Дети пустого города

       В Шотландии климат холоднее, чем в остальной Британии. А в этой части Шотландии - углублённой, граничащий с за-пространством, для магглов не существующей; он был ещё холодней - зимой температура порой опускалась до минус пятнадцати, а в особенно холодные зимы и до минус двадцати градусов.        В начале декабря на Хогвартс обрушился снег.        Сперва всех это обрадовало - обычно здесь это случалось ещё в середине ноября и все заждались. В этом же году, морозные дни очень долго были солнечными и ясными, так что стены замка покрывал лишь иней. Внутри было теплее, чем снаружи, но не настолько, насколько хотелось бы - студенты кутались в плащи и накидки; заматывались факультетской расцветки полосатыми и клетчатыми шарфами; натягивали капюшоны и обычно не носимые остроконечные шляпы на самые уши.        В классах было потеплее - уроки велись в зимних кабинетах, где разжигались камины. Но самыми без сомнения тёплыми местами в замке, были Дома. По крайней мере Гриффиндорский, где было три источника тепла.        Один из них - камин в гостиной.        Ещё два - сооружённые магией многоуровневые вертикальные печи. Одна была в отделении мальчиков, а вторая в отделении девочек.        Дело в том, что на один этаж отделения приходилась только одна большая спальня, где жил тот или иной курс, ну и ещё находился душ с туалетами - и того и того по три кабинки на этаж. А ещё, полукруглые жилые комнаты находились одна над другой. И эти печи буквально башнями тепла проходили с самого низа башни Гриффиндора вверх, через все из них.        В комнате это выглядело как стоящая в самой её середине, широкая (первокурснику не обхватить, да и пятикурсников надо двое) восьмиугольная колонна, выложенная из кирпичеобразной формы камней, и окружённая кольцеобразным пушистым ковром. Так же, нижняя её половина была обита дубовыми досками - прямо с корой, так, что эта часть печки могла показаться восьмиугольным деревом. Эти доски нагревались, когда печь была затоплена, и к ним очень уютно было прислоняться, сидя рядом и слушая, как смеются рассказывают истории Рон и остальные Уизли, тоже сгрудившиеся вокруг печи.        Только с одной стороны у неё была дверца. Она была не столько для подкидывания дров, сколько для запекания на жаре кусочков хлеба и зефира - столб высокого магического огня внутри бил с самого низа и иногда вырывался языками пламени их печной трубы.        Так же, сверху печку на расстоянии где-то метра от неё окружало нечто, похожее на замкнутый во всё тот же восьмиугольник, крепящийся к печке металлическими загогулинами турник - на самом деле на эту штуку вешали свои вещи, если нужно было высушить или согреть их.        Хотя, как турник тоже использовали.        Когда-то даже развлекались тем, что с разбегу повисали на нём; потом, цепляясь ногами за стенку печи, переворачивались вверх тормашками так, что коленки торчали над турником и под... вернее тоже "над" носом, а пятки упирались в эту стенку. Потом мы раскачивались и подобрав момент толкались пятками от печи и если всё правильно, то переворачивались вокруг "турника" и падали на пол... ну, а если неправильно, о бились о печь затылком.        Это, и ещё многие дурачества с соседями по комнате, было давно - до того, как меня "выбрал" кубок огня. Да и на третьем курсе я уже зачастую играл веселье - не хотел упускать его, когда мысли вновь и вновь зацикливались на голосах родителей, услышанных из-за дементоров; тренировках патронуса; и Сириусе, которого я тогда небезосновательно считал предателем и хотел найти и... не знаю. Наверное, убить.        Я... скучал по нашим тупым и травмоопасным трюкам на "турнике", по постоянным утренним битвам подушками; по обычно субботним вечерам с играми в мафию, карты, маго-монополию, крокодила и правду-действие.        На четвёртом курсе было не до того. А теперь... если бы и было время, как сделать, чтобы всё было как раньше; до раскола, произошедшего первого сентября из-за меня и Симуса?        Иногда мне кажется, что я скучаю уже просто по первому и второму курсам в целом. Может потому, что я тогда отпустил практически любой страх, позволил себе не задумываться ни о прошлом своём, ни о будущем? По этому ведь и была во мне тогда часто эта лёгкость, эти рвущиеся в игру остатки детской наивности и неугомонности? Последний раз я это чувствовал в палаточном городке перед чемпионатом мира по квиддичу, когда мы дурачились с Роном по дороге к палатке и перекликались со всеми знакомыми лицами в толпе. Сейчас всё было по другому. Если я и снова чувствовал что-то похожее, то с примесью уже настоящей агрессивности.        Кстати, у магглов подобные по форме, хотя, конечно, иные по конструкции печи тоже делали. Кажется где-то в Голландии... К магическому варианту сооружения это не имело отношения. Как нас просветила история Хогвартса, а вернее "История Хогвартса", ибо Бинса уже на первом курсе никто не слушал - читать учебники и то было более познавательно; эта печь была спроектирована специально под нужды школы.        Потом её переняли некоторые дома магов (и до сих пор использовали, например Уизли), а потом, уже много позже, магглы независимо от нас создали нечто похожее. Да, этот тот случай, когда маги успели первыми - обычно мы просто тырили у магглов их изобретения, дорабатывая магией как душе угодно.        Конечно, идеального тепла и здесь не было, но по крайней мере, для полного комфорта было достаточно обычного свитера или маггловской толстовки, а иногда и в них становилось жарковато.        В коридорах же - хоть ты вой. Стены покрывал иней, изо ртов болтающих учеников вырывался пар. Студенты не особо-то и скрывались, прямо в замке разводя маго-огоньки в разных ёмкостях и кучкуясь вокруг них на переменах, отталкивая друг друга.        Мы с Гермионой и Роном вокруг нашей банки не толкались.        Куда, втроём-то?        А никто другой к нам теперь не подходил - в такой ситуации быть тем, кого обходят стороной оказалось к лучшему. Единственный минус - если нужно было куда-то одному, то и я не мог, как остальные, прибиться к кому-нибудь. Один раз только сунулся, возвращаясь из библиотеки. Завис там с какой-то книгой на тему проклятий и сильно уж без движения замёрз; но на меня тут же неловко и с опаской заоглядывались и стали плотнее сдвигаться вокруг своей жестяной коробочки из под чая, словно я мог своим присутствием затушить огонёк в ней. Я молча ушёл. Сперва лицо захлестнула краска, но потом наоборот - полностью оттуда схлынула. Чего я ожидал-то?        Так же, холодно было и в выручай-комнате; что было фатально, учитывая, что разгорячённые тренировкой ребята сбрасывали с себя плащи и даже мантии, занимаясь в одних рубашках или джемперах. Потом естественно приходили вялыми и простывшими. И что делать? Идея попросить комнату о камине быстро отмелась - в него можно было и отлететь случайно.        Спасались мы лишь тем, что заколдовывали некоторые предметы на излучение тепла; но чтобы нагреть комнату заранее, приходилось делать это за пару часов до начала занятия - а я здесь ещё и домашку решал. И мёрз. Да и вообще, попробуй попиши, когда руки стынут! К тому же, заклинания быстро выветривались.        В этом деле мне помогла та же книга по артефактам, что и та, по которой мы и создали монеты-удостоверения. Числу к пятому (начав в двадцатых числах ноября), я подобрал нужный комплекс заклинаний, наложил на заботливо предоставленные комнатой поленья, которые разложил по всем углам и теперь в комнате можно было нормально существовать.        В наложении самоподпитывающихся чар, которыми нужно было пичкать предметы, чтобы те сохраняли свои свойства на протяжении долгого времени, я не был особенно силён, но при необходимости куда деваться? Да и если что-то попадалось совершенно капризное, решить вопрос можно было с помощью Гермионы. Или Чжоу.        Да, она оказалась в заклинаниях очень даже сильна. Пару раз я даже набирался смелости и просил её остаться со мной в Комнате после занятий; помочь мне с составлением комплекса чар, чтобы создать более менее устойчивые источники тепла. Ничего особенного, мы и правда работали над чарами - один бы я совсем замучался; но и это общение было мне приятно, тем более, что она никогда не отказывалась, а иногда во время разговора у неё мило розовели щёки. Я старался не воспринимать это как какой-либо знак, но это было порою сложно. Воображение так и рисовало нас двоих на коньках, вдали от других резвящихся учеников на замёрзшем озере.        Впрочем, озеро и коньки в мысленной картинке были видимо для красоты. Кататься я научился кое-как, под дружным натиском Уизли-клана из пяти человек, который был в восторге от завезённого когда-то давно магглорождёнными студентами спорта и которому взбрело в голову устроить соревнования на скорость. В конце концов я даже распробовал это дело, хотя много раз знатно расшибался о лёд на скорости (а, да, я так и не научился тормозить).        Но это когда все разъехались на каникулы. В такой толпе кататься было неловко и странно, разогнаться не получалось, а нелепые попытки нормально ездить на маленькой скорости, были, казалось, видны буквально всем. Скольжение переставало быть приятным - было в нём что-то от той неустойчивости, неизвестности и неопределённости, которая вызывала у меня отторжение. Хотя многие студенты любили это дело и даже строили прямо на льду снежные крепости и быстро скатывали магией пушечные ядра снежков; я предпочитал не выходить на лёд, а если и выходить, то на заснеженные места и прямо в сапогах.        А в этом году я тем более не мог помыслить о льде и снежных баталиях. Мало мне возни с АДом, так пятикурсников ещё и завалили домашними заданиями по шею. Много что я катал уже абы-как, просто чтобы не зарабатывать наказания за невыполнение. Даже очень нужные предметы старался добирать по оценкам на уроках. И надо сказать, в трансфигурации преуспевал.        Всё таки, постоянная работа над ней дала мне понять основной принцип составления формул на эту тему и это не было настолько сложно. Как с задачками на движение в восемь лет - сперва всё мутно и непонятно; потом всё сложно, но хотя и с трудом, шестерёнки вертятся; а потом всё становится... нет, не легко, но по крайней мере последовательно и понятно. Тем более, когда очень мало думал о трансфигурации, возвращение к теме меня даже радовало. И перекидывая вдохновение АДа на неё, мне даже удавалось писать вполне приличные формулы прямо на коленке перед уроком. МакГонагалл качала головой, однако принимала их - пусть работа и была сделана довольно грубо, технически придраться было не к чему.        Впрочем, после каникул и с началом новых тем всё снова должно было стать мозговыносяще.        А пока больше проблем у меня было с зельями. Снейп в последнее время и так стал всё сильнее ко мне цепляться, а когда заданные на дом рефераты постепенно поползли вниз по качеству; он буквально смаковал новый повод поизмываться надо мной. Даже забыл о Невилле, из-за чего у того наконец-то стало получаться что-то хотя бы не на "О", а на "У".        В конце концов меня довело и я посреди урока встал и молча ушёл из класса, открыв дверь ногой, после чего окольными путями добрался до не-запретного коридора и преспокойно начал катать там какую-то туфту для астрономии.        С тех пор я и забил на зелья окончательно. Снейп, он поострит, поорёт, снова поострит и отстанет, а я сберегу нервы. В конце концов, единственная профессия, на которую меня когда-либо звали, мракоборчество, с зельями никак не связана.        Ну а кроме него у меня и мыслей особых не было. Как-то так получилось, что за четыре года обучения я так и не задумался - что дальше-то? Что я буду делать, если вот действительно стану взрослым обученным магом, куда подамся?        Я не привык думать о будущем.        Литл-Уингингу удалось отбить у меня эту охоту. Не было смысла думать о том, чего у меня нет.        Даже когда нам нужно было выбрать предметы и факультативы для изучения с третьего курса и все мои одноклассники кинулись писать родителям с вопросами и тырить у пятикурсников брошюры с красочным описанием волшебных профессий; я просто подождал, когда с выбором определится мой друг и втупую записался на все предметы, что он. За компанию и чтобы списывать друг у друга можно было. Невозмутимее меня поступил только Дин Томас - будучи магглорождённым студентом нелюбящим сложные выборы, он просто закрыл глаза, тыкал в анкету пальцем и ставил галочки на тех предметах, на какие попал. Потом, кстати, менял один доп. предмет на другой - нумерологию на УЗМС.        А вот Рон никуда с прорицаний уходить не стал - слишком много было возни с этим, да и поздно. Я тем более - нафиг мне эта возня когда даже не с кем?        Единственным предметом, куда сам Рон пошёл за мной была магосенсорика. Мне её посоветовал Люпин, а какой-то факультатив был нужен; да и тема была интересная (и этот интерес себя оправдал). Правда туда нужна была рекомендация преподавателя ИОМСИТ, но тот нами с Роном был всегда доволен и написал нам её без каких-либо проблем. А вот на Гермиону посмотрел с сомнением.        — Тебе это точно нужно? Там ведь уже совсем не теория...        — Я хочу изучить всё. — Непререкаемым тоном заявила Гермиона.        Тот ещё раз посмотрел на неё косо, однако подписал заветный пергамент. Та просияла, ведь это была последняя галочка в списке всех доп.предметов и доступных Гриффиндорцу факультативов, которые та собиралась постигать. Более того, она пошла к МакГонагалл, досконально изучила все льготы и помощь перспективным студентам, собрала характеристики от половины преподавателей; написала заявление в министерство с этими приложенными характеристиками, и ей из фонда по обучению выделили средства на оплату какого-либо одного факультатива чужого профиля. МакГонагалл посоветовала дополнительное изучение символистики и магических кругов - профиль Слизерина и Когтеврана. Кстати, Гермиона осталась на нём до сих пор, даже отказавшись от Прорицаний, Маггловедения и почти всех факультативов нашего профиля в пользу нервных клеток.        А мне теперь, определяясь с предметами, которые я продолжу учить максимально добросовестно; пришлось всё таки и задуматься - для получения какой специальности они были мне нужны. И кроме деятельности мракоборца мне в голову так ничего и не пришло. Ну, может только подамся в собиратели и буду искать редкие травы и компоненты в опасных и безлюдных лесах; хоть мракоборчество меня привлекало сильнее, это было бы тоже мне по душе.        И если всё останется так, как оно сейчас, этот вариант кажется более доступным - на министерскую службу меня фиг пропустят; а будучи собирателем можно работать на каких-нибудь частников. Охота Пожирателей? Откуда им знать где я, в каком из многочисленных скрытых от глаз магглов лесов?        А какую-то специальность получать было надо. Денег в сейфе хватило бы на несколько безбедных жизней, но я их воспринимал, не как что-то мне принадлежащее. Скорее, как семейный резерв на случай больших трат, на которые быстро не накопишь или очень уж аварийной ситуации. Сиротство было достаточно аварийной ситуацией, чтобы брать оттуда средства; но при условии, что я вырасту и верну то, что я оттуда взял, и желательно с процентами. Да судя по всему, его и было принято так воспринимать - Сириус говорил вроде, что и мама с папой на кого-то учились, и подрабатывали одно время.        Определиться с тем, что уж точно пригодится и отбросить попытки при этом учить всё остальное было правильным решением - у меня словно груз с плеч упал. Упор я теперь делал на Защиту от тёмных сил (которую правда приходилось учить вне занятий с этим называнием... кстати, почему то "сил", то "искусств"? И какое из названий официально?), магосенсорику и заклинания.        На втором месте было ещё два предмета - трансфигурация (слишком уж много где пригождается, чтобы о ней забывать, так что наверняка нужна и там) и травология (пригодиться на случай запасного плана с собирательством).        Уход за магическими существами мог бы стать больше отдушиной, чем предметом - там почти не было теории, а возиться с Хагридовской живностью мне иногда даже нравилось; но оставшись на испытательный срок, он увял и не показывал ничего интересного. Так что и на УЗМС я практически забил (правда исправно приходил - поддержать Хагрида).        Постоянно прогуливал я историю магии - по ней можно было даже домашнего задания не делать, всё равно старику Бинсу плевать. Если и подплывёт во время сбора домашних заданий, говоришь: "уже сдал" и он отлетает. Ну, а когда он уже отметит тебя как пришедшего можно посидеть, пока не забудет заново твоё имя и уйти. Если и заметит вставшего студента и спросит - просто позволишь ему записать, что ты уходишь по какой-нибудь выдуманной уважительной причине, не напоминая ему своё имя и Бинс сам присобачит к тебе фамилию и имя какого-нибудь давно выпустившегося ученика; а записи о том, что Гарри Поттер ушёл с урока в журнале не будет. Гермиона находила этот разработанный нами с Роном фокус верхом варварства и наглости и не разговаривала с нами неделю после его первого применения, но в конце концов пошла на мировую, хоть и взяла с нас слово, что мы будем "проворачивать эту гадость" не больше двух раз в неделю. Слава богу, она в тот момент не вспомнила, что у нас в неделю всего два урока истории магии.        По оставшимся же предметам я просто калякал подобие домашки, а уроки то прослушивал, то и вовсе тоже прогуливал. Но реже - ничего, кроме истории нельзя было прокатить настолько безнаказанно.        С приближением Рождества обременительнее стали и обязанности старост для Рона и Гермионы. Они отвечали за украшение замка ("Ты вешаешь мишуру, а Пивз взялся за другой конец и пробует ею же тебя задушить.", — рассказывал Рон), следили за младшекурсниками, чтобы на переменах они не выбегали на мороз ("Ну и нахалы, мы на первом курсе такими не были!", — недоумевал Рон); и посменно патрулировали коридоры с Аргусом Филчем, решившим, что предпраздничное настроение приведет к массовым дуэлям ("У этого - навоз вместо мозгов!!!", — негодовал Рон).        — Ну, положим, последнее я всегда знал. — Усмехнулся я.        Мы были в комнате. Фред и Джордж снова устроили шумное представление в гостиной. Мы оттуда свалили вместе с учебниками и всем прочим и теперь писали здесь рефераты по заклинаниям, а Рон заодно бомбил на Филча, Пивза и малолеток. Впрочем, на последних в полушутку.        — Он вышел на новый уровень. — Мрачно возразил Рон. — Как и эти двое. — Он вздохнул, когда снизу вновь раздался радостный гвалт окружившей близнецов компании.        — Интересно, они швырялись в окно снежками вчера именно для того, чтобы над нами поиздеваться? — Уныло спросил я.        Моя рука устала писать. Я отложил перо и стал болтать ею в воздухе.        — Да сто пудов. — сказал Рон. — Кстати, я их снова пытался расспросить о том, что будет на вечере.        — И как?        — Да никак. Сказали только, что будут какие-то игры с вопросами.        — Вопросами? Как "правда или действие"? — Спросил я.        — Ну да, ты же примерно представляешь, какие там могут быть вопросы. — Рон закатил глаза. — Типа "что самое отбитое ты делал" или "какие девчонки/парни нравятся"...        — Ужас. — Зевнул я. — А какие вообще девчонки должны... ну, нравиться?        — Ну не знаю... на что у них смотреть нравится, с тем наверное и должны нравиться. — Расплывчато заметил Рон.        Несмотря на эту расплывчатость, я его понял.        — Ну это же другое. — Пожал я плечами. — На это все смотрят, так какой смысл спрашивать?        — Понятия не имею. Может там поймём...        А тем временем, нагрузка на старост только увеличивалась. Гермиона даже перестала вязать шапочки эльфам и огорчалась, что еще три недоделаны.        — Сколько бедняжек тут ещё осталось! И им придётся провести рождество в Хогвартсе...        Меня как-то не хватало, чтобы сказать, что все шапки забирает Добби.        Чего она добивается, я не понимал. Она знала, что если эльфа прогоняет хозяин, он просто ищет другого. Лучше что ли, если они уйдут из Хогвартса, где к ним относятся по человечески; и пойдут прислуживать какому-нибудь абстрактному Малфою или Краучу? И если бы им было куда ещё пойти, она ожидала от них какой-то другой реакции, зная их характер? И даже если бы эльфы вдруг хотели освободиться, каким образом в этом должны помочь её носки? Да, у эльфов Хогвартса нет прямого владельца, но косвенным владельцем считается директор, она же мне сама всегда об этом говорила! Или она всё-таки считает, что раз прямого владельца нет, то это сам Хогвартс, и если она раскидает носки по Гриффиндорской башне Хогвартса, то получится, будто это Хогвартс и преподнёс эльфам одежду? Или что?        Мы с Роном иногда даже гадали об этом. Но Гермионе уже ничего не говорили. В этом её увлечении было что-то настолько наивное и детское, что у нас просто опускались руки и Рон лишь странно, как на маленького ребёнка, смотрел на неё; а я пораньше выпроваживал из выручай-комнаты пришедшего с гостинцами Добби, пока не пришла подруга и не увидела его растущие вязаные тумбы на ногах. Впрочем, это приходилось делать лишь изредка - если Рон иногда и присоединялся ко мне во время посиделок в выручай-комнате, то Гермиона предпочитала библиотеку.        Иногда я работал и ночью. В бессонные и болезненные ночи последних дней. Ведь шрам последнее время особенно активизировался. Как только я начинал засыпать, он словно начинал попытки прорезаться по контуру изнутри черепа очень тупым скальпелем. Иногда боль становилась жгучей, словно к этому месту приложили раскалённую на углях проволоку; иногда затихала, чтобы потом вспыхнуть или резануть вновь. Словно поджидала момента, когда я буду максимально уязвим, когда скальпелю удастся всё-таки рассечь давно затянувшуюся рану, раскроить череп, открыть доступ ко всему, что находится внутри...        Я не знал, что это значит; обрывков разума Волан-Де-Морта, как на давней тренировке в такие моменты больше не всплывало. Но из-за этих болей при попытке заснуть и ночей, наполненных вместо сна учёбой, бессмысленными разглядываниями пейзажа в окне или бесцельными скитаниями под мантией-невидимкой по ночному Хогвартсу; в голове теперь постепенно поселялась серая муть.        А о рождестве я вообще думать не хотел.        Новые порядки, отобранные полёты, испытательный срок Хагрида...        Да, ещё в последний вечер перед каникулами светила та сомнительная вечеринка старших курсов, но она вызывала смешанные чувства.        Впервые в жизни из школы Хогвартс мне хотелось сгинуть.        И собраний АД не будет, все разъедутся по домам. Гермиона вот собиралась ехать с родителями кататься на лыжах... Рона идея такого отдыха позабавила, а я ни разу на них не вставал, так что и говорить мне было нечего. Я и просто на ледянках ни разу в жизни не ездил - откуда в Литл-Уингинге столько снега? Хотя здесь, в Хогвартсе, я как раз-таки год назад уломал Рона на авантюру, о которой давно думал - во время рождественского похода в Хогсмид отколоться от всех остальных и убежать к горам, подняться как-нибудь на небольшую высоту и слететь оттуда на чём-нибудь. Мы даже придумали на чём - на тонких листах жести, расплющенных из искусственно увеличенных до громадных размеров консервных банок.        Получилось всё правда не так, как мы ожидали - наверх была наполовину протоптана, наполовину создана магией лесенка в снегу и льду, ведь здесь развлекались местные ребятишки доХогвартского размера. Обрадовались, когда мы захотели прочистить дорожку ещё дальше вверх, идею трансформировать салазки-картонки-фанерки-непригодные-Хогвартские-чемоданы и всё остальное, используемое для катания с гор из чего-то маленького и лёгкого нашли гениальной и в результате заставили нас постоянно уменьшать и облегчать им инвентарь. Сперва мы лишь забавлялись их восторгом, выполняя их просьбы, но выдохшись, Рон сказал, чтобы дали что-то взамен - естественно ни на что существенное не рассчитывая, чисто, чтобы отвязались.        Только вот он не учёл, где мы находились. Не стоило недооценивать деревушку Хогсмид! Добрая половина ребят оказалась детьми лавочников, барменов и так далее. А знаете, сколько, например, в пекарне, оказывается бывает неудавшихся, непригодных к продаже пирожков? А знаете, сколько волшебник времени может колдовать в рождество, если одновременно с этим будет есть?        В общем, нам ничего больше не оставалось, кроме как развести два костерка (один у подножия горы, второй на вершине) и сесть по одному у одного из них. Рон у подножия горы облегчал и уменьшал им всё, а я наверху приводил обратно в пригодное для катания состояние. А ребятня нам, как каким-то божествам, таскала из деревни "дары".        Бракованные сладости (например, сахарные перья, со слишком большим количеством скомковавшейся пудры или мармеладных животных с лишними головами); разорванные или уродливые пирожки и булочки (зато безумно вкусные, мягкие даже ещё не остывшие до конца); собственные игрушки; собственные сэндвичи в салфетках; термосы с горячим чаем (опустошённые термосы, правда, мы возвращали владельцам); всякую стыренную из родительских магазинчиков мелочь по типу чернилок, перьев и подарочных наборчиков; шоколадки; конфеты и т.д. и т.п.        А, да, и нам влетело от Хогсмидских родителей, которые специально не расчищали своим детям путь дальше определённой высоты, а мы расчистили его ещё метров на тридцать. Тут, кстати, как нельзя кстати сыграла моя известность, которая тогда ещё не была подобна прокажённости - думаю иначе мы бы так легко не отделались. Кстати, детям оказалось вообще пофиг на то, кто я такой, даже когда они и заметили шрам, лишь немного поразевали рты и забыли - главное им было сейчас дальше использовать нас как конвейер.        А, да, от МакГонагалл нам тоже влетело; ведь мы вернулись ужасно запоздало, уставшие, мокрые и облепленные снегом; уже после того, как малышня разбежалась по домам, а мы с их остатком смогли наконец-то повеселиться и побеситься самим. Правда, вернулись мы с сумками, всё ещё набитыми остатками даров и их несъедобной частью; так что, если честно, ни о чём не жалели.        Рон-то и сейчас в ус не дул. Конечно, на это-то рождество Уизли собираются всей семьёй в Норе. Пару дней меня снедала тщательно запинываемая и заглушаемая зависть, но ровно до его слов:        — Вот балда, думал мы без тебя куда-то собрались?        Я лишь облегчённо расхохотался.        Перспектива Рождества в Норе была и-изумительной. Царапалось лишь горькое сожаление, что рядом не будет Крёстного. Сириус не давал о себе знать с сентября и я просто не мог нормально воспринимать, что он там сейчас мучается в своём личном аду воспоминаний, коротая время с Кикимером. А как это тяжко, безвыходно застрять без дела где-то, куда хочется не возвращаться никогда, я знаю. Может, уговорить миссис Уизли его позвать? Но нет, я и так ей уже слишком многим обязан, да и на ножах они.        Сегодня после обеда отгремела последняя контрольная.        Завтра будет рождественский выход в Хогсмид и посиделки с Когтевраном. Послезавтра утром отбывает школьный поезд, у нас уже куплены билеты.        Времени на АД ни у кого больше не будет.        На последний в этом семестре сбор я пришел в Выручай-комнату рано, хотя домашнего задания уже никакого не было. Впрочем, не пожалел об этом, потому что, когда я заклинанием осветил помещение, оказалось, что Добби взял на себя труд украсить его к Рождеству. Ясно было, что это рук дело - никому больше в голову не пришло бы развесить под потолком сотню золотых игрушек с моим колдофото и подписью: «ГАРРИ, ГАРРИ, МОЯ ЗВЕЗДА!».        Едва я успел сорвать и кинуть последнюю в предоставленный комнатой бочонок с обесцвечивающим раствором (уничтожать совсем их было неловко перед Добби, но позволить кому-либо увидеть этот бред было категорически нельзя, вот я и решил просто лишить их надписи с изображением); как дверь со скрипом отворилась и вошла Полумна Лавгуд. Мечтательная, как всегда.        — Здравствуй, — задумчиво сказала она, оглядывая то, что осталось от украшений. — Красиво. Это ты развесил?        — Нет. Добби, один знакомый эльф.        — Омела. — Она сонно показала на большую гроздь белых ягод почти над самой моей головой.        Вспомнив омелову славу романтического околдования, я тут же выскочил из-под неё.        — Правильно сделал, — серьезно сказала Полумна. — Она часто бывает заражена нарглами.        От необходимости спросить, что такое нарглы, я был избавлен приходом Анджелины, Кэти и Алисии.               — Я думаю, сегодня мы повторим то, чем занимались в прошлые разы. — Сказал я, когда все собрались. — Это последняя встреча перед каникулами, и не имеет смысла начинать что-то новое, когда впереди перерыв в три недели...        — Ничего нового не будет? — Шёпотом, слышным всей комнате, недовольно спросил Захария Смит. — Знал бы, не пришел.        — Эх, жалко, Гарри тебя не предупредил, — сказал Фред.        Несколько человек засмеялись, среди них Чжоу. У меня снова что-то кувырнулось внутри, словно под ногой не оказалось ступеньки.        — Работа парами, — сказал я. — Для начала, закрепим-ка Чары помех. Сперва по очереди, потом на скорость.        Разделились. Я, как всегда, стал против Невилла. Комнату огласили резкие выкрики «Импедимента». Тот, на кого наложили чары, на миг замирал, иногда теряя равновесие и падая; а потом нелепо корчился, пытаясь выбраться из позы, в которой его заперли и постепенно всё сильнее расшатывал незримую клетку собственного тела. Когда он освобождался, наступала его очередь наводить чары.        Невилл усовершенствовался до неузнаваемости. После того как он заморозил меня трижды без ошибок, я, по обыкновению, передал его Рону и Гермионе, а сам пошел смотреть, что получается у других. Когда я поравнялся с Чжоу, она радостно улыбнулась мне. Я с трудом поборол искушение пройти мимо неё ещё несколько раз.        Посмотрев, как у Алли с Альком выходит стандартный Петрификус Тоталус, я скомандовал сменить тип тренировки - на скорость. По команде свистка, у пар начиналась яростная игра в гляделки. Кто-то мгновенно выпаливал чары, кто-то выжидал; кто-то делал вид, что собирается выполнить их сейчас, а на самом деле хитрил, пытаясь заставить противника не воспринимать его движения всерьёз. Задача была нанести удар раньше противника или отразить атаку противника в него - Чары Помех были одним из тех заклинаний, которые позволяли легко оборачивать себя на отправителя.        Я смотрел на их работу, и меня буквально распирало от гордости. Правда, Невилл оглушил вместо Дина, в которого целился, его соседку Падму Патил, но промах был гораздо меньше обычного, и все остальные тоже действовали успешнее, чем всего пару недель назад.        Потом мы перешли на оглушающие (младшим я велел попытаться осознанно проконтролировать действие заклинания - парализовать например так, чтобы заколдованный мог пользоваться мимикой и т.д.) Петрификус был вообще на удивление лёгким заклинанием, несмотря на небезобидное действие. А ещё, как и многие заклинания подобного характера, зависел эффективностью от веса жертвы. Потому, первокурсники и могли тренироваться только друг на друге - на ребят постарше силёнок ещё не хватало.       Ещё через час, я скомандовал: «Стоп».        — У вас уже очень хорошо получается, — сказал я, обводя толпу довольным взглядом. — Когда вернемся с каникул, попробуем что-нибудь покрепче. Может, даже Патронуса.