Запах Земли

      Питер вновь слонялся между рядами на выставке. Люди то и дело собирали какие-нибудь запчасти, прикручивали болты, балки, бормотали на испанском. Он чувствовал себя странно. Ему не было плохо, его больше не крутило и не мутило. Нет, просто ощущения были странными. Будто внутри него что-то менялось, что-то преобразовывалось.       Он заметил женщину в окружении парочки детей непосед. Она то и дело передавала мужчине инструменты, не орала на бегающих детей, не ругалась, а вела себя так, будто и вовсе не замечала ничего. Питер тихо нахмурился в ответ и замотал головой. Нет, он не должен был поддаваться слабости и не должен был вот так просто идти на поводу у глупых иллюзий.       Перед глазами же назойливо всплывала картинка о том, как лихорадочно блестели у Тони глаза при одном только упоминании о спиногрызах. Парень потер пальцами резко сжавшиеся горло. Если Тони когда-нибудь узнает, то не сможет ему простить этой выходки. Как бы он хотел рассказать ему всё начистоту, так, как оно есть. Как бы он хотел быть с ним честным. Парень посмотрел на свой телефон и судорожно вздохнул. Из Тони получился бы прекрасный отец, самый замечательный, самый заботливый, самый внимательный. Питер почти невольно улыбнулся этой мысли и мягко погладил пальцами солнечное сплетение, а затем, вновь вырвав себя из мук раздумий, двинулся вперед по улице, по указанному адресу подпольной клиники.       Не то чтобы он ожидал увидеть фешенебельный дом, но и такую развалюху тоже никак не ожидал повстречать. Большая часть дома была разрушена, где-то отсутствовала крыша. Питер приподнял бровь и постучался в зеленую облезлую дверь. Раздался скрип, гудение, и вот на пороге появилась старуха в грязном переднике и с сигарой в зубах. Парень нервно хохотнул и проговорил:       — Hola, es su nombre señora Francesca? (Здравствуйте, вас зовут Мадам Франческа?)       — Si (Да), — она приподняла бровь, — Y quien eres tu? No pareces un coleccionista. (А ты кто? На коллектора ты не похож.)       — No, no, no soy coleccionista. Yo sobre la operación (Нет, нет, я не коллектор. Я по поводу операции), — он занервничал еще больше.       — Tienes veinte? (Двадцать есть?)       — Тengo veintitrés (Двадцать три), — буркнул он в ответ.       — Bueno, vamos. (Ну, проходи)       Старуха осмотрелась по сторонам с каким-то подозрением и приоткрыла дверь чуть шире. Питер и сам огляделся, только не снаружи, а внутри помещения. Выглядело всё, мягко скажем, не лучшим образом. Обшарпанные стены, грязный пол, какие-то тазики, запах здесь стоял такой же, как в грязном туалете.       Парень отмахнулся от вони сигары и сделал еще пару шагов вглубь. А вдруг он подхватит какую-нибудь дрянь тут? Теперь его тело было чувствительным и так просто какой-нибудь стрептококк уже не снесет. Хотя стрептококк это в лучшем случае. Питер передернул плечами. Тони пристрелит его, если Питер неожиданно заболеет от собственной же дурости. Он двинулся обратно к двери и проговорил:       — Tal vez cambié de opinión (Я передумал).       — No devolveré el dinero (Деньги не верну).       — Да оно того не стоит, — пробормотал он, быстро скрывшись за дверью.       Нет, это должно было происходить в стерильных и безопасных условиях, если он, конечно, хотел продолжить жить, а он хотел. Чертов экстремис вернул его в первоначальное состояние, вырастил всё, что он утратил, а его собственная сыворотка сбалансировала его и сделала здоровым во всех смыслах. Парень вновь погладил пальцами солнечное сплетение, а затем нерешительно опустил руку на живот и хрипло выдохнул. А что если…       Он открыл на карте другую точку и двинулся вперед, на сей раз пришлось использовать услуги такси, но до нормальной клиники парень добрался с комфортом, и тут в здании были и потолок, и нормальные окна. В конце концов ведь только аборты были запрещены, а вот рожать хоть пачками можно.       Питер скривился от такой несправедливости и зашел в хорошо охлаждённое помещение, кондиционер работал как надо. Он записался на стойке ресепшена на самый ближайший сеанс и стал лениво дожидаться своей очереди в этой платной клинике. Все-таки стоило проконсультироваться со специалистом, может быть, кто-то из врачей знал, где аборты делают в качественных условиях. Приятная женщина приоткрыла дверь и поманила его рукой, Питер прошел вперед и тихо проговорил:       — Estoy embarazada y necesito consejo (Я забеременел и мне нужна консультация).       — Можете говорить по-английски, — отозвалась она. — И для начала следовало бы сказать «Здравствуйте».       — Ох, простите. Вы хорошо говорите.       — Вы тоже. Располагайтесь. Откуда знаете испанский?       — Учил. Слушайте, я бы хотел узнать, где тут есть клиника или клиники, где смогут сделать аборт. Желательно в чистых и стерильных условиях.       Ее улыбка плавно растворилась, но профессионализм не позволял дать волю эмоциям в полной мере. Она вновь показала на кресло и проговорила:       — Знаете свой срок?       — Нет.       — В таком случае давайте сначала узнаем?       — Хм… ладно.       Он все-таки устроился в кресле, но как-то неохотно, поднял майку и стал лениво наблюдать за чужими действиями. Женщина устроилась рядом, пододвинулась на стуле, и вот началась обычная противная канитель с натиранием холодной жижи по пузу, попыткам увидеть эмбрион и тому подобное. Питер не особо интересовался происходящим, правда до того момента, пока не услышал ухающий стук.       — Что это?       — Сердце, — отозвалась она, глядя в экран.       — Мое?       — Нет, разумеется. Разве ваше сердце может биться, как у маленькой птички?       Парень повернул голову и с интересом посмотрел на экран, в смесь белых и черных пятен, в мягкий силуэт. Он не мог до конца принять тот факт, что всё это происходило где-то глубоко внутри него.       — Одиннадцать недель, срок уже впритык. Если хотите провести операцию, то эта неделя последняя, дальше уже вряд ли кто-то возьмется.       — А вы знаете какую-нибудь клинику?       — Скажите, почему вы не хотите этого ребенка? У вас много половых партнеров, и вы не знаете, от кого ребенок?       — Зачем вы спрашиваете? — прищурился Питер.       — Мне нужно заполнить бланк.       — А… ну, нет. У меня один партнер. Постоянный.       — Он применяет к вам домашнее насилие? Может, психологическое?       — Не сказал бы.       — Вы бедствуете?       — Нет, у него куча денег.       — У вас нет постоянной работы?       — Есть.       Она подняла на него взгляд и, перестав, наконец, заполнять пустой лист без каких-либо пометок, проговорила:       — Тогда почему?       — Честно? Я не хочу, чтобы кто-то рождался в столь грязном мире. Я не хочу давать жизнь человеку, зная, что он или она будет страдать. Я не хочу делать своих детей несчастными.       — Поэтому вы готовы их лишить даже возможности попробовать пожить?       — Не говорите мне, что мир прекрасен, птички чудесно поют, бабочки красиво летают, а небо очень красивое и голубое, — рыкнул он, быстро вскочив с кресла, и протер живот парой салфеток. — Я несу ответственность за того, кто сейчас тусуется во мне. Он или она не просили их рожать, не просили давать жизнь. Это не игрушка, это живой человек, и я…       — И вы были бы прекрасным родителем для неё.       — Н-н-неё? — он коротко моргнул.       — По-моему опыту могу сказать, что когда омеги пахнут цветами, полями или чем-то, связанным с землей, то появляются девочки. Не знаю причину, но это факт. От вас очень приятно пахнет полями и землей. Полагаю, что землей пахнет она сама, кто-то очень сильно любит вас, раз у ребенка такой запах. Только очень желанные дети так сильно могут пахнуть.       Питер почувствовал сухой комок под горлом и дернулся к двери. Женщина вновь окликнула его:       — Возьмите запись, подумайте еще раз. Клиника есть в трех кварталах отсюда, там работает моя подруга. Дом двадцать три.       Он цапнул из чужих пальцев короткую флешку и вновь рванул к двери, расплатился на ресепшене, а затем двинулся вперед по улице, его уверенный злой шаг становился всё медленней по мере продвижения, и вот, когда он уже остановился напротив здания, его решимость начала таять.       Перед глазами настырно представлялся облик очень милой темноволосой девочки. Забавной и пахнущей мокрой землей. Тони пах как петрикор, он как полевые цветы, и не было совсем странным то, что она пахла как земля, собирая их очертания вместе, в едином аромате.       — Ну чего, хорошо тебе там, да? Тепло? Удобно. Ничего, в этом мире не так классно, но ты привыкнешь, — вздохнул он и упер руки в бока. — Твою же мать. Тони от счастья будет писаться как щеночек.       Короткая улыбка скользнула на губах и тут же исчезла. Ну уж нет, он не будет довольствоваться происходящим. Ни за что. Нет, нет, нет. Но он собирался заставить его все-таки обомлеть от того, что услышит.

***

      Выставка гремела, некогда полуразобранные конструкции уже стояли собранными, люди слонялись туда-сюда, а Старк был не иначе как звездой всего шоу. Ну разумеется, такая эпатажная шишка заявилась в Испанию со своими крутыми машинами и недорогими пончиками.       Питер лениво похлопал в первом ряду, будто сделал одолжение одним своим присутствием. Тони быстро заметил его среди других лиц и послал короткий воздушный поцелуй. Питер закатил глаза в ответ. Они не виделись пару дней, а он уже ему надоел. Парень задавил в себе улыбку. Ну ладно, он все-таки успел соскучиться. Немного. Чуть-чуть.       Тони в совершенстве провел открытие выставки на испанском, рассказал об основных моделях, в том числе и об аппарате Питера. Парень удивленно приподнял брови. Не то чтобы он ожидал, что Старк будет представлять его аппарат как самостоятельное изобретение паренька, а когда тот позвал его из толпы к себе на сцену, он быстро замотал головой, ЭмДжей и Нэд едва ли не силой вытолкали его вперед. И вот, представ перед огромной толпой, он растерялся так, будто был абсолютно голым. Свет слепил, звуки оглушали. Внезапно чья-то надежная рука сжала его торс, и мужчина, влюбленно глядя на него, проговорил:       — Aquí está, el inventor. Ahora, con la ayuda del aparato de Stacy, será posible devolver extremidades a personas, simular genes e incluso construir un esqueleto completo a partir de un par de células de ADN. (Вот он, изобретатель. Теперь с помощью аппарата Стейси можно будет возвращать людям их конечности, моделировать гены и даже выстраивать полноценный скелет из пары клеток ДНК)       Питер прищурился в свете софитов и тихо сглотнул, люди весело ревели, а Старк, накренившись чуть ближе, проговорил:       — Не бойся, они тебя не укусят. Расскажи им о принципах работы своего устройства, только без занудства.       — Тони… я…       — Я рядом, малыш. Это твой миг славы, бери его себе.       Тони пододвинул к нему микрофон одной рукой, а второй мягко погладил по спине, внушая безопасность, внушая, что совсем не имело значения, кто он такой, омега или нет. Он ни за что не дал бы его в обиду. Тони не собирался присваивать себе его заслуги, не хотел наживаться за счет Питера.       Парень вновь повернулся к толпе, и на секунду ему показалось, что он увидел пару знакомых лиц. Дядя Бэн всегда говорил, что большая сила — это большая ответственность. Не всегда сила в мускулах или возможности прыгать на десятки метров. Иногда она кроется в простом таланте собирать вместе пазлы мироздания, а иногда в том, как засовывать по кусочкам кораблик в узкое горлышко бутылки. Парень судорожно выдохнул, когда призраки его далекого прошлого тихо улыбнулись.       — No preparé un discurso (Я не готовил речь)       Дядя Бэн лишь хохотнул в ответ, равно как и собравшиеся люди. Комок в горле стал чуть слабее, когда Тони вновь погладил его по спине.       — La creación de la vida es un proceso complejo. Está formado por células, partículas e incluso átomos. La parte más difícil es crear vida. Se distingue por complejos plexos, estructuras y soluciones. La vida es como una red y el cuerpo humano también es como una red. Tenemos músculos, huesos, piel, carne. Hay especialmente mucha carne. Nunca me gustó el hecho de que por alguna razón la vida decide todo por mí, me dio una opción, pero solo imaginaria. Pensé, ¿y si lo hacemos para que las personas mismas puedan regular los errores de la naturaleza y el destino? Aunque sea en una escala muy limitada. ¿Qué pasaría si la ley del observador, de la que todos sufrimos en mayor o menor grado, pudiera finalmente ser derogada? Empujarlo y permitirte actuar más allá de lo que requiere la vida? ¿Has perdido tu brazo? Esto es culpa de la vida. Es culpa del conductor, es culpa de la granada. Bien. Ellos tienen la culpa y ya no tienes que aguantarlo. ¿Naciste con un conjunto omega de cromosomas y te sientes muy mal en este estado? Los cromosomas se pueden ajustar. Puedes convertirte en beta. No perfecto, pero mejor de lo que era. Esta será tu elección. (Создание жизни — сложный процесс. Она состоит из клеток, частиц, даже атомов. Её отличают сплетения, строения и решения. Жизнь похожа на паутину, и человеческое тело тоже похоже на паутину. В нас есть мышцы, кости, кожа, мясо. Мяса особенно много. Мне никогда не нравился тот факт, что жизнь почему-то всё решает за меня, она давала выбор, но лишь мнимый. Я думал: что, если сделать так, чтобы люди сами могли регулировать ошибки природы и судьбы? Пусть даже в очень ограниченных масштабах. Что, если закон наблюдателя, от которого мы все страдаем в той или иной степени, можно, наконец, отменить? Отодвинуть его назад и позволить себе действовать вне того, что требует жизнь? Вы лишились руки? Это жизнь виновата. Это водитель виноват, это граната виновата. Верно. Они виноваты, и вы больше не обязаны с этим мириться. Вы родились с набором хромосом омеги и чувствуете себя очень плохо в этом статусе? Хромосомы можно подкорректировать. Вы сможете стать бетой. Не идеально, но лучше, чем было. Это будет ваш выбор. Ваш выбор должен определять жизнь, а не жизнь должна определять ваш выбор)       Он мягко сожмурился в ответ, когда после долгой тишины прорезались первые аплодисменты, затем они начали становиться всё сильнее, и Питер перевел взгляд на Тони. Теплый и очень долгий. Парень снял с переносицы очки и поставил их на переносицу Тони.       Старк слегка нахмурился, но вот парень провел пальцами по душке очков, и раздался быстрый стук у самого уха. Этот стук даже было слышно в микрофоне, несмотря на рев. Он напоминал стук сердца. Мужчина вдруг почувствовал, как его собственное ухнуло куда-то в живот, а ноги грозились подкоситься.       — Это… это…       — Si, — усмехнулся паренек.       Он перехватил Питера за руку и быстрым шагом направился вместе с ним за сцену, предоставляя возможность одному из спонсоров взять слово. Тони остановился в темноте и прижал душки ближе к вискам. На его лице замерло такое блаженство, будто он попал в рай. Питер даже заметил, как увлажнились его глаза в полумраке. Зрелище было поистине незабываемым.       Ему уже пришла мысль в голову о том, чтобы оставить Тони наедине с его очками, настолько он был поглощен этим простым звуком. Когда же мужчина, наконец, обратил свой взгляд на него, то Питер готов был поклясться, что способен утонуть в том море любви, которые они источали. Голубые глаза блестели, как топазы.       Он не стал задавать странных вопросов о том, как это возможно и как это вообще получилось. Это ему было совсем не интересно. В конце концов о чудесах не спрашивают, их тихо забирают себе и очень надеются, что никто не заметит.       Мужчина толкнулся к нему на встречу, трепетно сжав в объятиях, и не менее трепетно прижался губами к губам напротив под ревущий вой толпы. Черт ее знает, чего это она ревела и свистела. Это все не очень важно.       — Ты мое самое большое достояние, а ты…       Он наклонился значительно ниже и прижался щекой к чужому животу, проговорив:       — Тебя я буду любить больше трех тысяч раз, больше даже сотни тысяч раз, больше собственной жизни. Слышишь?       Питер смущенно улыбнулся в ответ и пробормотал:       — Ты говоришь с моим животом.       — Неправда, я говорю с чудом. Молчи и не мешай нам. Ты моя радость, моё счастье.       — Тони… — отозвался вновь парень, постучав его по плечу. — Тони, мы стоим напротив камеры. Тони!       Старк лениво перевел взгляд на замершее черное окошко камеры, его переливчатая зеленая линза сузилась. Мужчина вновь выпрямился и протянул руку вперед.       — Ты подумал насчет моего предложения?       — Да, я подумал.       — И что ты скажешь?       — Что, прям вот перед камерой? А наедине никак нельзя?       — Нет, я хочу, чтобы это видели все. Пусть у меня будут свидетели.       Парень попытался отодвинуть назойливый объектив рукой, но достать его с такого расстояния так и не смог. Назойливая дрянь, стоявшая на штативе, наблюдала за ними с тихим упоением, и люди, похоже, тоже наблюдали с упоением, поскольку смотрели не на спонсора, долго разжевывающего им что-то, а на экран за его спиной.       — Ладно, ладно, я подумал. Я согласен. Давай закончим этот балаган и уйдем отсюда.       — Нет, давай кольцо.       Питер тихо зашипел в ответ и, зарывшись в карман пиджака, вытащил из недр коробочку, а затем вручил её Тони и протянул вперед руку.       — Надевай и пошли.       Похоже, Тони доставлял невероятное удовольствие тот факт, что Питер так торопился уйти и что сотни тысяч собравшихся испанцев наблюдали за ними с затаенным восторгом. Мужчина приоткрыл футляр и достал из недр золотое кольцо, а затем плавно опустился вниз. Парень проклял в этот момент всех богов, Тони, Испанию и испанцев.       — Ты выйдешь за меня?       — Ты идиот. Нас теперь по всем каналам показывать будут, во всех газетах напечатают!       — Я знаю. Я хочу этого. Хочу, чтобы все знали, весь мир, даже пингвины.       — Да пингвинам-то зачем знать?! — он всплеснул руками.       — Ты выйдешь за меня? — его глаза вновь лихорадочно заблестели.       — Да, я выйду.       Старк судорожно выдохнул в ответ, без лишней спешки надев кольцо на палец, и с обожанием прижался губами к чужим ладоням под умиленные вздохи. Ну все, вот теперь они точно будут во всех новостях. Репульсор на чужой руке истребил пристальный глаз камеры к всеобщему недовольству. Зато Тони теперь мог ни в чем себе не отказывать.       Он приподнялся с колен, покрывая поцелуями его живот, поднялся вверх по груди к шее и замер на губах, на сей раз обдав его терпкой страстью. Пока железная перчатка сжимала его за затылок, вторая тянула к себе ближе за торс. Питер был весь в его руках. Он был создан для этих самых рук и для этих губ. Он был создан специально для Тони по какому-то небесному чертежу, и какая удача, что Тони так идеально ему подошел. Мужчина проговорил между жаркими поцелуями:       — Теперь я буду баловать тебя с остервенением, и сопротивляться бессмысленно. Я крупнее и сильнее. До тех пор, пока ты не пресытишься всем, чего только можешь пожелать.       — Тони… гхм…       — Я буду давать тебе всё, чего у тебя не было, и всё, что у тебя забрали. Всё будет твоим, мой сладкий. Всё на свете. Всё будет у тебя и у него.       — У неё.       — У неё, — его глаза в который раз лихорадочно заблестели.       И Питеру казалось, что он видел в них отражение неба с его голубыми искрами, дождями, радугой и всеми чудесами. Тони будто обещал ему подарить всё заново, с чистого листа, самое лучшее, самое важное, самое ценное, и Питер хотел бы укрыться этим ощущением, как одеялом, закутаться в него и позволить хоть раз другому быть сильнее. Не потому что он омега, а потому что Питер действительно очень сильно его полюбил.       Сначала полюбил его жесткую натуру, затем полюбил его заботу, еще позже открыл для себя его неожиданно глубокую нежность и чувственность, интересные мысли, глупые мысли, его идеи, его молчание и даже то, как он улыбался. Питер всё это полюбил, спрятанный в сладком запахе петрикора, пока сам он пах полевыми цветами. Только вместе они создавали самый совершенный запах, источаемый самой жизнью. Вместе они пахли этой треклятой, грешной, совсем не идеальной, но все-таки землей.