Under the mask

      «Если я не найду способ выбраться как можно скорее и буду делать это всё каждый день на протяжении года, то точно стану животным. Однозначно нужно скорее бежать» — задумавшись, рассуждала Лилит.       Сегодня девушка проснулась раньше положенного. Возможно, в этот раз ей дали меньше препарата. Лилит сходила в туалет, который представлял из себя просто углубление в полу с дыркой посередине, ведущей в неизвестность. После этого она вернулась обратно в клетку.       «Странно, но сегодня никто не приходит. С последнего выпуска новостей прошло уже дней пять, во всяком случае по моему подсчету. Интересно что сейчас: день или ночь? Какая снаружи погода?»       Если подумать, сколько в этот момент девушек в мире, находившихся сейчас в похожей с Лилит ситуацией задавались такими же вопросами у себя в голове? Ответ неизвестен. Но было ясно одно — так не должно быть.       «Сегодня, наверно, седьмое октября. Через неделю у меня день рождения. Лучшим подарком на свои девятнадцать лет было бы выбраться отсюда», — раздумывала девушка, сидя в клетке. Лилит была слабеньким ребенком в детстве и очень часто болела. Она была единственной дочкой в семье, жизнерадостным и веселым человеком. Любящие родители приняли решение отдать девочку в школу не как всех, а позже, и плевать, что она будет старше сверстников, как и то, что уже в совершеннолетнем возрасте закончит школу. Так и вышло. Родители воспитали сильную девушку. Посмотрите на неё сейчас: одна в заточении при ежедневных издевках борется за свое существование, за право жить в этом жестоком мире. Стальная дверь открылась, и в комнату зашел мужчина в одежде. В руках у него не было еды и воды, лишь камера со штативом. Очень странно и непохоже на предыдущие дни. Он остановился у двери и, прежде чем подойти к жертве, маньяк склонил голову набок, словно такое приветствие было обязательным ритуалом.       — Здравствуй, Лилит, — поздоровался похититель, после чего двинулся в сторону клетки.       — Здравствуйте, мой Хозяин. Что-то не так?       — Нет. Я с плохими новостями.       Сказав это, мужчина уселся на синий стул, стоящий рядом с железной клеткой, и принялся устанавливать треногу с камерой, направляя объектив на жертву.       — Мой Хозяин, это я виновата? — напугано спросила девушка, при этот внутренне ликуя от завязавшегося диалога между ними.       Хлопок. Оба взгляда направились на стену, где включился монитор. Это не были новости, больше походило на частную съемку.       Время суток на экране было явно ночным. Появилось движение, но все еще не понятно, что происходит: шебуршание, съемка идущих ног. Затем стала видна знакомая плитка, объектив поднимался выше, и в кадре отчетливо виднелись очертания части дома Лилит. Оператор продвигался ко входной калитке, ведущей на задний двор, шаг за шагом приближаясь ко входу. Когда появились четкие очертания дома и окон, стало заметно, что в некоторых их них горит свет.       «Мамочка и папочка! Не-ет! Умоляю, пусть все с вами будет хорошо. Что эти ублюдки сделали с вами?!» — думала девушка, но вслух не говорила, а внимательно продолжила смотреть на монитор. Маньяк сидел рядом и иногда поглядывал на состояние своей жертвы.       Когда камера приблизилась практически вплотную к двери, стал слышен лай собаки. Снимавший потянулся рукой с платком к дверной ручке, аккуратно и медленно поворачивая её. Раздался еле слышный скрип, оператор оказался внутри дома. По звукам было слышно, как закрыв за собой проход, он не спеша стал продвигаться вперед по дому. Луна не светила снаружи, видимо на камере был выбран режим ночной съемки, ведь все происходящее на экране можно было отчетливо разглядеть, хоть и в темных тонах. Лай Джулиоса становился все громче. Объектив повернулся направо — кухня, там пусто. Мебель и вещи лежат на привычных для глаз местах. Есть небольшие изменения, но они совсем несущественны. Оператор продолжил съемку, показав в кадре лестницу, ведущую на второй этаж, где находились комната девушки, спальня родителей, туалет и душ. Снимавший не торопился подниматься по ступенькам, продолжая направляться прямо к гостиной, именно оттуда доносился лай собаки. Несколько шагов вперед, и на экране появилась просторная комната.       — А-а-ааа, не может быть! — завопила девушка, схватившись руками за стальные прутья. — Этого не может быть, это не правда, — продолжила она.       Далее на экране появились ужасные кадры из гостиной, в которую вошел оператор. На расстоянии чуть больше метра друг от друга в потолок были вкручены два крепежа, в каждое ушко которых продета и завязана на узел веревка. Объектив камеры следовал по веревкам вниз, где находились петли, на которых безмолвно висели родители Лилит, повернутые лицом к оператору. Они решили уйти из жизни вместе. Их глаза были закрыты, тела покачивались на верёвке. Судя по всему, их смерть наступила недавно. Отец был в темном костюме, мать — в вечернее платье, поверх которого надет пиджачок. Всю эту одежду дочь явно видела ранее, что ещё больше повергало её в ужас и заставляло поверить в происходящее. Под ними находились свалившиеся табуреты, а рядом стоял Джулиос и лаял на своих хозяев. Это была собака породы корги: шерсть светлого цвета, с темными пятнами лишь на ушах. Пёсик посмотрел на оператора, и вместо глаз у него засветились два красных огонечка. Словно не обратив внимание на только что вошедшего человека, он отвел взгляд обратно, продолжая попытки «разбудить» своих хозяев.       Темный экран, съемка окончена.       — Этого не может быть. Папочка, мамочка! Заче-ем? Или это вы? Вы сделали это с моими родителями? — крича и пытаясь толкать прутья вперёд, опираясь головой на руки, Лилит плакала и продолжала задавать вопросы похитителю. В ответ была тишина.       По другую сторону камеры сидела и наблюдала за происходящим рыжая девушка. Она находилась снова в той же комнате, правда сейчас не ублажала себя. Полностью одетая в спортивный костюм, она попивала горячий чай, от которого веял пар, словно от кипятка.       — Уу-у, жестко. «Посмотрите на меня, я такая несчастная, у-у, пожалейте меня» Да, с родителями и правда жестко. Это не входило в мои планы, но точно поставит точку в твоих поисках. Теперь все готово, можно избавляться от тебя, сучка. Ах-х, прекрасное зрелище, — говоря сама с собой, девушка продолжала смотреть на мучения своей «лучшей» подруги, не имея в глазах ни капли сострадания и жалости.