Сгоревшие сказки

Чтобы быть человеком, нужно уметь мириться с болью. Чтобы быть Законом, нужно уметь вытаскивать боль наружу, лелеять её и не бояться её ни при каких обстоятельствах. Законам неведом страх. Законы делают то, что должны. То, что они считают нужным. Сезам всё ещё немного был Иваном, поэтому ему был нужен кто-нибудь, идущий рядом. Кто-нибудь близкий, кто-нибудь, кто мог бы бояться его, но всё равно оставаться рядом. Кто-нибудь очень сильный. Открывающий Закон торопился. Врывался в Двери, вихрем мчался сквозь их истории, сквозь их время, сквозь целые жизни… Вырывал занозы, вырывал болезни, вырывал то, чего не должно было быть – и мчался дальше. За ним скользила тенью мёртвая женщина, прекрасная и холодная. Их видели за окнами, пролетающими верхом на огромных орлах из эбенового дерева. Из их карманов сыпался песок, который подбирали дети – и каждая песчинка могла превратиться в дерево, монету или самое тайное твоё желание. Ни одна из них не попала в руки к взрослому, как случилось с коробкой, набитой волшебством, которая когда-то принадлежала могущественному магу. Маленькие чудеса принесли гораздо больше радости, чем большие, которые загадывали, опираясь на алчность, на страх и на тоску. Они ходили по дворцу морского царя, укрощая драконов и отбиваясь от жаждущих крови черепах. Море снова наполнилось водой, все бессмертные дети царя снова задышали не отравляющим воздухом пустыни, а тем, чем привыкли дышать. Сезам проглотил чёрную жемчужину, которая обожгла ему горло и чуть не превратила его лёгкие в пепел. Закон Жажды был жгучим и жадным, и походил на Ивана, попавшего в пещеру сорока разбойников. В стране облаков, где некуда было ступить, они искали Невидимый Закон и нашли его на вершине хрустальной горы, одинокого и безразличного ко всему. В подземной стране, мрачной, безнебесной, они искали Нерушимый Закон и нашли его в самом глубоком колодце, прикованного к цепи, которая смогла бы сдержать великого волка, чья судьба была в том, чтобы проглотить солнце. В стране на самом краю света они искали Закон Поиска и нашли его только тогда, когда он сам того захотел. Законов было так много. Но с каждым пойманным, пригретым, запуганным или принятым с распростёртыми объятиям, Дверей оставалось всё меньше и меньше, а Сезам всё прибавлял ходу. Маленький Иван любил сказки так же сильно, как любила их его прабабка, женщина с глазами, наполненными светом. Каждый вечер он бежал домой со всех ног, забывая о бросании рябиной, о песочных замках, о догонялках и девчачьих косичках, которые только и хотели, чтобы кто-нибудь на них дёрнул. Каждый вечер он ел всё, что выставляла перед ним бабушка и устраивался в кресле напротив старой голландки, которую уже не использовали, но всё никак не могли снести, и слушал. Иван представлял себя рядом с царевичами, на лихом коне, в глубоких шахтах, на востоке, на западе и на севере, в самом центре Земли, под нею, на дне морском… Ему казалось, что прабабкины истории были бесконечными: они сливались в один прекрасный и непостижимый мир, который, конечно, можно было найти за любым углом, если очень постараться. Иван искал. Искал упорно, пока не решил, что дорога к приключениям всегда открывается случайно. Пока однажды не забыл, что именно там долго искал. Приключения всё равно нашли его: не в том месте, не в то время и уж совсем точно не при тех обстоятельствах. И как он отплатил своему чуду? Разрушил его. Это он умел лучше всего. Это было его тайным умением, на которое он с тем же ребячливым упорством закрывал глаза. Иван Сезамов всегда всё портил, спроси любого, кто с ним знаком. Неодобрительно качала головой бабушка, вздыхали учителя, крутили у виска бывшие друзья, хмыкали девушки. Он хотел, как лучше. Он всего лишь хотел жить и никого никогда не обижать. Может быть, именно поэтому он обижал всех. И продолжал это делать с тем же наработанным когда-то упорством. Пока не пришло время остановиться и попытаться всё исправить. Было ли поздно? Совсем поздно? Любая сказка расскажет вам, что время слишком важно, чтобы им пренебрегать. Любой Закон скажет вам, что никогда не поздно сделать что-нибудь по-настоящему правильное. Шехеразада, хоть и была мёртвой уже какое-то время, продолжала видеть сны. Поначалу размытые, совсем тёмные, полные мантий, песочных часов и масок, роя белых мошек, звона монет для перевозчика и музыки ветра. Она знала, что должна быть мертва, и не понимала, зачем ей вернули дыхание, умение двигаться, умение мыслить, умение любить… и не вернули того, что она умела лучше всего – рассказывать истории. Шехеразада пыталась, но у неё выходило только молчать. Её язык остался у Смерти, за ним ни за что не вернуться. Однажды она уснула и услышала гул голосов в окружавшей её пустоте. Они раздавались внутри её головы и просили идти дальше, просили напомнить Сатоену, что он ещё жив. Законы не могут собраться сами, как и любая разбитая вещь. Сломанным часам нужен часовщик, разбитому зеркалу – искусный мастер, а глиняному горшку – хороший клей. Открывающему Закону, тому, который собирал под сенью своего страха остальные, сломанные и злые, нужен был человек. А потом Шехеразада вдруг открыла рот, и слова её были такими же, как прежде, и голос был тот, который рассказывал душегубу-султану тысячу и одну историю о волшебстве, предательстве и благородстве. Она рассказала Ивану историю – его собственную, с самого начала. С того момента, как где-то далеко-далеко, в стародавние времена, один человек, любивший сказки, сделал первую Дверь. Он не знал, что это за дверь такая и в чём её предназначение – ведь он был просто скучающим волшебником, который пытался разобраться в устройстве мира. Он сделал сотни Дверей, а его ученики – сотни ключей. Когда волшебник вытесал последнюю Дверь, каменную арку с затейливой резьбой, Закон, единый и непобедимый, тот, который управлял родным миром волшебника и был хозяином самому себе, избавился от опасных волшебных вещичек, выбросив их так далеко, как только смог. Туда, где никто не должен был их найти. Иван не мог не слушать, хотя вокруг него гудели Законы, самые разные, испуганные и немного растерянные. Он уже знал, что их суждено было найти. Он уже знал, что Закон раскололся на кусочки, сошёл с ума и объявил войну тем, кто ходил за Двери. Его жена умерла, и он сам тоже почти уже мёртв, потому что не спит под слоем Сломанных законов, его глаза постоянно открыты, он всё видит и всё запоминает, и всё пропускает через то, что от него осталось. Всю чужую боль, всю смерть, все войны, все раны, все ошибки – всю чужую радость, всю жажду жить, всю доброту, всю любовь… Всё, до чего может дотянуться. И он хочет исчезнуть, раствориться в Законах, умереть по-настоящему, навсегда-навсегда, чтобы больше никогда ничего не портить. Но Шехеразада рассказывает ему о детях. О Сторожевой Башне. О пути домой, пусть даже он означает смерть для них обоих. До тех пор они должны оставаться живыми. Должны сопровождать Открывающего в его безумной гонке, в прогулке по сказочным дебрям, быть тем, что удерживает вместе все Сломанные законы под сезамовым крылом. И они идут, в шаге от смерти, ради тех, кто им дорог, потому что знают – в конце всё обязательно будет хорошо. Пусть и не для всех. *** Экскалибур открывает Дверь, и они все оказываются в Кладовке с Конфискатом, рядом с камнем, из которого Артур когда-то вытащил свой билет на королевский трон. Повсюду вьются ветви терновника. Аврор не успевает предупредить – он видел такие когда-то давным-давно, за своей собственной Дверью – проклятие сна добирается до них первым. Безымянный бог туманом расстилается в коридорах, накрывает собой всю Сторожевую Башню, как чёрным пушистым одеялом. Почти все в сборе. Остаётся только ждать.