Мягкое прикосновение к плечам выдернуло из дрёмы, в которую медленно погружалась Сенатор. Ладони скользили по коже, разминая напряжённые мышцы, затылок опалило дыхание.
— Давно ты так сидишь? — спросил Энакин, надавливая подушечками больших пальцев на затылок, осторожно спускаясь по шее вниз.
— Прости, что не встретила, слишком много работы, — пробормотала Падме, опуская голову к груди.
— Ты слишком сильно нагружаешь себя, Падме, — отодвинув стул, на котором сидела жена, Энакин встал спереди, прикасаясь своими губами к её.
Руки сместились от предплечий ниже, скользнули к груди, поглаживая лёгкими, дразнящими движениями. Падме улыбнулась, встречаясь взглядом с Энакином. Хитро улыбнувшись он резко поднял её на руки. Понёс в спальню и упал вместе с ней на кровать. Коротко вскрикнув, Падме возмущённо шлепнула его ладошкой по груди, но тут же улыбнулась, не в силах долго злиться. Энакин притянул её к себе, заключая в объятия и вдруг посмотрел внимательно и серьезно. Сердце Падме резко ухнуло и пропустило сильный удар в груди. Хотела она было спросить что же случилось, как Энакин произнёс медленно, не сводя с неё напряженного взгляда:
— Я люблю тебя. Люблю так сильно, что не представляю свою жизнь без тебя.
Падме вздохнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Хотелось признаться в ответ, и целовать, целовать до безумия, прижимаясь к нему всем телом. Чувствовать его любовь каждой клеточкой, каждой частичкой своей души.
— Я хочу чтобы у нас была большая и дружная семья, — прошептал еле слышно Энакин, — чтобы дети играли во дворе, пока мы с тобой пьём чай, наблюдая за ними.
Падме потрясённо молчала, не замечая как мелкие соленые капли спускаются по щекам. Вот за что она любит его, вот за что она ждёт его целыми днями. За его любовь, преданную и бесконечную. Падме так хотелось всем рассказать об этой любви, просто встать рядом с мужем на заседании Сената и сказать, что они улетают и больше никогда не вернуться. Они построят большой и уютный дом с прекрасным садом, в котором будут цвести гортензии и лилии. Но чтобы достичь этого счастья, им придётся пожертвовать всем тем, что сейчас окружает их. Руки сами потянулись к его лицу, но Энакин перехватил их.
— Не нужно бояться, Падме, я всё сделаю ради тебя, всё отдам, ты только скажи, — серьезно проговорил Энакин, сжимая её пальцы.
— Энакин, не нужно жертвовать всем ради меня, — она придвинулась к нему.
— Давай просто наслаждаться этими
минутами, когда мы с тобой вместе.
И вот снова, всякий раз, когда она думает о нём, Падме не может не ощутить его боли. Как он мечтал, как он хотел, как он ждал этого ребёнка. А теперь, его нет. Самое глубоко ранившее чувство — безысходность. Падме с ним даже не попрощалась, Энакин просто остался умирать на Мустафаре, его даже не похоронили. Падме зажмурилась, сжимая губы и закрыв руками лицо, поддалась глухим рыданиям.
И всё же минувший год сделал своё дело: накинул на прошлое траурную дымку. Иные мелочи стушевались, иные подробности и вовсе исчезли.
— Мне так тебя не хватает, Эни, — проскулила Падме, захлёбываясь в слезах.
***
Сам того не замечая он достал световой меч, который мелко поблескивал, переливаясь красными и синими цветами от встречных фонарей. План был простым и не требовал никаких усилий, только оправдание в глазах Императора, так как резкая смерть лучшего следователя и помощника Империи, была слишком уж странной и резкой. Сейчас невозможно будет ничего скрыть, все следят за всем с огромной лупой и любое военное или личное преступление будет доказано.
Переступая через небольшую ступень, Вейдер проходит мимо кабинета голосети, в которой люди наблюдают за событиями в галактике и передают всё приспешникам Сидиуса, в том числе и Вейдеру. Но в тот момент когда его работу прерывали бестолковые сведения этих придурков, он явно намекнул им на то, чтобы больше этого мусора он не слышал.
— Мы ведём вас по полю справедливости и гармонии! — прозвучало за полуоткрытой дверью.
Эта фраза звучит смешно. И пафосно. Вейдер отвернулся, с усмешкой продолжив свой путь.
***
Время от времени замок подрагивал, словно сама земля содрогалась от воспоминаний и тяжко вздыхала, не желая поверить в случившееся. Рассветные лучи, прорываясь сквозь трещины в стенах, выхватывали клубившуюся ещё в воздухе пыль. Выжженные полосы пятнали стены, полы, потолки. На дорогих красках и позолоте когда-то ярких фресок виднелись широкие чёрные мазки, запах подожженной плоти покрывал тела рыцарей, так и не сумевших справиться с гневом ситха.
— Мне так жаль… — воздух за её спиной зарябил, задрожал и уплотнялся в человеческую фигуру. Возникший словно бы ниоткуда мужчина стал осматриваться по сторонам, неприязненно кривя губы.
Он был облачён во всё белое, за исключением чёрного кружевного воротника и отворотов высоких, до бедра, сапог, отделанных серебром.
— Это последние, — произнёс мужчина.
— Я не оставлю это, не смогу, — прошептала королева, сгибаясь над застывшим парнем, его черты были так светлы и благородны, что женщина, не содержавшись, зажмурилась.
— Я советую вам оставить всю боль и жить дальше. Вы пытались доказать Империи нашу силу, но пока у нас не будет верных союзников…
— Простите, но я не хотела показывать силу, я лишь хотела искоренить нападки людей Палпатина на мою планету. Сила здесь не причём.
Пала мёртвая тишина, тишина, которой мужчина позволил обрести ещё большее напряжение, и заговорил лишь потом.
— Дети остаются здесь?
— Пока, да, — заявила Королева, а потом с выдохом произнесла. — Но с этим разберёмся позже. Эпохи приходят и уходят, оставляя наследие воспоминаний, которые становятся легендой, а после выцветают и превращаются в мифы. И эта история останется в наших сердцах, мы должны помнить и с гордостью почтить память погибших.
***
Выйдя на свежий воздух на планете Зеффо, оккупированной Империей, Падме почуяла слабый запах, который заставил затрепетать ноздри, но девушка не связала его с сыростью и затхлостью. Она едва ли могла осознать этот запах и этот образ; она изо всех сил старалась держать свой разум пустым, но другой человек, с которым девушка находилась на площадке всё вторгался и вторгался в эту пустоту. Площадка, окружённая высоким — по грудь — парапетом, была шириной в несколько десятков сантиметров. Достаточно просторной, чтобы не чувствовать никакой стеснительности.
Её густые каштановые волосы развевались на ветру, карие глаза смотрели вдаль. Облегающее чёрное платье прятало грудь и подчёркивало изгибы тела. Юбка, туго стянутая на талии, ниспадала до колен. Падме решила отказаться от чёрных облегающих штанов и высоких сапог. Она выглядела также прекрасно, как произведение искусства, которым восхищались и ценили, пока не приближаясь и притрагиваясь.
Арманд время от времени поглядывал на неё с восхищённым блеском в глазах. Не с вожделением, скорее с юношеской влюблённостью. Он понимал, что чувства к «предательнице» и как многие считают заключённой, не совсем подходили к его личности. Его дочь, которая росла без отцовского внимания месяцы, так не хватало простой материнской любви, которую отняли у неё ещё в два года. Падме Амидала была изумительной женщиной, тонкой, умной и сконцентрированной…
В то время как сама Падме позволила себе лишь помыслить о знаках, которыми жонглировала в её сознании предстоящая катастрофа. Вот смертоубийство добралось и до этой планеты. Хотя и во времена Войн Клонов на орбите Зеффо состоялось сражение между силами Конфедерации независимых систем и Республики. Но сейчас она смотрела на бывшие дома людей с предельной горечью. Войну как таковую нельзя, быть может, расценивать в качестве особого знака — все всегда воюют, — но, как правило, сейчас, происходит более ужасное чем Война.
— Вы, наверное, устали следить за мной, — потянула Падме, чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Не устал, — коротко ответил голос искаженной маской.
Девушка обернулась, её взгляд встретили его глаза. Пламенные глаза. Глаза более мёртвые чем смерть.
Он тяжело сделал шаг, Падме вздрогнула, облокачиваясь, спохватившись в последний момент. Похолодела она вовсе не от того, что он приблизился. В её голове вспыхнули старый и ярый взгляд человека, который смотрел на неё точно также.
— Не смей говорить мне про Оби Вана…
— ТЫ ЛЖЁШЬ!
— Ты…привезла его сюда…
— Чтобы он убил меня!
Медленно с усилием она загнала паническое чувство в самую дальнюю часть сознания, сжав крепко держа его, хотя оно и вопило во весь голос, стремясь вырваться.
Каждый день, каждую минуту, эти вспышки в её памяти хотели вылезти. Падме так старательно хотела забыть, так хотела от них избавиться загоняя в клетку. Леденящий страх захватил ее снова, как тогда.
— Мне нужно… — выдохнула Падме, ощущая как ноги вот вот откажутся держать её. — Не подходите ко мне прошу, — взмолилась она, разглядев через плотный туман подходящего к ней Вейдера.
— Падме!
Это было последнее, что она услышала перед тем, как погрузиться во тьму.
