ship goes down

      До Канды доносятся разговоры о том, что книгочеи вернулись с миссии. Сам он находился в ордене без дела, как ему казалось, слишком долго, даже если это «долго» равнялось паре дней. Беспокойных, сопровождаемых внутренней тревогой и бессонными ночами, раздражающих и изматывающих дней. Он уже собирался идти к Комуи и просить отправить его на задание — какое угодно, лишь бы не сидеть в четырёх стенах.       Лави не было на ужине, Лави не было в больничном крыле, Лави не было у себя. Лави был в библиотеке, зарытый в книжные завалы, погрузившись в книги и свитки, не замечая ничего вокруг. Канда подмечает обмотанные бинтами руки, пластыри, торчащие из-под ворота футболки и неудобную, но, очевидно, приносящую меньше дискомфорта позу. Он аккуратно касается плеча книжника, стараясь не напугать, но тот всё равно вздрагивает от неожиданности. Взгляд Лави проясняется, когда он понимает, кто его отвлёк. «Привет, Юу, — он улыбается, искренне, но от него всего за версту разит усталостью. — Решил немного обновить знания после последней миссии». Канда недовольно хмыкает в ответ и дёргает его за край футболки: «Книги не убегут от тебя, если ты поспишь пару часов». Лави поднимает брови, во взгляде ясно читается «кто бы говорил». Канда вздыхает, скрещивая руки на груди, и скорее делает вид, что теряет терпение. «Ладно-ладно», — соглашается Лави, вставая из-за стола — Канда подмечает, что тому больно наступать на левую ногу — и, в последний раз бросая грустный взгляд на стопку книг, позволяет Юу увести себя из библиотеки.       Он отчего-то удивляется, когда Юу проходит мимо его комнаты и ведёт в свою. Канда вообще редко пускал кого-то к себе, даже после того, как у них троих сложилась некая… связь. Лави никогда не мог назвать комнату Канды уютной — ни одна комната в ордене не была уютной — но Юу даже не старался что-то изменить, пока другие тащили со всех уголков света различные безделушки. Комната была стандартно-пустой, но в то же время кричала, что её владелец — это Канда Юу.       Лави неловко садится на край кровати, наблюдая за тем, как Канда достаёт забитую различными баночками и тюбиками аптечку. «Какие бинты тебе надо обновить?» — вопрос ставится прямо, давая понять, что возражения не принимаются. Лави объясняет, с какими ранами надо повозиться, послушно раздевается и позволяет Юу менять ему повязки. Всё проходит в относительной тишине, из-за которой Лави фокусируется на других ощущениях — едва заметных, аккуратных касаниях прохладных пальцев. Когда Канда наклоняется, чтобы перевязать неглубокую, но раздражающую рану на боку, в глаза лезет чёлка. Его руки вымазаны мазью и заняты бинтами, поэтому Лави быстро соображает и заводит мешающие пряди ему за ухо. Он закусывает губу, чтобы спрятать улыбку — Юу на секунду застывает и сводит брови так, что на переносице появляется морщинка. И Лави знает, что означает эта реакция, знает, что бояться этого не нужно, что Канда просто переваривает новую информацию — в данном случае, неожиданное, но приятное касание.       «Что с ногой?» — спрашивает Юу, заканчивая с перевязками. Лави, понимая, что пути назад нет, стоически расстёгивает ремень и снимает штаны. Рана на ноге — самая серьёзная, болит жутко и, кажется, в медотсеке сказали менять бинты на ней как можно чаще. Канда недовольно вздыхает, пока Лави шипит от боли, а затем совершает что-то совершенно неожиданное: опустившись на колени между разведённых ног, он, прикрыв глаза, трётся щекой о здоровое бедро и оставляет едва заметный поцелуй на колене. Остаток вынужденных пыток Лави проводит, не издавая ни звука. Канда заканчивает с бинтами с профессиональной скоростью, но с колен не встаёт. Он вытирает пальцы от мази остатками бинтов и ведёт указательным там, где минуты назад касались его губы. Лави, кажется, забывает как дышать. «У тебя здесь веснушки», — тихо, будто их могут подслушать, говорит Юу. Лави неловко: он сидит здесь, практически голый — хотя половину тела опять скрывают перевязки — а между его ног сидит Канда, который вселяет ужас в каждого встречного. Он не успевает довести мысль до конца — чужие губы снова невесомо касаются его колена, ведут чуть выше, касаясь едва заметных, почти выцветших за осень рыжеватых пятен. Лави приходит в себя, мягко тянет Юу на себя, заставляя подняться с колен и встать в совершенно неудобную позу, чтобы затянуть в поцелуй. Канда надавливает ладонью ему на грудь, заставляя опуститься на подушку и отстраняется. Хмыкает на недовольный вздох и отворачивается, пряча улыбку. «Тебе надо поспать», — он невозмутимо начинает убирать небольшой бардак, который они устроили, меняя повязки. Лави отворачивается к стене, не забыв ещё несколько раз громко вздохнуть, когда боль от ран напоминает о себе, являя усыпанные веснушками плечи и спину. Закончив с уборкой, Канда возвращается в кровать, так же, как и все остальные в ордене, не рассчитанную на двоих. Лави тихо смеётся, когда понимает, что едва ли не упирается носом в стенку, чтобы освободить достаточно места для второго человека.       Веснушки на его плечах намного ярче тех, что на бёдрах, и Канда задаётся целью поцеловать их все. Может, не сегодня, но с этой задачей он обязательно справится. Лави вздрагивает, когда он касается холодными пальцами его кожи, позволяет вести ладонью по боку, обнимая и оставляя ладонь на животе. Кладёт свою руку поверх, пока Юу зацеловывает его плечи.       Лави оставляет порыв спросить у него — всегда ли эта нежность была в нём, или он научился ей у них с Алленом? Он знает, Канда не любит разговоры, тем более разговоры, не имеющие для него смысла, поэтому молча принимает ласку. «Пожалуйста, отдыхай после миссий, — тихо просит Канда, целуя его в загривок, затем выше, оставляя финальный поцелуй на макушке. — Ты в первую очередь человек, Лави».       И было что-то в этом тоне, том, как Юу произнёс его имя, его сорок девятое имя, что заставило его запомнить этот момент на всю жизнь.       В первую очередь он всего лишь человек.