Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы.

— Вы забываетесь, директор… — прошипел Вейдер. — Несколько дней назад вы сами хотели убить её, что же изменилось? , — он поддался вперёд склонил голову в молчаливом ожидании, а потом ухмылка, совмещающая в себе насмешку и ярость, будто трофей, возглавила его лицо, — Можете не отвечать, я догадываюсь. Арманд увидел, как напрягся лоб Вейдера, как сверкнул едва сдерживаемый гнев в глазах под толстым чёрным капюшоном. Арманд подумал о тех бедах, что он пережил, тёмных, порой слишком жестоких делах, которые он совершил, изменения которые он претерпел, о триумфах, и о разрушениях, что оставил он после себя. Было ли это важно? Помимо горстки оставшихся в живых тому свидетелей и многих жертв на его пути, единственный, кто знал эту судьбу, был сам Арманд. Он пристально посмотрел на Вейдера. — Мы оба не хотим её смерти, не так ли? Это чудовище в маске, упрямо что-то скрывало, и скрывало нечто важное, слишком важное. Что произошло с ним? Почему в нём столько тьмы? Айсард сам иногда задавался такими вопросами насчёт своей судьбы, но участь Вейдера, начала его поистине интересовать. В этой тьме таилось нечто, заставлявшее подниматься волосы на его затылке. — Вы правы, Арманд, я не хочу её смерти, пока что. Вейдер внезапно замолчал, Айсард увидел потемневшее лицо ситха: в глубокой тени сурово блеснули глаза, брови сошлись — он боролся с приступом гнева. Он стиснул кулаки, и директору на мгновение показалось, что стальные ладони вот вот сомкнуться на его шее. — Убирайтесь, — проскрежетал ситх, едва сдерживая ярость. Арманд поклонился и вышел из кабинета, и когда двери за ним захлопнулись, его губы тронула улыбка, едкая и насмешливая. *** Жужжание самого ближнего аппарата, будто продалбливало новую дыру в ухе. Падме не могла думать, это было запрещено, если бы не её актерские данные, то её голова давным давно висела бы в кабинете Вейдера, а вместе с ней и головы детей. Жуткая картина, снова страшные мысли стучатся в голову. Впереди ещё много дней неспокойного пребывания на корабле, и Падме легко справиться с трудностями и всё вернётся на круги своя. Когда-нибудь у неё будет маленький уютный дом на краю небольшого водопада в Озёрном крае. У неё вырастут храбрые дети с сияющими глазами. Они с Энакином будут вместе радоваться. Девушка вздрогнула, вздохнула и заставила свои мечты вернуться в яркую и красочную картину, которую ей нравилось держать в голове. Да. Тёплый дом, любящая семья, удавшаяся жизнь… Она привычно оглянулась, и на этот раз улыбка на её лице была настоящей. Падме сделала вид, что даже не заметила синяков и капельниц на руке и ноге. Всё будет хорошо. Просто должно быть так. Падме заметила движение уголком глаза. Бледные силуэты метались за матовой стеной. Повернув голову она увидела три тени, скользящие к двери. Снова медсестры выдавливая всю свою любезность будут допрашивать Падме о её состоянии. Она сделал два вздоха, закрыла глаза и снова открыла их. В проходе показался Арманд Айсард, в пиджаке кипенно- белого цвета, с безукоризненной посадкой. Высокие плечи, жесткая конструкция и точная подгонка. Он явно знал, как производить впечатление. Падме поняла, что предстаёт словно перед судом, и её слова могут погубить или сохранить ей жизнь. — Как вы себя чувствуете? — спросил Арманд. — Уже лучше, спасибо, — онемевшие ноги заныли, когда она поднялась с кровати, но боли было меньше. — Ваше состояние улучшилось и вы можете перейти в отдельную каюту для гостей. — Я хочу быть удостоверена в том, что моя безопасность и вправду входит в ваши обязанности, — произнесла Падме, не отводя глаз от Арманда. — Вы видите опасность лишь во мне? — Амидала откинулась назад; Айсард заметил, что она заново оценивает его. Она внешне приняла расслабленную, удобную для размышления позу, убрала руки в рукава платья. Наверняка обдумывает хороший и тонкий ответ. Незаметно для самого себя, Арманд отметил, что её волосы были темно-каштановые с коричневым отливом, а не совершенно чёрные, как ему казалось раньше. Мягкий овал лица и полные губы Падме, живые и проницательные глаза над аккуратным носиком, превращали её в очень красивую девушку, уютную, точнее можно было сказать. — Я лишь хочу, чтобы меня отпустили, поскольку клетка, хоть и золотая, для меня не может быть безопасной. — Я заверяю вас в том, что не причиню вам вреда, поскольку вы считаетесь Имперским Сенатором. — Вот как. — Вы можете остаться здесь, если хотите, — Арманд отнёсся к услышанному слегка равнодушно, но нельзя сказать, что грустная улыбка Амидалы, не подвесила его состояние. Он похоронил Амидалу, бледную и невесомую, пустую. С трудом восстанавливая из клочков выцветших воспоминаний красоту её лица, а теперь она сидит напротив, окружённая врагами. Арманд не хотел, чтобы она видела в нём противника. — Я настаиваю на том, чтобы вы сменили апартаменты, — он на миг замолчал, подходя всё ближе, а Амидала приковала сосредоточенный взгляд к его глазам. — Так уж и быть, — согласилась Падме, и в груди директора что-то зашевелилось. *** Асока старалась что-нибудь придумать. Наконец-то она решила, что самое лучшее — это идти за Оби Ваном и тактично его предупреждать о разных опасностях. Спорить же с магистром теперь не имело смысла, тот заупрямиться ещё больше. Планета Кайдайн была поистине красивой, но в тоже время и опасной. Народ, отказавшись от большинства современных технологий, предпочитал жить по старому, чтить свои традиции и обычаи. Поэтому, когда они натыкались на людей, то они с опаской принимали двух джедаев, иногда даже доставали оружие в виде металлических палок. Ближе к вечеру они вышли на берег реки, и пошли вдоль неё к тому месту, где дальний берег резко выдавался вперёд и поток сужался. Здесь джедаи остановились глядя на лес на той стороне. Солнце уже опустилось за деревья — остался лишь тусклый красноватый отблеск. Ещё пара минут, и станет совсем темно. Асока предложила поспать хотя бы несколько часов, чтобы восстановить силы, и продолжить путь ночью, когда их никто не увидит. Они нашли маленькую полянку, надёжно укрытую в зарослях огромных вязов, скинули мешки и тут же заснули, измотанные длинной дорогой. Около полуночи Асока разбудила Кеноби. — Оби Ван, — заговорила Асока, — я не хочу показаться нудной, но ты в самом деле выбрал правильный путь? Я имею в виду, что, даже если Бейл Органа и захочет помочь, мы ведь можем заблудиться в болотах или ещё хуже. Оби Ван медленно кивнул и пожал плечами. — Да. Здесь меньше укрытий и планета не знакома. А ты думаешь, что лучше всё обходить? — Нет, — с убитым видом ответила Асока, — Но помнишь, что говорил Киор? Он сказал, что нам надо быть осторожными и не доверять кому попало. — Вообще никому не доверять, — продолжил за тогруту Оби Ван, — я знаю Асока, сейчас настало тёмное время, но если никому не верить, то как мы тогда победим? — Нам непременно придётся сражаться с империей, а для этого нужно добро и люди, это я знаю, — многозначительно произнесла Асока. — Но каковы наши шансы против Императора? Или скажем, против его мощи? — Ты слишком мрачна, — заметил Кеноби, доставая флягу с водой. — Я просто думаю о тех днях, когда всё было хорошо. Когда джедаи помогали людям, когда народ ждал нас и верил в наши силы, когда я и остальные падаваны сбегали с лекций, устраивая шуточные бои. Когда Энакин был моим учителем… — голос утих, Асока плотнее прислонилась спиной к прохладному стволу и поджала ноги, положив подбородок на колени. — Мне жаль Асока, — осторожно произнёс Оби Ван, — я думаю об этих днях также часто как и ты. И скучаю по нему, сильно. — Помнишь, тот день, на Кристофсисе, когда Йода назначил меня падаваном Энакина, — задумчиво проговорила Асока, провожая взглядом падающую звезду. — он так сначала сопротивлялся, а потом сказал, что я точно буду его учеником. — Да, Энакин тогда был более чем удивлён, ссылаясь на твой маленький возраст и бунтарство, — улыбнулся Кеноби. — Вы кстати, Оби Ван, всегда отчитывали нас, будто мы были вашими учениками, — Асока блеснула глазами лучащимися от смеха. — А ведь на самом деле, — вздохнул Кеноби, разом растеряв весёлость.- Энакин всегда был моим учеником, словно младший брат, за которым я в ответе. — Как и я для него, — на короткий миг тень накрыла лицо Асоки. Оби Ван всегда защищал и оправдывал Энакина — он искренне привязался к этому бесшабашному авантюристу. И теперь, он идёт спасать его детей, которые имеют большое значение для галактики, и не только для галактики, а для него самого. *** Покои были в два раза больше тех, в которых Амидала лечилась. Большая кровать с мягким матрасом, обшитая дорогой тканью была показателем изысканности. Гардеробная, собственная ванная и туалет были может мелочью в глазах других людей, но для Падме, помыться сейчас в ванне, было верхом удовольствия. Арманд стоял возле двери наблюдая за Амидалой, которая с выпрямленной спиной и гордо поднятой головой обходила комнату. Ему неловко, но в тоже время и приятно было находится рядом с ней. — Вам нравится? , — спросил тихо Арманд, будто не хотел испортить таинственную обстановку. — Да, неплохо, правда кровать слишком вычурная, — усмехнулась Падме проводя рукой по металической полке. — Я доложу об этом дизайнеру. Падме в ответ тихо хихикнула, обводя взглядом директора. — Отдыхайте, Падме, — кивнул в знак прощания Айсард и хотел было уже выйти в коридор, как сзади послышался голос девушки. — Спасибо, если вы и вправду хотели помочь мне. *** Холодная темнота поглотила частичку Разрушителя, где тлело его одиночество, мучили воспоминания, и рвалось сердце. Сколько лет нужно прожить, чтобы память перестала тяготить больную душу? Чтобы образы прошлого стали не более чем призраками, тающими вместе со звёздами? Ночь никогда не приносила ему отдыха, хоть в космосе не было такого понятия как «ночь», но на разрушителе время текло точно также, как и на Корусанте, а потому все фонари постепенно угасали, давая всем понять, что наступила та самая ночь. И он ненавидел это время, поскольку она напоминала о днях, окрашенных в чёрный и красный, пропитанных кровью и слезами, наполненных криками и стонами. Но сейчас в его жизнь вернулась она. И всё-таки Вейдер не верил. Смотрел, вспоминал — и не мог поверить, что его любимая жена, которая умерла, растаяла в лучах Мустафара, казалось, навсегда, теперь лежит на кровати в другом конце коридора. Она выжигала его изнутри. Рана оставленная ею, ещё тошнотворно нудела, но он не злился, наоборот понимал, что заслуживает тысячу таких ран от своей жены. Это всё ещё казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой; может поэтому рассудок отказывался принимать её воскрешение из мёртвых как факт, упрямо заставляя думать о тех ужасных вещах, которые он совершал с ней. Сама мысль о том, что она здесь и он замучал свою Падме почти до смерти, казалась дикой, невозможной. Как у него рука могла подняться, почему он не почувствовал, что это была она? Вейдер остановился возле иллюминатора и вдохнул полной грудью воздух. Так хотелось, чтобы этот воздух принёс хоть каплю покоя! Но покоя не было. Было сердце, против воли колотящееся так быстро, до боли в ушах. Прошёл час, когда Вейдер проходил вдоль коридора, источая холод и величие. Он стремительно прошёл к камере, где лежала Падме, не глядя по сторонам. По спине прошёл холодок, когда он шагнул в комнату, но к его удивлению, там уже никого не было. Он вертел головой, в поисках хоть какого-то намёка на то, что она и вправду была тут. В голову пришла мысль, что всё увиденное было иллюзией, миражом, и на самом деле, Падме сейчас в склепе, а всё произошедшее, плод его больного разума. Вейдер вызвал Штурмовика, который доложил ему о том, что Арманд Айсард перевёл Падме Амидалу в покои для гостей. В груди всё заледенело и могло лопнуть, треснуть, как хрупкое стекло, при особом глубоком, неосторожном вдохе. И сам Вейдер стал похожим на бледную статую, в глазах которой назревало что-то очень страшное.

«Он всё-таки хочет забрать её.»

Стремительные, тяжёлые шаги, эхом отталкивались от стен. Он шёл с таким яростным напором, что казалось, весь корабль начинает дрожать от его мощи…