Що дорожче за будь-які гроші

      Чуйко это достало. Где это видано, чтобы президент ночевал в собственном кабинете! Он знал об этом уже какое-то время и даже неоднократно звал Василя переночевать у себя, на что тот наотрез отказывался.       Да, они не были особо близки. Подумаешь, питали друг к другу какие-то неведомые чувства. Не прыгать же теперь в объятия друг друга! Но разве он просил об этом? Он же о нём заботился, как о собственном сыне, которого у него никогда не было.       Если бы только Василь был менее упрямым. О недоверии речи не стояло, просто ему, видите ли, было неловко. А на скамейке в парке спать ему не неловко… Но бог знает какие у него там загоны. Он понятия не имел, какие мысли роятся в головах простого люда. А Василь, именно что, был из народа; даром что президент. — Ох, Василий Петрович…       Юрий застал его лежащим на офисном жёстком диване. На часах было за полночь. Он чуть к потолку не подлетел. И сердца, вероятно, чуть не лишился. Премьер медленно подошёл к нему, словно к пугливому зверьку. Василь медленно сел, неестественно выпрямив спину. Он боялся смотреть в его сторону и просто пялился в стену. Юрий занял место рядом. Он очень не хотел спугнуть его, поэтому смотрел в ту же сторону, что и он, словно они высматривали что-то видимое только им.       Они сохраняли тишину ровно до тех пор, пока Чуйко медленно не выдохнул. — У меня для вас предложение, — он склонил голову к плечу, чуть выгибая спину. — Подходящее время, — Василь едва коснулся его плеча своим и дёрнулся. — Ну, а почему нет?       Они продолжали смотреть в одну сторону, как на вокзале в ожидании поезда. Юрий отчётливо слышал, как президент сглотнул. — Я вас слушаю…       Чуйко не торопился отвечать, взвешивая все за и против и «а нужно ли мне оно» и наконец пробормотал: — Я выделю вам два миллиона из своего кармана…       Не успел он закончить предложение, как его пронзила пара ошалелых глаз. Юрий удержался от соблазна обернуться. —… которые я в своё время вырвал из недобросовестных рук, — он зачем-то закивал в подтверждение своим словам и краем глаза заметил, как Василь закивал в такт с ним, — на реформы, которые вы так жаждете провести. Хотя мне они очень не по душе…       Он наконец посмотрел на гаранта. Его растерянное, сконфуженное лицо. И если сначала у Чуйко были дикие сомнения насчёт его странной, мягко говоря, инициативы, они полностью отпали. Ради выражения этих невозможных глаз — пара штук не так уж много. Как же.       Василь судорожно поджал губы, ни на секунду не отводя широко распахнутые глаза. — Но как вы понимаете, я кое-что попрошу взамен. — Что же?       Чуйко не был уверен, что реально услышал, если бы не видел, как двигались губы Василя. Слова прозвучали, словно шторки всколыхнулись.       А в голове гаранта не осталось ни одной адекватной мысли. Ему даже подумать было страшно, что так сильно желает получить от него премьер-министр, что готов распрощаться со своими двумя миллионами гривен! — Переночуйте у меня.       Как же нелепо и постыдно это прозвучало, но Чуйко выдержал этот вконец прифигевший взгляд. — Что? — едва выдохнул Василь. Он не знал куда деть руки и вообще, себя. — У меня есть свободная комната. Она в полном вашем распоряжении, пока вы не уладите свой семейный конфликт.       Чуйко был уверен — он согласится. Отказаться от двух миллионов из-за неловокости — какой абсурд! Даже такой святоша, как Голобородько, не упустит такой шанс буквально «на миллион». — Нет. — Василь Петрович…       Конечно Юрий был поражён.       Гарант стыдливо опустил взгляд, зажимая ладони между коленями. У премьера просто не осталось связных слов, наверное, впервые за много лет. — Какая вам с этого выгода? — робость сошла на нет; как не бывало. Острый взгляд карих глаз поразил Чуйко. — Выгода мне? — Да.       Юрий резко выдохнул, откидывая голову назад. — Уникальная возможность обчистить ваши карманы, Василь Петрович.       Колкость не прошла. Президент продолжал сидеть перед ним с каменным лицом. Чуйко обречённо выдохнул. — Вы мне не поверите. Вы не верите ни единому моему слову, но вы же, — он чуть подался вперёд, чтобы его глаза оказались на одном уровне с Васиными, от чего тот моментально стушевался, — не откажетесь от денег, которых никогда не хватает. — Почему вы сразу их не отдали, когда они были нужны нам? — Вы смешной такой, — но Чуйко ничуть не смеялся. — Какой министр отдаст деньги за просто так? — Вы, полагаю.       «Подлец. Подловил». — Ясно. Отказываетесь, значит? — Юрий пристально высматривал в глазах напротив хоть какую-то подсказку, объясняющую глупый отказ. — Нет. — Снова нет? Боюсь, вам придётся пояснить. — Я согласен.       На его лице нельзя было прочесть ни эмоции. Он замер, как фарфоровая статуэтка. По лицу Юрия, напротив, прокатилась ехидная ухмылка. Василь помрачнел ещё больше. — Расслабьтесь, — премьер даже не заметил, как накрыл чужое колено. — Я не собираюсь вас травить, душить или что-то в этом роде. Что бы вы там ни думали обо мне, я желаю вам только хорошего, — он пожал плечами, убирая руку с колена, словно его это ничуть не заботило. — По крайней мере, после всего, через что мы прошли вместе.       Щёки Василя налились румянцем. Чуйко встал с сиденья, протягивая президенту раскрытую ладонь. — Пойдёмте. Тёплый автомобиль и тёплая постель. Тёплый чай, если хотите, — ладонь президента до невозможности осторожно легла в его. — Тёплый ужин.       Перебарщивать с предложениями не стоило, но Юрий уже не мог остановиться. К счастью, Василь уже не слышал его, будучи слишком поражённым происходящим.       Он не помнил, как он оказался на заднем сиденье мерседеса. Всё происходило словно во сне. Премьер сидел рядом, смеряя его мягкой улыбкой. Под его взглядом было очень неловко. Было противное ощущение, что его купили. Но пути назад не было: они ехали к премьеру домой. В роскошный загородный дом. Василия передёрнуло.       «На награбленные деньги. Точно». Тут же всплыли воспоминания о Дне Незалежностi, когда он упёк его за решётку. И как выпустил на волю.       Всю дорогу он сидел как в воду опущенный. В груди неспокойно трепыхалось сердце.       «Ничего», — думал Чуйко, — «Успокоится. Зато не будет спать на улице, как бездомный пёс». — Прошу, — он торжественно распахнул перед ним дверь своей усадьбы. Водитель уехал, охранников нигде не было видно. Теперь они остались совсем… наедине, в доме премьер-министра. Василия вело от богатства убранства. Ему всегда было не по себе в окружении подобной роскоши. Какой бы то ни было роскоши. Всё внутри сжалось.       Юрий мягко подтолкнул его в спину, и сердце Василя подпрыгнуло, наверное, к самому горлу.       «Только на одну ночь», — как мантру повторял он, ступая по начищенному дорогому паркету. Едва дыша. Трудно теперь было отрицать своё влечение, когда его объект стоял с тобой плечом к плечу. Как это вообще возможно: тянуться всей душой и телом к отцу коррупции, будучи ярым противником коррупции?       «У Вселенной явно дурное чувство юмора». С этими мыслями Василь занял место на большом бархатном диване. Премьер отошёл к буфету в глубине гостиной, поэтому у него было время прийти в себя. Но всё равно его катастрофически не хватало. — Ужин? — учтиво предложил Чуйко, возвращаясь с хрустальным графином, наполненным медовым напитком и двумя тумблерами. — Спасибо, я не голоден, — Василь вжался в спинку дивана. — Когда вы ели в последний раз? — Юрий Иванович, я ужасно устал. Могу я пойти спать? — на одном дыхании пробормотал он, наблюдая за тем, как премьер разливает алкоголь.       Конечно же. Сон как рукой сняло и отрезвило так, словно он бахнул литр кофе. Но под этим хищным взглядом находиться было невыносимо.       Премьер едва пригубил янтарный виски и окинул его почти отеческим взглядом. Образ Голобородько не вязался с этим слишком высокопарным окружением. Он был простым человеком, которого зачем-то посадили на мешок с золотом. Чуйко усмехнулся про себя — он посадил. — Конечно. Я вас провожу.       Они поднялись на второй этаж. Стены покрывали голубые витражи, но в остальном преобладало дерево. Дуб и сосна, как сказал Чуйко. — Вероятно, излишне вычурно для вас, — он распахнул перед президентом двери его спальни, — но здесь вы сможете отдохнуть по-человечески.       Сердце Василя сладко защемило от внезапного осознания. «Неужели это всё для меня? Он не дал мне провести ещё одну бессонную ночь, скрючившись на жёстком диване, и при этом ещё и даст деньги на реформы, против которых так яро выступал».       «Я люблю его». Нет. Не сейчас. — Спокойной ночи, Василий Петрович.       Его сердце колотилось в горле, готовое выпрыгнуть. — Спокойной ночи, — он даже не думал скрывать влюблённые глаза от премьера, глядя прямо и нежно, — Юрий Иванович. Спасибо вам.       Губы Чуйко изогнулись в снисходительную улыбку, но за ней скрывалось гораздо большее. Наконец ему удалось его «приютить». Хотя бы на время, но ему удалось; ценой каких-то двух миллионов. Пустяки. Он готов был отдать все свои деньги за эти глаза.       Дверь беззвучно закрылась. Сегодня Юрий мог спать спокойно, зная, что в соседней комнате в тепле и уюте спит тот, о ком он так заботился, что его эгоистичная натура отошла на второй план. Кровь стучала в голове, но ему было так хорошо, словно ему в руки вручили весь мир.       Воздушной походкой он спустился в гостиную. Признаться, он знал, что Василь захочет с ним распрощаться сразу, как только преступит порог его дома, и его это не расстраивало. Напротив — у него будет больше времени на сон.       «Если он заснёт в час, а вставать ему в шесть утра… то это получится пять часов сна. Гораздо больше, чем два… Хватит!» Он вёл себя как его отец. Это ощущалось неправильно на фоне чувств, которые он к нему испытывал. Но он вовсе не хотел избавляться от этой стороны их отношений — родительской заботы. Она была необходима его президенту, даже если он сам так не считал. Куда же Василий Петрович без своего чрезмерно опекающего премьер-министра? Правильно, никуда.