Поцелуй

      Тащить пьянющего Лёшу, при этом будучи ещё пьянее, по мраморной винтовой лестнице – идея грозящая смертью. Ноги сплетаются в косичку, пьяный груз своими дрыганиями раскачтвает тело, как дурной маятник. Стоит в это танго вмешатся хоть одному неверному, будто бы остальные верные, движению ноги и два этих дурак могут так и остаться на этой лестнице.       "Чё я... Я чё его это... Ну зачем я его тащу?" – Пьяные мысли сталкивались друг с другом, растворялись и тянулись, словно коричневые нити чая, идущие от пакетика в кипятке. Вдруг в них созвенело что-то ясное! Будто кружка мутной чая, попала под луч закатного солнца. Этим чем-то ясным была мысль – "Ну я же ему нужен!". Это было так звонко и так светло. Этот момент когда Кирилл нёс его до дома. Или, как когда он его первый раз забрал с улицы, где он сидел рядом с лужой блевоты и каким-то бомжом. Это чувство, что ты кому-то нужен. Ни деньги твои, ни откупка от тебя, а ты, сам ты!       Тупая улыбка касается лица Гречкина, такая, по пьяному искренняя. Лёша поднимает взгляд на него, словно выглядывая из под вуали опьянения. Взгляд будто обжигает его неожиданностью. Он такой нежный... Такой заботливый... На него никогда так не смотрел... Дядя Гром кажется проявлял какую-то заботу, но в его взгляде была одинокая отрешённость, как колючая проволока не подпускающая никого ближе. И Лиза... Чёрт Лиза! Лёша начинает рыдать. У Лизы была эта нежность, уже забытая, как заросшая коркой ранка, но... Её нежность была не защитой. Не быле опрой. Её нежность будто лишь отягощяла. Отягощяла и после её смерти! Макаров так устал... Так устал от этой тяжести, и теперь когда кто-то всерьёз нёс его на руках, он всё ещё не отпускал самого себя...       Макаров начинает рыдать ещё пуще. Он устал, он запутался. А что он может делать? Рыдать? Опять рыдать? Он так часто плачет... Но... Для кого? Почему его не слышит? Его никто не слышит?... Лёша выныривает из под толщи своих мысли. Обнаруживает себя уже в спальне. Здесь темно. Лишь свет из коридора ожуром украшает силуэты. Гречкин навис над ним, напрочь обеспокоенный чем-то, что-то пьяно бормочет...       — Малыш ты чего? — Длинные пальца подцепляют слёзы, очерчивая разгорячённые щёки прикосновением прикосновением холодных пальцев. — Я чего тебя как-то обидел? — Он такой обеспокоенный, такой смешной. Лёша пропускает пару смешков — Да кажется я сам себя обидел... — Лёшенька... — Он тянется обнять юношу, неловко падает рядом на кровать и обвивает тёплыми руками. Лёша, сразу обнимает его в ответ, очень крепко, очень-очень. Он всегда теперь так обнимается с... Со дня аварии. Он утыкается носом Киру в плечо, перед этим слегка елозя, вытирая щёки от слёз об одежду.       — У тебя морда, такая смешная, когда ты плачешь... — Ахах, морда, — Лёша приглушённо хохочет в плечо Кириллу...