Мир вверх дном

Мирабель Мадригаль просыпается от окутавшего её тело жара и неприятно прилипшей к коже простыни. И дело вовсе не в колумбийских колебаниях температур. Ей снился… необычный сон. По всей видимости, он и был причиной её горячки. Вот только девушка вряд ли смогла бы вслух сказать какого содержания было сновидение. Разве только, что там был он. Камило. Кареглазая перекинула влажноватые локоны на спину и, сделав глубокий вдох, встала с постели. Надо поскорее избавиться от этого ощущения, чем бы оно не было. Наваждение сдавливало лёгкие невидимым грузом, в последнее время девушка все чаще стала просыпаться вот так. Словно уже чем-то заслужила, что-то сделала не так. Здравый смысл подсказывал, что так не должно быть. Брюнетка застыла на месте, остановившись у деревянной мебели. Провела пальцами по гладкой поверхности столешницы. Неужели все не на самом деле? Сейчас определить было сложно. Совсем непросто. Это было… слишком хорошо, чтобы быть реальностью. Наверное, надо раньше ложиться спать. Глупая Мирабель. Почувствовав первые уколы слез в носу, кудрявая одернулась. Не в первой. Плакать из-за своего prìmo в последнее стало слишком привычно. Она справится. Накинув на себя легкий халат,  кареглазая на носочках потопала в ванную. Она всегда так ходила. Почему, та не знала сама. Так привыкла. Их родной дом был не слишком большой, поэтому приходилось передвигаться, да и вообще, жизнедействовать максимально тихо, чтобы не мешать остальным членам семьи. Здесь все было иначе, солнечная ветка семейства Мадригаль была достаточно обеспеченной, на втором этаже вряд ли кто-то услышал бы её аккуратную поступь. Но та решила оставить свою маленькую традицию. Кузен всегда просыпался последним, девушке банально не хотелось нарушать его спокойствие. Смешно. Учитывая то, что парень услышал бы двоюродную сестрицу даже имея она возможность передвигатся по воздуху. Он слышал её всегда. Мог различать её походку из десятков других, лучше, чем некоторых членов семьи. Но откуда ей было об этом знать? Мирабель неспеша проделывала все банные процедуры, стараясь не задумываться над тем, сколько из падающих на белый пол душевой капель воды на самом деле являлись её слезами. Вообще горячий душ хорошо помогал справляться с наваждением, многими видами физической боли, усталостью и дурными мыслями. А у брюнетки их хватало. Нарядившись в свое самое удобное платье, а точнее голубой сарафан с вышитыми на нем цветами и поддев под него белоснужную футболку, она спустилась вниз, на ходу закалывая волосы. И даже если в хрупкой девичей душе ещё лелеялась какая-то, настырно игнорируемая трезвым умом темноволосой надежда, то сейчас она с оглушающим шумом разбилась вщепки о холодный взгляд зелёных глаз напротив её собственных. Тихо, Мирабель. Улыбайся, Мирабель. Пожелай ему доброго утра, Мирабель. В присутствии взрослых он не станет строптивить. — Доброе утро, prìmo, — когда она научилась так искусно скрывать дрожь в голосе? В ответ получает болючий укол из-под нахмуренных бровей, шею и позвоночник покрыло ледяными мурашки. Бросил взгляд на мать и Джульету. — Привет, Мирабель. Даже не взглянул. Ничего. Все хорошо. Девушка садится рядом с Антонио после того, как мама отказывается от ее помощи с приготовлением блинов. На столе уже стоят пару мисок салата, по мискам разложен традиционный омлет, стоит графин с ее любимым ананасовым соком. Девушка выпивает целый стакан почти за раз, в горле было странно сухо. Лёгкая кислинка на губах заставляет язык автоматически пройтись по ним, собирая остатки фруктового вкуса. С другого конца стола слышится неопределённое покашливание. Мадригаль поднимает глаза. — Милый, все в порядке? — Всё нормально мам, — парень недовольно кривится, — Виноград посреди горла стал. Подросток утыкается взглядом куда-то в окно, а Мирабель чувствует несильное постукивание по своим рёбрам откуда-то справа. — Мира, Мира! Смотри, что я сделал! И пока она с улыбкой рассматривает выложенное младшим кузеном кусочками фруктов на тарелке подобие человеческого лица, Джульета уже заканчивает накрывать на стол. Мадригали садятся завтракать. И вся трапеза, впринципе, проходит как обычно. Незатейливые разговоры, позвякивание столовых приборов, бокалов, рассказы самого младшего члена семьи о том, как и где, по его мнению, лучше ловить бабочек, и это при том, что ребёнок сам никогда в жизни ещё подобным не занимался, лишь читал в своих книжках. — Немного подрастёшь, и мы отправим тебя в лагерь. Будешь там исследовать насекомых, — заговорчески переклоняясь через стол к сыну говорит ему отец. — Феликс… — Ну что? И все в этом роде. Не покидало девушку лишь неприятно засевшее внутри чувство… чего-то неладного. Чувство недосказанности и обиды. Как долго все это будет продолжаться? Ещё больше волновал вопрос, как долго она сможет продержаться? Горло сдавливало тупой грустью, несмотря на здоровый аппетит кудрявой, в горло не лез кусок мягкого воздушного блинчика. Ей было просто плохо. Отрицать это было бы ещё глупее, чем ждать от судьбы незаслуженного подарка в виде хотя бы одного тёплого взгляда со стороны брата. Но она ведь Мирабель, глупость — её второе имя. Не нужно быть выдающимся наблюдателем, чтобы догадываться, что Камило именно так и считает. Уголок карамельных губ подскочил вверх. У неё есть только она, её выдержка, сила воли и пастельно-розовые надежды на лучшее. Этого должно хватить. Люди в Африке живут без воды, а ты тут зря нюни распускаешь. К черту жалость к себе. Берись за ум. Это не худшее, что могло бы случится, ты ведь сама это понимаешь. Мирабель прекрасно все понимала. Стало грустно — иди сшей что-нибудь, жаль себя — сядь почитай историю, через неделю самостоятельная. И так по кругу. Это и правда помогало. Отвлекало от… всего лишнего. Ненужного. Совсем дурацкого и бессмысленного. Да и смотри ты уже правде в глаза. Отвлекало от Камило. От его глаз, рук, голоса и шоколадных кудрей. Что же произошло? Почему все обернулось таким образом? Разве это не он когда-то… Так, стоп! Хватит всего этого. Ему плевать, Мирабель. Ему все равно. Прекрати, или тебе будет только хуже. Пойми уже, что все зря. Он тебя даже не помнит. Надо перестать искать в людях все только лучшее. — Спасибо, я наелась, — из соответствующим звуком отодвигается деревянный стул и брюнетка встаёт из-за стола, — Я позже приду помочь с уборкой, мне… надо подготовится к практической. Кареглазая женщина с удивлением оглядывает лицо дочери. — К-как тебе угодно, милая. Подарив матери свою фирменную улыбку, темноволосая идёт к себе, срываясь на бег уже посреди лестницы. Все вроде как обычно, но почему-то сейчас горло душат слезы. Может это из-за еще таких живых картин в её голове, перед глазами. Его руки на ее щеках, на бёдрах, везде. Полный желания взгляд, тёплые, суховатые губы настойчиво сминающие её, горячий язык на её шее. Болит. Как стереть себе память? Как перестать видеть сновидения? Может, совсем не ложится спать? Купить на все сбережения энергетических напитков а через одиннадцать дней свалиться без дыхания? Такая вот колумбийская Холзи. Только мёртвая. И не звезда. Господи, как это жалко. Сквозь гримасу подавливаемой боли на лицо налезла ироничная улыбка, за ней невольно из груди вырвался тихий смех и все это все больше начинало смахивать на сумасшествие. Может так оно и было. Кудрявая голова, враз потяжелевшая, подперла стену коридора. Там, в самом конце его комната. Помещение, где круглосуточно царит легкий полумрак, так как хозяин не был фанатом яркого света, что странно, ведь его любимым цветом был жёлтый и все его оттенки. Брюнетка могла точно сказать, что солнце он не любил, как и свои веснушки. Но как их любила Мирабель… Спальня с вечно неубранной постелью, беспорядком на учебном столе, но всегда идеально расставленными по цветной гамме книгами на полке. Иногда она представляла кузена читающим лирику лёжа на своей кровати и от таких фантазий у той перехватывало дыхание. Постельное белье его тоже, к слову, почти все было ярким, жёлтых или оранжевых оттенков. Интересно, как это, засыпать рядом с ним? Это, наверное, похоже на сказку, вот так, положив ладони ему на грудь. Купание в мягких солнечных лучах. А дальше… Длинные пальцы в волосах, шорохи снимающейся одежды. И до ужаса прекрасная тяжесть чужого разгоряченного тела на себе, первые толчки и утробное рычание прямо в её рот.

«Без ума от тебя, маленькая ты дура…»

Замолчи, замолчи сейчас же! Прошу… По уже заалевшим щекам проделывают влажные дорожки две первые слезинки. Кареглазая снимает очки и прижимает ладони к лицу, в попытке спрятаться от всего мира и от себя в том числе. От своих мыслей. И от него. Почему он в ней? В её голове, в сердце? Почему он? На самом деле у девушки был на это ответ. Но именно сейчас той просто напросто было больно ворошить клубок светлых воспоминаний. Это было слишком прекрасно, слишком невинно и светло. Сейчас яркие фрагменты из далёкого детства приносили только острую тугу, чувство безысходности, замкнутости и слезы по ночам. Контраст между прошлым и сегодняшним был слишком заметным. Почти ослепительным. Ей хватило бы простого разговора, обычного приветственного взгляда с утра и немудрой полуулыбки в особые дни. Больше и не нужно. Она бы ценила эти крошки, самый минимум братско-сестринских отношений, как самое дорогое. Она была бы даже счастлива. Черт дери это блядское «бы»… Надо взять себя в руки. Умытся, выпить воды. Отлепиться от стены в конце концов. — Это теперь наше кодовое слово? Практическая? Я мог бы придумать и покруче, но раз ты так решила, я не против. Камило. — Мадригаль, что с лицом? У Мирабель леденеют ладони, она поднимает голову в сторону брата. Он здесь. Сейчас по-настоящему. Только вот… зачем? Губы чуть дергаются, словно пытаясь выдать какой-то звук, но та молчит. Лёгкая усмешка, красовавшаяся на загорелом лице парня медленно сползает, он хмурится. — Ты что ревела? Она хотела бы ответить. Ответить хоть что-нибудь, банально произнести заплетающимся языком его имя, но просто не может. Не выходит, не получается. Голосовые связки будто перевязало невидимыми нитями. В голове медленно стучало собственное сердце. Камило… Ведь она даже не слышала его шагов. Почему ты здесь? Медовые кудри брата весело подпрыгивают, стоит тому возобновить шаг, пара из них падает на глаза. Глаза, что смотрят прямо в её собственные. Что ты делаешь так близко… Рефлекс заставляет брюнетку отпрятнуть, но та спотыкается о свою же ногу. …и почему у тебя такие холодные руки? — Аккуратней. У младшей Мадригаль стекленеют глаза. Что он только что сказал? Его ладони поддерживают ту за локти. Слишком знакомая картина и слишком знакомое чувство. Эта чёртова забота в голосе. Но этого не может быть. Я же не сумасшедшая. Не сумасшедшая. Не… — Мирабель, что ты там бормочешь? Ты… Смотришь на меня. С беспокойством. Озадаченный вздох с его стороны.  — Пойдём. Пойдём… Кареглазая слепо переставляет ноги. Думать слишком тяжело, как и дышать, даже функция видения забирает довольно обширную часть энергии. Но мы же прошли мою комнату… Стой. Подожди! — Мирабель, что с тобой происходит? — Я не понимаю! — вышло громче, чем та ожидала. Хотя Мадригаль, скорее всего, не ожидала совсем ничего из того, что сейчас происходит. Она не думает. Не получается. Правда, девушка совсем ничего не понимает. Она не понимает, что заставило его с ней заговорить, не понимает, почему так смотрит, нет, не так, почему он вообще смотрит на неё? Если это просто малобюджетный сиквел её дурацкого сна, то она хочет проснуться. Сейчас же. Немедленно. Она не хочет сойти с ума. Боже, как близко… Запах солнца и сладких блинов оседает пылинками на длинных влажных ресницах и той хочется закрыть глаза, под давлением вдруг накатившейся на нее неземной усталости. Может вместе с этим все и закончится? Не работает. Он все ещё здесь. Очень близко. А внутри горячо.

«Без ума от тебя…»

— Мирабель… Кудрявая резко вскидывает голову и сейчас мозг снова простреливает недоумением. Как она тут оказалась? Пастельно желтого цвета стены и насыщенно синие занавески, кокон одеяла на кровати. Пахнет книгами. А вот Камило. На голову выше, глядит сверху вниз, как на ребёнка. Тёплый. И касается её. Обоими руками сразу. Проснись. Взгляд застывает на их сплетенных ладонях, ей так хочется верить в лучшее. Хорошо, ладно. Ей просто нужен знак. Помоги мне понять, что это реально. — Что я сделал не так? Если ты из-за того, что было на завтраке, то, ты же понимаешь, это было вынуждено. В тоне парня хорошо скрываемое волнение, но безмолвные стены вокруг них все замечают. Слышат и её бешеное сердце. Говоря откровенно, этих двоих им немного жаль. — Поговори со мной… — Ах… — вызревает на карамельных губах и растворяется в пропитанном запахом книжных переплетов и мужским гелем для душа воздухе комнаты, когда кудрявый делает последние разделяющие их полшага. Кладёт руку на талию, совсем нежно, невызывающе. Будто просто пытается быть ближе. И девушка вконец теряется. Это она, Мирабель? Это разве был её голос? У младшей Мадригаль трясутся коленки от крышесносящей волны жара, что исходит от брата. Сейчас или никогда. Она смотрит в глаза. Словно по ним могла узнать все то, что ей было нужно, необходимо. Докажи мне. — Камило… — Ты оказывается, умеешь внятно говорить? — подросток улыбается. А она тянет к нему руку, пальцы бегут по щеке, скуле, подбородку. Зелёные глаза заинтересованно поблескивают, наблюдая за лицом кузины. Она будто маленький ребёнок. — Ты же настоящий, правда? Пару мгновений старший стоит, переваривая информацию. Она… Господи. Эта девчонка ещё глупее, чем он думал. И он её обожает. Шатен искренне смеётся, а затем тихо говорит, смотря в тёмные глазки девушки. — Давай проверим. Иди ко мне. Внутри вспыхает недовольство, только вот неясно, от чего. Но Мирабель протягивает руки от отодвинувшемуся от нее на шаг родственнику. Он играть с ней вздумал? — Чёртов Мадригаль, — срывается с полных губ, когда старший увиливает от её рук во второй раз. Насмешливое выражение его лица вызывает раздражение. — Что ты сказала? — левая бровь зеленоглазого взлетает кверху. Ну блин, ну блять. Умник. Да иди сюда уже… Загорелые ручки не успевает коснутся светлой ткани его футболки, тот отстраняется ещё на шаг. — Камило, стой на месте. В бархатном голосе явное недовольство, как и на круглом личике. Это ужасно веселит парня. Он умело уворачивается от девичьих пальчиков. Наконец колени его упираются в изножье кровати и тот хитро ухмыляется. — Поймала! — довольно говорит про себя темноволосая, но на самом деле, если кого здесь и поймали, то только её. Схватив сестру за талию, подросток вместе с ней падает на смятую постель. Мирабель вскрикивает от неожиданности. — Поймал, — звучит дурманный шепот у её уха. Кузина тяжело дышит тому в шею, не принимая попыток подняться. Реален. Он, черт возьми, реален. Это подло. Слишком подло со стороны её судьбы. — Ты это… Брюнетка яростно блестит шоколадными глазами, подняв голову на источник звука. Наглец. Как же бесит. Камило улыбается. — Не кричи так, нас же услышат. Мальчик доигрался. Мирабель в порыве эмоций поднимается и садится тому прямо на бедра, откидывая при этом копну кудрей на спину. Глаза среднего ребёнка Пепы загораются интересом и желанием продолжения. Девушка улыбается, а он незаметно сглатывает напряжённый ком. Во рту стало сухо. Младшая немного ерзает на месте, заставляя парня непроизвольно зашипеть сквозь зубы. Медленно наклоняется, пока мужские руки стискивают оголенные бедра. — Без ума от тебя, Камило Мадригаль. — И я тебя люблю. Кровать скрипит под весом двух движущихся тел, светлые стены комнаты сдержат внутри все, что здесь происходит, и горячий шёпот, и откровенный мокрый звук жадного поцелуя, и два сбивчивых дыхания молодых людей. Сестры и брата. Но им, кажется, нет до этого дела. Мы ведь не выбираем кого любить. — Тише, не спеши… — Я не могу… — Все дома. Нельзя, не сейчас, — он отрывается от сладкого горячего рта. Пальцы убирают прилипшую ко лбу младшей кудряшку. Темноволосая тихо скулит, сильнее жмясь бедрами к чужим. Его твёрдость, что упиралась в её влажность сквозь тонкую ткань трусиков и жёсткую джинсов лишала девочку остатков трезвого ума. Она ещё не привыкла быть… с ним. Это слишком прекрасно. Кудрявая голова падает на подушку, а тёплые губы родственника враз завладевают тонкой шеей. Она давится воздухом. — Я тоже хочу тебя, ты бы знала… О, она знает. Мирабель слишком хорошо знает, как это, хотеть кого-то. Желать. И не только телом. Она решается. — Будь со мной, — Камило поднимает на неё затуманенные глаза, её рука зарывается ему в волосы. Неужели она собирается это сказать то, что он думает? За этим будет интересно понаблюдать. — Всегда. То есть… — кареглазая мотает головой, не в силах подобрать слова и сильно смущается. Такая забавная. — Как… — Как кто? Взгляд её возмущённый, почти обиженный, самую малость умоляющий. Парень с удовольствием над ней насмехается. Ей это вполне ясно, но почему-то совсем не до шуток. Влажная прозрачная пелена, что застелила черноту таких любимых глаз больно кольнула в сердце, заставив того вмиг посерьезнеть. — Просто будь. Со мной. Внутри у старшего что-то одновременно умирает и возрождается. Он льнет к кузине, касается своим лбом её, вдыхая умопомрачительный сладкий запах. — Да я убью за тебя, маленькая ты дура. Такое знакомое обращение не оставляет ей выбора, стены ловят её тихий смех. Кудрявая гладит его щеку. — Мир вверх дном поставлю. Несколько долгих мгновений поцелуя расставляют все точки над «і». Всё слишком прекрасно, чтобы быть реальностью, но это была она. Всё наяву. Мирабель решила это доказать. — Так… это значит да или нет? — улыбка прямо в его губы. — Мирабель, Господи… Кузены смеются, ворошась в комках солнечного одеяла и с грохотом падают с кровати. — Камило, что ты там делаешь? Ты не знаешь где Мирабель? Девушка в страхе оглядывается на дверь, за которой стоит её тётушка и пытается подняться с крепкого тела, пригвозденного ею к полу. Парень ловит её руку и тянет назад, прикладывая палец к губам в заговорческом жесте. — Я делаю уборку, мам. А Мирабель я не видел. Ты и уборка? Она не поверит. Так сказали ему шоколадные глаза. В наказание он ущипнул ту за смуглую ляжку. — Давно пора, у тебя там и дядюшкины крысы жить не захотели бы… Насмешливый взгляд из-под длиннющих ресниц порождает в Мадригале одновременно два желания: отвесить сестрёнке щелбана и зацеловать досмерти. Ее треклятые ресницы. Мысли пронзило волнующее душу осознание — эти глаза теперь его. Пришлось стиснуть зубы и кулаки, чтобы тут же не схватить и подмять эту мелкую стерву под себя, наслаждаясь своим правом на любимые черты. Такая хорошая. Вся его. Надо лишь немного подождать. — Камило? Да что с вами в последнее время? Ай, пусть… Увидишь свою сестру скажешь ей, что я нашла сироп от простуды, оставила на кухне. И не подходи к ней слишком близко, вдруг вирус, только сейчас об этом вспомнила. Надо дать Антонио что-то для профилактики… Ладно, мы сейчас уходим к Гузманам на фиесту и когда я вернусь, хочу чтобы дом ещё стоял. Удачи с уборкой! Увы, мамита, не подходить к Мирабель ему сегодня может попрепятствовать разве что десятикилометровая каменная стена вокруг её комнаты. И то не факт. Разве не видно, как девочка хороша? Он же не дурак, чтобы упустить такое. Точнее, он уже не дурак. А ещё она его любит. Искренне. Правда ещё не успела этого сказать напрямую, но зато так нагло выбила признание из него. Она безумная. И она моя. И я, наконец, так счастлив. Ещё бы только шоколадного зефира… Мысли катятся одна за другой по наклонной вместе со звуком удаляющихся шагов Пепы. Кузина посчитала за нужное их прервать. — О чем ты думаешь? — М? Заинтересованный взгляд девушки вытягивает парня из его раздумий и отвлекает от разглядывания ее загорелых щёк. Она повторяет вопрос. — О всяком… — М… — теперь уже тянет Мирабель, понимающие поджав губы. Секунду молчит, постукивая указательным пальчиком по мужскому плечу. Затем с явно напущенной невинностью заглядывает старшему в глаза. — Ты не хочешь с меня слезть? Ковёр довольно мягкий, но пол под ним, знаешь ли, не особо. Мадригаль впадает в ступор. Во-первых, когда они успели поменятся местами? А во-вторых, откуда в кузине вдруг столько смелости? Противный её язык. Надо либо хорошенько проучить, либо же привыкать к этой язве. Камило выбирает первое, подтягивает к себе ближе за бедра, вызвав у той тихий писк, ровная ножка обвала его талию. Он склоняется над круглым личиком, с которого вмиг сползла вся насмешливость, и облизывает губы в предвкушении. — Не дождешся.