***
Утром они почти всегда встречались в кафе на первом этаже здания ВДНХ. У них был свой столик, который они могли занять в любое время, чтобы обсудить государственные дела в более непринуждённой обстановке. Правда, скорее они приходили сюда, чтобы просто увидеться. С той их деловой поездки они стали гораздо ближе, но времени друг на друга становилось всё меньше. Василь был полностью поглощён переживаниями о родине и её восстановлении, а Юрий — заботами о нём самом. Иногда ему приходилось высматривать коренастую фигуру президента в коридоре и напоминать о еде, помогать советами и наставлениями и, гораздо чаще, переносить встречи, чтобы он мог отдохнуть. Премьер следовал за ним как тень, чего Голобородько замечал не так часто. И вот он снова ждал его за столиком в кафе, чтобы убедиться хотя бы в том, что он спал. Не спал. Юрий понял это сразу, как только Василь переступил порог. Он выглядел так, будто был тяжело болен. В лице не было ни кровинки, под глазами залегли глубокие тени, а сам он передвигался очень медленно и неуверенно. «Только этого не хватало», — промелькнула мысль. Чуйко тяжело покачал головой, смеряя фигуру Василя нечитаемым взглядом. Он так устал переживать за него, в то время как ему самому было глубоко плевать на своё здоровье. Он готов был себя в гроб согнать ради Украины! — Здравствуйте, Юрий Иванович, — Василь, пошатнувшись, застыл у стола и потупил взгляд. «Ну что ж ты будешь…» Юрий без промедления встал и отодвинул стул для своего непутёвого президента, помогая ему сесть. — Доброе утро, Василь Петрович. Хотя по вашему лицу не скажешь, что оно доброе. Хорошенько оно так вас… — Чуйко коротко выдохнул, чуть задвигая стул, — потрепало. Президент что-то невнятно пробормотал, словно засыпая на ходу, и неловко произнёс: — Спасибо… что подождали. «Горе ты моё». На него смотреть было больно, слушать было больно, даже думать о нём было больно. — Нам нужно серьёзно поговорить, — резким тоном начал премьер, но тут же ощутимо снизил его, — но не сейчас. Он вернулся на своё место, чуть откинувшись на спинку стула и прикрывая глаза. — О чём… поговорить? — Василь то и дело запинался и сглатывал. — Василий Петрович, — Юрий внезапно оказался так близко к его лицу, что у Василя перехватило дыхание. Он опустил взгляд, но Чуйко не дал ему его спрятать, мягким жестом придерживая за подбородок. Он настойчиво возвращал зрительный контакт. — Вам нужно отдохнуть. — Но я только из дома… — Я бы хотел вам верить, — премьер опустил руку на его ладонь, воровато оглядываясь по сторонам. Кажется, никто не обратил внимания на его душевный порыв в сторону многоуважаемого гаранта. Взгляд упал на влажные пятна на костюме Василя. — Только не припомню, чтобы с утра шёл дождь. Рука президента чуть вздрогнула и выскользнула из-под его. Его костюм и правда не успел высохнуть после ливня, который настиг его в пять утра в парке и сухого места на нём не оставил. — Где вы были? — Юрий вернул настойчивый взгляд на потерянные карие глаза. — Я не обязан… отчитываться перед вами. Видно, он пытался изобразить твёрдость в голосе, но у него не получалось. Чуйко мысленно вздохнул. — Конечно нет, — он утвердительно мотнул головой. — Ты ни перед кем не обязан отчитываться, — он сделал широкий жест. — Всё-таки ты гарант Конституции. Переход к неформальному обращению был слишком ощутимым. По спине Василя пробежала толпа мурашек. Он неуютно поёрзал на стуле, складывая руки на коленях. — Гарант может делать всё, что захочет и когда захочет… — Юрий Иванович, — неловко перебил его Василь, нервно сжимая ткань брюк. Чуйко конечно заметил, как он нервничал. Он всегда замечал перемены в настроении своих оппонентов и умело это использовал. — Это всё, что вы хотели мне сказать? — Нет. Я зайду к вам после обеда, — жёстче, чем хотел, произнёс Юрий, подзывая официантку. — Принесите гаранту кофе. Самого крепкого. А сам встал из-за стола и, больше не глядя на Василя, удалился. Что-то в груди Голобородько противно заныло. Голова заболела. Он тяжело подпер её ладонью. Хотелось просто лечь и проспать всю оставшуюся жизнь.***
Чуйко обнаружил его у себя в кабинете, как всегда. Он тяжело склонялся над бумагами, словно позвоночник его уже не держал. Юрий остановился у двери, постукивая носком туфли, и неуверенно шагнул внутрь, молча занимая кресло напротив президентского. Василь его словно бы и не замечал или искусно делал вид, что его здесь нет. — Как сказал один бывалый политик, сон лечит — родина калечит, — отвлеченно пробормотал Чуйко, безразлично глядя в окно. — Кто так говорил? — Василь моментально поднял взгляд на министра, словно бы его это очень интересовало. — Я, — почти горько хмыкнул Юрий, оборачиваясь к президенту. — Было бы неплохо к нему прислушаться. Лицо Василя приобрело постное выражение. — Почему вас так беспокоит мой сон? Ни за что не поверю, что вам есть дело до моего самочувствия. — Не поверите, значит? — Юрий не подал вида, как его задело это заявление. Он привык прятать свои эмоции за маской холодной самоуверенности. — По-вашему, я ради развлечения за вами таскаюсь? Василь удивлённо вскинул брови. Юрий встал из-за стола, теперь грозно возвышаясь над ним. Пренебрежение президента его порядком достало. — Мне же заняться больше нечем, — он вскинул руки, — только бегать за вами, как курица-наседка, и спрашивать: «Вы поели, Василий Петрович? Вы поспали? Отдохнули? Готовы рваться в бой?» — А не надо за мной… бегать. Я сам могу позаботиться о себе. — Да неужели! — его голос сочился сарказмом. Его целью было дорваться до правды. Заставить Василя признать, что у него проблемы. — Хорошо же у вас это получается! — Что вы хотите?.. — тон голоса Голобородько понизился. Взгляд упёрся в стол. — Я просто хочу сказать, — он опёрся кулаками о его стол, — что, если вы будете продолжать в том же духе, от вас к концу срока мало что останется. Песком посыплетесь, даже собирать будет нечего, — он чуть прикусил губу, прожигая взглядом эту бестолковую макушку. — Так что, пожалуйста… заботьтесь о себе лучше. Чуйко грубо оттолкнулся от стола и, больше не оборачиваясь, удалился, бросив через плечо скудное «До свидания». Как только дверь за премьером закрылась, Василь протяжно, вымученно выдохнул и неудачно приложился лбом о стол. Меньше всего ему сейчас хотелось ссориться и ложиться мёртвым грузом на плечи премьер-министра. Хуже всего то, что он был чертовски прав: толку от вымученного, полуживого президента… От недосыпания его трудоспособность резко снижалась, и как бы он ни бился, результат оставлял желать лучшего. А значит, его работу приходилось доделывать премьеру, у которого своих забот был непочатый край. Василя разрывало от угрызнений совести. Нужно было как-то решать эту проблему и рационально распределять время. И наконец, съехать от семьи. Тяжело, одиноко, да. Но он сможет спокойно работать. Но вот проблема: у него, как бы абсурдно ни звучало, не было денег на подобную роскошь. Смешно — у президента не хватает денег. Но он сам же записался в слуги народа.