Таинственные Записи

650 год, 36 число Феаинн. Никто не пришел. Хотя, я собственно никого и не ждал! Такой кошмар этой ночью приснился, Bloede dh'oine не пожелаешь! Привиделось, будто учитель мой благородный, на руках эту уродливую мутантку пронёс мимо открытой двери моей спальни. А та ему шею обвила руками и орала на языке проклятых dh'oine: — Шевелись, Кельпи! Потом хлопнула дверь в соседних покоях. Вскоре мутантка орать начала бессвязно. Явно от боли. А учитель вторил ей на благородном ellylon: — Получи грязный Крегеннан! Решил ко мне лезть? Моё трогать? Ну давай, попробуй меня теперь обыграть! Я тебя сам обыграю! Вот сейчас и начну! Негодяй круглоухий. На, получи! Получи! Все это шлепками и стонами сопровождалось, будто в соседней комнате не благородный Знающий был, а генерал Имерлих вечеринку устроил. В конце мутантка как закричит. Я аж с постели упал, копчик ушиб. Сидел на полу, тёр ушибленное место, и одно меня радовало — получила эта dh'oine по заслугам! Наказал её учитель! Приструнил дерзость её непомерную! Меня он тоже за мелкие шалости в детстве розгами наказывал. Правда, я так не орал, потому что благородство — суть моего происхождения! Уже подумал, что не сплю, как они вышли из комнаты. Учитель такой: — Иди, к себе Зираель. Никто не должен знать о том, что случилось. Особенно Ауберон. Она: — А что если одного раза не хватит? Учитель: — Определенно не хватит. Поэтому завтра дверь не запирай. Потом чмоканье какое-то услышал. Еле «фу» сдержал. Слышу dh'oine спрашивает: — Аваллак’х, я не поняла, что ты там кричал в порыве страсти? Учитель отвечает возвышенно: — Что ты прекрасна, как сама весна, Зираель! Твой приход, это прекрасная пора, которую я ждал больше двух сотен лет! И тогда я понял, что сон это страшный, а не реальность. Дождался пока они пройдут, забрался в кровать и постарался заснуть в кошмаре, чтобы проснуться в реальности и забыть всё поскорее. И вот я проснулся и, записав кошмар, постараюсь забыть о нём. Что-то не выходит забыть. Пожаловался, на ушибленный копчик Элтиену, тот пригласил к себе домой. Сказал, что мама его настойки всякие знает. Сидим, ждём, пока она травы подготовит, для компресса целебного. А этот придурок всё наставляет меня, что все мои проблемы от недостатка женской любви и ласки. И коль чаще бы я выплёскивал из себя избытки энергии, то и добрее бы был. Я не выдержал, намекнул ему, что уже не мальчик давно. Он издал «пфф» и выдал, что молодо-зелено. Я аж плюшкой подавился. С чего это он упомянул зелёный цвет и женскую ласку в одном разговоре со мной? Не может быть, чтобы он знал про тех зелёных женщин и то непотребство, что они со мной сотворили! А как я мог поступить иначе? Эти дуры собрались вокруг, достали кинжалы и поставили перед выбором: либо их клинки входят по очереди в меня, либо мой клинок входит по очереди в них. А я без оружия был, совсем. Ранен. Слаб. Разве мог я рисковать и поставить под удар сотни лет трудов учителя по выведению совершенного эльфа — меня?! Между прочим, мне совсем не понравилось то, чем они занимались на мне. Отстранился, лежал и терпел. Потом вся спина в синяках была, а зад иглами сосновыми исколот. Дриады… духобабы, d'yaebl, другой подстилки кроме лесной не признают! Вспомнил тут, как Йорвет, улыбаясь, пошутил, что для того, чтобы лишить меня невинности, понадобилось войско вооруженных луками и кинжалами женщин. Он-то сам продуманный тип. С ковриком под мышкой ходил долг отдавать. Правда, мне свой коврик не дал, сказав, что это вещь сугубо личная. Жадина! Откуда только он узнал, что я невинен был? До сих пор не пойму! Всю ночь не могу заснуть. Дверь запер, комод к ней придвинул, а всё равно нет мне покоя! А вдруг Ауберон не справится с задачей, и меня заставят делиться генетическим материалом с этой doin’ne? Может, поэтому мне тот кошмар и приснился? Вдруг это вещий сон?! Чтобы хоть как-то успокоиться, решил отполировать вазы в своих покоях. 650 год, 36 число Феаинн. Элтиен говорит, что его дядя поможет мне с бессонницей. Пришли в его алхимическую лавку, тот сразу такой: — На что жалуетесь? Объяснил, что кошмары мучают и руки болят. Он осмотрел мои руки, присвистнул и спросил, не хочу ли я деву завести для серьёзных отношений. Истинно дядя своего племянника! Доходчиво объяснил ему, что мне не до того, и на меня возложена ответственность за судьбы целого народа! В ответ он только кивнул и сказал, что средство даст успокоительное. Успокоительное средство помогло, но наполовину. Проспал до полуночи, потом проснулся и не могу заснуть. Проклятье! 650 год, 37 число Феаинн. Опять сидим у дяди Элтиена. Этот придурок с ним шепчется, думает я не слышу. Элтиен говорит: — Дядь, доза маленькая. Помоги, вдруг меня с ним в разведку пошлют. А в любой вылазке надо, в первую очередь, был спокойными за тылы, понимаешь? А дядя ему отвечает: — Куда уж не понять, Элтиенчик. Но ты и меня пойми, там доза уже такая — единорога уложит. Если увеличить, то сердце отказать может! Найди ему бабу, и дело с концом. Элтиен машет головой и говорит: — Безнадежно! Его дядя недовольно принёс средство. Говорит Элтиену: — Давай ему по пять капель перед сном. А потом строго добавляет: — Пять капель — не больше! А если и это не поможет… Что случится если не поможет, узнать похоже не дано. Колокольчик на двери звякнул. Дядя флакончик на стойку поставил, сказал подождать, пока он другого покупателя обслужит. Сидим с Элтиеном. Он меня развеселить пытается, говорит: — Ланве с подружками нас вечером в бани пригласила. Я ему говорю: — Не пойду! Она служанка, а я Золотое Дитя. Элтиен недоволен, головой машет и говорит: — Сноб ты, а не Золотое Дитя. Тебя же жениться никто не заставляет. Просто сходим в баньку, попаримся, расслабимся. Девочки нам массаж сделают. Ты меня вообще слушаешь? Ау, Карантир! Чё ты там всё время пишешь? Придурок! В записи мои заглянуть пытался. Получил в лоб. Думает, я ненадёжный и тыл ему не прикрою! Обидно так-то. Дядя идёт к нам, но не один, а с посетителем. Мы посетителя ещё не видим, но уже слышим. Незнакомец говорит: — Я не для себя, для друга спрашиваю. Проблема у него вот такая. Возраст всё же. Элтиен, придурок, услышал его, дернулся, схватил меня за ворот и за стойку как потянет! Рот зажал. Шипит на ухо, чтобы я пером не скрипел. Дядя его у гостя спрашивает: — Какой длительности нужен бодрящий эффект? Тот отвечает: — Чтоб на раз хватило. С этими dh'oine больше и не надо. Я скривился, а фукнуть не могу, рот то зажат! Дядя ушел. Элтиен перо отобрать хочет, но не выйдет у него ничего! Посетитель, над нашей головой, о стойку оперся. Доспехи скрипнули. Заглянул вниз — вижу сапоги, усиленные, и красный плащ. Так вот почему голос такой знакомый — кто-то из наших, значит, до акта dh'oinеложества опустился! Пришел дядя Элтиена. Похоже средство принёс, на стойку поставил. А неизвестный из Dearg Ruadhri попросил ещё мазь от дурного зуда. Ту, что обычно. По губам Элтиена прочел: «Ну мы попали!» Че он боится так? Сейчас я как выйду! Я во всадниках не последний эльф, между прочим! Как гляну на развратника этого сурово, тот от стыда краснее наших знамён станет! Поставлю его у позорного столба и плетьми прикажу бить, пока из него похоть недостойная не выйдет! Удумал тоже — dh'oine сношать! Генерал Имерлих, и тот до такого никогда не опустится! Элтиен смотрит под стойку, аккуратно поднимает руку, на ощупь берет зелье и знаком показывает, что надо на корточках, красться подальше. Я не трус, но он такой бледный… Жалко, что тот упырь под капюшоном морду спрятал. Я оглянулся, а он спиной стоит к нам. Ну и d'yaebl с ним! Элтиен отвечать не желает, кто это был. Сказал, меньше знаю — лучше сплю. Кстати про сплю — пять капель перед сном значит? УУУУУ…. Надо завязки расслабить, сейчас штаны порвутся! Шарлатан дядя его! Успокоительное значит? Ага! Как быть-то теперь? Бани… Элтиен сказал, что будет в банях с Ланве и её подружками расслабляться. Ланве — много всяких средств знает! Да и завязки перевязывает приятно. D'yaebl, зачем я про завязки вспомнил! Как я теперь по городу пойду! — Друг мой, Карантир, ты уверен, что шлем следует носить именно так? — язвит эта горбоносая сволочь. Ланве подходит ко мне в одном полотенчике, утопая в пару. Спрашивает, что у меня там. Приходиться убрать шлем. Она охает и говорит, что не думала, что скажет это, но…

Далее текст нечитаем. Новая запись датируется следующим днём 650 год, 38 число Феаинн. Зря дневник в бани принес. Влага чернила размыла. Но зато попарился на славу, и на душе легче. Одна из подружек Ланве сказала, что я маньяк. Кажется, искренне так считает. В городе паника. Колокола звонят. Кто говорит, что короля удар хватил, кто говорит, что dh'oine сбежала! 650 год, 40 число Феаинн. Некогда со всей этой суетой дневник вести. Короче: arse полная! 650 год, 20 число Ламмас. Наконец, вернулся в родной лагерь. Узнал, что Ренисель службу покидает! Ну вот как не вовремя-то! Подумаешь, беременная она! Раньше эльфки рожали в походах и ничего! Элтиен придурок, как услышал эту новость, сбежал куда-то. Не могу его найти. Он что, прячется? Пойду искать его. Где все то! Эредин сказал готовиться к длительному походу, а они все убежали куда-то. Тишина такая в лагере. Только полога тентов хлопают на ветру и перекати-поле по центральной дорожке катится. А кто Ренисель провожать будет? Я один, что ли? Ренисель расстроенная была, бедняжка. Спросила где лидер. А когда я ответил, что занят он в связи с последними событиями, и вовсе расплакалась. Проводил её сам. Вещи её таскал. Устал, как гончая на Спирали. Где все-то? Нашел только деда — казначея нашего. Пожаловался ему, что найти никого не могу. Тот вздохнул и сказал, что жалование, похоже, придётся на день раньше выдать. Сказал, чтобы я в центр лагеря вышел и крикнул, что получку дают. Чуть не сбили! Богами клянусь, видел, как один из-под корыта для стирки вылез! Стоят теперь цепочкой, галдят. Словно река крови по лагерю течет. Перекати-поле и перекатиться негде. Нашел Элтиена. Спросил где он был и почему Ренисель не вышел проводить. А тот говорит, что цветы для неё искал и заплутал. Так и знал, что у этого придурка топографический кретинизм в нагрузку к обычному! Сидим у костра, получку обмываем. Слышу слова непотребные товарищи мои произносить стали. — А вот и жаба вылезла, — говорит Элтиен скривившись. Смотрю к кругу генерал Ге’эльс подходит — завхоз наш. Сразу книгу конторскую достаёт и с порога: — Сдаем на новые сбруи, бойцы! — Старые ещё не сжевали, — отозвался кто-то. — Но-но, разговорчики! — Отвечает завхоз. — Приказ Эредина! Кстати о нём, по пять золотых монет на день рождение лидера. Сдаем. — А он нам скидывается? — Бурчит кто-то недовольно. — Аж пять монет ему! А, значит, как нам скинуться, так «вы и так долго живете! Хватит и 1 монеты к жалованию». И то, раз в пять Дымов Саванны! Зато сам каждый год празднует! — Кто это там такой умный? — Интересуется Ге’эльс. — Сейчас Эредина позову и высказывайте ему лично! Ну что делать, опять пришлось сдать. А Ге’эльс не унимается: — Сдаем три золотые монеты на похоронный венок королю Ауберону, от отряда. — Здрасти, его похоронили уже! — отзывается тот «особо умный», а сам прячется так, что даже я не замечаю кто он из себя. Ге’эльс недоволен: — Деньги на венок и помощь родственникам я из фонда отряда взял, между прочим! — Каким родственникам? — охнуло уже с десяток всадников разом. — Он же всех пережил давно! Я сам нахмурился, уж не мерзавку dh'oine он ввиду имеет? — Разговорчики! — отрезает Ге’эльс. — Сколько для вас король Ауберон сделал, а вы три монеты зажали! — Так мы каждый год на помощь королю сдавали. На случай если приболеет и помрет. Уже три сотни лет как ты ввёл эту традицию. Где те деньги, Ге’эльс? — спрашивает этот кто-то из тени. Остальные почему то молчат. Хотя на Ге’эльса со злобой смотрят все. — Да кто там такой умный, — опять возмущается Ге’эльс. — Сейчас пергамент и чернила дам — пиши заявление по собственному желанию. В Тир на Лиа очередь на твоё место стоит, умник! Опять звякнули монеты. Ге’эльс стоит пером скрипит: — Ежемесячный взнос в профсоюз, 1 монета! Тут никто препинаться не стал. Хотя даже я, новичок, знаю, что эту 1 монету с таким же успехом можно в реку выкинуть. А Ге’эльс не успокаивается, хотя явно видит, что все злые уже: — Ну и последнее! Воины, вы знаете, что наши ряды покинула навигатор Ренисель, которая ныне ждет эльфёнка. Следует оказать будущей матери материальную поддержку! — А с фига ли, — опять кричит этот нахальный кто-то. — Я сдавать не буду! Вот кто её танцевал, пусть и скидывается! — Это значит только ты, дед и Карантир скидываться не будете, — не менее нахально отзывается Ге’эльс. Все заржали, как единороги! А я аж покраснел от злости. Я-то тут при чём?! — С палки по монетке, — отзывается нахал. — А вот нифига, — внезапно подает голос Элтиен. — Все одинаково скидываться будем! Чей-то за выражение такое — «с палки по монетке»? — Ну оно и понятно, — говорит Ге’эльс, скрипя пером в книге. — Это же не то, что жалованием, авансом придётся пожертвовать, да, Элтиен? — А че сразу Элтиен? — вскакивает мой друг. — Ты, Ге’эльс, сам сколько её рисовал за складами с обмундированием? Скидывайся тоже! — Разговорчики в строю! — по-генеральски гаркнул Ге’эльс во всю глотку, а сам скрипит пером в книге своей. — Там просто кусты диких роз красивые. Для фона самое то. Тихо он это сказал, но у меня тоже уши длинные не для красоты растут, между прочим. У Элтиена, как оказалось, тоже не для красоты. Сидит сгорбившись, плюется. Я у него спросил, чего он такой мрачный, а тот говорит мне, отсчитывая матпомощь Ренисель: — А че думаешь, друг, в Красных Всадниках девушек так мало? Потому что господа генералы, чуть девка красивая появится, сразу то красную комнату убирать её зовут, то к столу, а то и вовсе для картин паршивеньких позировать. А как скидываться, так сразу не при делах они! Примечание: Нес Ге’эльсу деньги, заглянул в книгу его конторскую, а там не текст, а фигуры какие-то: конусы разных размеров, темные и светлые треугольники, парные круги с точками по центру. Может шифр какой — не понятно. И как он только по ним отличает, кто из нас сколько сдал то? Треугольники Ге’эльса не уходят из мыслей. Мой пытливый ум не успокоится, пока я не разгадаю этот шифр. Поспал, называется! 650 год, 22 число Ламмас. В Dearg Ruadhri пополнение. Прислали эльфика какого-то, на место Ренисель. Парни долго в этот раз ждать не стали. В первый же день его окрутили на проставиться. Странное что-то вечером случилось. Сидели возле костра, вино пили, байки травили. Тут Элтиен, придурок, положил руку мне на плечо и шепчет на ухо: — Готовься брат, скоро! Че скоро-то? Но тон такой был, что я невольно руку на эфес меча положил, готовясь услышать топот стада единорогов. Но всё тихо было. Повернулся к нему, а он весь напряженный такой, на корточки зачем-то присел, как будто, прости меня дневник, нужду справить решил. Тут же, у костра. Я повернулся к соседу по правую руку, чтобы сказать, чтобы тот тоже посмотрел на придурка, а он в такой же позе стоит. И остальные парни тоже. Так тревожно стало, что невольно сам в такую же позу встал. Прислушался, а тишина такая, что одни цикады в ночи поют. Слышу шепчет кто-то: — Сейчас. — Рано, — возражает другой. — Ещё глоток остался. Проследил за их взглядами — все на генерала Имерлиха смотрят, как он вино с горла хлещет. — Как срыгнёт, сальто назад и по кустам мелкими перебежками до лагеря, — шепчет Элтиен. — Ну что, соратнички, кто хочет к столу с генералом, — браво спрашивает Имерлих отставляя бутылку и смачно срыгивая. — Пошел, — шепчет Элтиен и сам как кувыркнется назад, в темноту, и парни тоже. Матушка танцы преподает — позавидовала бы такой синхронности в движении. Ну я тоже кувыркнулся. Стадный инстинкт сработал, как сказали бы наши однорогие враги. Слышу только в темноте тихонько кустики шуршат, как будто отряд ежиков на охоту вышел. Стал красться тоже. Меня по лицу веткой треснуло, чуть глаз не выбило. Вышли на поляну — луна её ярко освещала. Вижу Элтиен и ещё три товарища, отряхиваются, ветки и листья с волос и одежды выбирают. Спрашиваю их недовольно: — И чё это было то? Они на меня как на дурака смотрят. — Мне от ваших пробежек веткой чуть глаз не выбило, — говорю. Один из троицы поучительно мне отвечает: — Лучше веткой в глаз, чем задом в тазик с целебным отваром на весь день. — Зачем в тазик то, — спрашиваю. — Ну не все как ты, непробиваемые, — зло шепчет Элтиен. — Я вас не понимаю, парни, — говорю. Те переглянулись и такие невинные лица сделали, что мне смешно стало почему-то. — Ну да, — говорит Элтиен, — я тоже не понимаю. — И я не понимаю, — отвечает другой. — Ага, чушь какая-то, да парни? — Спрашивает второй из троицы. — Да, это шутка такая, — подтверждает третий. — Какая шутка? — слышим. Поворачиваемся, а это новенький стоит на краю полянки и тоже отряхивается. — Ты чё здесь делаешь? — зло спрашивает у него первый из троицы. — Все побежали, и я побежал! — невинно отвечает тот. — А если завтра все вместо прекрасных эльфок самок dh’oine сношать начнут, ты тоже будешь? — скривившись, спрашивает второй из троицы. Все сразу зафукали и я тоже фукал. Вполне искренне, между прочим! — Лучше единорожиху того этого, — говорит первый из троицы. — Ага, лучше арахноморфиху из мира наших горных братьев, — говорит третий. — Сколопендроморфиху и то приятней, — соглашается Элтиен. — Суккубиху ещё бы трахнуть предложили, — говорит новичок, плюясь. Но все, кроме меня, почему-то с ним были не согласны. Отрицательно головой замахали. Чет я не в общей массе, подумал. Надо поддержать разговор, а то авторитет пострадает. — Духобабу приятней сношать, чем о подобном с dh’oine подумать просто, — говорю, а эти придурки взяли и опять фукать начали. — А чё не так с духобабами? — спрашиваю. — Ну как те сказать, брат, — протянул Элтиен, подбородок почёсывая. — Они свои кусты не стригут. Совсем. Буреломы разводят такие, что смотришь и кажется, сейчас оттуда на тебя матерящийся краснолюд с секирой наперевес выскочит, да ещё и с конной ганзой на хвосте. — Так по вере не положено — растительности вред причинять, — говорю ему серьёзно. — А ты откуда про их веру знаешь? — сузил глаза Элтиен. — В умной книжке прочёл, — отвечаю, а сам думаю: мамочка родная, только бы не покраснеть. Решил парировать его выпад, как в фехтовании: — А ты про кусты откуда узнал? Смотрю, уже Элтиен смутился. Носом горбатым задергал, словно унюхал, во что вляпался. — А мне брат мужа троюродной сестры с побочной ветви рассказал, — говорит, — у него кузен с эльфом из Aen Seidhe знаком, по ментальной переписке. А я понимаю, что врёт он мне, так же нагло, как и когда не признался, что груши мои слопал. И он похоже понимает, что я понимаю. — Ну чё, парни, по шатрам, пожалуй? — он спрашивает, от меня отворачиваясь. — Ага, — отвечают парни. — Ага, — отвечает новичок. — А ты молчи, — зло шипит Элтиен, — не прошел боевое крещение, что бы со старшими языком ляпать! — Какое такое крещение? — спрашивает новичок, разводя руками. Все глаза подкатили. Я тоже подкатил, чтобы не выделяться в этот раз. Идем с Элтиеном. Троица сзади идёт. Слышу, шепчутся, что новичок легко отделался. Один предложил двум другим самим его посвятить после отбоя. Не, возразил ему другой недовольно, меня исключительно на эльфок тянет, даже если выпью. Это как-то совсем по-людски так поступать, согласился третий. 650 год, 23 число Ламмас. — А ты откуда про сколопендроморфов знаешь? — спросил у Элтиена утром, когда он умывался, прогоняя похмелье. — Да в Брокилоне куда ни ступи, тут же шуршит под подстилкой, — отвечает он. Я ему: — Чё? Он на меня посмотрел и такой тоже: — А? Чё? И полотенцем рожу прикрыл. Вытирается типа. Непробиваемый тип! Поймал бы его с грушей в зубах, соврал бы, что это ему её прямо в рот подкинули. 650 год, 23 число Ламмас. Сидим с Элтиеном на солнышке после планового совещания в тенте Эредина. Обсуждаем нововведения в обмундировании, которые лидер ввести хочет. — Депрессия у него, наверное, — говорю. — Совсем головой стукнулся, — кивает Элтиен. — Об мост, — шепчу я. — Ага, славно подмочил репутацию, — шепчет Элтиен. Но ржем уже громко. Подходит новичок. Довольный, что аж бесит. — Чего смеетесь, парни? — спрашивает. — Да вот скомороха не звали, а он явился, — язвит Элтиен. — Где? — не понимает тот, оглядывается. Потом обратно повернулся и смотрит на нас ехидно. — Кстати, парни, спросить всё хочу, а кто такие эти ваши духобабы? Элтиен смотрит на меня: — Отпи…м? — спрашивает — Отпи…м, — соглашаюсь я, откладывая перо, чтобы хрустнуть костяшками.