Мир вверх дном

— Окей, Ками, немного ближе к Мирабель, и поверни голову в конце-то концов. Приглушенный звук справа, что был ничем иным, как еле сдерживаемым смехом кузины, лопнул в животе подростка шарик терпения. Вот же ж ведьмы. — Долорес, я стою как мне удобно, хватит здесь рулить. И прекращай уже меня так называть, мне не шесть лет. — Не нервничай, hermano, от этого появляются морщины. Мира, чуть-чуть голову подними, — высокая стройная девушка в неопределенном жесте повела тонкими пальцами в сторону младшей Мадригаль. Подбородок той тут же дернулся вверх, плечи немного выпрямились, сделав ее на сантиметр-второй выше на вид. — Вот так лучше. Красавица! Камило в тот момент отдал бы много чего, чтобы стать свидетелем воспылавших от внезапного комплимента скул сестры, но надо быть осторожнее. Зеленые глаза продолжали со щедрой долей недовольства сверлить темное око сестринской камеры, которая была нацелена своим прожорливым взглядом прямо на них с Мирабель. Парень, конечно, любил побывать в роли модели, ведь на фото он всегда получался безупречно хорошо, но сейчас все было иначе. — Мы топчемся на месте уже десять минут, у меня болят колени. Подумай о брате, Ресси, я уже немолодой человек! — Хватит ныть, Камило, — кудрявая едва ли не топнула ярко-алой туфлей по асфальту, но в голове ее вовремя мелькнула картинка желтого ценника с красовавшемся на нем четырехзначным числом. — Во-первых, не десять а семь, а во-вторых, если понадобится, то будешь стоять и сорок, пока я не словлю самый лучший кадр. Для мамы это очень важное фото и я хочу, чтобы оно вышло идеальным. Слух парня уловил то, как брюнетка рядом с ним нервно сглотнула. И будь он на том же уровне, что и Долорес, то наверняка услышал бы хруст ее позвонков. Потому, что после слов старшей девушка выпрямила спину буквально до предела. Смуглые пальчики подцепили выбившуюся из прически прядку и спрятали за ухо, взгляд немного потупился. По всей видимости такие метаморфозы впечатлили не только среднего ребенка Пепы, старшая Мадригаль тоже удивленно блеснула карим глазом на кузину, показавшись наконец из-за тяжелой пластиковой преграды в виде новенького аппарата. Это что еще с ней? Странно… Потеряв бдительность, Камило, наверное, и выяснил бы это у обладательницы длинных ресниц, но, к его счастью, в следующий момент вместо интересующего его вопроса изо рта у того вырвался лишь испуганный визг. На напряженные плечи младшей легли чужие нежные ладони. — Ничто не может быть идеальным, тогда зачем к этому стремиться? — А, блин, ну зачем так пугать? — на свое возмущение кудрявый получил лишь небрежный, почти высокомерный знак рукой в свою сторону от виновницы его почти-что-сердечного-приступа. — Иса, — губы брюнетки тронула улыбка. — Знаешь, мне кажется, что так будет лучше, сейчас… Длинноволосая девушка обошла сестру и, став перед ней, заработала ловкими пальцами над непослушными черными кудрями. К своему удивлению зеленоглазый увидел, как младшая дочь Агустина заметно расслабилась, плечи опустились и той словно стало легче дышать. Совсем не похожие. Так решил для себя Мадригаль, встретившись с ее высочество Исабелой лицом к лицу впервые. Они с Мирабель были совершенно разными, словно и вовсе не имели никакой родственной связи. Характеры, черты лица ничего не совпадало. А сейчас, когда атласно-прямые волосы старшей кузины ослепительно поблескивали в свете полуденного солнца, шатену в голову подкрадывался логический вопрос, как эта персона вообще может быть Мадригаль? Впрочем, теперь Камило было понятно, что имела ввиду его мать, расхваливая прелестную primera nietaпервая внучка. Исабела Мадригаль была необычайной девушкой, найти хоть один изъян в совершенном, идеально пропорциональном лице старшей дочери Джульеты и Агустина казалось невыполнимым заданием. То же самое касалось всего остального: длинные блестящие локоны, что, казалось, даже окажись брюнетка в эпицентре шторма, не разметались из безупречной укладки, гладкая, наверняка ухоженная кожа, что была на несколько тонов темнее, чем у младших сестер сияла здоровьем, так же, как и ее аккуратные ноготки. Было ощущение, что проклятье совершенства распространялось на все, что касалось этой сеньориты. Обычная лиловая блузка и джинсовая юбка сидели на ней, словно были пошиты на заказ, женственность и грация преследовала каждое простое движение и жест, а осанка была такой ровной, что ее можно было смело использовать вместо линейки на уроках черчения. Еще и этот приторно-сладкий тембр ее голоса… Этой мадам только озвучивать принцесс в Диснеевских мультфильмах. И это еще без упоминания о том, что та была студенткой одного из лучших вузов Бразилии. Одним словом, идеально. Ах да, о чем она там говорила? Необоснованная неприязнь стала Камило посреди горла, стоило тому лицезреть с какой теплотой и поддержкой старшая смотрела на свою сестру. Темные пальцы, закончив свою немудрую работу, наскоро пробежались по девичьих скулах и плечах, смахивая с кудрявой невидимые пылинки. — Вот так, — длинноволосая отступила и покинула пределы захвата камеры, став слева от Долорес, и подбадривающе улыбнулась младшей. Она определенно была намного сложнее, чем казалась на первый взгляд. И пусть рядом с ней средний ребенок Пепы и Феликса все же чувствовал себя не совсем комфортно, тот решил не придавать этому внимания. Ведь умозаключения, к которым приходили его первое впечатление и природная чуйка никогда не оказывались верными. Он быстро кинул взгляд на Мирабель. Нет. Никогда. Его кузина легко, но уверенно улыбалась в камеру, сквозь шоколад ее щек цвел прелестный румянец. В конце концов Мирабель все равно была лучше Исабелы с ее неприродной красотой. Мадригаль был в этом абсолютно уверен и это убеждение ставало все тверже. С каждой секундой, что тот смотрел на сестру. С каждой ее улыбкой. Мир вокруг незаметно притих, словно стараясь не спугнуть… что-то. Раздался щелк камеры. — Есть!!! Голос старшей вывел парня из мыслей… хотя, скорее выдернул его из них подобно тому, как его мать выдергивала морковь из грядки. На третий раз сердечный приступ точно не минует бедного Мадригаля. Кудрявая девушка выглядела абсолютно счастливой, в победном жесте поднимая над собой тяжеловатую для ее худых конечностей камеру. Казалось, даже крупные рюши на ее оранжевой блузе весело затанцевали, чувствуя триумф хозяйки. — Словила! * На данный момент гостевая комната могла отличиться одним из худших видов, в которых ей приходилось побывать за все прошлые несколько месяцев. Но, учитывая тот факт, что здесь жила Мирабель Мадригаль, все было не так плохо, по сравнению хотя бы с той же спальней, что принадлежала среднему ребенку семейства. Впервые за долгое время неширокая кровать была не заправлена, дверцы шкафа были отворены, ящички комода выдвинуты, некоторые элементы гардероба хаотично разбросаны по всех находящихся в помещении поверхностях. Сама обитательница этих стен стояла у зеркала, сгорбившись в три погибели и завернув руки не совсем естественным образом в попытках застегнуть никак не желающую поддаваться неловким рукам змейку платья. Круглое лицо укрыли алые пятна, зеленые очки сползли на самый кончик носа, угрожая скорой встречей с полом. — Да что ж такое… Удар пяткой пришелся прямо в средину двери так, что та отворилась и едва ли не стукнулась ручкой о стену. — Хей, prima, ты готова? Тетя Джу сказала тебе по… Это что еще за черт? Камило явно перебывал в довольно радужном расположении духа ровно до того момента, как глаза парня упали на представившуюся ему картину. Брюнетка тяжело выдохнула застоявшийся в легких воздух. — Определение «персональное пространство» тебе о чем-то говорит, Камило? «Чья бы корова мычала…» Игнорируя саркастическое замечание кузины, шатен прошел вглубь комнаты, бережно минуя лежащую на его пути пару туфель, еще одну, и снова… — Это что такое, Мирабель? Почему ты еще не одета? — Вообще-то, умник, если тебе не видно, я полностью готова, — даже не удосужившись взглянуть на брата съязвила кудрявая, — это… Я просто не могу, помоги, пожалуйста. По том, как ярко под конец предложения сменился тон сестринского голоса, было ясно, что девушка была чуть ли не в отчаянии. Намерение устроить младшей трепку за прежние наглые высказывания враз пересилило желание вслух посмеяться с выражения ее лица. Ну что за дурында… В долю секунды старший переместился за ее спину. Кареглазая выпрямилась, смотря куда-то вниз. Музыкальные пальцы едва касаясь подушечками ткани очертили линию женской талии, поднялись вверх по спине к лопаткам. Там, подцепив язычок молнии, что застрял посреди своего пути, медленно потянули его кверху без каких-либо трудностей. Услышав характерный звук, кудрявая удивленно распахнула глаза. Лицо кузена насмешливо светилось в отражении зеркала. — Просто со спины это делать намного сложнее… — Как скажешь, — горячо выдохнул зеленоглазый уже куда-то в не прикрытую волосами шею кузины, перед тем, как коснуться выпирающего позвонка губами. Темноволосая ловит ртом воздух, пальцы ее ложатся на ладони брата, что удобно расположились у нее на талии и подается назад, к нему. Она все еще не привыкла быть с ним. Мирабель думает, что его любовь это лучшее, что с ней случалось. И не догадывается, что ее кузен считает не иначе. Парень проводит вдоль тонкой шеи носом, мимолетно вдыхает коричный запах волос, и чувствует себя зависимым, делающим очередную затяжку своего любимого вещества. Прекрасно. — Вот здесь… Поцелуй… Суховатые губы немедленно перемещаются в нужном направлении, на маленькое ушко. Девушка издает еле слышный звук удовольствия. А может черт с ними, теми Гузманами? Это тело в руках юноши требовало его внимания прямо сейчас. Перспектива зацеловать каждый сантиметр кожи Мирабель казалась куда более заманчивой, чем высидеть два часа за столом, похлебывая суп и вежливо улыбаясь соседям, чтобы только Долорес могла построить глазки их единственному сыну. Ох уж эта женщина… Что не день, то новая любовь всей жизни. — Что-то случилось? Ты кажешься… поникшей, — после минуты уютных убаюкивающих объятий решил спросить старший, чувствуя некоторую тревогу в сестре. Мадригаль прикусила губу. — Да нет… Я в порядке. — Врешь. Вот так просто. Прямолинейно, но мягко. Брюнетка вновь опустила глаза, сдавшись под непреклонностью своего primo. — Я, наверное, немного поправилась. Ну, может, не немного, это… Обладатель медовых кудрей вмиг посерьезнел, с глаз спала пелена расслабленности, он вгляделся в женское лицо в отражении зеркала. — Я купила это платье пару месяцев назад, и раньше оно ощущалось на мне… свободнее. А сейчас оно впритык. Наверное из-за того… — Мирабель, — кудрявая слегка вздрогнула. Кузены старались не говорить о многом, что касалось как каждого из них отдельно, так и их обоих в целом. Эта тема была не из таких. — Наверное из-за того, что ты стала нормально есть и не опустошать желудок после каждого приема пищи, ты это хотела сказать? В голосе Камило тонко звенел плохо скрываемый металл. Юная Мадригаль прикрыла глаза, крепче сжав его руку. Все же она была неправа. — Да. Именно это. Мирабель прекратила свое дурное дело практически сразу, после того, как стала… его. Он запретил, не позволил. Он убедил ту в ее значительности. И она бесконечно ему благодарна, просто… — Мне сложнее контролировать… это. И до этого было сложно сложно. Просто дай мне время. — Ты безупречна, — тихо и горячо у ее уха. Тело Мирабель пронизывает одновременно тремя чувствами: благодарностью, любовью и опаской за сохранность ее макияжа, ведь первые непрошенные слезинки уже солено блеснули в уголках глаз. Ну вот этого совсем не нужно. Она поворачивается к парню лицом и оглядывает того с ног до головы. И если был в мире человек, кроме Исы, которого она смогла бы назвать безупречным, так это сам Камило. Медовые кудри, которые едва ли не впервые за последний год поддались работе расчески, были собраны в небрежный пучок на затылке, простые черные брюки смотрелись довольно гармонично в комплекте с минималистической хлопковой рубашкой цвета слоновой кости. На ногах красовались любимые сандалии парня. Голову посетила мысль, что Мадригаль выглядел бы не менее хорошо, будь он одет в рыбацкую сетку дяди Феликса или же старую коричневую штору, что тетя Пепа до сих пор зачем-то хранила в подсобке. Этот парень был идеален сам по себе. Иногда она недоумевала, как Камило, первая любовь всей женской половины школы Энканто номер пять, все же оказался здесь, рядом с ней, шепчущим в ухо слова любви и целующим ее губы. Но это было так. И, как бы анти-феминистично это не звучало, именно его любовь давала младшей дочери Агустина и Джульеты причины любить себя. Девушка поправила ворот его рубашки, провела ладонями вверх по груди и остановилась на плечах, заглядывая в глаза своему полукузену недопарню. Под кожу и до самых костей пробиралось самое настоящее пылающее и одновременно исцеляющее чувство. «Я люблю тебя. Спасибо тебе за все». Но вместо этого: — Тебе не кажется, что ты забыл кое-о-чем? На лице подростка отразилось легкое недоумение. Не то чтобы его это волновало, ведь касания девушки были до безумия приятными и вытесняли все лишние мысли. — И о чем же? Густая бровь скептически взлетела вверх. — А, черт, прости, — более эпично было только если бы тот ляпнул себя ладонью по лбу, — Мирабель Мадригаль, я, придурок и болван, прошу простить меня за мое долбонутое поведение, ибо был я полным кретином. Так, надеюсь, ничего не забыл? А то уже начинаю упускать некоторые части… В ответ шатену как всегда последовал смех ему в рубашку. Ох, кто бы мог подумать, что белая и пушистая малышка Мирабель на самом деле злопамятная мстивая зараза. Как и не мог Камило Мадригаль подумать, что на кинутую без задней мысли перед сном фразу: «Я буду просить прощения каждый день если ты захочешь», он получит совершенно серьезное: «Хочу». Что ж, никто его не принуждал этого говорить, равно как и не принуждал по-кретински относиться к сестре, и говорить все те глупые вещи. Виновен — значит виновен. Его девочку это, по всей видимости, очень веселило, так что на все остальное было глубоко плевать. И если ей от того будет легче, он будет повторять это снова и снова, пока они оба не забудут, с чего все, собственно, и началось. — Тебе очень идет, — кивает медовыми кудрями на нее зеленоглазый, когда та снова отходит к зеркалу, чтобы нацепить сережки. Легкое однотонное платье глубокого синего цвета и правда смотрится хорошо на юной Мадригаль. Как всегда немного коротковато, по мнению парня, но раз уж ей так нравится… Зато плечи в кои-то веки закрыты и не будут дразнить взор Камило своими изящными линиями. Черные локоны собраны в высокий кукольный хвост, на скулах немного румян, и без того выразительные глаза аккуратно подведены. Красиво. В комнате раздался звук распыляющегося парфюма. — Ну, пойдем. Мирабель повернулась к шатену, сверкнув серебряными сережками. Но тот уже стоял погруженный в свои мысли, вдыхая цветочный аромат. Глаза метнулись к рамке с фотографией, что украшала письменный стол девушки. Те же самые кузены, брат и сестра, которых он видел в семейном фотоальбоме матери. Вот только уже подросшие, красивые и совершенно влюбленные. Лишь очень внимательный глаз мог уловить ту химию, что танцевала в воздухе вокруг этих двоих, разгадать мысли, что были спрятаны за юношеским взглядом, мимолетно обращенным к сестре, и ее неловкую улыбку на карамельных губах и из-под ресниц. Нечто особенное было во всей этой картине, солнечными пылинками оседающее на щеки в виде многочисленных веснушек, и завернутое в пышные бутоны пионов позади них. Камило колеблется. — Я выйду первой, ты следом, но выжди пару минут. В общем, ты и сам знаешь… — Мирабель, — оклик старшего застает обладательницу шоколадных глаз у самой двери. Она немного удивленно смотрит на брата, задавая немой вопрос. Вдох… — Это всегда была ты. Теперь озадаченность твердо укрепилась в чертах лица юной Мадригаль, но вместе с ней самый дальний уголок разума защекотала внезапная догадка. Неужели он вспомнил? — Я… Кем? Но парень не спешит с ответом, лишь задумчиво рассматривает лицо… любимой? Да, наверняка, любимой девушки. «Девочкой, которую я встретил, прячась за кустами маминых пионов. Той, что так крепко держала меня за руку и отводила взгляд в очаровательном смущении. Той, найти которую я уже потерял надежду за все эти годы, ведь попросту забыл ее лицо, но которая явилась ко мне сама, ярко улыбаясь точно так же, как и тогда, в детстве. Моей первой любовью». Сердце девушки застыло в ожидании ответа, лицо кузена сейчас было тем единственным во всем мире, к чему было приковано все ее внимание. Камило делает выдох. — Тем, кто постоянно забирал из буфета мои запасы зефира. Иди уже… Ирония в голосе подростка щелкает брюнетку по лбу, подобно мухобойке. Хорошо, пусть так. Она не будет просить. Главное то, что он помнит. Помнит ее. От этого стало спокойно, тихо. Правильно. Мирабель подавливает усмешку. — Прости, я больше не буду. Две пары глаз светятся веселостью, простым ребячеством, они словно играют друг с другом в кошки-мышки. Когда-то один из них все же проиграет. Ведь они оба помнят. Камило и Мирабель выходят к остальным Мадригалям, держа внутри разделенную на двоих тайну. Весь последующий вечер кузены улыбаются другим, старательно избегая взглядов один одного потому, что знают — эту ночь, как и любую другую, они проведут вместе, окунаясь в долгий приятный сон рядом с самым любимым человеком. Они знают также, что их тайна рано или поздно будет раскрыта, что принесет с собой много неприятностей. Но они все переживут. Ведь это всегда были они.