***
Прогуливание уроков разве такая уж и большая проблема? Если вокруг лишь грязь, то он в ней не найдёт бриллиантов, бессмысленно даже пытаться. Что сделают учителя? Влепят двойку, позовут родителей. Первое вероятно, станет реальностью, а для второго придётся потратить деньги. На шамана. Для призыва духов. А школа в любом случае не будет тратить лишние деньги, к тому же на жалкого сироту. К тому же, на того, кто в школе появляется раз в семестр. Школьные друзья будут так раздосадованы тем, что он не пришёл, о, ужас. Он так волнуется, что его действия обидят невидимых, несуществующих людей. Ни родителей, ни друзей. Это вызывает смех. Потому что он жалок для самого себя, и нет никого, кто мог бы сказать: «нет, Минхо, ты не жалок. Жалок тот, кого нигде не ждут, но тебя я буду ждать всегда». Но тогда выходит, что он правда жалок. Его ждут только там, куда он попадёт после тяжкого, печального, последнего вздоха. Хотя, не факт. Кто может утвердить это? Взмолится? Поднять руки к небу и попытаться вспомнить последние слова матери, чтобы найти силу, покоящуюся в его душе годами, ведь, эй, кто сказал, что он не является магом, или потомком великих миллионеров, что качают нефть из-под земли больше, чем качается самый накаченный в мире человек? Никто, правильно. Ему вообще никто ничего не говорит. Для одних он — чудик, для других — пустота. Его устраивает скорее третий вариант, где он и вправду пустота. Но такого варианта нет, живи, дыши, наслаждайся, только выбор чувств будет небольшим: либо печаль, либо ничего. И, конечно же, тот, кто желает остаться человеком выберет первое, потому что человек должен что-то испытывать, иначе, это уже не человек. Это уже ходячий труп. «Меня многим одарили. Но больше, чем подарили, они отобрали. Я правда жалок для окружающих, или кажусь самому себе дном? И почему же это дно так заманчиво? Я даже не хочу пытаться плыть вверх, мне нравится гнить изнутри, и так я скорее умру от печали, чем от старости…» Вы не отвечаете близким, потому что думаете, что вы ещё успеете, тянете время, чтобы признаться в чувствах, потому что вам страшно, любите не тех, и влюблены в вас не те. Что же тогда правильно, в конце концов? Кто же придумал эти устои, что добрый человек, тот, кто всегда улыбается? Что вообще в этом мире хотят от человека? Так ли на самом деле важно сердце, и за что, чёрт возьми, его так возвышают? Это сосуд, всего лишь, и ничего более. «Есть ли смерть и всё ли так вычурно, как думает человек? Человек боится пустоты, поэтому придумал всё это, жизнь после смерти…» — Минхо прячет лицо в ладонях. Сидеть на пустынном мосту, размышлять о человеческой жизни, что же может быть хуже? Лишь понятие собственной жалости. Иногда дно, в котором мы утопились, кажется самым приятным местом, и мы не ценим то время, что летит, пока мы там находимся. Сколько же всего мы смогли сделать, но упустили. Старики жалеют о потерянном времени, молодые — о потраченном. В руках от ветра покачивается лист дерева, и Минхо может поклясться, что он слышит мысль, где надеется на взрыв собственной головы от слишком долгих раздумий. Но желания умирать пока нет. Оно появляется моментами, но разве так не бывает у обычного человека? Когда живёшь в одном доме с сошедшим с ума дядей, и собственной головой, кажется, что обычным его не назовёшь. Но он такой. Необычайно обычный. Опускает лист в воздух, даря его ветру обратно, и может услышать вздох спокойствия этого листика. «Разве руки мои тоже опечалены? Или услышал ты мысли мои?» Второе пугает, ведь, если лист расскажет всё ветру, донесёт ли тот эту информацию каждому жителю? Услышит ли каждый выродок человеческий те ужасы, поселившиеся в голове его? А если так, то ладно, придётся смириться. Потому что их мир другой. Их больше, поэтому, они думают, что их мир правильный. В мире всегда всё решает число. А Минхо не нравятся числа, он любит буквы, одиночество и милых животных. Второе могло бы и иногда пропадать, но одиночество — вот его друг. Он один, потому что все идут в кино с компаниями, на шумные концерты. А шум… Шум приносит Ли Минхо дикую боль, он отвлекает, мучает, потому что Ли не такой, как все. Но с каких пор отличаться — плохо? «Жаль, стоило листик оставить себе».***
«Интересно, сожалеет ли о чём-то человек, когда понимает, что умирает… Думаю, он сожалеет, о том, что не ценил жизнь?» Он входит в класс, и сразу же садится за самую дальнюю парту, ближе к окну. Тут иногда бывают видны стаи птиц, свободно летящих куда-то, и жучков, которым ему приходилось менять маршрут, иначе, девочки завопят, а храбрые мальчики побегут их давить. В чём вообще смысл давить живое существо? Ему же больно, и лишь животные способны на безжалостное убийство. «Вы животные?» — Минхо жалко каждое погибшее на этой земле насекомое. — Здравствуйте, я Хан Джисон! — голос выбивает его из раздумий, и Минхо ужасно боится поднять глаза. Он пропустил всю речь директора и учителя, но уже знакомый мягкий голос заставляет вернуться обратно. — Я из соседнего города, буду учиться с вами. Надеюсь, мы с вами быстро сдружимся! Минхо имел привычку в детстве — болтать без умолку, и не глядеть на собеседника. Это приносило спокойствие, ведь был тот, кто слушал его, но на деле ему стоило иногда поднимать глаза — собеседник чуть ли не засыпал от скуки, и еле слушал вообще. Мальчик тогда замыкался в себе, уходил глубоко в свои раздумья, и не вылазил из этого состояния месяцами. А потом всё шло по кругу. Находиться в толпе сущий кошмар для Ли, его начинает трясти, и он плачет. Он плачет, пока слёзы не кончатся, и пока не пропадут все люди. А люди… Люди не пропадают, они везде. В каждом переулке. Поэтому он хочет оказаться в переулке моря, где вокруг лишь рыбы с выпяченными губами, и длинными усиками. Они смешны, и Минхо может даже улыбается, когда рассматривает их в аквариумах. — Ох, так это ты! — Джисон садится рядом, и легонько улыбается, пытаясь поймать его взгляд, но безуспешно. — Ещё раз спасибо за помощь вчера. Я правда ужасно боялся, что потеряюсь и не найду школу. Минхо ничего не отвечает, просто кивает и поворачивает голову. Одноклассники начинают смеяться, указывая пальцем на Ли, но тот молчит. «Мне нужно всего лишь закрывать дверь, когда я дома, может, тогда дядя будет думать, что меня нет? Интересно, он видит всех этих людей в доме, потому что он умнее, или потому что глупее? Почему же он видит то, что я не вижу? И это пугает. Почему дядя говорит, что дома толпа, если мы одни? Он ведь знает, как я боюсь толпы и шума, толпы и шума… А ещё я боюсь улиток, они противные…» — Сядь к нам. Он болен, — шепчет одноклассник, но Минхо и не дёргается. Зато Джисон резко поворачивает голову к говорящему, и испепеляет его взглядом: — Знаешь, как я оказался здесь? — шипит Хан, и лишь тогда Минхо навостряет уши. Он звучит очень пугающе, аж в дрожь бросает. «А мурашки почему прозвали именно так?». — Меня выгнали из той школы за то, что я избил хулигана до полусмерти. Сиди тихо, отсюда уходить у меня пока желания нет. — Ну и сиди с болваном, нам же лучше, — хмыкает уверенно тот, но всё равно отступает. Джисон долго разглядывает профиль Ли, и совершенно не понимает как тот человек из парка, и этот — один и тот же. В голове не укладывается. Тот хоть и казался немного отрешённым, всё равно общался, даже очень непринуждённо, а этот… Закрылся, видимо, очень глубоко в себе. Но не успевает Хан и спросить чего-то, как Минхо поворачивает голову, а взгляд опущен на собственные руки, сложенные на коленях. — Ты правда избил человека? — тихо спрашивает он, а на лице ноль эмоций. Но всё нормально, Джисон ничего не ждёт. — Нет, конечно! — Джисон вздыхает. — Надо же их как-то напугать. Как жаль, я думал они нормальные люди, и я смогу с ними подружиться… — Хорошо, — Минхо кивает, и отворачивается от Хана, игнорируя вторую часть его ответа. Кажется, первого хватило, чтобы он успокоился. «Вторую часть, наверное, и не услышал… — думает Джисон, но пожимает плечами, и легонько улыбается. — Он очень красивый». Но Ли всё услышал, и сейчас думал насчёт этого… Нормальные? Ему казалось, что они нормальные люди, потому что это обычный тип здорового головой человека, в его видение. Потому что он правда болен, он другой. Так почему же Хан Джисон думает иначе? Выходит, и он другой? Или же вот как должен выглядеть настоящий человек? Минхо хочет опять взглянуть в глаза парню, но, кажется, что это невозможно. Он боится опять в них утонуть, хотя, утопиться никогда не казалось плохой идеей.***
Месяц Хан Джисон сидит с ним, и лишь несколько раз он мог услышать от него какие-то реплики. По большей степени Минхо не бывает в школе вообще, а учителя делают вид, будто так и должно быть. Ученики же обсуждают его за спиной. Джисон узнал о его особенности, и его отношение к нему совсем не поменялось. Наоборот, у него появилось огромное желание защищать. Он называет это особенностью, хотя и услышал об этом из грязных уст в неправильном выражение. Казалось бы, что в этом такого? Почему же люди такие нечеловечные? Почему избегают, издеваются, мучают? Издеваются и над тем, что из-за его особенности, его чуть позже отдали в школу, и тот старше всех ребят на два года. Мол, ведёт себя как ребёнок, хотя уже совершеннолетний. Джисон встречает его в парке. Он сидит на земле под деревом и что-то разыскивает среди листвы, осевшей на землю. Его колени испачкались грязью, а в волосах торчал один листик. Хан медленно подошёл к нему, и несколько раз позвал, но тот не отозвался. Джисон прочитал дома насчёт его особенности, поэтому, не пытался кричать или издавать громкие звуки, просто сел напротив, и стал ждать. Минхо поднял глаза через минуту, и тут же опустил голову, когда понял, кто перед ним. — Привет, Минхо, — он улыбается, пытаясь создать комфорт для Ли, и машет рукой. — Чем занимаешься? — Сказал тут клад, — тихо бормочет тот, указывая на кучу листьев. Джисон молчит, давая время подумать Ли о дальнейшем ответе. — Мой дядя сказал, что под моим любимым деревом клад. Но я не могу его найти, — он фыркает, и тогда Джисон видит первые солёные капли, оставляющие за собой блестящий след на скулах. Они тихо капают на сжатые в кулак руки, а лицо Минхо низко опущено. Сердце Хана сжимается. — Всё в порядке, Минхо. Может, это просто не твоё любимое дерево? — спрашивает Хан, укладывая руки на кулаки Ли. — Рыбы были бы мои лучшими друзьями, — отвечает он, совершенно не разбирая собственных слов. — Переулки моря, там я мог бы потеряться среди губастых рыб. — Губастых рыб? — Джисон улыбается, сжимая руки Минхо. — Да, — Минхо тоже улыбается, и Хан чувствует необъяснимое счастье. — Рыба-наполеон, например? А ты видел рыбу-каплю? — он начинает смеяться с собственных идей, и Джисон не может сдержать смех. — Моё любимое дерево далеко, я не смогу к нему поехать, — резко меняет тему Минхо. — А это твоё второе любимое дерево? — тихо спрашивает Хан, убирая одну руку с ладони Минхо, и тянет её в кармашек рюкзака, доставая оттуда милый розовый фотоаппарат. — Второе! — кивает Ли, всё с такой же опущенной головой. — Тогда вот тебе утешительный приз, — Джисон садится рядом с ним, обнимает одной рукой за плечи, и укладывает голову Минхо себе на плечо. Ли не успевает никак среагировать, лишь улыбка играет на губах после недавнего разговора, как вдруг он чувствует как чужая голова укладывается на его, и что-то негромко щёлкает, что вызывает лёгкое раздражение. Но оно совсем лёгкое, что удивляет его. Через несколько секунд Хан протягивает ему милую фотографию, но Минхо никак на это не реагирует. Но Хану всё равно, он знает, что Минхо счастлив. — Тебе… Спасибо, что помог найти клад, — Ли прячет фотографию в кармане кошелька. — Всё нормально, я был рад вернуть должок. Давай сходим куда-нибудь? — Минхо уже собирается отказать, потому что ему если и предлагали много лет назад куда-то пойти, то это были лишь кинотеатры, концерты, клубы, но Джисон продолжает: — Как насчёт кафешки у моего дома? Там тихо, чисто, никого почти не бывает, зато очень вкусные десерты! — Давай, — кивает Минхо и, наконец, улыбается.***
— Я пойду, мне надо заскочить к математику, кажется, у меня проблемы, — смеётся Джисон, и хлопает Минхо по плечу. — Надеюсь, он меня не задержит. — Я тебя тут подожду, — говорит Ли, указывая пальцем на угол школьного коридора. Сейчас все уже ушли по домам, но всё равно ему казалось странным стоять посреди пустого коридора. Казалось, что тьма потянет лапы, унесёт, утащит. А ему пока нравится находиться тут. Ему нравится, пока рядом есть Хан Джисон. — Если задержит, скажи, что ты занят. — Ну, раз ты ждёшь, то я так и сделаю, — блондин напоследок треплет того по голове, и уходит. Минхо вздыхает, сжимая руки в кулак. «Может, стоило пойти с ним? Если у него проблемы, то, значит, он будет плакать, а когда плакал я — он был рядом со мной. Хотя, лучше я постою здесь, не хочу видеть его слёзы», — Минхо забивается в уголок, и садится на пол. Почему человек имеет мечты? Конечно же, чтобы жизнь имела цвета. Потому что на деле она бессмысленна, и человек, который хочет видеть и чувствовать, будет сам красить её. Хотя, у Минхо есть мечта, мир его всё равно серый. Деревья серые, словно надгробия родителей, собственные волосы серые, глаза прохожих серые, и лишь глаза Хана блестят во всём этом фильме старом, таким кофейным цветом. Кажется, будто всё, к чему тот касается, принимает свой настоящий цвет, становится реальным. Он уверен, что теперь в мечтах он не один в переулках моря. Он там с Хан Джисоном, рыбами, и собственными тихими мыслями. — Ли Минхо! — кричит кто-то очень громко, и Минхо кривит лицо. Слишком громко, а голос неприятный. Он знает говорящего, и это заставляет его сжаться в своём углу, крепко обнимая собственные колени, и утыкаться лицом в них. — Я с утра зову тебя, что тяжёлого мне ответить? — он ничего не отвечает, и это сильнее раздражает говорящего. — А ты не поменялся. Смотри мне в лицо, когда я говорю с тобой. И он поднимает лицо с колен, и рассматривает напротив стоящего. Это парень с тёмными волосами, угловатым лицом, и серыми, пустынными глазами. — Что-то понадобилось, Хироши? — слишком агрессивно отвечает Минхо, но парень никак на это не реагирует. Он улыбается кривой улыбкой, и мог бы казаться красивым, если бы не явная фальшь в выражение лица. — Не хочу с тобой говорить. — Я подумал и решил, что нам надо опять вернуть всё как было. Нам ведь было так хорошо вместе, так? — спрашивает он, но вопрос не требует ответа. Он возвышается над забившимся в угол Ли, и точно это его очень даже устраивает. «Он говорил, что я много болтаю, что мне надо чаще улыбаться. Он говорил, что я болен, что это ужасно, и лишь он может быть со мной. Никто меня таким не примет. Никто меня не полюбит, потому что я противен, я не такой человек, которого могут полюбить. Я всегда был для него как запасной вариант, он возвращался ко мне каждый раз, когда девушка влепляла ему пощёчину. Но если я не достоин настоящей заботы, то почему Хан Джисон так ко мне относится?» — Минхо крепче сжимает ткань штанов в кулаках, и скрипит зубами. Он никогда не умел нормально показывать эмоций, не всегда чувствовал, нейтрально говорит человек или же прячет какой-то подтекст. Эмоций у него было либо ноль, либо же они переходили границы. Он не так реагировал, а потом чувствовал вину за это. Но почему Хироши говорил, что это ужасно, а Джисон называет его необыкновенным? — Нет, отвяжись от меня, ты мне неинтересен, — Минхо больше не будет принимать его к себе, не будет запасным планом. Он будет никем для этого человека, и это его устраивает. — Но ты ведь сейчас один, и если меня не будет рядом, так и останется, — пытается мягко говорить Хироши, но Минхо рычит, отчего тот дёргается. — Я не один, — он суёт руку в карман штанов и протягивает фотографию парню, злобно повернув голову от него. Хироши долго разглядывает фотку, а затем хмыкает, бросая что-то не очень приятное под конец, но Минхо не слушает. Ему всё равно. Потому что в переулке моря он будет не один.***
Минхо никогда не считал себя добрым человеком, потому что добрый человек — это тот, кто считает прощение великим шагом. На деле простить кого-то правда виноватого — жалость. Всего лишь. И добрые люди только строят из себя таковых, потому что нет на самом деле чистого «я тебя прощаю». Как родитель может простить убийцу собственного ребёнка? Как ребёнок должен простить убийцу собственных родителей? Но Ли Минхо помогал бабушкам переходить дорогу, поднимал коляски вместо женщин, когда те натыкались на препятствие в лице лестниц, относил пакеты вместо дедушек, вытаскивал котят из дыр, покупал им корм. Делал что угодно, только вот не признавал, что добр он, потому что он делал это в корыстных целях: он надеялся, что всё, что делает он, вернётся чем-то великим, грандиозным. Все люди ведь так делают? Они делают добрые дела, потому что сказано, что всё возвращается. Да только где же его вознаграждение? Над ухом, словно гром, разносится ужасающий звук гитары, и Минхо дёргается, направляя взгляд назад. За ним стоит толпа подростков, и один, находящийся ближе всех к нему, держит огромную колонку. Музыка разносится по всей улице, и отдаётся ужасом в теле. Минхо не чувствует ничего, даже когда падает на землю, крепко схватившись за голову. Его трясёт и он плачет. Без остановки. Глаза горят, а губы искусаны. Но музыка не останавливается, что делает ещё хуже. Дикая боль в теле ужасно бьёт по всем рёбрам, а голова трещит. Страх, страх, страх. — Останови музыку, Нэо! — кричит кто-то, и, кажется, это единственное, что он слышит. Девчачий голос эхом отдаётся в мыслях, а затем громкая музыка стихает. Но вокруг толпа людей, которая пытается помочь, но всё становится ещё хуже, когда они пытаются коснуться его. Он дёргается и начинает ещё сильнее плакать. Дрожь пробегает по всему телу, дыхание неровное, учащённое, а в груди сердце ноет. «Мне больно, больно, почему вокруг так темно, я умру?» — думает он, крепко сжимая в кулаках собственные волосы. — Все отойдите от него, давайте, кыш! Вы его пугаете. Мы сделали это с ним, мы и разберёмся! — толпа уменьшается, но Ли абсолютно всё равно. Напротив на корточки садится девушка. — Всё хорошо. У тебя есть кто-то близкий, которому мы могли бы позвонить? — спрашивает она тихим голосом, пытаясь не давить. Но Минхо не отвечает, и всё так же ужасно трясётся. — Можно я возьму твой телефон? Минхо опять не отвечает, поэтому девушка спокойно протягивает руку, и хватает его телефон из переднего кармана. Пароля нет, и она вздыхает. В контактах записан всего один номер: Ханни. Выбор небольшой, поэтому, она сразу тыкает на номер. — Алло? — слышится спокойный голос на другом конце. — Здравствуйте, — девушка смотрит на Минхо, который всё так же плачет без остановки. — Мой друг включил громкую музыку, и владелец телефона упал и до сих пор не может прийти в себя. Он не слышит никого, и не разрешает никому касаться себя. У него сбивчивое дыхание, а одну руку он перевёл на сердце. — Дайте трубку ему, пожалуйста, — голос всё так же спокойный, но девушка вылавливает под конец взволнованные нотки. — Конечно, — она протягивает телефон и подставляет его к уху Ли, отчего тот дёргается, и хочет убрать ухо подальше, но резко останавливается. — Минхо, — Ли застывает с опущенной головой, а слёзы всё так же текут по щекам. Он хватает телефон рукой, которая до этого крепко сжимала волосы, и прижимает телефон к уху. Он думал, что Джисон сейчас начнёт расспрашивать о том, как он себя чувствует, и как вообще так получилось. И тогда Минхо расплачется ещё сильнее, потому что он не знает. Он не знает почему это так больно, раздражающе. Он хочет слышать голос Джисона, но не хочет отвечать на его такие глупые вопросы, но Минхо вздыхает, когда Хан продолжает: — Что ты ел сегодня? — Я ел… Варёный рис, — отвечает трясущимся голосом он. — Как ты не устал от него? Почти каждый день ешь его, — тихо смеётся Джисон, и Минхо чувствует как его тихо отпускает. — Он вкусный, полезный и недорого стоит! — яро защищает свой обед он, и слышит как Хан цокает от этого. — Как насчёт свидания? Я отвезу тебя в ресторан? — предлагает он, и Ли активно кивает головой, хотя тому и не видно. — Я с радостью, — Минхо улыбается, и девушка напротив спокойно вздыхает. Она направляет взгляд на друга с колонкой, и взглядом говорит о том, что недолго ему жить осталось.***
Парк Мэй был большим, пустынным, светлым. Деревьев тут было больше, чем людей во много-много раз. Мало кто приходил сюда, выбирая вместо этого парк развлечений, но Джисон обожал это место. Тут было тихо, и если пройти чуть дальше, то ты попадал в небольшой лес, и для него это было самое лучшее место для отдыха. На земле аккуратно лежала простыня, и Джисон, удобно уложив голову на колени Минхо, рассказывал о чём-то отвлечённом. — Потом учитель сказал, что моя математика хуже, чем у второклашки, поверишь, Минхо? — Джисон надувает губы, и фыркает. Минхо с этого мягко улыбается. — А может ли второклашка умножить двенадцать на тридцать пять? Вот я могу, это делает… — он высовывает язык, и рисует цифры в воздухе указательным пальцем. — Триста двадцать! — Четыреста двадцать, Джисон, — смеётся Ли, прикрывая рот ладошкой. — Ты умножал минуты две, но всё равно сделал это неправильно! — А чего ты такой умный, а? Может, поможешь тогда? — Хан смотрит на него щенячьими глазами, и выпячивает нижнюю губу. — Нет, — просто отвечает он, и пожимает плечами. — Я ненавижу математику. — Поэтому знаешь её лучше всех в классе! — хмурится Джисон. Совершенно не укладывается в голове, что Минхо может ненавидеть хотя бы какой-то предмет — он самый лучший ученик среди всех десятых классов! Его ум — клад идей, мыслей и знаний. Иногда Джисон просто мечтает побыть у него в голове, чтобы прочувствовать то, насколько он необычайный. — Я люблю литературу. Там столько тем для раздумий, а если моя голова молчит, то я сразу волнуюсь за своё состояние, поэтому, мне нравится думать, — он направляет взгляд на ветви деревьев над головой. — Я узнал, что мои родители погибли в мучениях, пока были в машине во время аварии, но я не заплакал, и до сих пор не плакал из-за этого. Потому что я думал, пока узнал об этом. Я думал, думал, и пришёл к мысли, что там, в другом месте, наверное, лучше. Люди здесь просто ничего… не представляют и половины того, что пишут в книгах. Они не благородны, не храбры, не люди, в общем, — Минхо боится посмотреть в глаза Джисону. Он боится, что Джисону скучно, что ему не нравится слушать мысли Ли. — На меня тыкали пальцами, говорили с сарказмом, прекрасно понимая, что тона человеческого я не всегда могу отличить, избегали, кричали, и специально взрывали хлопушки у моего дома. Мой дядя толкал меня из дома, чтобы я выбросил баночку с таблетками. Он ненавидел их пить, говорил, что они мешают ему видеться с друзьями. Представь, как мне было страшно, когда он сказал, что дома ещё люди. Если мой собственный дядя для меня плохой человек, разве должен я в других видеть свет? Я и сам не… Нехороший человек. Меня даже человеком назвать нельзя. Почему я такой?.. Минхо молчит, всё так же рассматривая листья, и всё так же боится. «Наверное, заснул…» — думает Ли, и, наконец, смотрит на Джисона. — Почему… Почему ты плачешь? — удивляется Минхо. Хан грубо вытирает слёзы и шипит, фыркая носом. Он резко поднимает голову с колен Ли, и хватает его лицо в свои ладони. Глаза блестят слезами, а губы плотно сжаты. Щёки красные от того, как Джисон грубо стирал дорожки грусти. — Ты не представляешь, какой ты прекрасный, Минхо, — Джисон смотрит ему в глаза, и тот сразу опускает взгляд на собственные руки. Если он волновался, то всегда подставлял кулаки к коленям, и взгляд опускал. — У тебя самые прекрасные мысли, у тебя самые прекрасные мечты. Рыбы, Минхо, ты просто мечтаешь жить на одном переулке с рыбами! Ты в курсе, что это так необычно, так чудесно? А те люди… Минхо, на пути у тебя было столько проблем, но ты такой… Молодец, — он улыбается, гладя скулы Минхо большим пальцем руки, лежащей на щеке. — Это были не те люди, которые тебе нужны. Поэтому, тебе и кажется, что в мире нет никого хорошего. Но они есть, и я могу поклясться. Моя мама — самый лучший человек на свете! Она уже наслышана о тебе, и будет очень рада с тобой познакомиться. «Мне не нужно знакомиться с твоей мамой, чтобы понять, что светлые люди существуют», — хочет сказать Минхо, но он молчит, смотря на свои руки. Ему достаточно Хана в жизни, и после долгих годов нахождения на дне, Минхо не думает, что обязан там находиться. Может, он даже хочет выплыть оттуда, просто страшно, что кожа вся отлипнет, а нос задышать воздухом способен уже не будет. Но там, наверху, его ждут, и не заставляют быть кем-то другим. — Мы знакомы полгода, Минхо, и я не жалею ни об одной секунде, что провёл с тобой. Совсем наоборот, мне кажется, что тебя недостаточно в моей жизни. Почему жизнь моя моментами кажется серой, когда рядом нет тебя? — он вздыхает, и палец останавливается на секунду. — Мне, кажется, я тебя люб… — Нет! — Минхо вскидывает голову, и тут же закрывает рот Джисону своей ладонью. — Пожалуйста, скажи это… Скажи мне это потом, когда ты сможешь отбросить «кажется». Пожалуйста, — шепчет Минхо, и чувствует как улыбка расползается под его ладонью, потому и убирает. Они впервые за долгое время смотрят друг другу в глаза, но это длится недолго — Минхо сдаётся первым. — Хорошо, — кивает Хан, укладывая голову обратно на колени старшего. — Кстати, о моей маме. Пойдём сейчас к нам? Она должна была приготовить вкуснейший обед. — Пойдём, — соглашается Минхо. — Просто, давай ещё немного посидим? Джисон опять улыбается, поднимает руку вверх, и убирает спадающий локон волос Ли за ухо. — Хорошо, — шепчет он, и понимает, что готов сделать что угодно, лишь бы парень был счастлив. Когда ты шумный, весёлый, то вокруг всегда бывают люди, но не все настоящие. Вокруг всегда собирается куча скульптур, которые ярко улыбаются, но при этом, улыбки их плачут. А ребёнок и не замечает этого. Он думает, что рядом друзья, но стоит в один день сломаться тем самым «розовым очкам», частички стекла всё равно глубоко попадут в глаза, и розовый резко станет кроваво-красным, а затем медленно потеряет всё свои цвета. Долгое разочарование, трудное принятие, вот что будет преследовать человека, когда он наконец поймёт. Не все люди человечны, и не стоит ждать от них чего-то, чтобы потом не разочароваться. Началом падения может стать что угодно, и от этого ещё тяжелее падать. Потому что до этого невозможно было бы и думать о том, что крылья разорвутся. Но крылья и не рвутся, их рвут. Смотреть на вещи в том ключе, в котором смотрел до этого, становится невозможно. А потом мучайся, годами пытаясь вернуться в нормальное состояние, где не каждый вокруг — враг. Джисон убежал из той школы, потому что там люди разочаровали, он не нашёл в себе силы сидеть рядом с людьми, которых звал друзьями. Те были иллюзией. Они были грязны, и лили грязь собственную изо рта, ругаясь над всеми за спиной. Они были слабы, каждый из них был трусом. Как себя вести при таких людях, зная именно что они говорят за тобой? — Таких как он расстрелять бы! Они мне противны. Ведут себя как девочки. — Но он тебе нравился? — Теперь уже нет! Фу, он грязен… Мы живём, совершенно не думая о том, что улыбаемся не тем людям. Джисон вообще не думал, что ему придётся размышлять насчёт этого. Но сейчас он хочет улыбаться лишь одному парню. И лишь одну улыбку он хочет видеть в ответ.***
В классе тихо, все пишут контрольную работу по математике, а рука Хана трясётся. Минхо опустил голову над тестом, и что-то быстро чиркал на ней ручкой. Весь лист его был исписан неаккуратным почерком. Кто-то шёпотом позвал его с соседней парты, но получил лишь угрюмый взгляд Джисона: — Отвали от него, — говорит он, заставляя того заткнуться. Все сразу же поверили в то, что Хан избил кого-то до полусмерти, поэтому, к Минхо и к нему не липли. Джисон ненавидит учёбу, и совершенно не может поверить в то, что и Минхо её ненавидит. Он не отвечает на уроках, когда его зовут, решив, что увлечённо рисовать Джисона в виде бурундука интереснее, не пытается показать себя лучше остальных, (хотя Хан уверен, что так и есть) и пропускает уроки чаще, чем улыбается. Но при этом решает каждую задачу, если его зовут к доске, пишет каждую контрольную на сто баллов, а учителя восхваляют его даже когда того нет в школе. — Десятый — пять целые три десятые, — слышится шёпот, и Джисон чувствует как его трясущуюся ладонь под партой накрывает чья-то холодная ладонь. Минхо не поднимает голову, но немного приближает тест к младшему, и ожидает чего-то. — Пиши. Учитель уже точно попытается вышвырнуть тебя из школы, если ты опять наберёшь ноль. — Скорее, просто выкинет меня из окна, — улыбается Джисон, и быстро переписывает ответы и решения с теста. — Я сделаю специально несколько ошибок. — Что? Нет! Не делай. Я расписывал всё здесь ради тебя, — слишком эмоционально возмущается Минхо и шёпот его кажется слишком громким для шёпота. — Я мог бы сдать ему просто ответы, а не писать всё решение. Пиши как говорю! — Минхо, Минхо, Минхо, солнышко, — Джисон наклоняет голову, рассматривая его чёткий профиль, и замечает, как застывает Ли от прозвища. — Спасибо тебе, правда, но думаю, это будет странно, если двоечник резко напишет на сто баллов. Мне хватит и тройки. — Напиши на четыре! — настаивает Ли. — Но я ведь ничего не понимаю всё равно. Это несправедливо. Я будто пользуюсь привилегией твоего друга! — Тогда я тебе потом всё объясню, просто… Просто напиши на четыре, чёрт возьми! — Минхо под конец громко стукается лицом об парту и ноет. — Вот почему ты такой… — Какой, Минхо? — Джисон поворачивает ладонь под партой, и скрещивает пальцы с пальцами ладони Минхо. — Необыкновенный. — Ох, да-да, я такой. Я такой необыкновенный и твой. — Мой? — вздыхает Минхо и качает головой, всё так же утыкаясь лбом в парту. — И только. — Пиши на четыре! — Пишу на четыре, а ты потом мне проведёшь обучающий урок, — Джисон игриво кусает нижнюю губу, и его явно веселит сложившаяся ситуация. — Вот почему ты такой… — Какой, солнышко? — он крепче сжимает руку Ли. — Бесячий.***
Увлечённо заниматься делом, которое выбрал сам — вот, что он умеет. Ли Минхо может часами смотреть в одну точку, и думать. Может рисовать нескончаемые каракули, может подолгу стучать пальцами по парте, гладить руку Джисона, пока тот сидит рядом и пытается написать предложения по английскому. Минхо может часами говорить, зная, что его слушают. Потому что он знает, что Джисону нравится слушать его мысли. Он просит его это делать, умоляет чаще открываться. И Минхо слушается. Он говорит, и больше не боится, что наскучит. Джисон же вставляет свои мысли, и Ли радуется этому. Хан слушает его, принимает каждое слово, обдумывает его, и если он считает, что ему есть что сказать — он говорит. Сейчас, к примеру, Минхо уже второй час рассматривает все марки из коллекции Хана, сидя недалеко на кровати, а второй и не думает ему мешать. Хотя, помощь бы не помешала. Они сидят в комнате Джисона, и пришли они сюда под предлогом домашнего задания по литературе. Это уже стало неким обрядом — после каждого учебного дня, в котором присутствовал Минхо, они приходили к младшему домой. Делали что угодно, только не уроки, а ближе к ночи, измученные тяжким днём, всё-таки пытались (пытался) написать что-то. Джисон мучился, ныл, утыкался лицом в плечо Минхо, а тот старался переключить внимание Хана на учёбу. Джисон понял, что Минхо отличный учитель. Он всё отлично объясняет, но прикрывается тем фактом, что это Хан одарён.— Минхо, послушай, ты правда хороший репетитор. Я туп, и никакие учителя никогда не могли заставить меня понять что-то, кроме умножения в столбик. — Но ты так хорошо решаешь тригонометрию! Не может такое быть… — Благодаря тебе я всё это и делаю.
Джисон очень хочет отблагодарить Минхо, но тот всё время меняет тему с благодарности, просто показывая куда-то пальцем, и начинает рассказывать истории. Так он может указать на шкаф, и рассказать о том, что его дядя знаком с людьми, живущими там. И любопытство Хана заставляло прекратить пытаться отблагодарить, и слушать историю про сумасшедшего дядю Минхо. Вообще, младший удивлён, что ребёнка с особенностями оставили с мужчиной, который даже не пьёт таблетки, чтобы стать лучше. Но Минхо — совершеннолетний, и сейчас сам выбирает где и с кем быть. «Но дома всё равно весь день не бывает…». Джисон знает, что он до самой ночи бывает где угодно, только не с дядей. Он боится его, потому что тот не знает, как относиться правильно к племяннику. Старший Ли совершенно не умеет относиться правильно ни к кому. Он отправляет Минхо глубокой ночью на другой конец города, чтобы тот спрятал там таблетки. А Минхо слушает. — Почему страница пустует? — вдруг доносится голос старшего, и Джисон поднимает голову. Минхо с опущенным взглядом протягивает вперёд книжку с коллекцией марок Хана. — Я думал, там будут марки из Китая, которые мне отправит отец, но он… — Минхо склоняет голову, тем самым прося продолжить. Джисон глотает, понимая, что комок нервозности мешает говорить. — Знаешь, у него просто появились дела поважнее, чем я, поэтому, эта страница пустая. — Дела важнее тебя? — удивляется Ли, вскидывая голову, но взгляд бегает по всей комнате. — Как такое возможно? — Да, Минхо, и такое бывает, — смеётся Джисон, откидывая голову. — Сам удивился. — Я… — Минхо мнётся, а затем кусает нижнюю губу. — Я принесу тебе марки, но они не из Китая. Мне их отправляла двоюродная сестра, дочка дяди. Мы с ней никогда не были близки, но она почему-то делала это. На самом деле, думаю, ей просто было жаль меня, — он пожимает плечами, прося не зацикливать внимание на этой теме, и Джисон сразу это понимает. — Марки из Франции. — Ух ты! — Джисон вскидывает руки вверх. — Я буду очень рад. Merci! — он весело подмигивает, хотя Ли и не смотрит на него. Он закрывает книжку с коллекцией, и садится ближе к блондину. Проводит ладонью по его щеке, и заправляет выбившуюся из невысокого хвоста прядь. — Si ça te rend heureux alors je suis content, — Минхо улыбается, и укладывает голову на плечо младшего. — Ты даже французский знаешь! — слишком громко выпаливает Джисон. — Возможно немного, — Ли смеётся, и указывает пальцем на лист Хана, где он написал лишь название темы. — Там ошибка в слове. — Господи… — шепчет младший. Он поворачивает голову, поднимает руки, крепко обнимает Ли за плечи, и тянет за собой, отчего они оба сваливаются на кровать. — Давай просто полежим, м? — Но тебе надо писать эссе, — строго подмечает Минхо, но руки всё равно укладывает на талию Джисона. — А ещё мне надо тебя обнимать, чтобы ты не раскис, и чтобы самому не раскиснуть. Ты можешь рассказать мне что хочешь. Я хочу слушать тебя. — Твоя мама сказала, что будет классно, если я покрашусь, — сразу же сдаётся Ли. — Я думаю, что хотел бы покраситься в тёмно-зелёный. Хотя, нет, стой… Какой твой любимый цвет? — Красный. — Тогда хочу покраситься в красный. Я буду красивым с красными волосами? — Ты и лысым красивый будешь, — хихикает Джисон. — Перегибаешь… — Прости, прости. Я просто представил тебя лысым и мне очень смешно! — он ещё сильнее смеётся, когда Минхо щиплет его за живот. — Хорошо, всё, прекратил. Да, тебе очень подойдёт.***
Минхо ненавидит всё и всех. Потому что Джисону сейчас больно, а он и шагу сделать не может. Потому что, если подойдёт хотя бы немного ближе — чей-то кулак точно влетит ему в лицо. Два тела смешались в диком танце, но вместо музыки — рычания и звуки сильных ударов. Ему страшно и дело даже не в толпе вокруг, а в том, что он замечает кровь, каплями брызгающую на асфальт. Чья именно эта кровь — разобрать невозможно, и от этого ещё страшнее. Сердце колотится где-то в горле, но Минхо держится на ногах, потому что если сейчас с ним что-то случится, то единственный, кого волнует его состояние в ещё худшем положение. Сейчас они в этой заварушке из-за того, что кто-то из старой школы Джисона начал лезть к Минхо с оскорблениями. Ли тогда был один в парке, и ждал Хана после уроков. Минхо игнорировал слова незнакомца, глубоко уйдя в свои мысли, рисуя Джисона, который был на одном из переулков моря, и ярко улыбался, держа в руках мороженое, пока вокруг рыбы закупались в магазинах. Увидев картину, где над тихим Ли возвысился высокий парень с грубыми чертами лица, Джисон тут же подбежал и встал между ними. Завязался недолгий разговор, который Минхо так же не слушал, а потом послышался тяжёлый звук удара. Лишь тогда он поднял глаза, и не понял, кто же ударил первым. А скоро этот вопрос потерялся в голове, становясь лишь тенью всей его взволнованности и тревоги. Вокруг стали собираться люди, но никто не пытался их остановить. «Помогите ему, пожалуйста! Прошу, вытащите его!» — хочет крикнуть Минхо, но слова застряли где-то между горлом и языком. Когда в фильмах парень яро защищает свою девушку, это кажется романтичным и благородным. Но в реальности это жуткий страх за человека, которого любишь. Смотреть как он стучит кулаками по чужому лицу, и пытается избежать ударов, но попадает прямо под них. Может, если бы Минхо что-то ответил парню, то он бы отвалил? Может, всего этого и не было бы, если не глупая голова Минхо, которая «даже функционировать нормально не может»? На протяжение всех лет Ли слышал лишь то, что он болен, что он должен быть счастлив за то, что его принимают в обычную школу, с обычными, нормальными детьми. И он точно помнит как родители одноклассников смотрели на него, и прятали своих детей за собой. «Не дружи с ним, он нехороший друг для тебя», — как вы думаете, сможет ли человек, который слышал такое с самого раннего детства, стать жизнерадостным и улыбчивым? Он от природы был не ярым сторонником вечной улыбки, так ещё и это вывалилось на его плечи. «Мы просто различные. Они правильные, а я ошибка», — думал десятилетний ребёнок, крепче обнимая свои колени, и сжимая руки в кулаки.— Ты не представляешь, какой ты прекрасный, Минхо.
И этот человек, единственный человек, смог стать для Ли тихой гаванью. Хоть они и могли либо спорить часами, либо молча сидеть в одной комнате, занимаясь собственными делами, Минхо чувствовал себя в безопасности. Но сейчас он немощный. Он не может ни слова сказать, находя в себе силы лишь стоять на ногах. — Копы! — кричит кто-то из толпы, и Минхо дёргается. — Джиро, вали отсюда! Этого достаточно, чтобы толпа за секунду пропала, потянув за собой потресканного, сломанного незнакомого Минхо парня. Лишь тогда Минхо делает первый шаг в сторону Джисона, и падает на колени перед ним. Хан, вроде, побит так же сильно, как и тот парень, но выглядит так, будто сейчас потеряет сознание. Из носа течёт кровь, под глазом синяк. Губа разбита, а светлые волосы кое-где окрасились в кроваво-красный, и запутались. — Залезай, Ханни, — говорит он указывая на свою спину. — Ты даже ходить не сможешь. — Я в порядке, Минхо… — устало шепчет, укладывая руку на лоб. — Залезай, — не терпящим тоном перебивает старший, и Хан никак не может отказать. Он падает на его спину, опустив руки на его плечи, а Минхо просовывает локти тому под колени. Недалеко виднеются фары полицейской машины. Джисон утыкается носом ему в шею, и спокойно дышит. — Прости, я тебя разочаровал, — шёпот опаляет кожу, и у Минхо по шее бегут мурашки. — Я знаю, что ты против насилия, и я оправдываться не буду. Это было ужасно, начать драку прямо перед тобой. — Так ты её начал? — Джисон угукает, и Минхо не может удержать лёгкой улыбки. — Всё в порядке, я не злюсь. Я просто… Очень испугался за тебя. Хан ничего не отвечает и Ли понимает, что тот заснул. — Я люблю тебя, идиот, как я могу быть в тебе разочарован… — шепчет Минхо, смотря на заходящее Солнце, и идёт вперёд, к дому Джисона.***
Ли Минхо долго лечит раны Джисона, предварительно поцеловав синяк под глазом. Рану на губе он обрабатывает дольше, потому что Джисон всё время улыбается, отчего кожа отходит каждый раз. — Прекрати, Джисон, она так не заживёт! — ругает его Минхо, и голос его слишком злобный. — Ты же себе больно делаешь. — Прости, прости, котёнок, ты просто такой сосредоточённый. Не могу не улыбаться, смотря на тебя, — он опять улыбается, и пытается прикрыть губы ладонью, но Минхо шлёпает по его руке, и прожигает своим взглядом. — Тогда закрой глаза. Затем, Джисон идёт мыть голову, но всё заканчивается тем, что за него это делает старший. В этом нет чего-то грязного, скорее, даже наоборот. Джисон пытается не заорать от боли, а Минхо извиняется после каждого раза, когда тянет его за волосы. То вода слишком горячая, то слишком холодная. — Минхо… — зовёт его младший, когда они садятся на кровать. — Ты можешь… Расчесать мне волосы? — Да, конечно, — быстро соглашается тот, и забирает ярко-розовую расчёску из рук Джисона. Младший садится напротив него спиной, и мурашки пробегают по коже, когда Ли проводит рукой по всей длине его волос. — Прости, — вдруг шепчет он, и Хан удивлённо застывает. Никто никогда не звучал так отчаянно, как Минхо сейчас. — За что? — Я не смог тебе помочь… Мне было так страшно, и в этот момент я не двигался вообще. Я мог бы… — Минхо молчит, и расчёска на секунду застывает в его волосах. — Минхо, пожалуйста, прекрати. В этом не было ничего плохого, и твоя ситуация… — Джисон поворачивается к нему всем телом, и хватает его лицо в свои ладони. Он всегда так делал, когда пытался заверить Минхо в своих словах. — Не ты её выбирал, понимаешь? Я никогда не буду тебя винить за то, что ты реагируешь слишком остро, или вообще не реагируешь. Я никогда не буду злиться на тебя за то, что ты иногда не понимаешь моих слов, за то, что зацикливаешься на одном деле, не замечая ничего вокруг. Потому что это — твоя особенность. Ты бы смог злиться на меня, если я был в твоей ситуации? — Нет, — тут же отвечает Ли. — Вот видишь, — Джисон улыбается, вытирая слёзы с щеки старшего. — Всё в порядке. Теперь я тут, рядом с тобой, и буду принимать тебя любым. — Хорошо, но теперь я злюсь, — Минхо громко фыркает. — Ты опять улыбнулся, и опять кровь пошла! — Прости, боже, прости, не могу не улыбаться рядом с тобой. Минхо обещает себе, что попытается принять слова Джисона, и попытается в них поверить. Он постарается этими словами затмить все те происшествия, которые заставили сомневаться в своей нормальности. Потому что, это говорит Хан Джисон, его любовь, а то, что говорили окружающие — мусор. Если человек любит по-настоящему, он лишь со временем поймёт за что полюбил. Потому что влюбляемся мы сразу, но падение никогда не прекращается. И, возможно, с каждым разом, когда ты думаешь, что вот он, конец, ты в ту же секунду влюбляешься ещё сильнее. Минхо никогда не думал, что полюбит что-то, помимо собственного желания о переулках моря, но вот он здесь, глубоко затопленный волнами ярких глаз Джисона. Минхо не считал себя фанатом писем, цветов и слезливой романтики, но если всё это делал Хан Джисон, то он был готов полюбить всё это.