***
Разбудить Скалигера оказалось сложнее, чем Тибальт предполагал. Юноша спал, прижавшись спиной к Тибальтовой груди, с полным умиротворением на лице, и, по правде говоря, будить его не хотелось совершенно. Впрочем, оно и не получалось. Не помогали ни поцелуи в щеку, ни легкие поглаживания, ни уговаривания на ухо. А солнце за окном уже поднималось, окрашивая небо в розовые и фиолетовые тона. Потрясающе. Верона, город венецианской роскоши, пробуждается под владычеством утренней зари. В этот момент, когда ночь еще не сползла в свои укрытия, а день еще не раскрыл свои полные возможности, сцена небесного великолепия разыгрывается над темным лесом. Лучи солнца, словно золотые стрелы, проникают сквозь полотно густой листвы, будя спящие ветви от сна. Переливаясь оттенками розового и оранжевого, солнце взлетает над вершинами деревьев. Тень исчезает, словно темная пелена, и природа принимает на себя новый облик. Лес, который еще мгновение назад казался таинственным лабиринтом, становится местом, наполненным светом и жизнью. Все вокруг просыпается: птицы начинают свой утренний концерт, цветы раскрывают свои лепестки под первыми лучами, а воздух наполняется свежестью и ароматами. Верона, просыпающаяся под покровом, предстает перед глазами как волшебное место, окутанное таинственностью и романтикой. Узкие мощеные улочки, вздымающиеся каменные стены и темные переулки приветствуют первые лучи солнца, словно олицетворяя момент пробуждения города от векового сна. Такая Вероны пропитана запахами старинных каменных построек, а древние башни, украшенные старинными гербами и фресками, тихо просыпаются под светом восходящего солнца, раскрывая свою историю темными линиями и изогнутыми арками. На рыночной площади, где толпы торговцев и ремесленников встречают новый день, цветные лавки и старинные фасады домов оживают под утренним светом. Здесь звучит хор многих голосов, обмен словами сделок, и кажется, что каждая каменная плита сохраняет в себе несказанные истории. Соборы и церкви, возвышающиеся к небесам, словно пытаются дотянуться до света, создавая величественный контраст с узкими улочками, еще окутанными полумраком. Звоны колоколов, призывающих на утреннюю службу, добавляют воздуху волшебства, а исторические фрески на стенах зданий кажутся пробуждающимися от своего векового сна. И тем не менее, в этой атмосфере Вероны в рассвете чувствуется не только история, но и вечная романтика. Узоры ковров, вывешенных на балконах, мягко колышутся под легким утренним ветерком, создавая впечатление, что время останавливается, чтобы дать возможность каждому человеку почувствовать волшебство этого момента. Тибальт вновь тяжело вздохнул. Он дал Меркуцио максимум времени выспаться, сам собрав все необходимые вещи. Троица приятелей наверняка уже заждалась, даже не представляя, что двое влюбленных еще не вышли из дома. Пришлось идти на крайние меры, попросту стянув с обнаженного Скалигера одеяло, отчего юноша страдальчески застонал, хмуря брови и подбирая ноги. — Ну давай же, вставай! — он потянул возлюбленного за ногу, под верещащие протесты стягивая его на пол. — Ну Меркуцио! Иначе мы остаемся и никуда не идем. Тибальт грозно возвышался сверху, деловито сложив руки на груди. Порой Скалигер выводил своими капризами, терпеть которые Кошачий Царь был обязан по определению. Он знал на что идет, связываясь с повесой жизнью, судьбой и даже смертью. И он ни о чем не жалел, не отказывая себе в удовольствии иногда на него поворчать. Меркуцио все сводил в шутку и ласку. — Нет! Я встаю, — подскочил повеса, крутясь обнаженным по комнате, словно специально провоцируя Тибальта опоздать еще больше. И Тибальт велся на эту провокацию. Он жадно смотрел на белые обнаженные бедра с родинкой, что крутятся перед глазами, на темные кудри, что паяц начал медленно расчесывать, сверкая глазами, как падающими звездами. А его отражение, что то и дело мелькало в зеркале на дверцах шкафа пробуждало у Кошачьего Царя те воспоминания после их первой ночи. Он жадно сглотнул. Меркуцио был прекрасен в своем обнаженном виде, хоть сам повеса себя таковым и не считал. Скалигер полез в шкаф, медленно надевая рубашку и застёгивая ее. Воспоминания Тибальта все отчетливей врезались ему в память. Он скинул сумку, подошел, словно хищник, и прижал тонкое тело Меркуцио к своему, вдыхая запах его волос, сжимая талию, чувствуя его возбуждение и свое собственное. Он медленно повел его к постели, собственнически спуская руки на мягкие бедра. — А я думал, что мы опаздываем, — шептал ему в губы Меркуцио, раскрыв рот, пропуская внутрь большой палец Тибальта. — Опаздываем, — голос его захрипел, когда повеса сомкнул губы, прикрывая глаза и юрким язычком лаская его палец, постанывая. — Поэтому уже не имеет смысла на сколько именно. Это Меркуцио и хотел услышать. Он сверкнул глазами, а руками полез в чужие брюки, одним взглядом словно спрашивая разрешения. Эту игру они любили оба. Тибальт лишь кивнул. Он тяжело дышал от одного только предвкушения того, что сейчас будет. И лишь пару секунд замешательства, как Меркуцио уже стоял на коленях, держа в руках член возлюбленного, и, не отрывая взгляда зеленых глаз от Тибальтовых, принялся его целовать. Медленно, влажно, по всей длине, начиная от основания и до самой головки. Он раскрывал ротик, вбирая его не целиком, а постепенно, очень и очень медленно, горячим языком лаская, причмокивая и постанывая. Тибальт знал, как Меркуцио любил делать минет. Он упирался головкой в щеку, водил по своим губам, размазывая собственную слюну и первые капли семени, и мог так играться, казалось часами. Просто сосать, как леденец, мять яички и заглатывать член целиком. Тибальт лишь хрипло дышал, сжимая кулак с намотанными на него волосами возлюбленного. Он не направлял его, позволяя двигаться в своем темпе, вот только время у них поджимало. Пришлось править балом. Они любили долгий и чувственный секс, с прелюдиями, ласками и обязательно вторым раундом, но сейчас пришлось взять Меркуцио быстро. Он выгибался, оттопыривая попку, прижимаясь грудью к кровати и громко и развязно постанывая, почти что крича от того, как Тибальт вбивался по его простате, доводя юношу до оргазма за считанные минуты. — Ну-у-у! — недовольно протянул Меркуцио, когда Тибальт кончил и вышел. Повеса хотел еще, поэтому так и остался в столь развратной позе, крутя бедрами, по которым стекала их перемешанная сперма. Такой вид был только для Тибальта. Им Меркуцио и пропах. В нем проснулось словно что-то животное. Появилась небывалая удовлетворенность от того, что Скалигер пропах им, что он заполнен его семенем. Пусть каждый знает, кому принадлежит Меркуцио. — Мы очень опаздываем, но обещаю, что сделаю все как надо уже на месте, — он помог ему подняться и, не сдержавшись, поцеловал. Мягко и нежно, совсем любовно, извиняясь за такой спешный секс. Меркуцио всегда заслуживал самого лучшего. — Ладно, но ночью я с тебя не слезу, пока не буду удовлетворен в полной мере, промурлыкал повеса, подмигивая и отстраняясь. Взгляд Тибальта упал на его фиолетовую шею, с которой отметины чужих рук хоть и стали сходить, но все равно медленно. Их он пытался прятать высоким воротом, хотя это получалось плохо. Благо никто в Вероне не интересовался их происхождением, вероятно считая, что это всего лишь последствия постельных игр влюбленных. Но Тибальт так ни разу и не прикоснулся к его шее, как бы ни старался избавить милого Меркуцио от всех страхов. Эта зона для рук была запретной. Как итог, они опоздали на два часа. Как итог, Тибальту пришлось тащить свои вещи и вещи Меркуцио, а еще самого Меркуцио, что повис на Кошачьем Царе, перебираясь через все препятствия леса. Балдассаре это очень смешило. Первоначальная злость за такое опоздание сменилось добрыми шутками и подколами — увидев томного Меркуцио, все поняли причину опоздания. — Так, Тибальт, ты что, наш официальный носильщик баулов теперь? В следующий раз возьми караван мулов с собой, — почти хрюкал Балдассаре. Ну кто бы мог подумать, что однажды такое вообще может произойти! Грозный и хмурый Тибальт, что ненавидел Меркуцио всем своим естеством, вероятно не только утром его ублажал, но и взял на себя всю тяжесть, чтобы Скалигер мог свободно и вольно прогуляться по сухому лесу. Тибальт ответил ему презрительным взглядом: — Заткнись, пока я тебе язык не вырвал, — буркнул он, скорее беспокоясь, как бы это не задело Меркуцио, чем как-то обижаясь. Все же компания у них действительно образовалась странная. — Я нисколько не умаляю его мужества, — Скалигер лишь хмыкнул. — Он берет на себя ровно столько, сколько посчитает нужным. Балдассаре, хихикая, добавил: — Меркуцио, я слышал, у тебя новый статус — «пассажир лесных караванов». Давид, подхватывая дружеское поддразнивание этой пары, не имея ввиду ничего дурного: — Надеюсь, ты заплатил Тибальту за проезд. — О-о-о! — хитро протянул повеса, принимая правила игры. Раз троица приятелей решили развязать свои языки, им определенно стоит дать понять, кто тут обладатель самого острого. — Вам такая плата и не снилась, — он большим пальцем обтер уголки рта, сразу давая намек, как именно отплатил возлюбленному за его силу. Капулетти, как стая волков, завыли, одобрительно хлопнув. Нет ничего приятней для мужчины чем правильный и умелый минет, и что-то им подсказывало, что Скалигер определенно обладал всеми навыками, смотря на то, как легкая, едва заметная улыбка трогает лицо Тибальта, что старательно пытался ее скрыть. Шли они медленно из-за Скалигера. Меркуцио двигался по лесной тропинке, ощущая на себе неудобство из-за своего наряда. Длинный, богато украшенный камзол, который в городе казался воплощением стиля и роскоши, в лесу становился неудобным бременем. Каждый шаг вызывал замедление из-за широких складок ткани, зацеплявшихся за ветки и кусты. Как бы Тибальт ни советовал возлюбленному одеться проще, такой одежды у племянника Принца попросту не было. Цветной бархат и камни, которые так изысканно смотрелись на улицах Вероны, теперь выглядели чуждо в этом естественном окружении. Меркуцио, в своем обычном стремлении к изысканности, чувствовал себя как рыба, выброшенная из своего естественного элемента. Его густые кудри стали беспокойно лезть в глаза из-за низких ветвей, цепляясь за них. Он неуклюже приподнимал камзол, пытаясь избежать замятых подолов, но это только усугубляло его чувство неудобства. Только вот вопреки всем неудобствам Меркуцио не утратил своей непринужденной грации. В его глазах сверкала искорка игривости, словно он принимал вызов природы, пытаясь сделать из каждого его шага по лесу модное представление. В глубине леса, где роскошь его костюма казалась антитезой дикой природе, Меркуцио оставался ярким акцентом стиля в мире листьев и тени. Вот только троица приятелей Тибальта, заядлые охотники, не могли не смотреть на это зрелище без улыбок и смеха. Особенно Балдассаре: — Эй, Меркуцио, ты случайно не решил стать мишенью для диких зверей? В твоем гардеробе нет чего-то менее…эффектного? — Весь мой гардероб — сплошное произведение искусства. Как и я сам, — гордо вскинул он голову, игриво улыбаясь, попутно хватаясь за плечо Тибальта, когда каблук подвернулся под корой. Он устоял. Гордо расправил плечи и невозмутимо двинулся дальше. Меркуцио был Меркуцио всегда. И воцарилась тишина, лишь звуки леса ее нарушали, пытаясь разогнать неловкость. На фоне слышен легкий шепот листвы, будто нежные шорохи страниц старинных рукописей. Ветер, играющий в ветвях, создает мягкий шелест, словно волшебный вальс природных звуков. Пение птиц — настоящая симфония, где трели и свисты образуют мелодичный хор, наполняя воздух жизненной энергией. Звуки перьев, бережно касающихся друг друга, создают какой-то древесный шепот, будто деревья обмениваются тайными историями. Где-то там потоки воды, бегущие по камням ручьев, приносят с собой гармонию, будто природа сама играет на скрипке, наполняя пространство нежным звучанием. Легкий шум водопадов, что начинает до них доноситься — это ритм, на котором танцует природа, создавая мелодию вечного потока жизни. Где-то вдалеке слышны звуки животных: легкое шуршание шерсти белки, тихий храп живущего в норе ежа, звуки плавного движения копыт оленя. Иногда на лесной поляне раздается скрип песка под лапами зверей или шагами человека — это как часть великой утренней симфонии, где каждый шорох и звук становится уникальным инструментом в этом природном оркестре. Лес впереди раскрывал свои объятия. Шуршащие под ногами опавшие листья создавали музыкальный фон для шуток и разговоров. Тибальт, несмотря на свое обычное хмурое выражение лица, был поглощен разговором с Меркуцио, что мог растворить хмурость одним своим взглядом. Давид и Луиджи следовали сзади, обмениваясь анекдотами и смешными историями. Балдассаре, человек природы, наслаждался запахами леса, поднимающимися из-под мягкого слоя опавших иголок и листвы. Солнечные лучи проникали сквозь листву, создавая игру света и тени на тропинке. Приятели шли весело и небрежно, словно каждый шаг был частью танца с природой. Вокруг звучали птичьи трели, и каждое дерево, будто страж веков, смотрело на проходящих мимо друзей своими зелеными кронами. Они приближались к своему уютному домику, который стоял, словно скрытый в объятиях деревьев. Охотничий домик приветствовал гостей своим уютом и диким обаянием, словно прекрасное укрытие в объятиях природы. Возвышаясь над землей, он выглядел как деревянное гнездо, покрытое мхом и листьями. Сквозь густые ветви старых деревьев пробивались лучи солнца, рисуя игривые узоры на стенах домика. Фасад украшали традиционные рога оленя, словно символизируя охотничьи традиции. Дверь изготовлена из массива дуба, выглядела надежной. Старые лозы и ветки, сложенные в оригинальные композиции, украшали окна, добавляя этому уединенному уголку загадочности и шарма. На крыше домика сменившиеся листья и ветви образовывали натуральный зеленый ковер, словно невидимая рука природы ласкала это пространство. Снаружи, окруженный густым лесом, охотничий домик словно становился частью окружающей природы, не нарушая ее гармонии, а, наоборот, вливаясь в нее, словно часть волшебного леса, где каждый лист и каждое дерево были свидетелями давних охотничьих историй. Внутренние стены домика, выполненные из натурального дерева, создавали ощущение тепла и комфорта. Первый этаж вмещал в себя уютную гостиную с камином, окруженным камнями и деревом. В углу гостиной стоял небольшой столик с деревянными стульями, где можно было насладиться вкусным обедом после удачной охоты. Второй этаж, куда вела деревянная лестница, предлагал спокойные спальные комнаты с низкими потолками и окнами, открывающимися на живописные виды леса.***
Тибальт, вопреки загруженности ношей, открыл перед Меркуцио дверь, пропуская его вперед. Скалигер тихо прошел в гостиную по скрипящему полу. Уют граничил с деревенской бедностью. — Недостаточно роскошно? — посторонив его плечом, Давид протолкнулся внутрь, чуть не снося гостя своим баулом. — Осторожней! — почти рыкнул Тибальт. — Все хорошо. Нечто подобное я уже видел. Говорил Меркуцио о спальне своего возлюбленного в доме Капулетти. Хоть Скалигеру была привычней более богатая роскошь с дорогим комфортом, выказывать брезгливость он не намерен. Домик был, в конце концов, очень даже хорош, а приятный запах дерева кружил голову. Их с Тибальтом комната была на втором этаже, самая просторная и комфортная, с большой и мягкой кроватью. Приятели Кошачьего Царя великодушно уступили лучшую спальню дорогому гостю. Довольный Меркуцио — добрый Тибальт, целенаправленно злить которого не хотел никто. Даже случайно и необдуманно. Да и издеваться над самим племянником Принца было опасно не меньше. И пока Скалигер разбирал свои вещи, исследовал каждый уголок комнаты, словно маленький ребенок, напоминая любопытную Меру, которая осталась дома под присмотром Валентина, Тибальт принялся разжигать камин. Он целенаправленно разводил пламя, заботливо следя, чтобы комната была тепла и уютна к вечеру. К вечеру дом будет протоплен. — Я голоден, — капризно протянул повеса, испытывая гостеприимство Капулетти. Они много сегодня прошли, потратили много сил и энергии, и теперь следовало бы восполнить потраченные ресурсы. — Когда мы будем есть. И что? — Балдассаре сходит к речке и наловит нам на ужин рыбу. А утром будет охота и потом уже состряпаем настоящий царский ужин, — закинул молодой человек дров, чиркая об огниво и разжигая пламя. — Сможешь подождать до вечера? — Я буду ждать столько, сколько скажешь, — навалился он на возлюбленного, чуть не свалившись на пол. Засмеялся, вызывая непрошенную улыбку и на Тибальтовых устах. Вот только ждать долго он не смог. Меркуцио было непривычно скучно. Как бы лес Вероны ни был прекрасен, Скалигеру казалось, что он не в своей тарелке, не с теми людьми. Вокруг охотничьего домика сплошной лес стеной, лишь на территории владений Капулетти пни от вырубки, каменная выкладка для костра и нечто похожее на тренажеры для подтягивания. Неподалеку Давид рубил дрова. — О! Уже разобрали вещи? — молодой человек выпрямился, оставляя топор в пне и вытирая рукавом испарины на лбу. Его красная рубашка уже пропиталась потом, и он разделся, позволяя лесной прохладе его остудить. — Тибальт топит дом, — Меркуцио засмотрелся на широкие плечи и крепкую грудь, руки с бугорками мышц. — Да, там оставалось немного с наших прошлых ночевок. Не поможешь отнести эти? — кивнул Давид на небольшую горку нарубленных дров. Меркуцио глуповато покосился сначала на него, затем на древесину, явно не в восторге от работенки. Вот только стоять в стороне, пока все трудились, не хотелось. Поэтому он согласно кивнул, не имея ни малейшего понятия, как вообще подступиться к этой работенке. Он боялся получить занозу, боялся испачкать или изорвать камзол. — Давай помогу, — Давид все понял. Он попросту сложил в руки Скалигера несколько дров, пока не посчитал, что изнеженному племяннику принца хватит и такой ноши. В конце концов столь хрупкому телу, не привыкшему к физическим нагрузкам, не стоит давать сразу большую ношу. Меркуцио лишь выпучил глаз, не слишком довольно скривил лицо и понес дрова в дом, пару раз чуть не споткнувшись, не видя ничего перед собой. Тибальт же помог разгрузить. — Решил помочь? — улыбнулся Кошачий Царь, смотря на возлюбленного снизу вверх. — Давид попросил, но я не против. Хочу еще. Но мне неудобно в этом, — Скалигер капризно посмотрел на свой бархатный камзол, расшитый драгоценными камнями. — Переоденься в мою рубашку и куртку. Так и знал, что тебе станет неудобно, поэтому позаботился о твоем комфорте. Тибальт всегда думал наперёд, особенно если это касалось Меркуцио. Юноша расплылся в довольной улыбке и ланью убежал наверх, в их комнату, где он перерыл весь шкаф, приводя порядок, созданный Тибальтом, в бардак и хаос, зато находя нечто подходящее — темно-бордовую рубашку и коричневую куртку из крапивы, вот только Меркуцио не был бы Меркуцио, если бы пытался сочетать это с все теми же фиолетовыми штанами, поэтому низ тоже пришлось позаимствовать у Кошачьего Царя. В конце концов он выглядел в лучших традициях Капулетти. — Та-да-а-ам! — выскочил он перед возлюбленным, довольным собой крутясь, показываясь со всех сторон. — О! Ну вот это другое дело! — протянул Луиджи, что оказался неподалеку, держа в руках самые разные овощи. — Хоть на человека похож. А то с такими тряпками дорогущими и похитить могут. Меркуцио и Тибальт переглянулись, не решаясь комментировать. Зато вот зеленый взгляд юноши зацепился за ногу Луиджи. — А это можно есть? Я голоден и до ужина не дотяну, — вовремя он спохватился. Меркуцио в итоге без дела не сидел. Он отправился помогать Луиджи обрабатывать овощи: чистить их и резать, вот только сам Капулетти несколько переживал за сохранность избалованного племянника Принца. — Резать-то умеешь? — недоверчиво покосился тот, протягивая Скалигеру нож. Меркуцио принял нож, покрутил его в руках, словно фокусник подготавливаясь к своему следующему номеру. Это вызвало недоверие в глазах Луиджи, который вспомнил, как однажды в кабаке Меркуцио с легкостью метнул кинжал, втыкая острие в миллиметре от головы Тибальта. — Ты где так научился-то? — Луиджи показывал Меркуцио как резать, и Скалигер, внимательно следя, пытался повторить. Вышло у него не сразу, но с третьего помидора дольки получились ровными, без вытекшего сока. — Дома. От скуки и безделья. Меркуцио никогда не любил учиться, ненавидел науки и преподавателей, которых для него нанимал Эскал, желая вырастить из племянника образованного человека. Вот только Меркуцио сбегал с уроков, прячась в саду дяди, Монтекки или просто на улицах Вероны, с другими мальчишками катаясь в пыли и грязи, пытаясь вырвать маленькому Тибальту клок волос. — Ты не умеешь фехтовать, но метаешь кинжалы?! Ха! Поразительно! Луиджи смеялся с этой нелепости. Меркуцио Скалигер всегда казался им, Капулетти, глупым щенком без собственного мнения и разума, вот только как оказалось, многое он скрывал. — Вы бы стали со мной возиться, если бы знали, что я в любой момент могу пробить вам сердце с расстояния семи метров? — Он тряхнул головой, убирая волосы с лица. Длинные кудри мешались, лезли в глаза, поэтому Скалигер подвязал их в хвост. Так было намного удобнее. Открылись его эльфийские заостренные уши, что ранее прятались под пышной копной волос. Луиджи удивленно на них уставился. — Ну… мы были бы осторожней…а что это у тебя? — указал Капулетти на уши Скалигера. — О-о-о! Кто знает, кто знает! — довольно промурлыкал повеса, кладя в рот кусочек огурца. Есть хотелось страшно. — Возможно я потомок лесных эльфов. Или мой рот тянется к временам магии, когда волшебные существа правили миром. Или… Но его перебил смех Луиджи. Молодой Капулетти решил, что-то нелепая шутка, вот только Меркуцио был крайне серьезен. Он оскорбился, топнул по ноге Луиджи. — Дьявол! Ладно! Прости-прости! Не воспринимать Меркуцио всерьез было нельзя. Скалигер, чрезмерно обидчивый и ранимый, мог реагировать излишне остро. Чистка овощей стала испытанием для Меркуцио. Сначала он мог чуть ли не обрывать пучки моркови, но, под руководством Луиджи, с каждым новым опытом его движения становились более уверенными и аккуратными. Как и с чисткой картошки, кожуру с которой поначалу он срезал толстыми ошметками, от вида которых Капулетти становилось плохо. Но он был терпелив, объясняя и показывая. И Меркуцио, на удивление слушал и слышал, стараясь. Затем последовала варка похлебки на улице, на костре, разведенным Тибальтом, дровами, наколотыми Давидом. — Ты не устал? — Кошачий Царь ласково обнял возлюбленного за талию, легко целуя его в щеку. Ему не хотелось его напрягать. В конце концов милый Меркуцио должен отдыхать и наслаждаться покоем и лесом. — Неа, — Скалигер повис на его шее, носом к носу, смотря в самые глаза и лукаво улыбаясь. — Мне, на удивление, нравится. Он с блеском в глазах и неукротимой энергией погружался в мир земли и деревьев, учившись тому, что казалось ему прежде неведомым, брезгливым и бессмысленным. Он учился не только простым навыкам, но и тому, как быть частью команды, как слушать и доверять другим. Тибальт, обнимая Меркуцио, гордился его решимостью и энтузиазмом. Давид и Луиджи, изумленные его трудолюбием, стали открыто ценить его не только как повесу с его острым языком и излишним желанием влипать в неприятности, но и как надежного товарища, коим он оказался на всеобщее удивление. Скалигер учился сходу. Его леность и желание побездельничать перерастало в жажду овладеть здесь всем, чем только может. Вместе с Тибальтом они начали готовить похлебку из овощей. — Потом рыбу в углях запечем. Тебе понравится. А бульон сейчас можно будет с хлебом, чтобы ты с голоду не умер, — простая еда всегда была самой привлекательной. Меркуцио никогда не видел и уже тем более не участвовал в процессе готовки. И сейчас он с небывалой ответственностью делал все, что ему говорили: солил, кидал нарезанные овощи. Тибальт с небывалым восторгом смотрел на его сосредоточенность. Меркуцио был прекрасен. Как он раньше в нем ошибался, считая избалованным и наглым ребенком. Меркуцио же всегда с удовольствием учился чему-то новому, что его привлекало. Он, никогда в жизни ни разу не трудившийся, сейчас не брезговал своими нежными руками, кои Тибальт будет целовать до потери пульса. Он никогда и ни за что в жизни не будет обременять его трудом, но как было приятно знать, что на него можно рассчитывать. Меркуцио ни раз это показывал и доказывал. — Научишь рубить дрова? — попросился юноша, огромными изумрудами, отказать которым было невозможно. Это был лишь первый день, а юноша осваивал все, до чего дотягивались его руки. Щепки летели в разные стороны, размах Меркуцио был опасен удары слабы, но точны. Ему не хватало сил, и он слишком быстро устал, уже после пары ударов появилась отдышка. Эта работа у него не получалась. Тибальт мягко забрал его топор, хваля и подбадривающе хлопая по плечу. — Ты устал, а для человека, что никогда не держал в руках топор, очень даже хорошо. Надо поесть и отдохнуть. Отдохнуть надо было всем. Все трудились на славу, и теперь с удовольствием перекусили перед возвращением Балдассаре с уловом. Меркуцио ел жадно, оголодавши, словно с голодного бедного края. Когда Балдассаре вернулся с уловом, Скалигеру уже ничего не было нужно кроме отдыха. Под влиянием лесного воздуха и физической усталости он устроился наверху в уютной спальне, где теплое одеяло обволакивало его как защитная нежная оболочка. Тибальт, стягивая с него сапоги, штаны и куртку, удивленно обнаружил, что Скалигер не проявляет ни малейшего сопротивления. Тихий. Спящий. Для Тибальта было ново видеть его таким. Его обычно неспокойный возлюбленный, полный жизни и непредсказуемости и энергии, теперь просто спал, словно утомленный ребенок после долгого дня игр. Скалигер лежал на мягкой кровати, лицом вниз, на подушке, волосы, все еще связанные в хвост, легко падали на подушку. Его длинные ресницы касались щеки, придавая ему дополнительное очарование. Одна рука свободно лежала вдоль тела, а другая была под подушкой, словно он обнимал ее во сне. Тибальт, стоя рядом, впервые заметил, насколько мирным и беззащитным казался его возлюбленный в этот момент. Завороженный этой картиной, Кошачий Царь не мог удержаться от легкой улыбки. Он положил руку на плечо Скалигера и, когда тот не отреагировал, понял, насколько глубок и крепок был его сон. Он лишь наклонился, чтобы поцеловать его в оголенное от рубашки плечо. Тибальт вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь, чтобы не потревожить покой Скалигера. Он улыбнулся Балдассаре, предоставившему ему свежепойманную рыбу, но его мысли все еще витали вокруг спящего Меркуцио, уютно устроившегося в их временном лесном убежище, и к которому безумно хотелось присоединиться, чтобы слышать его дыхание, ощущать тепло и умиротворение. Этот лес, этот домик и компания определённо пришлись кстати. Они подлечат тонкую психику и сознание Меркуцио. Когда наступил вечер, аромат запеченной в углях рыбы проник в каждый уголок лесного домика, Скалигер, пробужденный сладким запахом, сонно потянулся под одеялом. Заслоненные легкой пеленой звезды сквозь ветви деревьев создавали игру света и тени в его комнате. Меркуцио, уже одетый в столь же непривычном для него стиле, стоял у окна, глядя на звездное небо. Он никогда не видел такую красоту, граничащую с жутью. Все тревоги отступали. Не было той тьмы и холода, что всегда преследовали его в лесу. Не было того страха, горящих рыжих глаз, что выглядывают из-за деревьев, следят за каждым его шагом. Не было ни шепота, ни треска, ни голосов. Когда Меркуцио спустился вниз по деревянной лестнице, весь дом наполнился теплом и запахом жареной рыбы. Тибальт, заметив его, подошел с улыбкой и, положив руку на его плечо, провел к столу, уставленному вкусными угощениями. Он, с гордостью смотрящий на своего возлюбленного, пригласил Скалигера занять место рядом с ним. На столе стояли блюда с рыбой, свежими овощами и ароматным хлебом, которые Кошачий Царь сразу принялся накладывать возлюбленному на тарелку. Вино блеснуло в его руках, и он налил его в бокал Меркуцио. Звезды сверкали в окне, и этот момент, в лесу под открытым небом, казался невероятно магическим. Меркуцио, сбившись с привычного пути, открыл для себя новый, полный загадок и приключений мир, где каждый момент был наполнен неизведанными сюрпризами. Запах жареной рыбы, свежих овощей и трав заполнил воздух, а бокалы были наполнены вином и элем. Среди смеха и шуток, воспоминаний старых приключений и передряг, приятели делились впечатлениями от дня. Тибальт рассказывал об удачных охотничьих местах, куда они завтра пойдут, Луиджи делился рецептами волшебных блюд, которые можно готовить прямо здесь, в лесу. Давид высказывал свои наблюдения о природе, а Балдассаре добавлял к каждой истории долю своего юмора. Меркуцио, обычно привыкший к шумным и бурным вечеринкам на вилле с Монтекки, в этот момент почувствовал, как неведомая теплота окутывает его сердце. Взгляд зеленых глаз, пристально следивший за новыми друзьями, нашел в них нечто уникальное и привлекательное. Он осознал, что в этом небольшом лесном уголке, он чувствует себя дома. И этого спокойного чувства он не испытывал даже со старыми друзьями. Ужин продолжался, но внутри Меркуцио что-то переменилось. Он вспоминал свои встречи с Монтекки, и теперь они казались ему непонятно отдаленными и холодными, пошлыми, бессмысленными, в отличие от той дружбы, что сейчас царила в этом лесу, где каждое слово было словом поддержки, а смех — музыкой души. Тибальт заметил изменение в выражении лица Меркуцио и подмигнул ему, словно читая его мысли. Меркуцио улыбнулся в ответ и поднял бокал, чтобы выпить за этот вечер. Балдессаре, поддавшись алкоголю и сытости, вместе с друзьями, выпросил поведать им историю столь все еще странных и непонятных отношений Меркуцио и Тибальта. — На Рождественском балу пересеклись. На балконе. Тибальт был скуп на красочный рассказ, поэтому Меркуцио, лукаво улыбнувшись, пересел на колени Кошачьего Царя, подаваясь вперед, голося: — Я его соблазнил на первую ночь! — горделиво вскинул тот голову, чувствуя, как его талию обвивают крепкие руки возлюбленного. Балдассаре громко захохотал, хлопая ладонью по столу: — Тибальта?! Это как же так вышло-то?! — Алкоголь и скука, — бурчал Тибальт. — Мы были в масках, не знали, кто есть на самом деле. А утром неожиданно все вскрылось и…никто неожиданно не был против продолжить. Хотя Тибальт сначала корчил недотрогу. — Ну хватит! — он скинул заливающегося от смеха возлюбленного с колен на мягкие подушки дивана. Балдассаре и Давид загоготали. Это было так странно слушать столь странную для их Тибальта историю. — Значит вся ориентация ограничивается лишь алкоголем и статусом «инкогнито»? — На самом деле, — Меркуцио прокашлялся, вновь занимая свое законное место на коленях Тибальта. — В большинстве своем люди бисексуальны, — пожал он плечами. — Просто в основном предпочитают поддаваться общественному давлению, выбирая в качестве партнера противоположный пол. Поэтому некоторые со временем «переосмысляют» свою ориентацию, принимают бисексуальность и не ограничивают себя в этом. Еще есть понятие как латентность, когда человек не подозревает о своей истинной ориентации, и приходит к этому со временем. Меркуцио говорил словно в пустоту. На него уставились глупые и тупые лица, которые не понимали, о чем им говорят. Эта тема была слишком сложная для пьяного ума. — Так а ты…ну… — Луиджи кашлянул в кулак от неловкости. — Бисексуал. Разные позиции, хотя с мужчинами больше нравится в пассиве. С женщинами — в активе. Но-о-о, — Меркуцио лисьим взглядом стрельнул в Тибальта. — Теперь это все не имеет значения, пока у меня есть вот этот хмурый кот! — Так, м, ладно, — Давид замахал руками. — Кого-нибудь из нас ты хочешь? — Давид! — повысил голос Тибальт. Меркуцио лишь рассмеялся, поглаживая возлюбленного по руке, успокаивая его. — Все в порядке. Пожалуй вы все симпатичные, но не в моем вкусе. Точно как и вы не с каждой женщиной готовы переспать. Дело вкуса, как у всех. — А Тибальт у нас кто в итоге? — Балдассаре оперся локтями о стол. — Гей? Бисексуал? Все, в том числе Меркуцио, уставились на Кошачьего Царя. — Я люблю и хочу только Меркуцио. Все, — безэмоционально пожал он плечами и Меркуцио, издав какой-то ультразвук, припал к его губам в глубоком чувственном поцелуе. Капулетти довольно загоготали, хотя ранее смотреть на поцелуй двух мужчин никто бы из них не смог. Меркуцио им нравился. Возможно, если бы маленький Меркуцио изначально примкнул бы к Капулетти, многое могло бы быть иначе. Этот вечер благополучно закончился. Тибальт и Меркуцио, Луиджи разбрелись по спальням, Давид и Балдассаре вышли на улицу, подышать лесной прохладой.***
Как только солнце взошло над лесом, Тибальт, пробужденный лучами, что проникали в спальню сквозь стекла, аккуратно потянулся, любовно смотря на спящего на его груди Меркуцио. Он ласково коснулся его плеча, на котором пестрел засос, оставленный Кошачьим Царем минувшей ночью. В конце концов он действительно обещал повесе как следует его удовлетворить. — Mon cher, bonjour, — прошептал Титбальт, целуя Скалигера в бугорок носа. Меркуцио поморщился, бормоча что-то в ответ на французском, но что Тибальт не смог разобрать. — Ты точно не пойдешь на охоту? — Pas, — юноша даже не открыл глаза. Вчера он слишком сильно устал. Тело немного ломило, не то от работы, не то от секса, не то от всего и сразу. — Не хочу оставлять тебя одного…не пойду, — поцеловал теперь в щеку. Оставлять милого Меркуцио действительно не хотелось. — Vas. Я тут побуду. А ты лучше мяса мне принеси, иначе я в следующий раз тебе что-то да откушу, — устав от бубнежа Тибальта, Меркуцио слез с него, повернулся спиной и ногой принялся сталкивать его с постели. Это был прямой намек, чтобы Тибальт шел развлекаться и дал ему поспать. Кошачий Царь в последний раз поцеловал повесу в макушку, тихо оделся и тихо вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. Внизу его уже ждал Балдассаре. — Ты рано. Не спал что ли? — Да с вами, черт возьми, хрен поспишь! Он всегда так голосит? — бурчал Капулетти, не выспавшись совершенно. Тибальт и забыл про эту особенность Меркуцио громко кричать. Он уже привык, практически не замечая этого. — Он всегда громкий. — Я заметил. Давид одевается. Луиджи тут останется. А твоя верещалка где? — Не называй Меркуцио так. Он спит обычно до полудня. Так что он тоже дома. Пусть Луиджи его тогда и развлекает. На этом и порешали. Охотничьи угодья их ждали. Утро в лесном домике пробуждало своим нежным светом, проникая сквозь густую зелень. Меркуцио, завернутый в теплое одеяло, медленно открывал глаза. Поначалу он моргал, привыкая к лучам солнца, и в тот момент, когда зрачки сориентировались в свете, он осознал, что в комнате пусто. Границей сознания всплывали воспоминания, как Тибальт уходил. И еще раньше, перед самым сном, как Тибальт, кутая его в одеяло, заботливо шепчет, спрашивает, не холодно ли ему. Поднимаясь из постели, Меркуцио услышал звуки природы за окном. Лесные шорохи, пение птиц, шепот ветра — все это создавало невероятно умиротворенную атмосферу. Он нащупал на полу свою одежду, которую в порыве страсти Тибальт с него срывал прошедшей ночью. Когда Меркуцио спустился вниз, он обнаружил Луиджи, занятого приготовлением завтрака. Запах выпечки и горячего чая наполнили дом. Капулетти встретил его радостной улыбкой и пригласил присоединиться к завтраку. — Доброе утро, Меркуцио! — Луиджи весело кивнул, передавая ему чашку. — Все ждал, когда ты проснешься. Тибальт попросил о тебе позаботиться. — Утро. Ничто так не разбудит, как аромат еды, — ответил Меркуцио, улыбаясь в ответ. — Они давно ушли? — Прилично. К обеду вернутся. Пойдем на улицу. У дома лежало бревно, помнишь? Мы там любим иногда сидеть. За завтраком особенно хорошо. Скалигер кивнул, соглашаясь с предложением Луиджи. Утренний свет играл в листве, раскрашивая лес в теплые оттенки. Дом был еще в тени, и вокруг витал свежий воздух. — Это место, где время от времени вы сидите? — спросил повеса, указывая на бревно, уютно расположенное у стены дома. — Да, особенно утром. Тишина леса и ароматы природы делают завтрак еще вкуснее, — ответил Луиджи, улыбаясь. Они сели. Природа была потрясающая. Меркуцио это видел. Сколько раз он был в лесу, сколько раз часами играл здесь с Ромео и Бенволио, но он ни разу не видел лес Вероны настоящим. Утро в лесу наступило невероятно тихо и благодатно. Первые лучи солнца ласково проникали сквозь разнообразные зеленые оттенки листвы, создавая игру света и тени. Трава, еще омытая росой, мерцала мелкими каплями, словно алмазами, на фоне свежести зелени. Лесные стволы, покрытые мхом и лишайниками, восходили к небесам, будто старейшины, хранящие мудрость долгих лет. Птицы пробуждались своими веселыми щебетаниями, наполняя воздух невероятной симфонией природы. Путеводные лучи солнца проникали сквозь густые клубы листвы, создавая на земле игру теней и света. Каждый листок казался пропитанным светом, и лесные тропинки, едва пробиваясь между деревьями, вели в мир загадочных зеленых глубин. В воздухе витал приятный запах влажной земли, росы и лесных трав. Легкий ветерок перебирал ветви, шепча тайны леса тем, кто готов прислушаться. Утреннее свечение создавало впечатление, что весь лес просыпается, наполняясь новой жизнью и энергией. Утренний лес был словно волшебным миром, где время тянулось медленно, а природа раскрывала свою красоту в каждой мельчайшей детали. В томительном ожидании кормильцев и добытчиков. Луиджи утянул Меркуцио на речку. Речка в лесу представляла собой живописную водную артерию, извивающуюся среди зеленых деревьев и кустарников. Ее вода блестела, словно серебро, под утренним солнцем, отражая яркие лучи света. Ласково шептала речка, пронося свою свежесть сквозь окружающую тишину леса. Берега реки украшали разнообразные растения: высокие травы, пышные цветы и нежные кустарники. Иногда ветви деревьев ниспадали к самой воде, создавая природные арки, через которые игриво проникали лучи солнца. Речные воды текли чистыми и прозрачными, позволяя видеть мельчайшие гальки на дне. Камни, лежащие на дне, мерцали под водой, создавая впечатление подводного мира, полного загадок и тайн. Лесные птицы собирались у воды, напевая свои утренние песни. Редкие рыбешки плавали в речной струе, в то время как бабочки кружили в воздухе, порхая над водной гладью. И стоило Меркуцио ее только увидеть, как Скалигер вспомнил этот берег. Именно от него он с друзьями и Тибальтом направились к тому гроту, что сделал их заложниками своего холодного заточения. Глупая улыбка расползлась по его лицу. Раньше Меркуцио и не замечал, как здесь на самом деле красиво. — Балдассаре здесь рыбачил? — Нет, — Луиджи принялся стаскивать рубашку и сапоги. — Та рыба водится ниже по реке. Здесь мелкие рыбешки, но тут теплее и можно поучиться рыбачить. Помоги мне. Капулетти достал сеть и принялся ее разворачивать. Меркуцио вновь пришлось завязать волосы в хвост и, не сдерживая смеха, принялся больше путаться в сети, чем ее распутывать. — Ну Меркуцио! — заразился он его смехом. — Давай! Иначе порвешь же. Смотри внимательно, Меркуцио, — начал Луиджи. — Все дело в том, чтобы заманить рыбу в сеть. Когда она окажется в середине, мы быстро поднимем ее на берег. Меркуцио с любопытством смотрел на процесс. Луиджи ловко бросил сеть в воду, создавая круговые волны. Затем он начал медленно тащить сеть к берегу, будто тщательно водя невидимую ловушку. — Ты видишь, как рыба попадает в сеть, когда мы ее волочим? — спросил Капулетти, поднимая сеть на поверхность. Меркуцио, уставившись в воду, заметил, как в сеть попадают маленькие рыбки. — Попробуй сам, — пригласил Луиджи, передавая ему сеть. Меркуцио сосредоточенно бросил сеть в воду, воспринимая каждый момент этого увлекательного процесса. — Эту рыбу хорошо сушить и закусывать под эль. Когда сделаю, передам тебе попробовать. Молодой человек скинул улов в траву, и рыба забилась, затрепетала на суше, раскрывая рот и шевеля жабрами, а затем затихла. После ловли, они остудились во все еще прохладной воде, обрызгивая друг друга и балансируя на скользких камнях. Меркуцио почувствовал прохладу чистой воды, покрывающей его ступни. Мельчайшие камешки мурлыкали под его ногами, создавая музыкальный фон к этому лесному танцу. И он все равно упал. Юноша чувствовал себя маленьким ребенком, коим был до Вероны. И это чувство жизни, настоящей жизни, появилось только сейчас, в этом Веронском лесу. Они босиком возвращались по тропинке домой. На каждом шагу Меркуцио ощущал прикосновение лесных даров: мягкую подушку мха, студеные камешки, украшающие тропинку, и прохладу влажной земли, обнявшей его ноги. Они шли по дорожке, где деревья образовывали зеленый свод над их головами, пропуская лишь мягкий свет солнца сквозь густые ветви. Меркуцио ощущал каждый рельеф под ступнями, словно лес вводил его в свою тайную симфонию. Ветки мягко ласкали его плечи, а листья приглушенно шептали свои таинственные истории. Земля под ногами оказывалась прохладной и влажной, словно дарующей ему живительное освежение после долгого дня. И вновь покой и умиротворение. Никакой тревоги или чувства опасности. Поразительная легкость, которую Меркуцио обретал в компании Капулетти. Он находил гармонию с собой и своими демонами, что наконец перестали скрежетать, трещать и внушать. И ему казалось, что именно так и должен чувствовать себя простой человек. Луиджи, ведущий Меркуцио через лес, решил поделиться с ним своим опытом ориентирования в густых зарослях. Они шли по тихим тропинкам, обращая внимание на знаковые точки и природные ориентиры. — В лесу важно уметь ориентироваться, — начал Луиджи. — Смотри вокруг, запоминай деревья, камни, все, что может помочь нам вернуться обратно. Хотя я и сомневаюсь, что тебе это однажды может понадобится, все же Тибальт тебя вряд ли отпустит сюда одного. Он рассказывал Меркуцио в какой стороне Верона и грот, их охотничий домик, по каким приметам можно ориентироваться по сторонам света, и отчего это все Меркуцио очень и очень хорошо запомнилось. Вернулись они, когда уже охотники вернулись с добычей в виде лани. Скалигер помахал Тибальту рукой и кинулся к нему в объятья. Кошачий Царь раскрыл руки, ловя повесу и кружа. Он чувствовал прохладу его кожи, влажность волос и рубашки, запах воды и рыбы. — Тебе бы переодеться в сухое, а то заболеешь, — Тибальт прижался губами к его виску в долгом нежном поцелуе. — Луиджи научил меня рыбачить! — восторженно рассказывал юноша. — И ориентироваться в лесу. — Ну все, теперь можешь жить в лесу отшельником, — добродушно хмыкнул Балдассаре. Меркуцио действительно напоминал ему ребенка, которого можно удивить и простым камушком. — Ну не-е-ет! — горделиво запротестовал повеса, вскидывая волосами и задирая голову. — От удобств в доме Эскала я ни за что не откажусь! А вот у тебя бы отлично получилось жить в лесу под еловыми ветками. — Это шалаш, и в нем действительно можно жить, — вставил Тибальт, все же отправляя его переодеваться. Не дай боже он заболеет, а болеет милый Меркуцио очень тяжело.***
Вечер был пропитан мягким светом костра, вокруг которого расположились Тибальт и Меркуцио и троица Капулетти. Запах жареного мяса витал в воздухе, а звуки леса обрамляли этот уютный момент. Меркуцио сидел на одном из старых пеньков, согревая руки у огня, в то время как Тибальт аккуратно настраивал струны на своей гитаре. Когда инструмент был готов, Тибальт, с улыбкой, заиграл. Легкое прикосновение к струнам вызвало тихий мелодичный звук, который уносился в ночь. А когда Меркуцио запел своим голосом, тихим и завораживающим, лес замер. Звуки его песни струились в воздухе, словно часть этой невидимой симфонии природы. Тибальт с восторгом слушал, погруженный в магию момента. Он знал, насколько красив голос его возлюбленного, но каждый раз вновь и вновь удивлялся. Постепенно, Тибальт подал Меркуцио гитару, предоставляя возможность ему испытать радость собственного мастерства. Сердце билось в унисон с звуками музыки, когда Меркуцио начал играть несложный, но трогательный куплет. Тибальт гордо улыбнулся, видя, как его усилия по обучению приносят плоды. Несколько месяцев усердных занятий стали мостом, соединившим их еще теснее. Так они проводили вечер, сливая свои таланты в единую гармонию, под звездами леса, где каждая нота и слово создавали неповторимую историю любви и дружбы. Балдассаре, Давид и Луиджи сидели в уютном круге у костра, наслаждаясь запахом жареного мяса и теплом лесного огня. Взгляды друзей время от времени метались в сторону Тибальта и Меркуцио, которые сидели рядом, окруженные мягким светом пламени. Капулетти никогда не скрывали свое неприятие к гомосексуальным отношениям. Однако нежность и искренность в любви между Тибальтом и Меркуцио, свидетелями которых они стали, оставили всю их ненависть, злость и презрение. Балдассаре, обычно суровый и непреклонный, не мог скрыть улыбку, глядя на пару. Давид и Луиджи, ранее брезговавшие и осуждавшие, обменялись удивленными взглядами, улавливая каждое нежное касание и взаимное внимание. Возможно, это был тот момент, когда преграды предрассудков начали рушиться в их сознании. Зрелище любви между Тибальтом и Меркуцио стало невиданным откровением. Вместо презрения в их глазах мерцала новая, ранее неизвестная понимающая теплота. Они не говорили об этом вслух, но с каждым взглядом и вздохом становилось ясно, что они пересматривают свои взгляды. Восторг, который охватил троих Капулетти, был не только по поводу мастерства в игре на гитаре или красоты звездного неба, но и по поводу того, как искренняя любовь может изменить даже самые заклятых врагов, коими Тибальт и Меркуцио были. Они нашли друг друга, и их симфония звучала столь волшебно, как могла звучать только тогда, когда встречаются два противоположных аккорда, создавая гармонию, прекрасную и завораживающую.