Дети пустого города

       К доктору меня так и не сводили. Хоть тётя Петуния и сказала миссис Хайл, что да, это у неё в планах, но потом ни разу не упомянула. Прошло уже какое-то время... может три дня... может месяц... в этот день мы закончили изучение алфавита (а для кого-то повторение), и миссис Хайл предложила научить нас всех читать и писать свои имена. Все возбуждённо галдели, а я тихо волновался: вот что мне делать? Но миссис Хайл, раздавая всем листки с их написанными именами, дала мне листок, где оно было написано очень крупными буквами, и даже я, хоть и с трудом мог их разобрать.        — Г-Гарри... Джеймс... Поттер-р. — Запинаясь, тихонько прочитал я, когда меня спросили, старательно выговаривая звук "р".        — Молодец! Только нужно громко и чётко. Ну, давай ещё раз!        На меня посмотрели. Я съёжился и замотал головой.        — Ну-ка соберись, Поттер. Давай, второй раз не сложно!        А я не про чтение. Сложно было заставить голосовые связки работать, выдавить звук сквозь что-то застрявшее в лёгких, похожее на занозистый, с острыми уголками кубик. Тем более, когда на мне скрестились взгляды-лучи, от которых становилось ещё хуже...        — Кха-кхм, — я сглотнул, — Гарри..! Джеймс..! Поттер..!        Я говорил отрывисто, делая панические паузы между словами, ведь когда одно слово вроде бы уже закончилось сложнее было начинать новое. Новое слово я выпаливал как можно быстрее и громче, но получался какой-то сдавленный, сипловатый писк. Вокруг засмеялись. Не зная, как на это реагировать, я тоже попытался заулыбаться, к тому же осознавая, что это было действительно смешно; но при этом понимал - по их тону, по интонации скользящих по мне глаз: смеются не по доброму. Вот если бы они грохнули тем радостным, искренним хохотом, что и люди-пятна в том моём сне...        — Тише, тише, дети! Не всем легко читать что-то на публику! Дадли вот тоже запинался, и что? Над ним вы не смеялись...        Да. Над Дадли лишь кто-то несмело хихикнул, но тут же заткнулся, умолк в тряпочку, как мы теперь выражались, из-за какого-то мультика. После случая с железной дорогой, его авторитет, а заодно и Пирса; и медвежёнка-Макгольма, от которого постоянно пахло едой; и Денниса с Гордоном; явно возвысился. Я старался держаться от них подальше и как можно незаметнее, что мне удавалось, но я видел, как к ним стали относиться другие.        Теперь никто не смел над ними смеяться, когда они спотыкались или не так выговаривали какое-то слово; никто не пытался отбирать у них игрушки или отстаивать свои, которые отбирали у них; лишь пару раз наябедничали миссис Хайл. И то, ябед потом отлавливали, и вместе начинали щипать или колотить. Раньше никому как-то в голову не приходило драться вот так, разве что двое к одному иногда приставали. Теперь же им видимо понравилось: один или двое держат, чтобы не отбивался, а остальные стукают по очереди. Правда пока они так делали лишь изредка. Ребята жаловались, и в результате между тётей Петунией и другими родителями пару раз уже устраивались баталии а-ля " "- я знаю своего ребёнка, мой малыш тихий и безобидный, у него подобающее воспитание!" "- ничего не знаю о вашем сыне, но мой точно и мухи не обидит! Я похожа на ту, кто может взрастить лжеца или садиста?!" ".        — А теперь дообеденные занятия окончены! Все одевайтесь на прогулку. А после неё я включу "ребятам о зверятах".        Гул, от кого-то радостный, а от кого-то недовольный. С одной стороны, все любили, когда миссис Хайл, или мисс Келли запускали какие-нибудь кассеты на видике. С другой-же стороны, все больше любили мультики, а "ребятам о зверятах" был сериал про зверей. В каждом выпуске Любопытный Ведущий, говоривший весёлым мужским голосом обещал рассказать о новом виде животных, и начинал расспрашивать о них Супер-Компьютер, говоривший мудрым женским голосом, а по большому пятну экрана начинали идти более мелкие пятна, судя по реакции других детей напоминающие им животных.        На самом деле, о компьютерах говорили везде. Те двое-трое, у кого дома стоял такой, считались нереальными счастливчиками, даже при том, что их то к ним никогда не подпускали. Особенно много говорили о некой Всемирной сети, которая, якобы, когда-нибудь могла соединить все компьютеры на свете. Эта тема была для всех странной и загадочной, и группа донимала взрослых вопросами при каждом удобном случае. Однажды нам даже сказали, что когда мы будем учиться в школе; нас, возможно, повезут в Лондон на экскурсию в институт программирования, к одному из подключённых к маленькой институтской сети компьютеров. И мы даже сможем напечатать с помощью клавиатуры любой вопрос, и в сети, возможно найдётся на него ответ.        Я доставал Бима, когда его вдруг вырвали у меня из руки и я услышал голос:        — Чего стоишь?        — Отстань, Дадли... — пробормотал я то ли съёжившись, то ли ощетинившись.        — Отстану, если пьячтёшь. Тебя ведь, кажется смогли научить читать? — Рассмеялся он и показал мне куда-то вдаль.        И где что читать? - Подумал я, посмотрев в ту сторону, и не увидев ничего, напоминающего буквы.        Я повёл плечом, слабо обороняясь.        — На'од, да он не сможет! — Воскликнул Пирс. — Ему тогда да'и бойфые такие буквы, я виде'.        — Правда?        — Так ты до сих пор не можешь? — Поразился писклявый Зандер.        — Ну дела, среди нас слепой!        — Или дебил!        — Сам ты... — Буркнул я, но вышло так тихо, что меня не расслышали.        Только начали ржать.        — Ну скажи! Скажи, чё хотел?        — Эй, ты что, говорить тоже разучился?        Теперь они снова найдут повод для драки. — То ли панически, то ли обречённо толкнулось в голове. — И дядя Вернон сделает то, что обещал...        — Да он и не умел толком!        — Ну нет, говори, нам тут интересно, что ты хотел этим сказать!        Я бы сказал. Я даже набрал воздуха в лёгкие, чтобы крикнуть это им в лицо. Но... не вышло. Я даже шевельнул губами, но слов так и не получилось.        — У него голос потерялся!        Не смотрите так! Что я вам сделал? Отвернитесь, отстаньте, исчезните...        Или можно я исчезну? Пожалуйста, остановите это..! Нет..!        И до чего спать хочется...        Что мне делать..? Как мне с этим быть? Как бы подумать?        Но Дадли не собирался давать мне время подумать. Он просто подошёл и толкнул меня. Я был в панике, но не собираясь просто так стоять, пока меня окружают, толкнул его в ответ сильнее, чем хотелось бы. Осознав это, я рванул было наутёк, но Дадли успел схватить меня за курточку и меня повалили на землю.        Когда я вскочил, вокруг меня уже стояли плотной стеной эта компания и любопытные. Дадли снова толкнул меня так, что я опять упал на землю. Но тут же опять вскочил. И меня снова сбили с ног.        Нет!        Я снова вскочил, на этот раз врезав головой Дадли в толстый живот.        — Ну и что? — Усмехнулся он, пусть и пошатнувшись. — Мне не больно!        Не веря, не желая в это верить, я набросился на него, стал бить кулаками, но прежде чем меня схватили Пирс и Макгольм, не успел толком нанести ему никакого урона. Он был просто слишком мягкий и тяжёлый, чтобы я смог причинить ему боль. А вот когда он ударил в ответ, у меня искры посыпались из глаз... Чёрт возьми, да за что мне эта беспомощность?!        Я забился в хватке неприятелей, но оба были здоровые и сильные.        Дадли снова усмехнулся, потом, оглянувшись: не видят ли воспитательницы; ухватил меня двумя пальцами за нос.        Я гнусаво пискнул и задёргал головой, в попытке выдернуть нос, но тут он замотал моей головой туда-сюда.        — Раз-два - кругом голова! — Хихикнул он строчку из какой-то считалки, я мало их знал, — и что ты мне сделаешь, а?        Я снова стал вырываться. Дыхание сбилось, из-за страха и вечно сопровождающего его колотья в горле, и зажатый нос в справляться с этим не очень-то помогал. Я стал кашлять, хватая губами воздух, а Дадли всё дёргал моей головой то в одну сторону, то в другую. В конце концов, когда я из-за паники стал вырываться совсем уж исступлённо, он отпустил мой нос, рванув его напоследок в сторону так, что моя голова безвольно мотнулась в этом направлении как шарик на стебельке.        — Ничего не сделаешь!        — С...де-кхе-лаю. — Прохрипел я.        — И что зе? — Веселился Пирс. — Укусишь?        — Кх-Укхуфу! — Яростно рявкнул я.        — Кусай! — Дадли демонстративно расслабил руку и поднёс к моему лицу. — Давай, а миссис Хайл снова скажет моей маме. И тебе влетит от папы.        Он не стал уточнять как именно влетит, но мне и без этого сейчас хватало позора. Я всё пытался отвернуться от его руки, но мою голову взяли за волосы и повернули обратно.        — Ты же сказал, что укусишь! — Рассмеялся Макгольм.        ***        — Чего ещё?        — Бунт.        ***        — Мы не будем больше спать.        ***        — Ты даёшь слово, что правда стараешься учиться, Поттер?        — Дать... слово?        — Это значит очень крепко пообещать. Дать слово, значит никогда его не нарушить.        — Значит... другие слова можно нарушать?        — Нет конечно. — Растерянно говорит мисс Келли. — Просто, говорить можно что угодно, а дать слово - это не спроста. Ты готов дать слово, что действительно стараешься?        — Э... да. — Сказал я на всякий случай, ведь всё равно ничего не понял.        Для меня даже если я просто решился открыть рот, это уже было неспроста.        ***        — Так, почему не спим, быстро все по кроватям...        ...Все тут же подрываются с мест, шныряют под одеяла...       ***        Я что же? Такой же, как они?        Но дядя...        — Ну? Давай! — Дадли издевательски усмехнулся. — А я потом послушаю как...        Я держу своё слово! Если я говорю, то уже неспроста!        Рванувшись вперёд, я со всей силы впился зубами в руку кузена.        Всё смазалось, осталась только одно: прокусить.        Дадли ревел, дети кричали, меня пытались отодрать от него ребята и воспитатели.        Я этого не слышал, и почти не чувствовал.        Словно нырнул под воду, и всё, находящееся на поверхности исказилось и заглушилось, осталось лишь то, что чувствовал я сам.        Я кашлял, хотя рука, стиснутая в зубах мешала мне; я втягивал кровоточащим носом воздух, захлёбывался, фыркал, кашлял или сглатывал, и вновь втягивал воздух, чтобы ни на секунду не оставлять лёгкие без живительного кислорода; уже поверх этого осознавая, что мне пытаются разжать челюсти.        В конце концов, кто-то из воспитателей додумался зажать мне нос. Волей-неволей, а мне пришлось разжать зубы и открыть рот, чтобы вдохнуть.        Дети, тем временем, на перебой объясняли что случилось. На этот раз не стали говорить, что я первый пристал, и на том спасибо. Сказали, что не видели, кто из нас начал первый. Нас обоих отвели в медкабинет, где мне вставили в ноздри комочки ваты, и положили что-то прохладное на переносицу. Потом миссис Хайл начала что-то выговаривать нам, впрочем, главным образом мне, об отвратительном поведении, но я почти не слышал.        Всё. Теперь в доме Дурслей мне влетит по полной. А может дядя не станет? Может это так была, пустая угроза? Может, тётка просто отхлещет по щекам и отправит в кладовку на пару дней? Может дядя Вернон просто попугает ещё, ну замахнётся, правда, чем-нибудь пару раз, но прямо так, как обещал не станет..?        — ...Ты хоть понимаешь, что поступил как животное, дикое..? Ты вообще слышишь меня? Посмотри мне в глаза, Гарри, ты ме...        — Миссис Хайл... — Перебил я шёпотом. Я хотел говорить громче, но выходило одними губами. — Н-не гово'ите им, ладно?        — Что? — Она внимательно посмотрела на меня.        — Не гово'...л...р-рите им... — Снова попросил я.        — Кому?        Я лишь дёрнул головой и кашлянул.        Миссис Хайл посмотрела на меня, на Дадли и снова на меня.        — Его накажут наверное. — Влез Пирс.        — Было бы заслуженно, но... не думаю. — Сказала миссис Хайл. — Если Поттер сейчас извинится перед Дадли, и скажет, что больше так не будет, то я до конца прогулки поставлю его в угол и инцидент закрыт. Ты извинишься?        Всё! Теперь просто сказать "извини, я больше не буду", и я спасён! Что-ж ты медлишь, почему слова застряли в горле?        ***        — П'остите, — привычно бормотнул я, стукнувшись коленкой, и увидев, что на меня обернулась практикантка.        — Это лишнее. — Улыбнулась она.       Я не понял, наклонил голову набок, вглядываясь в глаза на маске.        — Ты не совсем правильно используешь это слово. — Пояснила она. — Как ты думаешь, когда его говорят?        А я ничего не думал. Для меня слова "простите", или "извините" всегда были чем-то вроде периодически работающего заклинания, для безопасности обязательного на любой случай, когда на тебя обратили внимание. Какого-либо смысла я в них никогда не предполагал и не думал об этом.        — Ну, так говорят, люди, которые в чём-то виноваты, и хотят, чтобы их простили. — Объяснила Мисс Келли.        — Я всегда виноват? — Не понял я.        — Нет, — возразила практикантка, — почему?        — Дядя говорит, что надо извиняться, когда отвлекаешь... — Вспомнил я единственный случай, который всё ещё был в моей памяти, когда я забыл сказать это сразу.        — Ну, видимо, ты действительно оторвал дядю от очень важного дела. — Сказала Мисс Келли. — Извиниться лучше при любом намёке на вину, но не просто так.        ***        — Я... только... если он тошзе. — Пробормотал я.        — Что "тоже"?        Но я нерешительно молчал.        — Ты... хочешь, чтобы Дадли тоже попросил прощения?        Я кивнул.        Дадли сердито засопел.        — Не буду я! Это он должен извиниться!        — Мистер Дурль, не нужно так грубо. Гарри, виноват здесь действительно ты. Это ты сделал Дадли больно.        В горле острым комом стояла обида. И страх...        — Я... я... я не буду. — Сказал я одними губами.        Что ты делаешь? Что ты, чёртов псих, делаешь?        — Гарри, — миссис Хайл слегка повысила тон, — ты повёл себя очень плохо, как дикое животное. Ты укусил своего брата... — ("Дою'одново" - пробурчал я), — ты понимаешь, что кусаться, это плохо? — Я кивнул. — Тогда извинись за это. Просто скажи "прости, я больше не буду".        — Я... — Я снова кашлянул.        Виноват был Дадли, всё было из-за Дадли, но я не мог даже выдавить из себя что-то об этом! Это было обидно, несправедливо! По этому, дрожащим голоском, но стараясь быть отчётливым сказал другое.        — Ничего я гово'ить не буду...        Будь я тогда постарше, я бы сформулировал это по другому. Уже будучи, допустим семи-восьмилетним, я бы извинился. Только не перед Дадли, а перед миссис Хайл за доставленные проблемы. И это возможно прокатило бы. Но мне было пять. Страшно-нестрашно, а стоящие в горле слёзы обиды и не дали бы мне выговорить иного.        — Если ты не извинишься, то я поставлю тебя в угол на весь этот день. — Строго сказала воспитательница.        — Как хотите. — Сказал я безразлично. А может, если я весь день простою в углу, то она посчитает "инцидент исчерпанным" и не станет ничего говорить? — Только отдайте мой мяч.        Миссис Хайл отдала мне мячик, и посмотрела на меня со скучным интересом.        — Ну иди. Сам знаешь, где у нас "угол" во дворике. И пока не извинишься, играть с ребятами не пойдёшь.        Углом во дворике детсада называли пространство в действительно своеобразном уголке между деревом (не тем, в которое я сиганул с пожарной лестницы, другим), и стеной корпуса. Я было хотел что-то ещё сказать, о том, что я всё равно не виноват, но просто дёрнул плечом и... пошёл. Снова достал из кармана теннисный мячик, швырнул об землю в стенку раз, другой...        Стук-стук... хвать!        От земли, от стенки... в руку...        Ха, больно расстроили!        Я же упоминал, что могу заниматься этим часами?        Сперва я швырял Бима в землю выплёскивая на несчастный мячик всю свою беспомощную обиду, но потом начал это делать ровнее, спокойнее, постепенно успокаиваясь сам.        Стук-стук, хвать!        От земли, от стенки, в руку...        Взгляды, скребущие мои лопатки, были наполнены интересом и выжидающим любопытством. Наверняка все ждали, когда мне это наскучит и я начну сопеть и поглядывать через плечо на веселящийся народ. Только один, иногда как бы прохаживающийся по моей руке или макушке откуда-то сверху, был скорее прицельно-заинтересованным.        Кажется, многие их не чувствуют. Взгляды. Хотя наверное, мне лишь так кажется. Я могу прочувствовать скользящий по мне, или упёршийся в меня взгляд всеми клеточками кожи, а при через-чур "сильном" взгляде, примерно то место, на которое смотрят, как бы просвечивается им насквозь, пропуская этот луч внутрь моего тела. Это самое тело при этом ощущалось как что-то пустое изнутри, большое и гулкое. Этот луч отражался там от внутренних сторон моего организма, по всему телу распространяя ощущение онемения и холодка, а то место, об которое первым запинался этот луч, он словно пытался просверлить насквозь, подобно лазеру. Сейчас взгляды были не такие, они, скорее, как-бы проходились по мне, словно по тебе провели кончиком пера. Даже не совсем по мне, а... словно вокруг меня было невидимое поле, которое я могу чувствовать примерно так же, как чувствую ногти, зубы, или рожки из моего сна.        Именно по нему взгляды и проходились, и мне иногда казалось, то если это длится слишком долго, то это поле или оболочка постепенно становится всё тоньше и ближе ко мне. Когда оно исчезало, взгляды становились не такими деликатными; они уже не просто скользили по мне, они уже могли схватить меня словно громадная призрачная рука, парализовать, пригвоздить к месту, заставить отойти на несколько шагов, послушаться словесного приказа, испытывать страх или вину. Хотя нет, это работало и пока оболочка ещё была, просто чем тоньше она становилась, тем слабее, уязвимее, как говорят в тех передачах о животных, становился я.        Это как если бы холод мог постепенно уничтожать твою одежду.        Хорошо, что пока взгляды были без особого интереса или намерения. Такие мне почти не вредили.        Лишь взгляд сверху, отличался от других, он как бы снисходительно ерошил мне волосы. Он изучал меня, но не так, как все остальные. Мне было жутко интересно, кто может наблюдать за мной оттуда, с крыши, но стоять в "углу" всегда заставляли "носом в стенку", и в своём упрямстве я запретил себе как либо отворачивать от стены голову, даже запрокидывая вверх.        Стук-стук, хвать!        От земли, от стенки, в руку...        В моём плече появилась тянущая боль, от постоянно повторяющегося движения, да и кидал я мячик по прежнему с силой.        Хоть и не так быстро, как раньше; ведь с тех пор, как у меня появился Бим, я постоянно развлекал себя даже в кладовке тем, что методично подбрасывал его и ловил; но рука уставала. Ещё минут десять я упрямо продолжал кидать ей мячик об землю, но потом сменил руку на левую.        За моей спиной стоял весёлый гомон, дети играли и веселись, кто-то разбил коленку, кто-то пытался строить замки из песка, а Дадли с приятелями их ломали. Я продолжал методично кидать об землю в стенку мячик, параллельно пытаясь угадать кто чем там занимается по звукам и тому что я о них знал, но мои мысли сбивались и путались, а звуки хотелось перестать слышать. Если честно, я до сих пор занимался этим, только потому что так звуки меньше бесили. Про меня все забыли и перестали смотреть, лишь воспитательницы, да неизвестный наблюдатель, продолжали иногда бросать на меня свои взгляды. Наблюдатель был всё больше и больше заинтересован, а вот миссис Хайл и мисс Келли, напрягались.        — Он уже второй час так стоит... жуть какая... — Удалось мне мельком услышать.        — Вы правы. Я ни разу такого не видела. Он просто стоит и кидает... словно его заклинило... в моей практике такого ещё не было...        Вскоре прогулку свернули, и всех позвали обедать. Я не пошёл. Несмотря на голодное урчание и сосущую пустоту в животе. Я почти не ел со вчерашнего вечера, даже перекус перед прогулкой осилил всего наполовину - нам дали попробовать киви, у них был такой сильный вкус, что мне язык жгло. А утром не ел, потому что тётка с утра разозлилась, что я последнее время долго просыпаюсь, и заставила весь завтрак просидеть за столом с пустой тарелкой. Тем не менее, когда мне напомнили, что чтобы выйти из угла надо извиниться перед Дадли (по приходу в помещение группы меня сразу снова отправили в угол для провинившихся), я снова продолжил своё занятие - мне не привыкать. Несчастный, голодный, сонный и злой. После обеда мне сказали, что я могу сделать перерыв на сон-час, но я сам не пошёл. Обида заставляла меня упираться рогами, забывая о возможных последствиях. Когда сказали, чтобы я тогда не мешал спать другим своим стуком, я сел на корточки, и стал катать Бима в стенку по полу.        Так и уснул. Стал иногда брать перерывы в катании мячика, потом сел уже не на корточки, а нормально, подтянув коленки и положив на них подбородок, и в какой-то момент усталость взяла своё. Руки и плечи гудели от такой тренировки, глаза слипались, всё поплыло. Но перед тем, как всё окончательно исчезло, я снова почувствовал, как по мне прошёлся взгляд Неизвестного Наблюдателя.        Я проснулся в кровати, но одетый. С меня только сняли обувь. Миссис Хайл и мисс Келли позвали всех на полдник, старательно пытаясь не напоминать об уговоре. Я пошёл, всё таки был очень голоден, но после пирожка с яблоком сразу, не спрашивая разрешения, взял с полки книжку и отошёл с ней в угол. Однако, как мне напомнили хохочущие за моей спиной дети; я, видимо действительно был просто каким-то слепым. Сдавшись, я снова принялся за мячик.        Потом всех стали учить счёту, а я снова уже сам отказался выходить из угла.        — Нам что, самим у тебя прощения просить?! — Не выдержала миссис Хайл.        Я лишь мотнул головой.        Она ещё что-то сказала, про то, что я веду себя очень глупо, и ушла. Как я понял много позже, просто сказать "да выходи ты оттуда уже, хватит", мешало присутствие других детей, которым эта история должна была стать примером. Я не злился на неё. Когда я и начинал снова злиться, то не на неё, а на весь белый свет.        Вскоре, за детьми стали приходить родители. Я старался не думать о том, что будет, когда придёт тётя Петуния, но у меня не получалось, и как только я вспоминал об этой теме страх словно скручивал жгутом мои внутренности в животе, заставлял ослабнуть коленки, заставлял лёгкие вновь покрываться колючими шипами и терять воздух. Я знал, что ей всё расскажут. У меня уже не было сил ни на Бима, ни на то, чтобы просто дальше стоять на ногах. Я сел на полу по-турецки и ни о чём не думал. Мне не было скучно, было просто никак. Я даже не вслушивался, как обычно, в голоса детей и пришедших за ними родителей. Меня наполнял страх, напополам с тоскливым ожиданием. Голова свесилась на бок, а взгляд остекленел.        — Гарри, Дадли! За вами пришли!        — Папа! — Тут же радостно подхватился Дадли. С оглушительным топотом побежал ко входу, там его, судя по звуку тут же подхватили на руки        Я же просто застыл. Как "папа"? Обычно же тётя Петуния за нами приходила... Дядя Вернон приходил только если пораньше возвращался с работы и та уходила к подруге, либо если что-то случалось...        — Дадли, ты пока что ещё поиграй, мне надо с твоим папой о вас поговорить.        — Да, иди сынок. — Дадли снова поставили на пол, и тот с необычной для него послушностью побежал к друзьям. — Миссис Хайл, вы звонили, говорили - что-то случилось...        — Ничего страшного, но ваши мальчики снова подрались и Гарри...        Я встал и на слабых ногах ушел из угла, мисс Келли сказал, что в туалет. Пошел и правда туда, но не по нужде, а чтобы больше не слышать разговора, который настойчиво лез в уши, пытался заполнить мозг. Выходить и идти обратно жутко не хотелось, но пришлось, не прятаться же тут в самом деле.        Всю дорогу до дома, дядя Вернон был молчалив и сух. Но как только мы приехали тут же включил Дадли телевизор, а меня, попытавшегося было тихонько улизнуть к себе в кладовку, сцапал за ворот джемпера и спиной вперёд увлёк в прихожую.        — Ну? — Спросил он с холодной яростью.        Я не ответил, потирая шею, сдавленную стянутым в кулак воротом. Он перехватил мой ворот так, чтобы я был к нему лицом, и наклонился надо мной.        — Что. Я. Тебе. Говорил несколько дней назад? А? — Его рука тряхнула меня за ворот.        Я отвернулся и зажмурился.        — Напомню, я сказал, что если ты ещё раз посмеешь... да Дадли?        Двоюродный братец возник в конце коридора.        — Ничего, мне интересно. — Он гадко усмехнулся.        — Ну смотри. — Фыркнул дядя Вернон.        Он подошёл к комоду и взял с него что-то. Это была, видимо заранее приготовленная, тонкая металлическая линейка.        — Идём в гостевую комнату. Там удобнее.        Я заревел. Сразу. Я сразу понял предназначение линейки, и понял, что он не шутил. И если случалось, что он или тётка просто злились настолько сильно, что замахивались чем-нибудь, они не выбирали ни места ни предмета. В них не было этой сухой ярости, почему-то сильнее пугающей, чем обычная. Тогда они просто выходили из себя, а теперь... теперь это словно было предусмотрено какими-то неумолимыми правилами, чем-то, что ничто не в силах предотвратить...        — Не надо..! Пожалуйста, не надо..!        Слёзы были взахлёб, не сдержать, да я и не пытался. Это было не важно, важно было лишь уговорить, убедить как-то, что не надо! Ну пусть считают меня ничтожеством, пусть сажают в чулан! Пусть хоть сейчас разозлится и ударит несколько раз, я даже не крикну! Только не с этой жуткой предопределённостью; не так вот, как он всегда обещал, чтобы до поросячьего визга; не вот так, как он обещал...        И в то же время какой-то части меня было любопытно. Что, вот возьмёт и случится всё так, как я себе и представлял во время особенно решительных угроз? Скорее всего. И что же он сделает, будет хлопать этой штукой по штанишкам? Или заставит их снять... или просто по ногам? Так или иначе, а если он поступит по умному, боль будет липкой и хлёсткой, волей-неволей будешь вскрикивать и дёргать ногами, если снова не начнёшь реветь.        Но откуда опять ползёт это любопытство, зачем..? Почему часть меня опять словно ждёт... ждёт того, что должно случится, словно ей-то это нипочём и она будет только наблюдателем, а я снова как жук в банке?        — Ну? — Сухо спросил дядя Вернон. — Наревелся?        — Не пойду! — Я хватанул губами воздух и дёрнулся, когда он схватил меня за плечо.        — Вот как. Тогда не иди. — Он даже отпустил меня и я от неожиданности шлёпнулся на пол.        Запрокинув голову уставился на дядю. Шутит, или правда передумал?        — Не иди. — Повторил он. — Вернее, наоборот, иди. На улицу, а там - куда хочешь. Это наш дом. Если не хочешь слушаться и нести ответственность за свои поступки - пожалуйста, тебе здесь рады и не были.        Взгляд медленно, но верно ел мою оболочку, как огонь ест подожжённый лист бумаги. Его обладатель говорил наклонившись, нависнув надо мной, как давящая лестница-потолок в кладовке, а я беспомощно прижимался к стене лопатками и расчёсывал уже зажившие царапины на шее.        — Босиком и иди, — продолжал дядя, — ведь твоя нынешняя обувь - старые кроссовки Дадли, а не твои. И одежду всю сними, она тоже была куплена на наши деньги и, кстати, тоже Дадли. Отдам я тебе эту безобразную куртку, в которой тебя сюда подкинули и уйдёшь в ней одной, куда глаза глядят. Но запомни: когда ты станешь совершеннолетним, если ты вообще доживёшь до этого возраста, я подам на тебя в суд, и он обяжет тебя вернуть нам все деньги, потраченные на тебя за эти четыре года. И тебе придётся работать на меня, так как никто больше не станет брать на работу такого, как ты, а я буду намерен вернуть свои деньги, потраченные на одно мелкое. Неблагодарное. Нечто. Которое язык. Не повернётся. Назвать. Человеком! — "Раз!" - и на слове "человеком" ослабленное "поле" лопнуло как воздушный шарик, я испуганно всхлипнул. — Да, и конечно опять слёзы-сопли, ты хоть когда-нибудь научишься вести себя?        Он наконец-то взбесился, и размахнувшись, врезал линейкой мне по рукам, которыми я инстинктивно закрылся от удара, иначе бы пришедшегося по груди или по лицу.        А больно ведь, блин...        — Ну?! Может хочешь, чтобы тебя пожалели? Нет уж мальчишка, это даже с Петунией не сработало бы, а со мной уж точно нет!        Я снова закрылся руками. Воздух был удивительно жидким, кислороду в нём было редкими сгустками.        Он не ударил.        — Ну? Не хочешь? Тогда не трать моё время!        — М-можно я лучше неделю буду есть только в школе? — Слабым шёпотом спросил я.        — Тогда и из кладовки дома выходить не будешь. Если согласен - извиняйся сейчас перед Дадли, легче отделаешься.        Я посмотрел на него, всё ещё стоящего в коридоре.        Получается... я тоже нёс бессмысленный бред? Такой же, как остальные...        Но их же никого не ударили и не обещали им этого... — Уцепился мозг за спасительную мысль.        Конечно, это не было оправданием. Нет, скорее: любые оправдания были лишними и бесполезными. Себя не обманешь, но когда дядя снова поднял меня за ворот и повлёк было в сторону гостевой я, зажмурившись в полуобморочной панике хрипло выпалил, обернувшись к Дадли:        — П'ости!        Дядя Вернон остановился.        — И всё?!        Я распахнул глаза.        — Извиняйся как следует. — Велел дядя.        Я шёпотом выдавил, глядя в пол:        — П-прости, я не буду больше... ну... то есть... я... Но... давай... ты не будешь отбирать мои игрушки, а... я не буду кусаться, ладно?        Повисла небольшая тишина. Братец пожал плечами, кажется размышляющий: хмыкнуть "прощаю" или помурыжить меня ещё?        — Ты, кажется, ставишь условия да? — Угрожающе проговорил дядя. — Моему сыну, в моём доме! Ты совсем ополоумел?! — Рявкнул он, и я вздрогнул.        Я зажмурился, но открыв глаза и попав взглядом на линейку вдруг очень захотел в туалет.        — Ладно... — Быстро сказал я, ещё больше сгорая от унижения, и, всхлипывая продолжил. — Прости, я... я очень в-виноват, что тебя покусал, и я б-больше не буду...        Я чувствовал себя так, словно сдал позиции не в глупом детском вызове, а даже не знаю в чём! И тут, в последнем приступе праведной обиды, я, позабыв про всё яростно выкрикнул, попытавшись сделать это как можно громче (голос был со мной не согласен):        — Но ты всё равно начал первый!        И сразу метнулся в дверь чулана, забился в самый дальний уголок, под самую нижнюю полку, вцепился в неё... чтобы не достали, не вытащили...        — Посидишь и сам выйдешь. — Фыркнул дядя. — Подумай пока над своим поведением.        Дверь захлопнулась, как дверца мышеловки. Убежище превратилось обратно в клетку, хоть и оставляло какую-то иллюзию выбора - дядя не стал запирать на шпингалет. А когда в кладовку сквозь щель начали проникать запахи готовящегося пришедшей тётушкой ужина, я действительно вышел, ведь желудок болезненно требовал еды, да так, что голову слегка вело.        Знал, что это ошибка. Почему-то подумал, может он забыл? Обычно, даже когда они очень злились, наказания всё же можно было избежать, какое-то время не попадаясь им на глаза и дав остыть и забыть. Правда в этот раз дядя словно сначала не так уж и злился, просто собирался выполнить какое-то правило...        И ничего он не забыл.        И это не я, а мне дали остыть, перестать отрицать происходящее.        Даже поесть.        Линейка ожидала уже после ужина.