похоже, он снова умудрился его обидеть. Ему давно надо было понять, что привычно озвучивать все свои мысли в общении с ним не стоит, но Рихард как-то упустил это из виду. — Так у тебя есть старший брат? — спросил он, чтобы сменить тему. — Есть, но если ты не против, давай не будем о нем говорить? Рихард уже готовился задать следующий вопрос, но промолчал. С ним находилось все больше запретных тем, безопасных было слишком мало. — Конечно, — в голосе проскользнуло едва заметное огорчение, — если ты не хочешь. — Тебе, наверное, не очень интересно со мной разговаривать, — предположил Тилль, замечая это. — Половина вопросов всегда остается без ответов, а из того, что я говорю, половина тебя разочаровывает, половина вызывает сомнения. Возможно, даже в моей вменяемости. Рихард искренне рассмеялся. — Делать то, что мне неинтересно, меня могут заставить только Агнет и главврач. Одной я поклялся в любви до гроба, второй платит мне зарплату, поэтому посещения дней рождения племянников и сдача квартальных отчетов входят в обязательную программу. Тебе я ни в чем не клялся, и если я с тобой разговариваю в два часа ночи вместо того, чтобы спать, значит, мне это нравится. И потом, я ведь тебе уже сказал: я тебе доверяю, и у меня не вызывает сомнений то, что ты говоришь. Тилль даже не знал, что выбило его из колеи больше: напоминание о любимой жене или слова про доверие. Чтобы случайно не сказать еще чего-нибудь неуместного, он решил вернуться к самой безопасной теме их общения — совместному расследованию. — Так ты все-таки допускаешь, что наш маньяк-некромант научился делать зомби и потому перешел с бомжей на девушек? — Я не знаю, Тилль, честно, не знаю, — немного помолчав, признался Рихард. — По логике выходит так. Он тренировался на бомжах и, когда стало получаться, перешел на девушек. Иначе ему незачем было это делать. Бомжей — пруд пруди, Судмед права: всем по большому счету плевать на них, никто и искать не станет. Но, черт побери, я не могу поверить в то, что можно оживить мертвое тело в любом смысле этого слова. Это противоречит всему, что я знал, понимаешь? — Понимаю, — он кивнул. — Я тоже всегда считал шарлатанами тех, кто обещал заглянуть в прошлое или будущее человека. Впрочем… — он ненадолго задумался. — Пожалуй, я и сейчас считаю их шарлатанами, особенно после эксперимента на кладбище. Тем не менее. Такие вещи сложно принимать на веру, я сам тоже предпочту неоспоримый факт тысяче косвенных аргументов. Но я уже не так уверен, что возможно, а что нет. С тех пор как невозможное достаточно сильно проехалось по моей жизни. — Хорошо, — согласился Рихард, — предположим, ему реально удается поднять мертвого человека и сделать из него что-то вроде зомби: существо, полностью подчиненное его воле. В конце концов, сказал бы мне кто год назад о призраках и временных разломах, я бы пальцем у виска покрутил. Предположим, он тренировался на бомжах и у него получилось. Он похитил трех девушек, убил их, затем вдохнул в них жизнь и сделал их… кем? Своими любовницами, что ли? Даже звучит ужасно. И зачем ему еще трое всего через месяц? Не могли же ему предыдущие надоесть так быстро? — Может быть, они достигли той степени разложения, когда уже даже некроманта больше не… возбуждают? — Это безусловно. Разлагающиеся тел мало кого возбуждают. Но ведь Алекс говорил, что некромант в силах заморозить разложение. А если он так за ними ухаживал, кормил их, не связывал, чтобы не оставалось ни ран, ни даже царапин, наверняка он позаботился и о том, чтобы они не разлагались… — Рихард вдруг осекся и посмотрел на Тилля. — Раны… Ты представляешь, в каком виде их похоронили? — В каком? — не понял Тилль. — При вскрытии патологоанатом только на груди делает несколько разрезов, чтобы полностью обнажить грудную клетку. Это не считая всего остального. Потом, конечно, зашивает, но поверь, ни о каком эстетическом виде речи не идет. Поэтому тел одевают всегда в морге, прежде чем отдать их родственникам. Если он так заботился о сохранности их внешнего вида, представляешь, каково ему было увидеть их после вскрытия? — Чёрт, я не подумал об этом, — пробормотал Тилль. — Но тогда почему он так долго ждал? Он же сразу увидел, что стало с телами. Их похоронили в двадцатых числах сентября, могилы он, скорее всего, раскопал сразу после этого. Минна написала Ангелике о том, что он выбрал себе еще одну жертву только десятого октября, а каждую новую девушку он выбирает к середине следующей за похищением недели. Значит, он выбирает их всего два-три дня. Возможно, в этом для него тоже есть какой-то смысл. Значит, решение о похищении он должен был принять числ шестого или седьмого… — Тилль осекся, а потом схватил свой смартфон и принялся что-то в нем искать. Рихард отставил в сторону полупустую чашку, которую до этого так и держал в руках, хотя давно забыл про чай, и наклонился ближе к Тиллю, пытаясь заглянуть в экран его телефона. — Что?.. Тилль нашел в своих сообщениях ссылку на Инстаграм девушки, предположительно пропавшей на кладбище, открыл его и показал Рише. — Они пропали как раз седьмого октября. Я никак не мог понять, причем здесь они. Ведь убийство совсем не такое, я бы сказал, диаметрально противоположное. Но раз у меня было видение, связанное с ними, значит, они важны для нас. И теперь я понимаю, как именно. Их смерть и стал тем триггером, который запустил новую серию похищений. Рихард несколько мгновений смотрел на фотографию улыбающейся девушки в смартфоне, а затем поднял глаза на Тилля. — Но как? Какое отношение имеют две растерзанные девушки к этой истории? Да, дата и место определенно совпадают, но я все равно не понимаю, кто и зачем их убил? И кто та женщина, которую они успели сфотографировать на кладбище? — Рихард нахмурился. — Это же не могла быть одна из тех, кого маньяк сделал… кем он там их делал? Рабыня? Любовница? Что ей делать на кладбище через три недели после убийства? — То, что мы не знаем, как она там оказался, еще не значит, что ее там не могло быть. Каждый раз, когда я вспоминал эту картину, — Тилль прикрыл глаза, снова вызывая в памяти свое видение, — я спрашивал себя, как человек может такое сделать? Больше походило на работу дикого свирепого зверя, но и в эту теорию не укладывался тот факт, что останки тел сложили в дупле. Да и откуда посреди города такой зверь? Зомби и то выглядят правдоподобнее. Рихард впервые пожалел, что не может заглянуть ему в голову и увидеть все, как видел он. Его воображение отказывалось представлять то, о чем он говорил. — Может, девушки нечаянно сфотографировали одну из девушек, и маньяк разозлился? — предположил он. — Может, они не хотели отдавать фотоаппарат или еще что. Пытались даже спрятать его. Он убил их. Он ненормальный, кто знает степень его агрессии? В этот момент на кладбище кто-то появился, и ему нужно было спрятать тела. Хотя, конечно, выбор странный. Пусть ту расщелину видно только если идти по тропинке от забора, а не от главной дороги, но все равно там рядом и беседка, и куча разрытых могил, куда можно бросить тела. — Поэтому я считаю, что это был акт безумной или даже бездумной агрессии. На кладбище никто не мог появиться, оно было закрыто, если помнишь. Если кто и мог на него пробраться, то как раз через ту дырку в заборе. Так что это вряд ли был попытка спрятать тел. Возможно, мертвые женщины, в шрамах от вскрытия и со следами разложения, просто слишком нервно реагируют на юных девиц, еще живых и прекрасных. — Вполне возможно, — согласно кивнул Рихард. — В эту версию укладываются многие факты. Но я все же предлагаю подумать об этом завтра, сегодня я уже почти ничего не соображаю. Тилль бросил взгляд на часы: время давно перевалило за половину третьего. — И в самом деле, тебе пора спать. Тебе же завтра на работу? — Конечно, кто же мне выходной даст? — Рихард поднялся с кресла, взял свою чашку, но потом снова посмотрел на Тилля. — Ты с Вольф не связывался? Кто третья жертва? Как они ее упустили? — Я-то с ним связывался, чтобы рассказать ему о последнем сообщении Минны. Сама догадаешься, куда он меня послал с моими вопросами? — Тилль снова улыбнулся, тоже поднимаясь, чтобы проводить Ришу. — Представляю. Надеюсь, он там шевелится. Если мы все правильно поняли, у девушек осталось меньше недели, а Вольф не производит впечатления полного идиота. Ладно, тогда действительно пора спать. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — эхом повторил Тилль, обдумывая его слова. Когда Рихард уже почти вышел в коридор, он все-таки спросил: — Может быть, мне стоит попробовать еще раз? Я о видениях. Попытаться увидеть, где он их держит, например? Ты прав, времени почти не осталось. Самое большее через неделю он их убьет. И в этот раз даже тела не найдут. Рихард на мгновение замер, о чем-то размышляя, затем вернулся, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Я не знаю, — честно признался он. — Ты знаешь, как сильно я хотел бы им помочь. Но… — Он смущенно улыбнулся, посмотрев на него. — Ты был прав. Есть разница между теми, кого знаешь лично, и теми, кого не знаешь. Я видел, что происходит с тобой во время этих видений, и мне страшно за тебя, даже если ты сам этого не понимаешь. Тилль вспомнил свои ощущения в тот раз, когда пытался вызвать у себя видение. Даже сейчас голова отозвался на это воспоминание болезненным спазмом. Он поморщился. — Да, ты прав, стоит оставить этот вариант на крайний случай. И, Рихард, — он подошел к нему чуть ближе, — я ценю твою заботу о моем здоровье, правда. Даже если по мне это не всегда заметно. Он улыбнулся. — Тогда просто не экспериментируй лишний раз. Я знаю, что это не всегда зависит от тебя. Но если вдруг ты решишь снова попробовать, не делай этого один, хорошо? Кто-то должен быть рядом. Просто на всякий случай. — Обещаю, никаких опасных для жизни экспериментов без твоего присутствия. Ты же мой любимый доктор. — Договорились. А теперь доктор велит спать. Срочно. Рихард коснулся рукой его плеча и вышел в коридор, аккуратно прикрывая за собой дверь. Против этой рекомендации доктора Тилль определенно не возражал.