Когда распускаются ландыши.

Прошло несколько дней. В стае жизнь течёт своим чередом. Вожак дела стайные решает, ему помогает Хосок. Хоть он и недавно стал отцом, обязанности свои знает и помогает другу. А дел навалилось столько, словно они ждали когда в стае начнётся затишье, чтобы взбаламутить новыми проблемами. Зима решила, что ей пора на покой и призвала свою сестру-весну на смену. Солнце так греет, словно и не было холода, пронизывающих ветров и метелей. Сугробы почернели, сморщились под горячими лучами солнца и принялись дружно таять, стремясь затопить вокруг всё мутной водой. Если в поселении на улицах и дворах снег старались убирать, то вокруг поселения сугробы были приличные. Дружное таяние снега привело к тому, что воде будет скоро некуда деваться и она может хлынуть прямо в поселение. С утра и до ночи все взрослые альфы в трудах и заботах. Вокруг поселения роют траншеи и воду спускают в долину. А ведь кроме снежной проблемы обычных дел никто не отменял. Вот и нет продыха стае. В соседних стаях тоже такие же проблемы. Вожаки собрались на совет. Они пришли к выводу, что нужно водоотводящие рвы вокруг поселений рыть. Но это будут делать когда земля отойдёт, сейчас же нужно всё тщательно взвесить, просчитать и о безопасности подумать. Рвы не только пользу, но и вред могут нанести. Молодняк по долине гуляет вольно, как бы в глубокий ров не провалились. Нужно что-то такое придумать, что будет предупреждать об опасности и такое, что будет указывать на ров в любое время года и время суток. Хоть волку и не по чём ночь, но мало ли. Решение о рвах решают вынести на суд стай. Оборотни умные, подскажут решение. На том и порешили, как только немного напряжение спадёт, соберутся в долине и совещаться будут. Разошлись вожаки по стаям дальше воевать с водой. Долирий возвращается в дом поздно вечером. Идёт по улице вожак неторопливо. Осматривает всё вокруг, подмечает: какой дом ремонта требует, где крышу подлатать, где забор поправить, а где и пора новые дома для молодых пар построить. Стая разрастается. Много новых семей создано, а домов новых поставлено мало. Конечно строить будут летом, но заготавливать лес для строительства нужно именно сейчас, когда деревья ещё не пробудились от спячки, но уже не такие хрупкие. Научились оборотни выбирать лес. В этом пригодились знания таёжных оборотней. Они в строительстве разбирались и какое дерево будет лучше на дом взять, а какое на дрова пустить. Казалось бы, Долирий ведь тоже вырос в лесу и строить умеет, но… Оказывается не каждое дерево подойдёт чтобы толк от него был. Не просто отбирают лес, выбирают лиственницу, да ещё с витым стволом. Дома из такого леса веками стоять будут. Теперь-то вожак понял почему в его родной деревне дома быстро изнашивались. Мелочь, а такая полезная вещь – правильно выбранное дерево. Тут всю свободу по строительству вожак в руки таёжникам отдал. Те сами и помощников отобрали и с головой окунулись в любимое дело. Долирий любит весну. В это суматошное время все чувства оголяются. Воздух наполняется разными ароматами, что будоражат кровь в теле волка и спать по ночам не дают. С возвращением Святиги вожак словно в юность свою вернулся. Кровь его огнём кипит, он по ночам к любимому телу прижимается, и никак до конца поверить не может, что это не сон. Но по утру он рядом с собой нежное тепло ощущает, ласковые руки чувствует, сладкие губы целует и верит… Верит в чудо. Верит в любовь свою и омеги. Верит… Вожак доходит до своего дома и останавливается. Смотрит в окна, что светятся. Видит как неторопливо по комнате ходит жена. Она ужин готовит. Рядом с ней Чимин и Тэхён вертятся. Мальчишки от бабулечки отходить не хотят. Альфа даже немного ревнует их, ведь совсем недавно омеги только на нём висли, а теперь приходится внимание отвоёвывать. Хотя… Нисколько он вниманием мальчишек не обделён. Это он так, для порядка ворчит. Долирий знает, стоит ему через порог переступить, омеги враз на его шее повиснут и начнут наперебой о новостях рассказывать. Так всегда происходит и альфа этому рад до безумия. Альфа неторопливо пересекает двор. Здесь всегда порядок. Ни кому ничего говорить не надо, каждый свою работу выполняет. Долирий уже и забыл когда в последний раз кому какие-то поручения давал. Обросла семья помощниками. Омеги за уют и радость отвечают, кормят вкусно, лаской встречают. Альфы на себя взвалили основную работу, дрова, вода на них. Они и со скотом умело справляются и по дому своим милым помогают. Всё делается дружно. Так и должно быть в семье, где каждый знает свою работу и любого заменить может. Юнги и Чонгук на два дома носятся. Родителям успевают помочь и здесь своим омегам помогают. Молодцы! Нравятся такие помощники вожаку. Хорошая, достойная смена родителям выросла. Вот и сейчас альфа их макушки сквозь стекло наблюдает. А куда без них? Никуда. Долирий ближе к окну подходит. Теперь всё как на ладони видно: Джин на лавке, за столом сидит. Что-то нарезает. Около него Намджун. Сын внимательно следит за движениями ручек своей ведьмочки, а сам хмурится. Вожак ухмыляется. Он себя вспоминает. Точно так же себя вёл, когда его жена на сносях была. Ох и не любила Святига когда её в действиях ограничивали. Всё норовила сама сделать. А у вожака сердце от страха заходилось, когда он видел как острым лезвием женщина что-то нарезала. Точно так же рядом сидел, по животику гладил и уговаривал отдать нож. А Святига только фыркала и нарочито быстрее кромсала то мясо, то овощи. Намджун понял уже, что с Джином спорить невозможно, но всё равно спорит. А омега только улыбается и успокаивает. И откуда столько терпения у Джина? Другой бы уже по шеям надавал, да выгнал, а он только тихонько шепчет, когда альфа совсем от страха истерить начинает: - Джуни, ну не порежу я пальцы, ты же рядом. Если что, перевяжешь, - и смеётся. Тихо так смеётся… Смех у омеги особенный, нежный, звонкий. Он колокольчиками переливается, успокаивает. Намджун становится спокойнее, но не надолго. И опять по кругу: альфа нервничает, омега успокаивает. Альфа нервничает, омега успокаивает. К этому уже все в семье привыкли. И Намджуна не осуждают. Альфа такой ранимый только в кругу семьи, за её пределами это серьёзный волк, строгий наставник, внимательный следопыт и удачливый охотник. А в семье можно немного и слабость свою показать. Долирий уверен, что его сын будет удивительным отцом. Старших-то вон как любит. Балует. Джин ворчит на альфу, что сыновья ему на шею залезли, а Джун только хохочет: шея крепкая, всех вас выдержит! Как после таких слов сердится? Да никак. Да и Джин не сердится. Вожак знает, Ландыш на своего альфу насмотреться и надышаться не может. Хорошая семья, крепкая пара. И детки под стать родителям – красавцы. Засмотрелся вожак на своих родных и не заметил, как из виду жена скрылась. Отмер как только звук открываемой двери услыхал. На крыльце Святига стоит. Смотрит, хитро прищурилась. – Ну, и долго будешь подглядывать? – И улыбается ласково, – Мы уже ужин собрали, а ты всё не идёшь. Давно стоишь? – Легко сбегает со ступенек, попадая в родные объятья. – Как дела? Всё порешали на сегодня? Как там дела с водой обстоят, нас не подтопит? Вопросами забросала, а сама теснее жмётся к горячему телу и в глаза заглядывает. А в глазах вожака звёзды отражаются, да своим светом греют, любовью наполняют. Не налюбуется своей омегой вожак, такой второй нет, да и не будет. Альфа жилет распахивает, к себе женщину прижимает. Святига в одном платье выскочила, он её своим теплом согревает. – Вот чего раздетая опять вышла? Ты же совсем недавно хворала. На детей строжишься, а себя не бережёшь! – Ворчит вожак, а у самого сердце стучит бешенно. От аромата любимого голова кружится и во рту слюна собирается – так бы и съел! – Нормально всё в стае. Много дел решили сегодня, – голос вожака довольный, гордый. – Решили с соседями летом рвы вокруг поселений рыть, чтобы вода отходила. В этом году весна видишь какая, нас почти врасплох застала. Чуть не проморгали её сюрпризы, – бормочет альфа, а сам в волосы лицом зарывается и ароматом наслаждается. Святига чуть отклоняется назад, в талии прогибается, чтобы тепло альфы не терять, и на мужа снизу смотрит. Хоть ростом и высока женщина, всё же ниже своего мужа на пол головы. – А подглядывал чего? Почему сразу в дом не входишь, через стекло наблюдаешь? – знает ответ омега, но всё равно спрашивает. – Чего, чего… – бурчит вожак, – Нравится за вами наблюдать, вы такие милые! – И к губам любимым тянется, прикасается легонько, разрешения на продолжение спрашивает. Уста на поцелуй согласны и губы размыкаются, чтобы встретить язык горячий, чтобы жадные губы встретить. Только впивается жадно в сладкие губы вожак, прижимает к себе жену крепко-крепко, но очень бережно… как раздаётся звонкий голосок, что летит в сторону потерявших бдительность взрослых: – Отпусти-и-и! Юнги… отстань! Ну дай посмотреть… Отрывается от омеги вожак. Ему бы грозно рявкнуть на нарушителей таинства любовного, да взглядом грозно сверкнуть… Да вот только хихикает смущённо Святига, уткнувшись в грудь альфы, а сам альфа краснеет стремительно. Хорошо хоть на улице свежо и не понять молодёжи, что щёки грозного вожака алеют не от морозца, а от смущения. Как рычать на тех, кто топчется в дверях и рвётся из цепких рук альфы? Чимин и Тэхён увидели как бабушка шмыгнула за дверь. Вот паразиты, давно просекли, что вожак через стекло за ними смотрит и ждёт когда Святига выйдет. Вот и ловят смышлёные ведьмочки деда и бабушку за нежностями и довольные. И не всегда Юнги и Чонгук успевают поймать омег. Вот и в этот раз проворнее оказался Чонгук, что перехватил Тэхёна, а вот Юнги не успел. Только на крыльце и словил и теперь крепко держит вырывающегося, недовольно пыхтящего Чимина и старательно личико того отворачивает, дабы не смущать и без того смущённых взрослых. Вот уже и вожак хохочет глядя на взъерошенного воробушка, что трепыхается в крепких руках и причитает: – Как репей прицепился, не отцепить! Дай посмотреть, чего жадничаешь! Юнги хоть и крепко держит, всё же очень аккуратен. Знает что сильнее и может причинить боль, но рук своих не размыкает и повернуть головёнку не даёт. А омега уже не просто обижен, он стучит маленьким кулачком по груди альфы и чуть слышно бормочет нехорошие слова. Совсем еле слышно (знает, такие слова говорить нельзя). Да только у волков слух развит слишком хорошо и они каждое словечко ловят. – Ая яй… – укоризненно качает головой вожак, – Мими, ты за что своего альфу ругаешь, или забыл своё обещание? Альфа наконец-то отпускает омегу. Тот разворачивается и глазёнками виноватыми сверкает. Понимает пострелёнок, что опять провинился. Да только вот раскаянья что-то не очень много в глазах. Отнюдь. Глаза уже хитринками сверкают и искорками разгораются. Знает мальчишка дедову любовь и пользуется этим на полную катушку. – Деда-а… – тянет омежка, губки трубочкой складывает, ручёнки к груди прижимает. – Деда-а… я больше не буду. Честно пречестно. Клянусь! – И торжественно ручкой к сердцу своему прикасается. – Веришь? – Верю, – смеётся Долирий, – ты же обещаешь, да? – А омега как заведённый головой быстро быстро кивает и уже на шее вожака висит, шепчет в самое ухо: – Честно пречестно больше ругаться не буду… А посмотреть можно будет как вы с бабулей целуетесь? И тут же взвизгивает от шлепка по попе. Святига несильно внука по мягкому месту хлопает. – Ты же обещал не шалить, чего слово нарушаешь? – Ничего не нарушаю, – возмущается внук, – Я обещал не ругаться, а подглядывать не обещал, – и сам хохочет. Вожак по рёбрам пальцами проводит, а омега как огня щекоток боится. – Деда-а… де-е-еда-а… не надо… не щекоти-и! – И извивается в руках. На помощь омеге уже Юнги спешит. Отбирает омежку, за спиной своей прячет и недовольно рыкает. Не следует его трогать и обижать. – Рыкни мне! – Долирий кулаком на альфу машет, – Защитник какой. Сам же на него строжишься, а мне нельзя?! – Мне можно, а вам нет, – ворчит альфа. Понимает, что на вожака рыкнул, но упрямо за спиной хихикающего омегу держит. – Ой, да ладно тебе, – машет уже рукой на Юнги Долирий. – Смотрите на него, собственник какой. Ни кто у тебя твоего Чимина не забирает и никто его не обижает. В дом лучше пойдемте, вон омеги наши в одних домашних рубашках выскочили, простынут ещё, – сам же жену приобнял и за собой тянет. Скажите, что это вожак так позволяет разговаривать с ним так беспардонно? Да только это он позволил тогда, когда это можно позволить, да и то только родным его людям. Другой бы уже на земле валялся силой альфы ударенный. Долирий даже доволен. Юнги своё защищать бросился, несмотря на своё недовольство омегой, а значит правильно поступил. И омеге дал себя сильным почувствовать и защищенным ощутить. Многим такие отношения странными покажутся. Да только сила альфы в слабости омеги, а слабость в силе. Вот такой расклад. Заходят в дом. Там на вожака Тэхён налетает и сразу же на Чонгука жаловаться начинает. Причитает, что тот его крепко-крепко держал и на улицу не выпустил, а он тоже хотел посмотреть как дедуля бабулю целует. И смех и грех. И как ругаться на омег после такого? Долирий немного опешил, ловит взглядом Святигу, что в кулачок фыркает. Глазами просит: помоги… Ох и смешно смотреть женщине на растерянного мужа. Радостно от того, как внуки альфу обожают и совсем не понимают, что нарушают личное пространство взрослых. А может и понимают, но ругать за это омег не станет. При всей уже почти взрослости, омеги сущие дети и лучше уж подольше в непонимании остаются, чем взрослеют. Женщина откашливается, лицо выражение строгости принимает. Прежде чем возмущение внуков прервать (к воплям Тэхёна и Чимин добавился. Повис с другой стороны на руках деда и тоже причитает), омега по сторонам смотрит. Видит, что Джин еле сдерживается от смеха, губы сжал, пытаясь от улыбки избавится. Тоже показывает всем своим видом, что детьми недоволен, а глаза смеются! Да и Намджун голову наклонил, смех свой в кашле прячет, плечи от смеха трясуться. Вот паразиты! Всех насмешили взрослые своим поведением. Да только Святиге совсем не стыдно. Она столько лет потеряла и тепло своего альфы не чувствовала, что сейчас наверстать упущенное пытается. Да и Долирий не очень-то чувства свои прячет. Он и в присутствии остальных членов стаи в объятья свои жену берёт, и поцелуи дарит совсем не стесняясь. А чего стесняться-то, это нормально, что и вожак любит. Разве плохо? Нет! Очень даже хорошо. Все в стае знают как вожак горевал, так пусть и радуются за него, они это заслужили. – А ну-ка хватит на альф наговаривать, – Святига негромко, но строго произносит. Омеги сразу же стихают и аккуратно от деда отходят. Понимают свою неправоту. И за любопытство своё стыдно. Мальчишки виновато глазками по лицам родным стреляют и головы опускают. Щёчки стремительно алым цветом вспыхивают и в воздухе появляются нотки горчинки. Святига чувствует омежек и не даёт воображению их разыграться. Сейчас накрутят себя, потом успокаивай. Тянется к личикам руками, приподнимает. В глаза свои взглянуть заставляет. – Ну… и чего насупились? Я ведь вас не ругаю. Вас альфы всегда защищают, а вы на них напали. Разве это правильно? Нет. А подглядывать правильно? Нет, не правильно. Правильно ваши альфы поступили, когда во взрослые дела ваши носики засунуть не позволили. Вот подрастете многое узнаете. И ещё, – Святига убирает от лиц руки, перемещает их на руки омег и тянет внуков к себе. Прижимает и шепчет: – Можно подумать вы со своими альфами не целовались. Я же не подглядываю! – и звонко хохочет умиляясь с растерянных омежек. А те ещё больше краснеют. Пищат как мышки и бегут к Юнги и Чонгуку за спины прячутся. Оттуда глазюками своими сверкают и причитают: – Ну, ба-а… ну чего ты… мы не… совсем уже! Альфы слов Святиги не услышали и поэтому удивлённо на развернувшуюся картину смотрят, но не спрашивают, чем это так женщина смогла из себя омег вывести, что те прячутся. Женщина же довольно за руку мужа тянет: – Иди, умойся, переоденься и приходи ужинать. Вожак не сопротивляется, нравится ему подчиняться слабому полу. Но прежде чем уйти, альфа подходит к Джину. Омега всё никак не может избавиться от смущения, которое вызывает румянец на щеках от проявления любви могучего вожака. Омега от обрушившегося внезапного счастья до сих пор как во сне живёт. Верит и не верит, что все невзгоды отступили. По ночам спит спокойно и больше не вздрагивает, разве только если дети не вздумают бузить. По другому эту беременность ведьмочка переносит. Первой двойней ходил легко, детки как мышки, тихо в тёплом чреве сидели и лишний раз родителя не донимали. Не помнит омега такого, чтобы по среди ночи ему вдруг резко хотелось то пить, то ягод замороженных. Он своими хотелками альфу по первости не тревожил, терпел. Но Намджун оказался очень чутким и внимательным и сразу же заметил перемены настроения, да и то, что омега плохо спит, тоже почувствовал. Ох и ворчал на Джина он когда всё прояснилось. А Джин понял, что альфа ему и звезду с неба достанет, стоит только даже не попросить, посмотреть. Джину хоть и неудобно, что всё семейство вокруг него вьётся, но всё же приятно себя значимым и важным ощущать, вот и сдался Джин, позволил семье о нём заботиться, как и он сам обо всех заботится. Между вожаком и Ландышем словно искра пробежала и пламя разожгла. Они в друг друге недостающие звенья целостности знаний и умений нашли, в единую нить соединили, и силой друг-друга напитали. С тех пор, как Джин правду о себе узнал, он со своей волчицей общаться начал. В этом ему Долирий помогал. Спросите почему не Намджун, ведь это он альфа нашей ведьмочки. Да всё просто. Джун тоже помогает. Но Долирий со своим волком волчицу омеги научил взаимодействию с человеком. Ох и дикая она была. Рядом с омегой ходила, но в руки не давалась. Когда хотела приходила, молча смотрела и также молча исчезала. Зато с волком Намджуна она себя совсем по другому вела. Ему доверяла, хотя и с ним не говорила, только позволяла вылизывать, да обнимать. Вот и взял в свои руки, вернее лапы, вожак. Так взял, что родные опасались о том, что волчица совсем сбежит. А она не сбежала. Исчезла на два дня, потом появилась. Только омега и знал, как вожак волчицу воспитывал, остальные догадывались. Уж больно жалобно скулила она, когда волк вожака её за шиворот тащил из поселения в долину. Волчица пришла ночью, разбудила омегу. Намджун проснулся и увидел как Джин тихо, на цыпочках, выходит из комнаты. Альфа проследовал за ним. Думал, что омеге опять чего-то захотелось и уже было хотел начать ворчать, как его волк начал беситься. Когда вожак утащил волчицу, волк альфы такой бойкот устроил, что от его ора у Намджуна три дня голова болела. Зверь бесился, требовал выпустить его. Кричал, что альфа бессердечная скотина. Грозился уйти, если что-то с его Зоренькой произойдёт. Вообщем, волк то рычал, то ругался. То скулил, то плакал. На третий день смирился, забился в тень и отказался общаться с альфой наотрез, и никакие уверения в том, что вожак его волчице не навредит, не помогали. – Да пойми ты, звериная твоя душа, – пытался достучаться альфа до своего лохматого сожителя, – Волчица должна пойти на контакт. Им суждено вместе существовать, как нам с тобой, а твоя Зоренька Джина не подпускает. Вроде рядом, а сама далеко. Непорядок это. – А я против? Я ведь только за, – возражает зверь, – Твой Джин-ведьма. Ведьма! Он должен был почувствовать сущность, а он. Он даже не искал Зореньку. А что если бы я её не нашёл? Ты понимаешь, нет? – Да это ты не понимаешь! – Намджун злится, – Джини о волчице не мог знать. Ему сущности его стали доступны только тогда, когда он почти погиб. Ты забыл?! – Да помню я. Помню! Я не про то хотел сказать, – Волк понимает, что не прав. Ох и не прав… – Почему ты не мог с Зоренькой поговорить? Зачем вожак с ней так жестоко? За что?! Она же такая махонькая… такая маленькая… слабенькая… А он. За шкирку, как щенка! – И воет от досады и бессилия. – Да не вой ты. Сам должен понимать, что только вожак сущность омеги может пробудить. Нет пока у меня такого права. Нет! И хватит спорить, ты мне нервы не трепи. У меня омега беременный и всё чувствует, разве не знаешь? Волк по рёбрам лапами стучит, скулит, выпустить просит. Почувствовал зверь половинку свою. Альфа это тоже понимает, как только запах посторонний улавливает. Намджун останавливается и замирает. Посреди кухни стоит Джин. Напротив волчица стоит и в глаза омеги смотрит. Джин руку протягивает и… волчица на брюхо падает и ползёт к ногам. Голову на ступни положила и глаза закрыла. Скулит. Тихо, тихо, еле слышно. Джин аккуратно присаживается и на голову руку укладывает, перебирает пальчиками шерсть, гладит, что-то шепчет. Слов альфе не слышно, но он видит, как из уголка закрытого глаза медленно выползает слезинка, и катится по скуле. Ведьма по запястью своему проводит и в пальцах появляется бусинка. Ведьма ту бусину между пальцами перекатывает и в воздух подбрасывает. Бусинка на мгновение в воздухе повисает, а волчица резко глаза открывает. В один миг на лапах оказывается и подпрыгивает. Ловит пастью бусину и с хрустом раскусывает крепкими зубами, словно это кусок льда, а не жемчужина. Хрустит довольно, перемалывая в пасти угощение ведьмино, словно омега угостила сладостями. Фыркает довольно. Потом начинает лапой морду тереть, головой трясёт… и звонко чихает. Джин тихо смеётся. Надо же. И его волчица чувствительная к запахам. Видимо это у них семейное. И омеге легко становится, ведь теперь у него ещё одна защитница появилась. Это чудно и волнительно. Он так благодарен вожаку за этот подарок, ведь принятие зверем человека сложный процесс, на такое уходят годы, а он за несколько дней убедил зверя стать другом. Не понятно многое в жизни оборотней омеге. Непонятно и интересно, а с появлением такой сущности его жизнь приобретает огромную палитру ощущений. Многому предстоит научится, и Долирий, да и не только он, будут помогать омеге, ведьма уверен в этом. Вон как Намджун старается. Альфа постоянно что-то новое рассказывает и показывает. Хосок тоже помогает и Джину и Чимину с Тэхёном, а про Юнги и Чонгука можно и не говорить. Альфы за мальчишек вцепились, к жизни новой приучают. Джин с улыбкой смотрит на застывшего в дверном проёме альфу. Понимает его переживания и ворчание волка слышит. Вот неугомонный! Омеге нравится как уживаются две сущности между собой у членов этой огромной стаи. Ни разу он не увидел, чтобы хоть кто-то рычал со злобой или недовольством. Долирий действительно вожак из числа избранных, которых небеса в макушку поцеловали и на справедливое взаимодействие между человеком и зверем определили. Таких вожаков мало. Хоть и в соседних стаях вожаки тоже как на подбор, но Долирия стойкость проверена не просто жизнью и временем, на нём печать доминанта, а это совсем другой статус и другая сила. Вожак сумел достучаться до сердца волчицы. Рассказал много о жизни оборотней. И о том, что волк человеку не просто друг тоже объяснил. Волк человеку опора и поддержка, если две сущности не соединятся, рано или поздно погибнут и тот и другой. И не волку и не человеку такой расклад не поменять. Волчица слушала внимательно, хотя по началу, когда волк вожака её как щенка за шкирку тащил, обиделась. Больно-то не было, было обидно и страшно. Страшно, что думала о том, что их с волком разлучат. Но мудрый вожак всё расставил по местам и волчице стало стыдно. Стыдно, что внимание на волка только обращала, и что на контакт не шла с омегой. После возвращения домой всё изменилось. Зверь и омега приняли друг-друга и мир засиял другими красками. Только вот оборачиваться Джин не может, тут по причине своего людского начала и ведьминой крови, но волчицу видит и понимает. Такое тоже впервые происходит. Может со временем и на этот вопрос ответ найдётся, а пока… Долирий подходит к Джину и Намджуну. Он видит, что омега в свои мысли погрузился. Это стало происходить чаще. То омега с волчицей беседует, то о чём-то своём размышляет. Вот и сейчас завис. Только что смеялся над детьми и вот уже не здесь… Намджун тоже такое заметил и с отцом по этому поводу разговаривал. Переживает альфа сильно. За беременность своего омеги переживает, за детей что под сердцем его пара носит. Что мог сказать сыну отец – только терпи и сделай так, чтобы омега твоих переживаний не почувствовал. Джин поднимает голову, взгляд уже более спокоен. Но щеками всё же алеет, не привыкнет омега к повышенному вниманию. Намджун руку с живота не убирает, только сдвигает, позволяет прикоснуться. – Как мои внуки, не шалят? – Рука вожака аккуратно на животе размещается. И сразу же удар получает – альфочка пинает. Долирий уверен, что альфа, чувствует запах берёзовых почек, что по весне самым приятным ароматом в воздухе летает. А вот со вторым ароматом непонятно. Тут столько намешано, что не только он в недоумении. Даже Джин не может с уверенностью сказать о поле второго ребёнка, так непредсказуемо себя тот ведёт. – Пинаются, – смеётся вожак, – Не родился, а уже боец! Альфа! И не спорь со мной, – обрывает не успевшего возмутиться Намджуна. – Сказал альфа, значит альфа! У меня чуйка знаешь какая, ого-го. Я сразу сказал, что ты родишься и мама твоя, между прочим, поверила. Вот и ты верь отцу своему и его чутью. Нотации читает вожак, а сам руку не убирает, ждёт когда второй внук к его ладони прикоснется. Но сегодня что-то затих малыш, не хочет контактировать. Долирий вздыхает и нехотя убирает руку. Джин плечами пожимает, он и сам удивлён. Дети с вожаком любят в касания играть. Странно… – Ладно, пойду себя в порядок приведу и ужинать будем, – Долирий с кухни уходит. А Джин чувствует как что-то тянуть вниз живот начинает. С утра уже несколько раз так было. Неужели дети решили до срока на свет всё же появиться. Как сделать так, чтобы всех не перепугать? – Я совсем забыл убрать настойки в холод, – вдруг всплескивает руками Ландыш. Начинает подниматься с лавки. Намджун уже на подхвате. – Я сам схожу, скажи что и куда поставить. – Куда ты сходишь Джун? Не альфы это дело в наши лекарские заморочки встревать. Не обижайся, – Джин видит, что альфа напрягается. Ему совсем не нравится, что омега решает без него куда-то идти. – Я туда и обратно. Ты лучше на стол помоги накрыть. Я приду быстро, Долирий даже не успеет помыться, как я вернусь. Голос омеги спокойный, ласковый. Намджун немного ворчит, нехотя отпускает руку омеги доходя с ним до двери. Джин его по щеке гладит, в глаза заглядывает, успокаивает. Альфа взглядом провожает омегу, Джин ходит чуть вразвалочку, руку на пояснице держит – так легче ходить. Вроде всё спокойно, омега улыбается, всё в доме хорошо, но почему на сердце тревога? Альфа головой трясёт, мысли тревожные прочь отгоняет. Понимает, что сам себя лишними мыслями накручивает. Надо отвлечься. Начинает с омегами и альфами на стол блюда с ужином ставить, но в сторону двери постоянно взгляд кидает. Святига вида не подаёт, но у неё сердце сжалось, когда за Джином закрылась дверь. Как-то странно. Омега сегодня в лазарете не был и никаких отваров не готовил. Больных в лазарете не было, течных омег тоже. Лия с детьми дома и у них всё в норме. У Нурика тоже всё нормально. Чихун прибегал, сказал, что сегодня дома ужинают, дети спят и будить их не хотят. Мани и Хава в лазарете генеральную уборку сегодня затеяли, Чимина и Тэхёна привлекли, а вот Джина не допустили. Что-то тут не чисто. Да и после родов Нурика Джин изменился. Незаметно, но поведение его стало другим. И с установлением связи со зверем Святига это не связывает. – А пойду-ка я Джину помогу, – Святига решает, что всё же нужно проверить омегу. – Ой, да не дёргайтесь вы! – Возмутилась женщина видя устремлённые на неё взгляды. Разговоры сразу стихли и в воздухе появились нотки тревоги. – Я вспомнила, Мани и Хава эти настойки переставили, Джин может не сразу найти. Вдвоем мы быстрее управимся и вернёмся. А вы не отвлекайтесь. И нечего тут нагнетать обстановку! – Омега это в сторону Намджуна смотрит, – Чего всех пугаешь? Джин твои переживания чувствует, разве не знаешь. Вот и успокойся, ничего с ним не произойдёт. Если бы Мани и Хава Джина предупредили, то Джину не пришлось бы ходить в лазарет. Вот же неугомонные бабушки, сначало всё с ног на голову поставят, а потом ищи! Сколько раз говорили им, не меняйте местами… а они… – причитает женщина и скрывается за дверью. Слова о том, что Мани и Хава могут что-то по своему поставить, правда. Эти омеги так быстро сдружились, что просто удивительно. Молчаливая Хава словно навёрстывает упущенное за годы, а Мани та и подавно, рада радёшенька, что место своё в стае нашла. Бабушки везде успевают. Всем помогают и откуда только силы появляются. Про уборки и желание расставить всё по своему отдельный рассказ. Правда в лазарете не командуют. Тут царство ведьмочек и они это понимают. Однако убирать там им никто не запрещает. И кстати… Именно они следят за тем, чтобы бутылочки с отварами или травки лежали именно там, где их разместили лекари. Вот этот факт почему-то в данный момент все упускают. Мальчишки уже несколько раз расправили складочки на полотенцах и ароматы приготовленных блюд носиками втягивали, а омег всё нет и нет… Вот и Долирий входит. Удивляется. Жены не видит и Джина. Но вопрос не успевает прозвучать. – Деда, можно за папой и бабулей сбегать? Кушать хочется, а они как ушли так пропали. – Переживает Чимин и животик урчанием подтверждает слова омеги. И вот тут по настоящему все напряглись. Прошло минут пятнадцать и это уже много, учитывая, что лазарет-то в доме. Намджун срывается с места и просто сносит дверь плечом, вылетая из комнаты. Альфа ног своих не чувствует, а волк воет от предчувствия беды. Бежит альфа, за минуту до второй двери, что отделяет лазарет от дома, добегает. Только не может открыть её. Дверь как монолит не преступна. И звуков не слыхать. Альфа по двери кулаками молотит, кричит, срываясь на вой: – Джини-и! Открой, открой пожалуйста! Открой! Понимает альфа, ведьма на дверь заклятье наложил, чтобы никто не вошёл. Что же произошло, что так Джин поступил? Сползает альфа на пол. Он бессилен. Рядом уже топчутся остальные, что тоже от страха мечутся. Чимин и Тэхён вот только не воют и не плачут. Губы сжав стоят, глазами сверкают, от недовольства пыхтят. Они уже поняли, почему их не хотят там видеть. Джин рожать ушёл. Омеги к отцу подсаживаются с двух сторон. Альфа их в свои объятья принимает и слёзы по щекам сильного альфы текут. Альфа себя таким слабым и беспомощным и не чувствовал. – Что делать маленькие? Что мне делать? Как до Джини достучаться, я ведь рядом должен быть. Ему сложно без поддержки альфы будет рожать. – Отец, – Тэхён к отцу прижимается и в глаза заглядывает, – Ты не переживай так, папа сильный. Он же нас родил, значит и братиков родит. – Надо за Нуриком бежать. – Чимин в себя приходит и начинает из родительских рук выпутываться. – Он нам поможет и папе. Надо бежать за Нуриком. Юнги… Альфе повторять не нужно, он только головой согласно мотнул и исчез. Ох и сложно сейчас себя в руках держать вожаку. Он видит как его сын мечется, слёзы альфы как нож по сердцу проходится. Боль и отчаяние на куски разрывают. Но на то он и вожак, чтобы в трудную минуту духом не падать и он отключает эмоции. – Слушайте меня внимательно, семья, – голос вожака прозвучал довольно громко, но спокойно. Причитания омег стихли, все повернули головы. Долирий стоял и смотрел строго. – Намджун, я понимаю, что твой омега в этот момент возможно рожает и ему нелегко, но ты не должен забывать, что вы связаны. Возьми себя в руки сын и прислушайся к душе, дай своему зверю услышать то, что не могут услышать человеческие уши. И не забывай, с Джином твоя мать, а значит он не один. Вожак уже рядом с сыном стоит. Сверху вниз смотрит, глаза не даёт отвести, доминантом давит, к разуму стучится. Вожак силу свою контролирует, рядом с альфами омеги замерли и ему совсем не хочется навредить им. Чонгук рычит недовольно, к себе Тэхёна притягивает, своим запахом укутывает, а Намджун Чимина прижимает и взгляд уже проясняется. Понимает альфа, неправильно себя повёл. Поддался панике, своей истерикой отца на крайние меры толкнул и силой воспользоваться заставил. Да и ещё и детей перепугал. – Ну вот и молодец!– Долирий на корточки рядом с альфой присаживается, по плечу хлопает. – Очнулся и славно. Давай альфа, включай мозги и зверю волю дай. – Простите...– Голос Намджуна хриплый, сорвал свой голос альфа, но это поправимо. Долирий на ноги поднимается, руку протягивает. Намджун ухватившись за руку, встаёт. Чимина на ноги ставит, но не отпускает. Омегу покачивает слегка, силой вожака придавило, но он улыбается. Рад, что отец в себя пришёл. Только хотел Долирий что-то сказать, как послышались торопливые шаги. Это спешил Нурик и лицо у него было о-очень недоброе. За спиной маячил Юнги. Альфа носом водит, чувствует в воздухе морозную свежесть феромонов вожака и хмурится. Сразу же находит взглядом омегу, что с отцом стоит, но выдыхает только тогда, когда рядом с Чимином оказывается. Пытливо в глаза заглядывает, недовольно на вожака смотрит. Он понимает, что бледность омеги связана с подавлением и это он спускать даже вожаку не намерен. Но возмущения альфы гасит сам омега, ухватив того за руку и тихонько пропищавший: – Со мной всё хорошо, Юнги. Правда хорошо. Постой рядом. Что нужно для того, чтобы альфа успокоился? Ласковое слово из уст пары. Взгляд любящий, да прикосновение ручек ласковых. Вот и всё. Успокоился альфа. Держит руки омеги в своих и дышит ровно. Но глазами на Долирия зыркает. Нурик к двери подходит, проводит по поверхности словно ищет ручку, но найти не может. Опять хмурится, что-то шепчет и по доскам пальцами рисует только ему одному известные знаки, но дверь не поддаётся, не открывается. Омега разворачивается, обводит взглядом родных. Первым взгляд ловит вожак. Он понимает серьёзность ситуации и вопросы не задаёт, знает, что сын его и так понимает. – Ну… и чего раскудахтались как куры на насесте? – Ведьма вдруг улыбается. – Джин не маленький и знает, что делать. Раз вам не сказал, значит так нужно и нечего тут своими запахами вонять! И вообще, уходите отсюда. Всё равно эту дверь никто не откроет, да и не советую, кто знает… – Нурик не договаривает. Но потом всё же продолжает. – Намджун, вы с Джином пара необычная. У вас дети тоже не простые. Хоть вы и не говорите, но все вокруг ауру альфы почувствовали. Первый ребёнок точно альфа, но не простой. Силу он взял не только твою, но и от ведьмы достался кусочек. Думаю поэтому Джин решил закрыть проход. Он вас всех защищает. – Но там же мама, – перебивает Намджун. – Что будет с ней? – Твоя мама не просто волчица. Она наследница первородных и её не просто сломать. И то, что она почувствовала вперёд вас состояние Джина говорит о том, что именно её выбрали небеса в помощь твоему омеге. Отец, – Нурик опять на вожака внимание переключает, – Скажи, мама амулет свой не снимала? Нурик имел в виду не ожерелье, которое было на омеге когда она вернулась в стаю, а тот невзрачный шнурок с клыком. Долирий отрицательно мотает головой: – Нет, не снимала. Да она его вообще не снимает, так же как и я. Ты же знаешь сын, это не просто амулеты, их так просто не снимешь. – Это хорошо, – выдыхает омега, – Значит он её и защитит и поможет. – А что это за амулеты? – Чимин и Тэхён в один голос вопрос задают. В стае, да и в семье уже этому не удивляются, привыкли. У омег такая связь между собой, что они и думают одинаково и поступают почти всегда одинаково, а уж разговаривать в один голос – это норма. – Нурик, деда, а почему эти амулеты так просто не снять? Ты ведь его надел только тогда, когда бабуля пришла в стаю. А говоришь не просто снять. - Вот что, родные мои, – вожак понимает, что нужно уводить в дом всех и начинает подталкивать омег к выходу. Юнги и Чонгук сразу же руки вожака отводят и к себе за руки омег перетягивают. Ворчат глухо на альфу, сердиты они до сих пор на вожака. Он хоть и немного, но вред причинил их мальчишкам и волкам это ох как не нравится. Вот и к себе подвигают, чтобы омеги их запахом дышали, помогают в себя прийти. Вожак на такие действия только хмыкает. Он и сам бы так себя вёл, случись такое по отношению к Святиге. Но как не тревожно на сердце, Нурик прав, они уж точно не смогут в данный момент ничего сделать. А вот мальчишки простыть в холодном коридоре могут и это уже факт. Долирий наблюдает как омеги и альфы исчезают из вида. Около двери остаются Нурик, Долирий да Намджун. Альфа в себя ушёл. Он вместе с волком ищут хоть какой-нибудь звук, но за дверью тишина звенит натянутой струной и от этого становится ещё хуже. – Намджун, – Долирий трогает альфу за плечо, – Не слышно? – Тот головой отрицательно качает. – Ты вот что, мы уходим, а ты будь здесь. Надо мальчишек успокоить. Думаю что скоро сюда и бабушки наши и Чихун, да и Хосок с Лией тоже придут. Я там немного разберусь и вернусь, принесу одежду потеплее, неизвестно сколько нам ждать, а простывать сейчас никому нельзя. На счёт простуды оборотню говорить… Ха! Да у оборотня простуд отродясь не было, но надо же как-то сына поддержать, а то совсем голову повесил, да и его понять можно. Альфа рядом со своей половинкой хочет находиться, боль омеги на себя забрать, поддержать, а тут… замок. Чтоб его! Вожак ещё что-то бормочет про крепкий организм омеги и про то, что у Джина силы побольше будет чем у оборотня и ещё что-то. Обнимает сына, тот как ребёнок к телу родительскому льнёт и Долирий чувствует как на грудь капают горячие слёзы. Альфа сына понимает, по спине похлопывает и больше ничего не говорит. Он тоже за Джина переживает и за жену тоже тревожится. Словам Нурика про оберег верит, но тревогу куда из сердца выгнать? Отстраняется Джун от отца, рукой лицо от слёз вытирает. Губы сжал, пытается глубокий вздох сделать, но не с первого раза это получается. Вдох рвётся и только после нескольких попыток альфа может произнести: – Спасибо, отец. Ты и вправду иди. Я просто в толк не могу взять. Как я не почувствовал, а? Как? Мы же связаны. Я ведь всё что с Джини связано чувствовал, а схватки не услышал. Почему? – Потому что Джин ведьма, а ты нет, – Нурик брата в плечо толкает, – Забыл кто твой омега? Он не просто ведьма, он избранный и даёт почувствовать только то, что сам считает нужным. Да не смотри ты так! – Нурик понимает, что альфа уже его слова не так понял. – Я не говорю тебе, что Джин играет с твоими чувствами и будет от тебя что-то скрывать. Вы пара и он этого сделать не может. Но в этот раз всё сложнее. Он рожает не просто детей от оборотня. Не знаю кто, но у второго ребёнка сущность непонятная. Какие гены ребёнок в себя забрал, будет ясно только после его рождения. Не просто так он прячет и свой запах и пол. Что-то подсказывает мне, что будет… – закрывает рот омега рукой, боясь произнести слова, которые его мучают вот уже столько месяцев. Он давно догадывается кого носит омега, но молчал. Ему тоже не понятен один факт: он понял кто второй ребёнок, а Джин нет. Это почему? – Чего замолчал? – Вожак недоволен. Опять тайны. Опять что-то не так. Когда уже всё встанет на свои места и закончатся тревоги, – Говори. Раз начал, продолжай! – А если я ошибаюсь? – Нурик растерял свою уверенность. Он уже себя ругает за то, что не сдержался. Должен был успокоить, а сам только распалил любопытство. – Нурик. Я всегда говорил. Подумай прежде чем говорить. – Ладно, – вздыхает омега, – Только вы не настраивайтесь, а вдруг это только мои домыслы. Я думаю, что второй ребёнок девочка. И не просто девочка, а с силой первородных. Но это только мои мысли, – торопится успокоить омега тех, у кого кажется глаза из орбит выскочат от такого заявления. – Нурик?! – Сипит вожак удивлённо. Горло вожака спазмом свело. Он о таком и подумать не мог. Ну ладно девочка-ведьма или мальчик-ведьма, но чтобы так. Да и откуда такому взяться. Святига говорила, что сила первородных только чистым передаётся, поэтому то их стая такая малочисленная была. А ещё говорила, что такую силу можно получить только после определённого обряда после рождения дитя. А как и что делать она не знает. Такие обряды проводил шаман-затворник. Но его первым люди убили, а приемника у него не было. Да и знания передавались только по альфией линии, поэтому… – Может ты путаешь? С чего такие выводы? – Может и путаю. Поэтому и говорю. Не принимайте мои слова всерьез. Родит Джин, узнаем. Сами видели, у Лии омега за брата прятался. Может просто у альфочки запах сильнее, поэтому второго не чувствуем. Омега говорит, а сам как-то в свои слова не очень-то верит. – Дааа...– Трёт лоб вожак ладонью, – Весёлые у нас омеги. А какие сюрпризы от Чимина и Тэхёна ждать? Они ведь тоже скоро нас обрадуют, – Ляпает альфа и сам от своих слов опешил. Вот это ляпнул, так ляпнул. Долирий видит, что лицо Намджуна начинает краснеть и понимает, что ещё чуть-чуть и понесётся альфа спасать своих сыновей от ничего не подозревающих Юнги и Чонгука. И что-то подсказывает Долирию, последствия могут быть плачевными. – Я говорю, что наши мальчишки через несколько лет нас тоже порадуют малышнёй, а ты чего надумал?! Лучшая защита – это нападение. Вожак уже решает, что смог выкрутится из неоднозначной ситуации, но последующие действия Намджуна показали, это совсем не так. Поскольку взревев: я им сейчас устрою малышню! Альфа рванул в сторону дома. – Отец! – Только и запричитал Нурик, подхватывается в бег за братом, который несётся как раненый медведь спасать своих чадушек. – Вот это разрядил обстановку! – Бормочет вожак понимая, что если не словит сына, рассорится с домочадцами и не видать ему игр со своими любимыми внуками. И резко перекидывается. Волком он будет гораздо быстрее. Огромный зверь успевает ухватить вопящего альфу за штаны, перекинуть сына через себя и прикладывает со всей родительской любовью Джуна об пол. Пока обалдевшие альфы и омеги приходят в себя от такого представления. Нурик успевает схватить с лавки накидку и кидает на спину волка. Вожак стоит перед семьёй обернувшись в кусок ткани, а на полу стонет и шипит проклятья Намджун. Он принял положение сидя, но встать не может по причине приличного удара об пол и у альфы голова кружится. Он только и может, что трясёт головой пытаясь сфокусировать взгляд, трёт затылок и грозит кулаком в сторону онемевших Юнги и Чонгука. Альфы то поняли из тирады, что Намджун по какой-то причине грозит оторвать им всё, что дорого и недорого, но за что и почему? Но на всякий случай, задвигают своих удивлённых омег за спины. Как бы то ни было, но своё надо в первую очередь спасать. ***** Джин поднимается с лавки. Это даётся ему с трудом. Живот тянет вниз и омега прикладывает нечеловеческие усилия для того, чтобы выглядеть спокойным и расслабленным. Он чувствует тревогу альфы, а это ему как раз и не нужно. Омега уже принял решение о том, что к родам Джуна не допустит. Что-то подсказывало ему, что так будет правильно, да только вот сказать альфе не успел. Детки решили не ждать и постучали по животу: готовься к встречи папочка. Главное уйти так, чтобы за ним не рвануло обеспокоенное семейство. Хорошо хоть Нурик сегодня на ужин со своими не пришёл, а то выкрутится бы было сложнее. Омега натягивает на лицо улыбку, хотя боль нарастает и вот-вот он не удержится и может застонать. Так хочется прижаться к Джуну, почувствовать себя защищённым и слабым. Но омега останавливает мужа ласковыми словами и тот, хоть и нехотя, но отпускает Джина. Омеге стыдно. Они ведь не должны друг-друга обманывать, а он. Надеется, что увидев детей, альфа откинет обиду и простит ему такой небольшой обман. Ведь он его защищает. А то, что именно защищает – чувствует. Не зря второй ребёнок такой скрытный, ох и не зря. Как не пытался омега, но не может почувствовать ни запаха, ни силы. Пол детей он пообещал альфе не узнавать и ему запретил. Тот торжественно обещал и волка своего сдерживает. Но что за силу такую прячет дитя? В чём его сила или слабость? Уж лучше сам с родами справится, чем под удар близких подставлять. Вообще, по статусу положено Нурику принимать роды у омеги. Он уже после родов очистился и ему можно. Мальчишкам не положено, они родственные души, да ещё и посвящения не прошли. Нурик же Джину не родня и обучен многому, ему разрешено у старшей ведьмы принимать роды. Но Джин по какой-то причине не хочет и этого. Опасается, а сам не понимает чего. Закрыл за собой дверь Джин и от боли согнулся. Сквозь зубы шипит, стон гасит. Не далеко ушёл, а волк у альфы слух имеет идеальный. Только внезапно чувствует как его за талию подхватывает рука. По аромату нежному догадывается – Святига. Слёзы от резкой боли глаза застилают и омега принимает помощь. – Не спеши милый, не торопись, – Тихо приговаривает женщина помогая идти омеге. – Ну и чего ты скрытничаешь Джин? Зачем Намджуну неправду сказал, почему промолчал о схватках? – В голосе ласковом недоумение. – Нельзя… нельзя ему со мной, – Стонет омега, – Не могу сказать почему, но нельзя. И вам не надо… не идите со мной, пожалуйста. – Вот ещё. Удумал тоже! – Святига фыркает, – Это ты моему сыну по ушам проехал, а он тебе поверил. И сыновьям своим смог глаза застить, а меня не проведёшь. Я за тобой мой дорогой уже несколько дней наблюдаю. Как Нурик родил, так ты очень изменился. Я сразу поняла, что не будут детки терпеть ещё два месяца, да и по животу то видно – пришло время. Омеге всё труднее даются шаги. Малейшее движение вызывает резкую боль. Он благодарен женщине за то, что в данной ситуации она не побоялась и за ним пошла. Понимает ведьма, не справится он сам. Переоценил свои силы. А дети словно понимают, что омега силы теряет. Начинается самая настоящая битва во чреве. Джин уже не понимает, как ещё не потерял сознание. Святига уже не просто обнимает ведьму, тот практически на ней висит и стонет, совсем уже не скрывая того, что ему очень больно. – Джин… Джини, сынок… – Словно сквозь воду слышится голос омеги, – тебе надо двери запечатать, чтобы никто не смог войти. Сможешь? Ведьма мутным взглядом на омегу смотрит. Еле понимает, что от него требуют. Потом головой кивает. По запястью своему пальцами скребёт. Сила куда-то подевалась. Кое как нащупывает под пальцами бусины. Рвёт. На пол сыплются жемчужины. Ударяясь об доски отскакивают и в воздухе зависают. Святига ахает. Она такого и не видела никогда. А бусинки словно красуясь, танец начинают неспешный. Они в воздушном потоке купаются, от света свечей ярче вспыхивают и переливаются разноцветными красками. Блики цветные по стенам прыгают, играют, в странные тени превращаются. Эти тени не просто пеленой сплошной нарисованы, они в узоры складываются, символами на стенах рисуют, словами незнакомыми проступают. Звуки появляются. Они поначалу непонятны, тихие. Но постепенно силу набирают. И вот уже не звуки – песни звучат. Слова произносятся на чужом языке, но они не пугают, завораживают. Голоса, чьими слова произносятся, нежные, ласковые. Они успокаивают, голову дурманят, не душат – освежают. Заканчивается песня. Замирают бусинки собираясь в кучку. Висят над полом, прикасаясь боками друг к другу, звенят колокольчиком. Звонко-звонко. Джин рукой взмахивает и бусинки на пол сыплются, разбиваясь в пыль превращаются. Эта пыль оседает на одежде омег, на мебели, стенах и пеленой плотной закрывают выход из комнаты. Запечатала ведьма себя и Святигу и теперь только они сами себе помощники. Джин опять от резкой боли сгибается. Хватается за край стола и побелевшими губами еле шепчет: – Помоги на кресло лечь. Тебе роды принимать Святига. Не испугаешься? Женщина по спине омегу гладит, пытается отвлечь от болезненных спазмов. – Давай-ка я помогу тебе раздеться. Ты меня наставляй, а я справлюсь, не сомневайся. Мне приходилось роды принимать и ты меня не удивишь. Дети они все одинаково рождаются: в крови и рубашках родительских. Так что не пугай, а помогай. Святига осторожно развязывает пояс на рубашке омеги. Джин даже выдыхает с облегчением когда женщина с него стягивает намокшие штаны. В другой раз может и застыдился бы своего обнаженного тела, но только не в этот раз. А женщина помогает избавиться и от рубашки. Затем под мышки подхватывает и взобраться на кресло помогает. Рубашку для родов не надевают, некого стесняться в этой комнате, да и сил у омеги всё меньше, а схватки всё чаще. По ногам воды потекли. Лопнул пузырь, значит вот вот и роды начнутся. – Джини, ты только не отключайся. Слушай меня детка и помогай. Давай мы вместе твоих деток на свет божий выведем. Больно омеге. Ох как больно. Он такой боли с первыми детьми не ощущал. А может просто уже забыл, как было больно. От боли кричит омега и тужится, но сквозь боль к голосу Святиги прислушивается. Омега и впрямь не впервой с родами дело имеет. Она довольно громко и спокойно направляет ведьму. Говорит когда тужиться, а когда сдержаться. Пот успевает с лица Джина смахнуть и по голове погладить. По животу руками водит, в нужном месте аккуратно нажимает. Помогает первому ребёнку свет увидеть. Вот и головка показалась. Святига видит, что омега хочет побыстрее вытолкнуть дитя и строжится. – А ну не тужся зазря! Тебе ещё второго рожать, этот и сам уже выйдет. И подхватывает тельце которое на человека-то ещё не походит: синюшное, в родительской смазке. Святига на несколько секунд от Джина отвлекается для того, чтобы ребёнку рот и носик почистить. Потом ловко переворачивает, укладывает малыша вниз лицом, а животиком на ладонь. Второй ладонью слегка по попе хлопает и комната наполнилась возмущенным рёвом альфочки, которому ох и не нравится такое обращение. Маленький оборотень сквозь плачь рычит, а женщина смеётся. – Ты погляди. Не успел родится, а уже рычит. Настоящий оборотень! Намджуна характер, тот тоже также плакал и рычал. Вот гены, а! Альфа у тебя папочка, старший альфочка. Джин плачет от счастья. Он так рад, что первым родился альфа. Значит не заберёт второе дитя его силы. Значит сможет быть ведьма наставником и дальше. Он чувствует слабость и глаза омеги начинают закрываться. Ландыш улыбаясь начинает проваливаться в мягкую пучину сна. – Ээ, так не пойдёт! А ну-ка не спи! – Хлопает по щекам омеги Святига. – Рано расслабился Джин, второго я буду рожать? А ну-ка милый, давай ещё немного потужься, надо и второму ребёнку на свет объявиться, а то видишь какой стеснительный, всё прячется от нас. Давай, милый, ещё немного. Женщина по животу не опавшему гладит. Почему он не стал меньше? Под чуткими пальцами тельце сквозь кожу нащупывает. Почему не торопится выходить? И схватки прекратились. Но не зря Святига рождена бойцом. Она отступать не привыкла и трудностей не пугается. Возникающие препятствия и проблемы только сильнее будоражат дух вольной волчицы. Она в разных ситуациях была. И разные роды видела. Ей, как будущей жене вожака, многому научится выпало. Она и из погибшей омеги дитя доставала, так что притихшего волчонка уж точно заставит появиться. И сейчас рядом с омегой не женщина стоит, а омега особой силой одаренная и мудрости житейской наученная. Омега решительно с шеи шнурок снимает. Клык медведя точно в ладони размещается, а сам шнурок из волос сплетённый вокруг запястья оборачивается. Острым концом клыка женщина начинает на натянутой до звона коже живота знаки рисовать. Кожа так натянулась, что венки мелкие сеточкой кровяной выступают. По ниточкам этим клыком омега водит, осторожно по спирали от пупка начинает виток за витком раскручивать замысловатый узор. Клык действительно острый, он прорезает нежную кожу и кровью наполняются полоски спирали. Так круг за кругом весь живот очерчивает. Кровь тут же запекается и вот уже всё тело разрисовано – не красками, кровью. Как только последний виток очерчен, клык опять своё место на шее у Святиги занимает, а омега ладонью начинает смахивать засохшую кровь с живота. Но не смахивает её на пол, собирает в ладонь. Когда тело очищено, женщина подносит ладонь к губам Джина и произносит: – Что положено – отдай! – Что начертано – подари! – Что суждено – верни! – Чужое не беру – своё забираю. Силой наполняю. Счастьем насыщаю. Хранить и беречь обещаю. – Отдай положенное – не смей забирать! Высыпает сухие кровинки на губы омеги, что уже в беспамятстве находится. Кровь покрывает растресканные и искусанные губы, окрашивает в алый цвет и впитывается в кожу. Губы омеги становятся алыми, как ягоды сочные после мороза. Джин делает резкий вдох и глаза открывает. И… кричит… Новая порция боли тело на кусочки рвёт и дитя из нутра толкает. И уже не сдерживается Джин. Тужится что есть силы, совсем не боясь что может себе навредить. И чувствует, как ребёнок начинает из него выходить. И облегчение чувствует. И тишина… смолкает крик омеги. Закончились силы у папочки. Забирает его в свои объятья сон. Отключается омега и не видит как довольно смеётся Святига, крутя в руках своих девочку с пепельными волосами. Не слышит первый крик своей дочери. Спит спокойно, совершенно не переживая о том, что сейчас происходит в комнате. Но осуждать его за это не стоит. Слишком много сил отняли роды у омеги и сон ему во благо. Да и недолгий будет сон. А около стола, на котором лежат два прелестных малыша, застыла женщина. Она совсем не вытирает слёз, которые текут по щекам. Она счастлива. Родилась девочка – первородная. Продолжится род Святиги. Не зря она жизнь свою прожила. Продолжится сила первородных, значит не зря погибли её родители защищая тайну их стаи. – Здравствуй милая,– шепчет женщина глядя на маленькое чудо, – Здравствуй защитница.