Луи.
Удар. Ещё один удар кастетом по груди, в области лёгких. И ещё один удар, подпитываемый гневом. В глазах темнота. Почти не слышу стоны и крики боли. Бью, не переставая. Всю боль, всю злость, все самые худшие эмоции выплескиваю. Как вспомню, так пристрелить хочется. Только я этого не делаю, продолжаю бить в части тела, чтобы помучился. Хочу насладиться его муками, перед тем как увезти далеко и надолго. Там ему смерть обеспечат. — Всё, всё. — Зейн оттаскивает меня от полуживого — полумертвого Вильяма. — Убьёшь ведь. Смотрю затуманенным взглядом на этого сукиного ублюдка. А он кровью захлебывается, что-то мычит. Понимаю, что тогда, ещё неделю назад должен был в цель попасть, убить. Нет, не пожалел, не дождётся. Сам хотел разобраться, один на один. Прибить мудака, а затем отправить на корм зверям. Он уедет, очень далеко. Всю информацию, которая мне необходима была, я уже выбил. Теперь пусть отмучается. Если умрёт сейчас — ему лучше будет. Ещё неделю назад пулю достали, зашили как следует. Теперь, вероятно, рана разошлась от моих ударов. Быстро он после операции очухался. А Джейн. моя Джейн до сих пор спит. Кровь за меня пролила, дура. Самая настоящая, любимая дура. Злость пробирает до костей от её поступка. Как она посмела своей жизнью рисковать ради меня? В тот момент я даже не понял как она выпрыгнула вперёд, распахивая руки. В момент выстрела из оружия Вильяма. В тот самый момент, когда умереть должен был я. А она, понимая, что попадёт под пулю, заслонила собой меня. Ненормальная. Проснётся, я её собственными руками придушу. А затем воскрешу, чтобы никогда от себя не отпускать. Как вспоминаю её холодное, дрожащее тело в моих руках, закрытые глаза, еле слышный шёпот, её кровь на моих руках, страх вновь пробирает до костей. Страх, что мог потерять её тогда, что целовал синие губы в последний раз. Слёзы лил, но за это не стыдно мне. Как вспоминаю, так гнев застилает глаза. Лёгкие будто ножом режут, настолько дышать больно. Вновь хочу выбить из Вильяма всю дурь, но я не делаю этого. Слишком лёгкий конец ему я точно не обеспечу. Убрав кастет с руки, я прикрываю глаза, чтобы немного собраться. Боль, такая уничтожающая, колкая все ещё разносится по крови. Боль и вина перед Джейн. Перед моей Джейн, которой я жизнью обязан. Чувствую себя гребаным идиотом. И это слишком мягко сказано. Как я должен молить о прощении перед собственной женой? Простит ли вообще? Столько боли, столько херни ей причинил, не разобравшись до конца. Одну оставил, уехал. Даже с Элеанор так не поступал, как с любимой женой. А теперь стою здесь, на том самом заброшенном складе. Смотрю на Вильяма сверху вниз, плюю в него. Удушить хочу, зарезать, словно свинью, пристрелить. Зейн протягивает мне уже зажженную сигарету. Принимаю с кивком, не отрывая взгляд от тяжело дышащего Вильяма. После того, что я с ним сделал, его в лицо вряд ли кто узнает ещё долгое время. А я смотрю на него, вспоминая, что этот уебок на мою Джейн засматривался. Хотел её в свои лапы загрести. От этого злюсь сильнее, кровь от мозга отливает. Делаю протяжный затяг сигареты, вновь закрывая глаза. Не грех то, что он увидел красоту в моей Джейн. Этого слишком сложно не заметить. Ещё тогда, в старом баре, когда встретил её. заглянул в эти гребанные испуганные глаза. Нет, не влюбился с первого взгляда, но зацепила знатно. Отрицал поначалу, ведь не в моём вкусе была. Слишком мягкая, добрая, слишком. наивная и невинная. Потом понял, что хочу. С каждым днем все сильнее и сильнее. Мысль о том, что кто-то может тронуть, причинить боль — все мозги отшибло. Сам обижал, не отрицаю. Рядом находиться хотел. А после первого поцелуя, после её вкуса голова с катушек слетела совсем. Хотел держаться подальше и рядом одновременно. Отрицал чувства, я же не идиот, второй раз не собирался на те же грабли наступать. Уже тогда знал, что временами плохо ей со мной будет. И ведь рядом была Даниэль, ублажала, дарила то наслаждение, которое я требовал. Только со временем понял, что вместо неё Джейн представляю. Даже после ссоры на открытие бара, когда Дани в машине отсасывала мне, вместо её глаз видел омуты Джейн, вместо её губ представлял губы Джейн. Так и понял, что влип совсем. А потом и вовсе влюбился. В её мягкий характер, подталивость, наивность. Не в моём вкусе? Сам себя обманывал. Влюбился, голову сворачивая. И каждый раз, боль ей причиняя, понимал, что потерять её могу. Только не останавливался, словно хотел убедиться, что не уйдёт, что любит. Убедился, черт возьми. Доводил её, идиот. Это я заслужил пулю, а не она. Не должна она сейчас лежать в больничной палате под капельницами. Несколько дней в реанимации провела, а я себя изводил, не отходил. Только потом её в палату перевели, сказав, что жизни ничего не угрожает. Пуля не задела жизненно важные органы. Мне ещё тогда показалось, что Вильям предвидел ее поступок, будто специально ниже стрелял. Меня то он точно убить хотел. И он, сука, поплатится за всё. Обязательно попалится. Да так, что пожалеет о своём появлении на свет. А когда узнал, подумал, что изменила мне Джейн, так собственноручно убить её хотел. Сдерживался, чтобы боль не причинить. Знал, что прощу со временем. Но только видел её, представлял, что другому отдалась — гнев здравые мысли закрывал. Поэтому подальше отослал её, затем сам уехал. Искал того ублюдка, который посмел прикоснуться к моей жене. Только нигде его не было. Вильям хорошую работу проделал, спрятал, постарался. Но теперь я все знаю. Каждый поплатится за кровь Джейн. Даже та самая Барбара, которая, словно крыса сливала всё, что слышала. И она своё получит. Теперь даже от себя противно становится, что трахал ее однажды. — Луи. — Зовёт Зейн, а я выбрасываю окурок на землю. — Езжай домой и переоденься. Ты весь в крови этого уебка. Гарри сейчас подъедет, мы справимся. — Сам справлюсь. — Хрипло отвечаю я. — Луи. — Ещё раз осторожно зовёт Зейн, а я резко поворачиваю к нему голову. — Алиса звонила. Джейн в себя пришла.Джейн.
Первое, что я чувствую — онемение всех конечностей. Шевелиться дико сложно, но я силой себя заставляю открыть глаза. Затуменненым взглядом вижу перед собой фигуру женщины в белом халате. Она что-то делает, трогает, светит фонариком. А мне и без этого взгляд сложно сфокусировать. Такое ощущение, что тело мне не принадлежит. И больно, и страшно. Дико. Так, что почти задыхаться начинаю. Кажется, что женщина в белом всё замечает, вновь что-то делает с капельницей, которую я только замечаю. Становится слегка легче, я начинаю медленно моргать. И понимаю, что жуть как хочу пить. Губы сухие, в горле тоже словно песок. Словно сказать не могу, лишь губы приоткрываю. Через дымку слышу голоса, вижу, что пухлые губы женщины открываются и закрываются, глаза устремлены на моё лицо. А я ответить не могу, во рту даже капельки слюны нет. Вновь безмолвно шевелю губами. И уже через несколько секунд мне просовывают трубочку в рот, прохладная вода поступает в организм. Так хорошо, так блаженно, что хочется простонать от наслаждения. Я словно целый век воды не видела. — Джейн. — Наконец голоса становятся отчетливее. — Вы меня слышите? Я медленно киваю каменной головой. Пытаюсь пошевелить пальцами рук, но получается очень тяжело. — Луи. — Это первое, что говорю я, когда трубочку убирают. Голос такой скрипучий, словно не мой. — Луи. Воспоминания накрывают резко, топят. Бад, Вильям, заброшенная трасса, пустые разговоры. Выстрелы. И вот я здесь. Но что с Луи? Где он? Жив? В порядке ли? Боже, если с ним что-то случилось, то лучше бы меня не спасали. Не переживу. Вены вскрою, утоплюсь или.не знаю. Но жизнь себе не оставлю. Без Луи просто смысла нет. Я помню его слезы, помню дрожащий голос. А что дальше? Где он теперь? Женщина в белом халате продолжает осматривать меня. Не знаю, кто она. Медсестра, доктор? Плевать. — Где Луи? — Почти без сил спрашиваю я. — Где мой муж? — Миссис Томлинсон. — Она вздыхает, а моё сердце замирает. — Джейн, прошу вас, не бегите вперёд. Всё с вашим мужем в порядке. Жив, здоров. И только в этот момент я выдыхаю, прикрывая веки. Даже начинаю чувствовать себя немного лучше. Луи жив, а значит и моё сердце будет биться. — Сейчас я вколю вам ещё дозу обезболивающего. — Спокойно продолжает женщина. — Если вас тошнит или кружится голова, то говорите сразу. Сейчас. Поспите ещё, ладно? — Нет. — Оспипшим голосом отвечаю я. — Я чувствую себя. нормально. Даже лучше, чем следует, наверное. — Ну, судя по вашим твёрдым словам могу сказать, что вам и правда лучше. — Она довольно улыбается. — Может, ещё воды? — Нет. Мне Луи нужен. Я не усну, лежать и ждать буду. Женщина хмурится, поджимая губы. Затем медленно кивает. Пока она делает мне укол, я продолжаю смирно лежать. Ожидание убивает. Но я терпеливо жду. Когда через несколько минут в палату влетает Алиса, глаза которой красные и опухшие, я удивляюсь. Она падает на колени передо мной, аккуратно хватает руку, сжимая её своими тёплыми пальцами. А я лишь слабо улыбаюсь, постепенно приходя в себя. Дико сложно, но я с этой задачей справляюсь. — Ты проснулась. — Всхлипывает она, затем прикусывает нижнюю губу. — Прости, я не должна плакать сейчас. Тебе нельзя волноваться. — Всё хорошо. — Всё таки ещё слабо отвечаю я. — Я в порядке, Алиса. — Боже мой, Джейн, Боже. — Подруга качает головой, слезы капают по её щекам. А мне так больно за неё становится. Ненавижу, когда она плачет. — Я думала. когда узнала, что случилось. чуть не родила. Мои глаза в шоке округляются. — Нет, Господи. — С её губ слетает то ли всхлип, то ли смешок. — Это образно. Я не беременна. Просто так испугалась, что ты. даже говорить об этом страшно. Я просто так счастлива, что все обошлось, Джейн. — Всё хорошо. — Повторяю я, бессильно сжимая тёплые пальцы. — Я жива. Алиса опускает голову, ещё раз всхлипывает. А когда поднимает взгляд, нацепляет на лицо широкую улыбку. — Где Луи? — Тихо спрашиваю я. — Ох, Луи. — Алиса выдыхает. — Всю неделю рядом с тобой сидел, пока ты. — Неделю? — Мои глаза в шоке округляются. Я тяжело сглатываю. Алиса медленно кивает. Господи, такая новость по голове бьёт. — Прости, что так неожиданно сказала. — Алиса поджимает губы. — Ладно. В общем, всю неделю рядом был, сегодня на пару часов отлучился, а ты почувствовала наверное. Решила проснуться. Алиса усмехается, смахивая одинокую слезу с щеки. А я на секунду прикрываю тяжёлые веки. — Он скоро будет здесь, Джейн. — Тихо говорит Алиса. — Ты только не перенапрягайся, хорошо? Это чудо вообще, что миссис Алмори позволила мне зайти. Не хочу, чтобы выгнала, если тебе плохо станет. — Миссис Алмори? — Она тебя оперировала. — Быстро поясняет Алиса. — Сама за тобой ухаживает по личной просьбе Луи. Да, молодая, но хирург отличный. Жизнь тебе спасла. Жизнь, Джейн, которая тебе, кажется, нахрен не сдалась. — Нет. Не говори так. — Шепчу я. — Я поняла, что жить хочу. Но не без Луи. — Дурная ты, Джейн. — Алиса всхлипывает, затем выдыхает. Некоторое время мы продолжаем разговаривать на нейтральные темы. Ничего больного не затрагиваем. Пару раз я даже успеваю улыбнуться, несмотря на лёгкую слабость. А когда дверь в палату распахивается, Алиса быстро поднимается на ноги. Но мой взгляд устремлен исключительно на Луи. Он здесь. Живой, невредимый. И пусть синяки залегли под глазами, выглядит уставшим, измученным. Он жив, а это самое главное. Я не успеваю опомниться, как Луи подлетает ближе. Аккуратно касается лица, смотрит затравленными глазами. Так, словно я из мёртвых воскресла. Хотя, сравнение подходит. Чувствую тёплые пальцы на холодной коже. Так, что мурашки сыпятся по телу, а голова мутной становится. — Луи. — Шепчу я, сглатывая. — Я не изменяла тебе. Покачав головой, Луи опускается ниже, своим лбом моего касается. Его дыхание обжигает, так и тянет губами к губам коснуться. Только пошевелиться мне дико сложно. — Луи. — Вновь шепчу. — Ответь, пожалуйста. — Дура. — Хрипло произносит муж, руками лицо аккуратно обхватывая. Моё дыхание замирает в области горла. — Дура, Джейн, ты самая настоящая дура. Как ты посмела мою жизнь выше своей ставить? — Луи. — Слезы в уголках глаз собираются. — Я же. Не договариваю, тёплые губы касаются моих. И все вокруг замирает. Такой нежный поцелуй, трепетный, ласкающий. Я утопаю, чувствуя, что слезы скатываются по вискам. — И я тебя люблю. — На выдохе отвечает Луи, пальцем касаясь контура губ. — Очень люблю, Джейн. Слышишь? Я медленно киваю, не в силах что-либо ответить. Лишь слабая улыбка украшает лицо. — И. прости меня, милая, прости. — Продолжает шептать Луи, моё лицо покрывая поцелуями. — Прошу тебя. Я самый настоящий ублюдок. Но я. — Тише. — Осипшим голосом говорю я. — Тише, Луи. — Если бы я тебя потерял. — Голос его мрачнеет. — Никогда, слышишь, никогда больше не смей своей жизнью ради меня рисковать. Ты поняла? Никогда. В. Этой. Жизни. Не смей, Джейн. — Луи. — Джейн, молчи. Сейчас молчи и слушай. — Перебивает Луи. — Это я идиот, я виноват перед тобой. Очень виноват. Когда ты на моих руках кровью истекала. когда я думал, что потерял тебя. — Луи шумно выдыхает, горячим дыханием холодную кожу опаляя. — Понял, что я жизни без тебя не вижу. Прости, слышишь? За предательство, за слезы, за истрепанные нервы. Наверное, я все-таки тебя не заслуживаю. Но прощения простить не перестану. — Ох, Луи. — Всхлипываю я. — Неужели все это должно было произойти, чтобы. чтобы мы наконец помирились? — Дочку мне родишь? — Спустя несколько секунд молчания спрашивает Луи, а с моих губ слетает слезливый смешок. — Ну чего ты? Ты спрашивала тогда, в квартире. Уже тогда готов был, но с другой стороны гордость, злость не позволяла. Теперь понимаю, что дурак. — Я не хочу больше говорить об этом. — Одними губами произношу я. Сглатываю неприятный ком воспоминаний. — Я не о дочке, а той херне, что происходила. — Значит, дочку мне все-таки родишь? — Луи довольно ухмыляется. — Рожу. — Мягко улыбаюсь, чувствуя облегчение. — Обязательно рожу. Луи наклоняется ниже, вновь целует. Так чувственно, нежно. Слишком приятно и сладко. А я вдыхаю родной запах, не могу насладиться до конца. Укусить его хочу, обнять, прижать. Растерзать в своих объятиях и больше никогда не отпускать.