Мало тебя

      Он как дурак уже в третий раз смотрел кружочек с тем, как она описывает свой съёмочный день. Как она забавно жестикулирует в своей экспрессивной манере и падает лицом на руку. Её немного уставшая улыбка. Он рад, что спустя неделю ей удалось войти в ритм, и девушка перестала себя загонять до поздней ночи. Если верить её словам, хорошо питалась. Съёмки были сложные, но недавно она писала, что ей хоть и не близка героиня, интересно её понять, узнать, прочувствовать.       Было так странно читать её сообщения и не видеть вживую.       Всё так резко завернулось с Минском, что парень не знал, что чувствовал по этому поводу. Вероятно, всё и сразу. После Владимира они виделись один раз, когда она приехала на пару часов к нему с Алексеем Юрьевичем посидеть на дорожку и попрощаться почти на месяц. Андрей весь день сидел, как на иголках, не понимал, почему не мог отойти от неё, почему не сводил глаз, следил за каждым движением. Точно запоминал.       Между ними всё ещё стоял тот вечер в караоке, её голос и обречённый взгляд. Он мог решиться и поговорить с ней об этом, но в тот момент, когда почти был готов… останавливал себя. Было слишком много мыслей и новых эмоций, нового ощущения её рядом, что пока он сам для себя не мог это объяснить. Не мог объяснить, как раньше не замечал в ушах стука сердца от её обворожительных ямочек на щеках.       Никогда не отдавал отчёта в необъяснимом желании обнять каждый раз, когда чувства переполняли их, будь то концерт, их новая победа или просто душевные разговоры.       И теперь его лавиной накрывало раз за разом, это растекалось по венам и доходило до самых чертогов души.       А она была у них одна на двоих.       Это он точно осознал в тот момент, когда Саша, высвободившись из его рук, села в машину и умчала из Усово. Всё, что у него осталось, это её мягкие губы на его щеке и тихое «я буду скучать, Андрюш» на прощание. С того момента часть его сердца вместе с ней поселилась в Минске.       Он уже скучал, чертовски скучал.       Прошла неделя, работа шла своим чередом, и он честно старался не думать о плохом. Иногда получалось, иногда забывался в поздних репетициях авторских песен в Усово, засиживался до двух часов ночи, пока Алексей Юрьевич буквально не сажал его в такси домой отдыхать. Но иногда совсем не получалось.       Её не хватало буквально везде. На репетициях, в зале, за их обеденным столом, у гарнитуры, за тренировкой перед зеркалом, за походами в магазином за дешёвой газировкой.       Сейчас, допивая остатки холодного чая, он смотрел на нетронутую, в последний раз помытую ей же кружку на металической полке.       Так одиноко ему давно уже не было.       Несколько дней шли напряжённые съёмки, и она почти не выходила на связь. В такие дни было особенно тяжело. Спасала музыка. Их музыка. Её лучезарная улыбка на портрете. Его любимая фотография.       В период её отъездов он пел именно ей. Всегда ей.       Рысю кормила соседка, но и у него был запасной ключ на случай чего, и Андрей сам не заметил, как взял за привычку иногда приезжать в её квартиру. Там он вспоминал их зимние вечера под малиновый чай и сладкие конфеты. И сейчас, допив чай и закончив с обсуждением концертной программы, мужчина направился туда. Звуки фортепиано успокаивали.       Он любил играть ей «баловство», как она называла его переливы «Антошки»: девушка сдерживала смех, подпевая, но потом заливисто смеялась. Тогда всё было легко и просто.       Тогда они стали лучшими друзьями, а его сердце совершило самый опасный и отчаянный шаг — влюбилось.       И он не осознавал этого до её первых слёз, до её болью пропитанных строк. Он был так слеп, он был глупцом, позволившим самому близкому человеку переживать это одной.       За окном смеркалось, свет он так и не включил; Андрей пил уже третью чашку чая за день, и всё вспоминал их первый разговор о чувствах в студии после майских. Тогда он ещё не понимал… что происходило. Тогда он пошёл на поводу у Кати, блокируя всё, думая, что так нужно. Что это дружба. Что не должно быть близко.       Но это было их. Это всё, что их создавало, их собственный мирок, где были она и он — ты и я — их Вселенная, где из граммофонов играла музыка, написанная их шутками, смехом, долгими вечерами в её старой квартире.       Он шёл по пути разрушения, и сейчас не знал поздно ли что-то менять. Она стала грустной.       Её не было рядом.       Не в силах больше находиться в месте, где всё напоминала о ней, о них, он уехал домой к другу Диме. Он как раз позвал его поиграть в приставку, они не виделись довольно давно, хоть и списывались.       А другу было, что нового ему рассказать: он сделал предложение девушке, с которой был вместе с одиннадцатого класса.       — Напомнишь, как с Витой познакомились? — поинтересовался Андрей.       Как-то в том году он приходил к ним смотреть ремонт, девушка показалась очень милой и приветливой. Как оказалось была начинающей художницей и, по иронии судьбы, была почти точной копией своего молодого человека.       Этот факт почему-то показался ему особенно интересным.       Дима отложил приставку и растянулся в улыбке, задумчиво глядя на их совместную фотографию с выпускного.       — Ой, эта засранка пришла к нам в класс в девятом. Знаешь, такая дерзкая, носила модные тогда белые волосы и заплетала их в косички. Мне показалась тогда очень странной, всегда спорила с учителями и на все мои вопросы о себе отвечала крайне литературным языком, — парень закатил глаза, посмеиваясь вместе с другом. — Раздражала она меня в общем. Но тут в конце одиннадцатого класса на репетиции выпускного нас поставили парой. Меня и Виталину Лебедеву, которые не могли и дня прожить без споров. Представляешь? Я думал сойду с ума, но как-то после уроков остался репетировать песню, долго подбирал нужные аккорды, а всё никак не ложилась на слух мелодия. А Виталинка моя сидит в конце зала, в таком широком чёрном худи и с непонятной ерундой, типа пучка на голове. И всё рисует что-то и рисует. На меня смотрела. А я на неё. И так создалась моя первая композиция, о девочке-солнце с красивыми косами. Хочу её на нашей свадьбе исполнить, — мягкая улыбка расцвела на лице парня, и Андрей узнал в ней свою.       Узнал, потому что его девочка-солнце вызывала у него такую же.       — И с тех пор вы вместе? — спросил Андрей, сердце которого вдруг особенно защемило: он увидел, как на телефон пришло уведомление из их группы Нестркэш.       Дима кивнул.       — Ни на день не расставались, мне кажется. Она мой лучший друг, хотя и иногда мы готовы убить друг друга.       — За твои подъёмы каждый день в пять утра, я бы тоже тебя убил.       — Смешно, но смотри, вот узнаешь, в один день и она соберётся со мной на пробежку с петухами, и дети наши станут олимпийскими чемпионами по бегу! — гордо выставил палец вверх «чемпион» под смех друга.       Андрей знал, что ради друг друга они готовы на многое, был рад за то, что Дима точно знал, какой дорогой они с Виталиной пойдут.       Как бы и он хотел сейчас взять её за руку, гитара наперевес и рвануть далеко-далеко.       Только бы остались ты и я. Мне с тобою большего не надо.       Тоска по её тёплым ладошкам, которые она смыкала на его шее, по её улыбающимся глазам и бешеному нраву — она стала почти невыносимой. А после прочитанного сообщения Андрей не знал, что сказать.       Девушка посвятила ему стихотворение. Сашка. Его такая талантливая… чёрт, не его. Он не знал какие слова подобрать, снова и снова вчитываясь в строки. Про то, как ей было грустно одной. Как сложно было без поддержки. Без их объятий.       Он сжал челюсти, боясь дать эмоциям полноценный выход, опёрся локтями о колени. Борясь с собой. Возможно, с этим не нужно было бороться.       — Эй, Андрюх, ты чего такой поникший? Что там? — положил ему на плечо руку Дима, и Андрей не стал оправдываться, говорить, что всё в порядке.       Он дурак.       Как в порядке, если…       — … я так скучаю по ней, — тихо произнёс он сквозь ноющую боль где-то под сердцем. — Блин, я не могу без неё, Дим. Не могу. Я каждый день думаю о ней, каждый день вспоминаю всё это. И, твою мать, как я раньше это не понял? Как? Она же была рядом. И вот, сейчас я физически ощущаю, как же хреново. Как без неё… хреново.       В комнате тишина, только звуки игры из телевизора и уведомлений на телефоне.       — Это ведь не о Кате, да?       — Нет, — покачал головой. — Нет.       Конечно нет. Кати уже давно не было в его сердце, как же невнимателен он был все эти месяцы.       Дима уверенно сжал плечо друга, улыбаясь.       — Тогда борись за неё. Борись за ту, которая забирает тебя допоздна каждый день на репетиции. Которая… блин, ни разу не видел, что бы ты так часто улыбался. Да, я слежу за вашими выступлениями и даже подписан на канал, не смотри на меня так. Которой, ты пишешь песни. И смотри, — дал наказ друг, — чтобы уже в конце лета я со своим сиамским близнецом и ты со своим поехали вместе отдыхать в Сочи. Слово пацана?       Андрей усмехнулся, пожимая руку друга.       — Слово пацана.       Да, он будет бороться.

***

      Утро было нелёгким, но уже в двенадцать часов он остался один в квартире. Катя не стала спрашивать подробностей, молча собрала вещи и даже на прощание похлопала по плечу. Оказалось, ей всё было понятно ещё во Владимире, и она ждала, когда подойдёт конец.       На удивление, расставание не ощутилось тяжёлым бременем. Он никогда ещё не чувствовал такой лёгкости. Это был первый шаг. Возможно второй, потому что ночью он не мог не написать Саше ответное стихотворение. Это было признанием. Он надеялся, что она прочувствовала его так же ярко, как прочувствовал он.       В электричке он отчего-то нашёл свой старый рок-сборник, который любил ещё будучи школьником. Настукивая носком кроссовка мотив, он точно знал, чем займётся в ближайшие дни. Вдохновение дарили его чувства, последняя встреча с другом и одни хитрые карие глазки, поглядывающие на него снизу. То и дело он улыбался себе под нос, вызывая у одних пассажиров недоумённо приподнятые брови, у других — понимающие улыбки.       Well, I’m terrified over these walls       Да меня пугают эти четыре стены …       These iron bars can’t hold my soul in       Этим тюремным решёткам не удержать души моей       All I need is you       Ты — всё, что мне нужно       Come please, I’m callin’       Пожалуйста, приди… взываю…       And oh I scream for you       И, о, я кричу тебе,       Hurry I’m fallin’, I’m fallin’!       Поспеши, я срываюсь, я срываюсь!*       — Снова не спишь, Нестеренко? — посмотрел Алексей Юрьевич на переносящего треки на компьютер ученика, намекая на время.       Андрей только помотал головой, показывая на гитару.       — Творю.       — Отчаянный, — понимающе хмыкнул Алексей Юрьевич, оставляя парня наедине с его музыкой и идеями. И он знал — сейчас рядом с ним была Саша Каштанова. Невидимыми нитями этих двух ребят соединила судьба, наплевав на расстояние и время.       К пяти утра запели птицы, а он держал в руках флешку с таким забавным брелком: два кота, положивших головы друг на друга. Он нашёл его случайно, когда заходил в магазин за новыми наушниками.       Скоро встретимся, моя девочка-солнце.