Nervous Habits (Нервные привычки)

Шлёп, шлёп, шлёп. Цирцея, этот звук сводит меня с ума. Поттер вечно шлёпает — палочкой по ладони, папкой с документами по бедру, тесно обтянутому брюками. Плотно сжатыми, а затем резко раскрывающимися губами. Думаю, это его нервная привычка, в попытке израсходовать часть его неиссякаемой энергии. Он самый шумный, самый нервный человек, которого я знаю. Сегодня это лопатка. В руке, прижатая к его груди. Ему же даже нет необходимости держать эту чертову штуку в руках. У него жаркое в духовке, половник рядом с соусом, кипящим на плите. Кухня наполнена запахами трав и специй, между нами витает аромат выпаренного бренди. Он не перестает болтать. Или двигаться. Или шлёпать. Я с радостной улыбкой убью его на месте. Я вот-вот кончу в штаны. — Слушай, я подумал… О’Салливаны были третьей семьей, чьи семейные реликвии были украдены, но первой, — он выразительно шлепнул себя по ладони, — которой подлили Эликсир Омрачения памяти. Мне повезло, что я сижу, спрятав колени под кухонным столом. Я старательно изображаю скуку, изо всех своих последних сил. — Да, и? — Ну, не знаю, — говорит Поттер, между его бровями пролегает борозда. — Я нахожу зацепки, ты их связываешь. Теоретически это правда. Мы, как правило, хорошо работаем вместе таким образом. Когда я могу сосредоточиться. Чего я категорически не могу сделать в данный момент. Шлёп, шлёп, шлёп. Боже милостивый. Нет, не могу больше. С усилием разжав челюсти, говорю: — Ну да. Только обычно, когда меня при этом не заставляют пропустить обед, чтобы пойти проверить тупиковую зацепку в Лютном переулке. На его лице появляется слегка обиженное выражение, и я не могу удержаться от вздоха. — Слушай, я пойду освежусь, почему бы тебе не закончить, и мы сможем поговорить после того, как я поем. — Но… — Поттер замолкает, подняв лопатку. О, пожалуйста, пожалуйста, чего бы я только не отдал, чтобы он её опустил. Прочь, с глаз долой. Пусть эта чертова штука исчезнет. У нас есть и другие, которые наверняка не будут издавать таких звуков о кожу. Я отрываю от неё взгляд и обнаруживаю, что Поттер смотрит на меня так пристально, что мне требуется весь мой немалый контроль, чтобы не съежиться. Затем он издает тихий смешок про себя и слегка качает головой. Его щеки розовеют. — Да. Да, извини. Я позову, когда все будет готово. Он ждет секунду, пока я не поднимаю брови, глядя на плиту, затем смеется и поворачивается спиной, чтобы заняться соусом. Поблагодарив каждое божество, в которое я не верю, я пользуюсь возможностью сбежать. Я проклинаю себя, идя по коридору. Тогда это казалось хорошей идеей — переехать сюда. Срок аренды моей квартиры истек, Уизли и Грейнджер съезжали от Поттера в собственное жильё. Мы с Поттером работали вместе достаточно долго, чтобы знать, что можем поладить. Тот факт, что я находил его привлекательным, казался неважным. Да кто так не думал? Но я не переставал думать, сколько моих фантазий он мог воплотить. Как это может повлиять на меня. Ой, ладно, не особенно я и хотел размышлять об этом. Пфф. Я закрываю дверь в свою комнату — слишком сильно, все отдается эхом в этом месте — и дрожащими пальцами расстегиваю ширинку. У него свои нервные привычки, а у меня свои. Мерлин, я такой твердый и чувствительный, что шиплю, просто проводя пальцами по мокрой головке моего члена. Стягивая брюки и белье на бедра, я, спотыкаясь, иду к своей кровати и падаю на нее лицом вниз. Моя рука идеально зажата между матрасом и моим телом. Я прикусываю одеяло, чтобы заглушить свои стоны, и начинаю неистово трахать собственный кулак. Знает ли он, на что похоже это шлёпанье? Может он догадываться? Иногда я думаю, что должен бы, иногда он смотрит на меня так, как вот недавно, и я почти уверен, что до него доходит. Он такой блестящий аврор, что я никогда не знаю, быть ли мне благодарным или ужасаться тому, что он может быть таким невнимательным в других вопросах. Что он не понимает, что я для него гребаная шлюха. Что движение одной его темной брови заставляет все мое тело дрожать. Черт, мне потребовался почти день, чтобы покинуть свою комнату после того, как я впервые увидел, как он выходит из душа в одном полотенце, золотистая кожа все еще покрыта капельками воды, а тонкая завитушка волос ниже его пупка влажная. О, боже. О, Мерлин. Неловко поглаживая головку своего члена, я слышу, как его имя срывается с моих губ. Я так близко. Такой мокрый. Я сжимаю кулак сильнее. Давай, подумай об этой выпуклости за полотенцем. Подумай об этом невероятном взгляде зелёных глаз, устремленном вниз, пока он вонзает в тебя свой член. Подумай об этом шлёп, шлёп, шлёп его лопатки или, еще лучше, его ловкой руки, на твоей болезненно покрасневшей… — Малфой? Он говорит это задушенно. Неверяще. О нет. Нетнетнетнет. Повернув голову, я вижу Поттера, стоящего в дверном проеме, с красным лицом, с широко раскрытыми и удивленными глазами. Ошеломленного. О, черт. О, черт, это заставляет мои бедра сжиматься сильнее, мой член торчит из кулака, головка трется об атлас моего одеяла. Мои яйца покалывает, и они подтягиваются к члену. Остановись, Драко, остановись! Я не могу. Я кончаю с тихим, несдержанным звуком, свистом воздуха как из вскипевшего чайника. Глаза Поттера становятся еще больше, когда мой член пульсирует в руке, подо мной, перед ним. Моя задница сжимается, содрогается, желая чего-то в ней. На ней. Желая его веса и этого шлёп, шлёп, шлёп его тела о моё. Мой оргазм затягивается. Если бы я лежал на спине, я бы, наверное, обкончал себя до подбородка от одного только вида: Поттер, смотрящий на меня, раскрасневшийся и великолепный, и эта дурацкая лопатка все еще в его руке. Делающий шаг в мою комнату. — О, блядь! — стону я и прекращаю попытки бороться. Я отпускаю себя по волнам оргазма, пусть он спадет. Прижимаю лицо обратно к одеялу, когда все заканчивается. Сердце стучит у меня в ушах. Мое лицо горит. В наступившей тишине я, затаив дыхание, выдавливаю: — Мы что, больше не стучимся? — Я стучал, — Поттер сглатывает, а затем, по необъяснимой причине, делает еще один шаг в мою сторону. — Дважды. Потом я услышал… Ничего не остается, как обнаглеть. Игнорируя выставленную напоказ задницу, я с усилием поднимаю голову и пристально смотрю на него. — Я тоже слышал, как ты дрочил. Но я не думал, что правило не входить должно быть прописано в нашей субаренде. — Ты произнес мое имя. Ладно, это не сработало. Я снова зарываюсь лицом в матрас. Мне придется переехать. Я слышал, что в Вест-Энде есть несколько доступных хороших квартир. — Простонал его, — продолжает Поттер. — Как будто ты… Как приглашение, — его голос… грубый. Низкий. И всё ближе. Подождите, что? — Как будто ты хотел, чтобы я зашел внутрь. — Черт. Мой член снова дергается, когда кончики пальцев Поттера опускаются на обнаженную складку моей левой ягодицы. Осторожно, с любопытством. Этого не может быть. Хотел ли я, чтобы он зашел внутрь? Хочу ли я — это то, о чем он спрашивает? Сиськи Салазара, да. У меня даже упасть не успел. Я мог бы заняться дрочкой в его доме ещё год назад. — Малфой, — пальцы Поттера скользят внутрь, его большой палец вдавливается в мышцы, слегка раздвигая мои ягодицы. У него перехватывает дыхание. — Господи, — сдавленно бормочет он, — посмотри на это. Какая у тебя хорошенькая маленькая задница. Я задавался вопросом. Воображал. Думал о том, чтобы трахнуть тебя. Вылизать тебя. Ты даже не представляешь, как много я думал об этом. Но я думал, что ты не… Ты хочешь…? Могу я…? Я слишком много раз готовился к смерти от его руки. В последнее время я убедил себя, что это произойдет в результате его безрассудной храбрости на поле боя, из-за того, что мне пришлось бы броситься перед ним. Я ни разу не думал, что дойду до ручки из-за ошеломительного звучания его голоса или его медленных ласкающих поглаживаний моего ануса. От его почти вежливой, осторожной просьбы, когда он массирует его большим пальцем. Еще один мой стон вырывается в одеяло. Я снова поднимаю голову. Эти глаза, этот румянец. Шлепок моего сердца о грудную клетку. Его эрекция скрывается под брюками, тяжелая, наклонённая к бедру. Я хочу попробовать его на вкус. Я поднимаю свои бедра вверх. Мои легкие сдавливает. — Поттер. Его пристальный взгляд, прикованный к моему пульсирующему отверстию, устремляется к моему лицу. Он прикусывает губу. Не надо, я хочу сказать ему, позволь мне. Вместо этого я прижимаюсь задницей к его вторгающемуся большому пальцу и говорю, содрогаясь: — Снимай одежду. Но… — Что? — он выдыхает, глаза опускаются на сухой край его большого пальца, исчезающего во мне, затем снова появляющегося. Он сглатывает. Я тоже. Кружа пальцем, едва входя в меня, он говорит: — Малфой, что? Я понятия не имею, откуда берется моя улыбка, но я даже не хочу ее скрывать. Меня охватывает подступающее веселье. Внезапно я совсем перестаю нервничать. Я встречаюсь с ним взглядом и говорю: — Лопатку оставь.