У него веснушки...

      — Все! — Кирк поднимается, тыльной стороной руки вытирает пот со лба. Канада — северная страна, а солнце жарит так, что все вокруг плавится. И Кирк сам — тоже. А это еще только конец мая, что же будет летом?.. — Я сделал все, что мог!              Мёрдок подходит к нему, протягивает запотевший стакан с холодной минералкой. Кирк залпом жадно выпивает воду, подавляет в себе желание еще и лед, оставшийся на дне, сожрать, отдувается, плюхаясь в шезлонг на террасе. Смотрит на дело рук своих: над тоненькими, нежными цветами, которые они с Крисом вместе выбирали, потом сажали и лелеяли всю весну, кривой навес, сотворенный из палок и части старой простыни. Не бог весть что, но хоть какая-то тень, а то бутоны, несмотря на щедрый полив, все полегли под яркими лучами.              — Шедевр! — Мёрдок плюхается рядом, вытягивает ноги, щурится на солнце. Потом смотрит на Кирка, внимательно, долго. И как-то… с подозрением, что ли?              — Что? — Кирк возвращает ему взгляд хмурясь. — Что ты таращишься на меня так? Я не твой любимый Мондриан! — не то чтобы Кирк очень против, даже наоборот: внимание Мёрдока всегда приятно, но все же самую капельку напрягает, когда такое вот, на ровном месте.              Мёрдок кривит губы, скребет бороду, она у него отросла заново, роскошная, густая. Только вот Кирк недавно заметил в ней белые волоски, ничего не сказал, конечно, но защемило что-то в груди: они не молодеют. Может, у него тоже следы возраста? И Мёрдок сейчас заметил их и думает, как бы избавиться от старого мужа и найти себе кого посвежее.              Долбанная жара, что такие нелепые мысли в голову лезут! Кирк фыркает, закрывает глаза — солнце слепит даже через сомкнутые веки. Но это лучше, намного лучше того, что они переживали всего еще год назад, в Асулбурге...              — У тебя тут… — Мёрдок касается щеки, вырывает из легкой, охватившей почти сразу же, едва Кирк закрыл глаза, дремы. Точно возраст — вырубился моментально, едва принял лежачее положение.              Кирк нехотя открывает один глаз — зеленый, косится на Мёрдока. Трется машинально, словно кот, о его руку, что все еще касается щеки:       — Земля, наверное, сейчас пойду умоюсь.              Вставать ужасно не хочется, но придется все равно, если он не хочет сжариться на этом солнцепеке: еще минут пятнадцать, а потом крыша террасы перестанет их спасать от злых лучей. Но пятнадцать-то минут у него все же еще есть.              — Нет, не земля… — Мёрдок расплывается в улыбке. — Знаешь, что?              Не знает. И если честно, и знать не особо хочет. Слишком уж язвительная ухмылка на губах мужа играет сейчас.              — Что? — немного грубо отвечает Кирк, уходя от прикосновения, выпрямляясь, сам трет щеку.              — Веснушки… — шепчет Мёрдок, кошачья улыбка на его лице становится еще шире.              Чего?! Кирк едва не подрывается с шезлонга и не кидается к зеркалу. У него веснушки? Откуда? Никогда не было! Хотя, кажется, в самом раннем детстве, но и в этом он не очень уверен. Вздергивает бровь:       — Серьезно? — недоверчиво спрашивает у Мёрдока. Тот никогда не врет, но подшутить может.       — Ага, — Мёрдок кивает. — Сам посмотри.              Все же приходится встать и пойти в дом, чтобы убедиться, что его не накалывают сейчас. В холле большое зеркало, Кирк рассматривает себя пристально, активно трет переносицу, под глазами: коричневые пятнышки никуда не деваются. Не земля.              — Пиздец! — констатирует он, плюхаясь минут через десять на диван в гостиной с очередным стаканом ледяной минералки в руке. Дурацкая Канада! В родной Ирландии никаких веснушек не было, а тут… Мало того что и так не красавец, так еще и это: словно брызги грязи, едва заметные, но все же, на светлой коже по всему лицу.              — А мне нравится... — Мёрдок улыбается, подходит. Нависает, опираясь рукой на спинку дивана за головой Кирка. Шепчет почти в самые губы: — Очень нравится… — перехватывает руку Кирка, прижимает к своему паху. Тонкие хлопковые брюки, которые Мёрдок повадился носить без белья, не скрывают возбужденного уже члена. Кирк сглатывает, пытается высвободить руку, отворачивается от Мёрдока, чье дыхание обжигает сейчас:              — Пусти! — рвется прочь. Не то чтобы он очень против, но как-то… ошарашила его эта история с веснушками, и… — Крис придет скоро.              Мёрдок смеется, запрокидывая голову, плюхается рядом, сжимает собственнически бедро Кирка. Огромная ручища почти целиком обхватывает его, едва прикрытое короткими легкими шортами, иначе в такой жаре не выдержать, поднимается выше, к паху. И по всему телу Кирка проходит волна дрожи.              — Ты прям как приличная женушка, — Мёрдок склоняется опять, прихватывает Кирка за подбородок, поворачивает его лицо к себе. — «Нет-нет, дорогой, не днем». Но во-первых, думаю, Крис в курсе, что мы трахаемся, а во-вторых, у него сегодня рисование и… Мы успеем. А я пиздец как хочу тебя сейчас!              Больше всего Кирка бесят две вещи: жара и что Мёрдок сравнивает его с женушкой. Нет, Кирк не против разделения их ролей: что он чаще готовит, что уборка дома в основном на нем, что только он возится с Крисом по его учебе, а на Мёрдоке их новый, вполне себе легальный бизнес, обязанности по оплате всяческих счетов, крупные дела по дому и все такое, «мужское». Но вот этот вот дурацкий штамп... убивает! Злит. Подмывает сделать что-то против!              — Не в гостиной, — фыркает Кирк, отпихивая — пытаясь отпихнуть — Мёрдока от себя. — Я задолбаюсь потом оттирать этот диван!              На белой коже пятна остаются, даже если ее не касаться, потому Кирк решительно встает, поднимается в их спальню. Старается не бежать при этом и вообще всем видом показывать, как ему все это безразлично и что он лучше бы продолжил сидеть в гостиной, хотя внутри все переворачивается от жажды ощутить Мёрдока на себе и в себе. Спиной он ощущает взгляд мужа, голодный, полный желания. Это если учесть, что их предыдущий раз был с утра, всего несколько часов назад. Может, они не такие и старые?..              — Раздевайся! Хочу посмотреть, где у тебя они еще появились! — за ними едва закрывается дверь, а Мёрдок уже избавляется от штанов и футболки. И приближается медленно, плавно, как хищный зверь, поигрывая заново набранными мускулами.              Кирк давит в себе флешбэки, как к нему так же приближался Мёрдок-зверь, стягивает с себя торопливо шорты и майку. Лучше уж он сам, чем муж, потому что тот церемониться не будет, а просто порвет все. И у них хоть и достаточно денег, чтобы не бедствовать, но… «Ебаная женушка, блядь!» — матерится про себя Кирк: заботится о шмотках и диване. И когда он стал таким?..              Сглатывает, отшвыривает одежду в сторону. Мёрдок уже возвышается над ним, и Кирк подается навстречу, припадает грудью к горячей груди, запрокидывает голову, чтобы поймать поцелуй, зажмуривается, приоткрывая губы. Знает, что Мёрдоку это нравится — эта покорность. Да ему и самому нравится подчиняться, как бы он ни шипел насчет этого.              Мёрдок целует не в губы, а в переносицу. И в щеки по очереди. Пальцами, самими кончиками в противовес обычным горячим полным ладоням, проходит по плечам Кирка, по груди от ключиц до сосков. Ласкает, едва касаясь. Кирк стонет, еще больше запрокидывая голову, делая шаг назад и опираясь на подоконник — ноги уже не очень держат от новых и весьма острых ощущений.              — Мёрдок, — выходит сипло и жалобно. Но просить большего Кирк не будет, никогда! Он лишь шипит, когда Мёрдок по очереди сжимает его соски и скользит ладонями ниже. Ноги отрываются от земли — Мёрдок подхватывает Кирка под бедра, поворот, и вот под спиной уже покрывало на супружеской огромной постели. Кирк ерзает, разводит широко ноги: он готов и жаждет!              — Куда торопишься? Я же сказал, что хочу рассмотреть все как следует, — Мёрдок хищно скалится, нависая, облизывается. Целует вновь в скулу, потом — в шею. Кирк закрывает глаза, покоряется: если не подчиниться, пытка будет длиться еще дольше, а то и вообще он ничего не получит.              Жесткие волоски бороды вызывают мурашки на груди, царапают живот, бедро, лодыжку. Кирк ерзает на постели, сгребает покрывало в горсть, хотя тянет вцепиться ногтями в спину мужа и исполосовать его всего, словно их хренов кот.              — Ты весь в них… — хриплый шепот доносится снизу, Мёрдок прикусывает косточку у ступни, и Кирка буквально подкидывает на постели. Мать твою! Никогда еще не было… так! — Даже тут...              Кирк чуть приподнимается, смотрит, как Мёрдок проводит пальцами по его ноге к бедру, к паху. И правда: едва заметные точечки. А он как-то и не замечал их. Долбанная Канада!              — Фантастика… — Мёрдок опять лицом к лицу, целует в губы жадно, влажно, Кирк отвечает ему с жаром, обвивает руками и ногами, прижимает пах Мёрдока к своему заду: «ну же, давай!». И хнычет жалобно, потому что муж разрывает поцелуй, отстраняется, поворачивает Кирка на живот и принимается целовать его спину: загривок, лопатки, плечи.              — Да твою мать! — Кирк скулит, выпячивая задницу. Хочется ужасно! — Давай уже!              Мёрдок фыркает смешком, прихватывает зубами за ягодицу, рывком поднимает Кирка на колени, разводит его бедра в стороны и входит резко, одним движением. И тут же, не дав даже перевести дух, начинает быстро двигаться, тяжело и жарко дыша в макушку.              Кирк стонет, грызет, словно попавший в капкан волк — лапу, собственную руку, в которую уткнулся лицом. Не от того, что больно, просто иначе эти острые ощущения там, в низу живота не вытерпеть, надо отвлечься на что-то. Не очень-то выходит: Мёрдок запускает под него свою ручищу, сжимает колом стоящий член, размазывает влагу по головке.              Кирк воет, кончая на постель, на ладонь мужа, на свой живот. Его колотит, ноги не держат, и он почти растекается по простыням, но Мёрдок не дает окончательно упасть — поддерживает под бедра, торопливыми мелкими толчками доводя себя до финала.              — Блядь! — Кирк чувствует, как сперма мужа летит на его поясницу, а он еще и размазывает ее горячей ладонью. — Зачем ты?..              — Красиво… — Мёрдок целует вдоль позвоночника, отпускает Кирка, падает рядом с ним на постель, тянет на себя. Кирк — вялая тряпочка, сопротивляться не в состоянии, пристраивается на мощной, еще высоко вздымающейся груди, закрывает глаза. — И тут у тебя веснушки… — влажные пальцы проходят по виску.              Кирк фыркает, но ничего не говорит. Бодает руку Мёрдока, ерзает, устраиваясь удобнее. До возвращения Криса и часа, когда надо будет готовить ужин, еще есть время. Ветер надувает парусом легкую занавеску, холодит мокрую кожу. Уже задремывая, Кирк чувствует, как Мёрдок натягивает ему на плечи покрывало и невесомо целует в лоб. Наверное, там тоже веснушки…