Проснись

      Ближе к обеду дом начали заполнять знакомые и полузнакомые люди в траурных чёрных костюмах.       Прощальную мессу было решено устроить прямо в доме. Отец никогда не был особо верующим человеком, но Оливия настояла на полноценном отпевании.       Когда Шон спустился вниз, одетый в подготовленный мамой чёрный костюм-тройку с белой рубашкой, гостиная уже была украшена живыми цветами, а в самом центре стоял красивый резной гроб из красного дерева. Открытый и абсолютно пустой. Бархатная внутренняя обивка кремового цвета переливалась, как жемчуг в свете лампы, как бы приглашая желающих проверить её мягкость.       Шон вздрогнул, когда возле окна заметил стройную фигуру сестры. Она была одета в облегающее чёрное платье до пола.       Мать суетилась на входе, встречая все прибывающих гостей. Шон неуверенно подошёл к сестре. Объятия вышли скомканными и неловкими. Видно было, что совсем недавно Лора плакала: глаза покраснели, нос распух, а на щеках всё ещё блестели дорожки слёз.       — Привет, сестрёнка, как ты?       — Нормально, насколько это возможно.       — Ты здесь одна? Где твой жених?       — Майк не смог приехать из-за работы. Он не хотел оставлять меня, но, знаешь, иногда обстоятельства играют против нас.       — Почему ты не сказала, что выходишь замуж?       — А я должна была говорить тебе отдельно? Когда приглашения будут готовы, ты получишь официальное уведомление.       — Официальное уведомление? Ты сейчас серьёзно? Я твой брат, какого чёрта происходит? Мы не виделись почти семь лет, а ты делаешь вид, как будто мы не знакомы! — Шон не заметил, как перешёл на крик. Лора сердито шикнула в ответ.       — Мы на похоронах, Шон, веди себя прилично. Если хочешь устроить сцену, то подумай хотя бы о маме. Ей и так сейчас нелегко.       Он схватил сестру за плечи и легонько встряхнул, требовательно заглядывая в глаза.       — Что происходит? Что я сделал? Какого чёрта ты вдруг резко начала меня ненавидеть? Неужели из-за Марка? Допустим, я разбил сердце твоему другу, хорошо, я козёл, моральный урод и прочее. Но, Лора, я твой брат. Прошло семь лет, много воды утекло. Марк уже наверняка меня и не помнит даже, живёт своей жизнью, а ты всё не можешь простить мне наше расставание? Это же бред.       Внезапно в глазах сестры вспыхнула такая ненависть, что Шон невольно отшатнулся.       — Много воды утекло, да? Действительно бред. Ты прав. Жизнь не стоит на месте. Мы все двигаемся дальше. Кроме Марка. Он мёртв.       — Что ты сказала?       — Что слышал. Четыре года уже прошло. Но тебе ведь нет до этого дела, да? Так что забудь, у тебя это отлично получается.       Резко вырвавшись из его рук, сестра быстрым шагом вышла из гостиной. Комната внезапно начала сжиматься вокруг него. Стоять стало невыносимо сложно, а дышать еще труднее. Звон в висках заглушил гул голосов вокруг. В сознании замигала красная лампочка, как бы предупреждая, что его мысли зашли на опасную территорию, где им совсем не рады. «Марк мертв». Бегущей строкой он видел эти слова прямо перед своим лицом и не мог принять их смысл. Кто-то тронул его за плечо. Мама говорила что-то о том, что они начинают. Люди заполонили гостиную, выстроившись перед гробом ровными рядами. В нос ударил сильный цветочный аромат, голова закружилась, и Шон позорно потерял сознание.       «Проснись!».       Как из-под толщи воды до него доносились голоса. Их было так много. Они гудели, перебивая друг друга, так, что разобрать слов было практически невозможно. Он попытался открыть глаза, но мир виделся ему как будто через слой ваты. Запах нашатыря протянул ему руку помощи, пытаясь вернуть в реальность, но он отмахнулся от него, как от назойливой мухи.       — Зачем ты ему рассказала? Почему сейчас? Видишь, что вышло? Нам пора уже ехать на кладбище, а он в таком состоянии. Звони в скорую, нельзя его так оставлять, — неожиданно голос матери стал отчетливым настолько, что, казалось, он звучит прямо у него в голове.       — Я не хотела. Мам, прости. Я все испортила. Он начал разговор про Марка, и я не смогла сдержать себя в руках, — по голосу сестры было слышно, что она снова плачет.       Собрав все имеющиеся у него силы, Шон открыл глаза и попытался сесть. Вышло это не сразу.       — Шон, милый, как ты? — Оливия тут же бросилась обнимать сына, попутно проходясь руками по его туловищу как будто в поисках смертельных ранений. — Ты так нас напугал. Парни принесли тебя сюда из гостиной. Ты никак не приходил в сознание. Господи, я так волновалась.       Мама начала плакать, крепко обнимая сына. Только сейчас Шон заметил, что лежит на кровати в своей собственной комнате.       — Прости меня. Я не хотел все испортить. Дай пару минут прийти в себя и поедем на кладбище.       — Ну уж нет. Думаю, тебе лучше остаться здесь. Лора бросит цветок и за тебя тоже. А вечером устроим поминки только мы втроем, да, Лора?       Сестра виновато посмотрела на мать.       — Конечно, мам.       Шон попытался вскочить с кровати в попытке доказать, что способен перенести поездку на кладбище и выстоять погребение. Но ноги отказывались слушаться, и он со стоном рухнул обратно на кровать.       — Ну вот, видишь, у тебя шок. Полежи немного, приди в себя. Там мы сами справимся. Тебе надо переварить услышанное. Нам вызвать скорую? Где-то болит?       — Нет, я в порядке, правда. За меня тебе уж точно не стоит беспокоиться. Думаю, это последствия перелета. Надо было приехать на пару дней раньше. Прости, я очень сильно подвожу тебя.       — Все хорошо, Шон, поправляйся.       Чмокнув сына в лоб, Оливия снова опустила черную вдовью вуаль на лицо и вышла из комнаты. Лора осталась сидеть возле кровати и смотрела на брата нечитаемым взглядом.       — Если хочешь что-то сказать, то говори уже, тебя мама ждет, — Шон начал терять терпение.       — Поправляйся, братик.       Осознание медленно проникало в мозг. Вопросы, которые зародились в голове, вещали так громко, так требовательно, но он не знал ответов на них. Что? Как? Почему? У него действительно был шок. Узнать о том, что тот, кого ты когда-то любил больше жизни, мертв, оказалось очень непросто. До гибели отца он ни разу не сталкивался со смертью. У него не было бабушек-дедушек, не было собак, кошек и даже хомячков. Он никогда и никого не терял вот так. Навсегда. И вот, уже вторая смерть за полгода. Шон определенно не был к этому готов.       Мозг упорно продолжал подкидывать образы улыбчивого веселого паренька, рядом с которым он провел три самых счастливых года своей жизни. И развеять эти виденья он не мог, а может, и не хотел. А еще ночью ему снился Марк. Сон был таким реальным, как будто он снова пережил тот день. Он давно не помнил того, как Томми угрожал ему ружьем в первый день их отношений. Не помнил то кафе и лица официантки. Но стоило провести одну ночь в этом городе, как память услужливо предоставила все воспоминания вплоть до мельчайших подробностей. Сон его действительно напугал. Он проснулся утром от того, что у него замерзли руки. Он помнил вкус малиновых маффинов и аромат свежесваренного кофе. Он помнил, как снежинки таяли на его ладонях. Помнил мягкие губы Марка, которые прижались к его собственным на прощание. Как будто он реально этой ночью был там.       Немного придя в себя, Шон взял в руки телефон. Новых сообщений не было. Даже на рабочей почте была тишина. Видимо, его коллеги предупредили клиентов, что он уезжает, и приняли обстрел вопросами на себя, за что Шон был им очень благодарен. Он не знал, что хотел найти. Все контакты своих школьных друзей он удалил, как только сел в самолет до Англии. С соцсетями было то же самое. Он не знал, кто из его друзей все еще в городе, не знал, что им написать и как задать самый волнующий его вопрос. Да и имел ли он право спрашивать? Он уехал, оборвав все нити, которые связывали его с этими людьми, давным-давно.       Решение пришло само собой. Необдуманное, резкое и определенно — безрассудное. Мама с Лорой пробудут на кладбище еще пару часов. Ничего страшного, если он выйдет прогуляться. Если сможет, конечно. Но, как ни странно, слабость в теле прошла, ноги стояли на земле достаточно ровно, а дыхание было практически бесперебойным. Видимо, и правда акклиматизация. Он быстро сменил костюм-тройку на синие джинсы с черной толстовкой и, накинув куртку с капюшоном, вышел из дома.       Снова шел дождь. Пока ноги несли его к знакомому дому, Шон успел промокнуть до нитки. Если бы он помнил адрес, он бы, конечно, вызвал такси, но память в этот раз решила не поддаваться. А когда он подошел к знакомому порогу, первым его желанием было развернуться и бежать обратно. Подальше от этого дома, подальше от людей, которые живут за этой коричневой дверью, подальше от этого города с его проклятыми флешбэками и подальше от самого себя.       Неожиданно дверь открылась, и на него уставилась пара давно забытых глаз, скрытых за толстым стеклом очков-окуляров. Мимо него на полной скорости пронеслось что-то огромное и мохнатое, едва не сбив парня с ног. Владелец пса стоял, уставившись на незваного гостя, и, казалось, не подавал признаков жизни.       Только сейчас Шон понял, насколько идиотской была эта затея. Что ему сказать Томми? Спросить, как дела? А чего тогда молчал последние семь лет? Захочет ли Томми говорить с ним, учитывая, что его собственная сестра теперь его ненавидит? Может, сейчас он свистнет пса и отдаст команду перегрызть ему глотку? На что он надеялся, придя сюда? Что Томми обнимет старого друга, пригласит войти в дом и за чашечкой чая расскажет, что, черт возьми, происходит? Ну да, конечно…       И тут сильные руки сжали его в крепких объятьях.       — Я уже и не надеялся, что ты вернешься сюда, дружище.       И он действительно пригласил его зайти. Они вместе прогулялись с золотистым лабрадором, который за время, пока парни здоровались, успел разгромить пару соседских мусорных баков, и, предварительно собрав весь мусор с улицы, зашли в дом. Чашечку чая Томми ему не предложил, достав сразу бутылку вишневого портвейна. Они сидели на маленькой, заваленной хламом кухне. Лорд — так звали пса — свернулся калачиком возле ног хозяина в надежде выпросить вкусняшку после ужина, но быстро сдался и уснул.       — Слышал про твоего отца, соболезную, — разливая янтарную жидкость по граненым стаканам, начал говорить хозяин дома.       — Спасибо, я, собственно, поэтому и прилетел в Траверс-сити. Сегодня похороны.       Томми удивленно поднял брови:       — Тогда почему ты здесь? Разве не должен сейчас прощаться с отцом?       — Мне, по сути, не с кем прощаться: мы захороним пустой гроб… На самом деле, я потерял сознание еще до прощальной мессы. Получается, я позорно сбежал, пока мать с сестрой тянут на себе это все.       — Лора тоже приехала ? Даже не позвонила.       — Мне тоже. Она вообще последнее время как будто избегает меня. Думаю, она обижена на меня за то, что бросил Марка тогда.       На лицо Томми опустилась тень. Даже за толстым слоем стекла Шон видел, какими печальными вмиг стали его глаза.       — Прости, я не хотел. Я сам только сегодня узнал, что он… он… — выговорить слово «мертв» оказалось сложнее, чем он думал, — что его нет.       — Не извиняйся, много лет прошло, я почти привык, знаешь.       — Ты тоже злишься на меня?       Томми сделал большой глоток портвейна и протестующее замахал руками.       — Нет, нет, вовсе нет. В болезни Марка, может, отчасти и была твоя вина, но ты же не мог по-другому, тем более ваше расставание было для тебя не менее болезненным, чем для него. Уж это я прекрасно понимаю.       — О чем ты говоришь? Марк был болен? Из-за меня? Я проверялся много раз после школы, я чист.       — Это не то, о чем ты подумал. Его болезнь не была связана с телом. Дело было в его голове.       — Он что, спятил?       — Если можно так сказать. Я тогда сам толком ничего не знал. После школы я поступил в Мичиганский университет на факультет туризма, думал помогать отцу с отелем после выпуска. Восточный Лансинг не так далеко отсюда, как Эдинбург, но все же дома я бывал достаточно редко. Все, что происходило с Марком в то время, я узнавал от отца и от Лоры. Она была рядом с ним вплоть до самой его смерти. После школы взяла год перерыва до поступления и продолжала поддерживать моего брата.       Теперь настала очередь Шона удивленно вскидывать брови. Мать говорила, что сестра не определилась с колледжем и осталась дома, решив годик поработать в автомастерской отца, чтобы определиться наверняка. Оказывается, все дело было в умирающем друге, о болезни которого сестра решила ему не рассказывать.       Шон промочил горло крепким напитком. Он и не заметил, что за разговорами они уже выпили половину бутылки.       — После окончания первого курса я прилетел на лето домой. Марк впервые тогда попал в больницу. В дом Элоизы. Забавно, правда? Он так любил фильмы ужасов и попал в заведение, названное точь-в-точь, как психушка в Уэстледне, про которую писали кучу всяких страшилок. Но на деле это действительно хорошее место в трех километрах от города рядом с Паучьим озером. Там ему действительно становилось лучше.       — Ты сказал, Марк попал в больницу через год после моего отъезда. Так как это связано со мной? Чем он болел?       — Зачем тебе это? Спустя столько времени. Думаю, не стоит тебе углубляться в эту историю. На момент его смерти вы, по сути, уже были чужими людьми.       — А ты бы не хотел знать? Если бы ты был на моем месте, не задавал бы вопросов? Я хочу знать. Я должен знать. Какого вообще дьявола мне никто об этом не сказал раньше?       Томми устало вздохнул, поправил очки, сползшие на кончик носа, и провел рукой по рыжей шевелюре. Шон действительно имел право знать.       — Лимеренция. Вот уж действительно нашей семье везет на редкие психологические болячки.       — Чего?       — По-простому, это болезнь разбитого сердца.       Шон недоверчиво хмыкнул.       — Что за бред?       — Я тоже так отреагировал. Но, как выяснилось, и такое бывает. Навязчивые мысли, кошмары, панические атаки. Все это последствия этой болячки. Сначала это не вызывало беспокойства. Все думали, что это обычные переживания после расставания, как часто бывает. Но прошел месяц, еще один, а Марк так и не приходил в себя. Он практически ничего не ел, не мог спать, стал задыхаться при ходьбе. Лора настояла, чтобы он пошел к психологу, и первое время это даже помогало. Уже не помню, как зовут того врача. Мистер… Смит, кажется. Так вот. Этот врач, психолог, сразу определил, что Марк не просто страдает после расставания. Он выписал ему успокоительные со снотворным, но Марк быстро перестал их пить, чем еще больше усугубил ситуацию.       — Почему перестал?       — Лора говорила, что Марк видел сны, настолько реальные, что ему становилось только хуже, когда он просыпался. Поэтому он начал бояться засыпать. А таблетки как раз-таки были направлены на то, чтобы наладить его сон.       Шон вздрогнул. Перед глазами снова пробежали обрывки вчерашнего сна. Может, эта штука заразна? А можно заразиться от человека, которого уже нет в живых?       Между тем, Томми продолжил.       — Он попал в больницу после того, как начал задыхаться прямо в школе. У одноклассника был с собой ингалятор, и он буквально спас ему жизнь. На время. В доме Элоизы Марк провел полгода. Там его смогли заставить принимать лекарства и даже начать нормально питаться. Так прошел первый год. Марку с Лорой в сентябре пришлось пойти в разные классы, ведь Марк пропустил одиннадцатый и ему пришлось восстанавливаться. Я тогда вернулся в университет и не приезжал до нового года. Когда вернулся, я впервые увидел порезы на руках брата. Он скрывал их под длинными рукавами, но я случайно вошел к нему в комнату, когда он переодевался. Я поднял крик. Угрожал, что снова отправлю его в психушку, что все расскажу отцу и Лоре. Но брат меня как будто не слышал. Я осознал, что ему попросту плевать. На меня, на себя, на больницы — да на всё на свете. Не знаю зачем, но я сказал, что, если не прекратит себя резать, я позвоню тебе и все расскажу. И это сработало. Он начал плакать, кричать, задыхаясь клясться, что больше не будет, и умолял меня не делать этого.       Томми поежился как от холода. Было видно, что рассказывать ему тяжело, а вспоминать — тем более.       Он разлил остатки портвейна по бокалам и убрал пустую бутылку под стол. Лорд мгновенно среагировав, вскочил на лапы и, виляя огромным хвостом, начал обнюхивать бутылку, но быстро понял, что ничем съедобным тут и не пахнет, и с досадой снова плюхнулся на пол.       Молчание затянулось, как будто рассказчик пытался выстроить продолжение истории у себя в голове, решая, что стоит говорить, а о чем лучше умолчать. В итоге он продолжил.       — Не знаю почему, но я поверил ему тогда. Он так испугался, что ты узнаешь, что с ним творилось, что я подумал: «он больше не рискнет взяться за лезвие». Потом я опять улетел и, по сообщениям от семьи, все было в порядке какое-то время. Под конец того учебного года случился еще один рецидив, после которого Марк снова попал в больницу. На этот раз его выписали только через год. Лора осталась в Траверс-сити и чуть ли не каждый день проводила в доме Элоизы рядом с Марком. Прошло почти три года после вашего расставания. Марка выписали, он, вроде как, пришел в себя, но в глубине души мы все понимали, что это не так. Он не улыбался, вздрагивал от малейшего шороха, кричал по ночам. И вот наступило лето после третьего курса. Марк неожиданно начал вести себя, как нормальный человек. Он много ел, много спал, много говорил. Он как будто вышел из трехгодичной комы. Они с Лорой даже сходили на фестиваль вишни в тот год. Мы так радовались за него. Эх, если бы мы тогда знали… У нормальных людей лимеренция проходит за три-четыре года, и эта информация сбила нас с толку. Это случилось второго августа. Мы с отцом работали в отеле, когда нам позвонила Лора. Она кричала что-то про кровь и про Марка. Ну, в общем, когда мы приехали, все было кончено. Лора нашла его в ванной. В записке он написал, что все время с тех пор, как вы расстались, чувствовал боль во всем теле, задыхался и плакал по ночам; что чувство тревоги не отпускало его последние три года. Он писал, что действительно старался выздороветь ради нас всех, старался научиться жить с болью, но не смог…       По щекам Томми потекли слезы, но он этого как будто не заметил, как не заметил и сам Шон, что такие же мокрые дорожки появились и на его собственном лице. Ему не следовало приходить вот так. Не следовало врываться так внезапно в жизнь этого человека и вскрывать едва затянувшиеся раны. Но остановиться он уже не мог.       — Ты сказал «у нормальных людей», что ты имел в виду? Марк был нормальным до всего этого.       — Я думаю, что ему передались гены нашей матери. Безумие по пятам преследует нашу семью, может, я тоже когда-нибудь свихнусь.       — Ты никогда не рассказывал про свою маму. Что с ней случилось?       Если уж ковыряться в прошлом, то вскрывать все карты.       — Фатальная семейная бессонница. Редкое наследственное заболевание. Неизлечимое. Она заболела в тридцать один год. Продержавшись четыре месяца, умерла. А спустя три года мы переехали. Жить в том городе стало невыносимо. По школе ходили слухи, что она была наркоманкой, буйной, помешанной; что мы с Марком закончим, как она, и тому подобное. Дети порой бывают очень жестокими, знаешь ли. Именно поэтому здесь мы решили никому не рассказывать о ней правду и начать жизнь с чистого листа. Но, как видишь, это у нас плохо получилось.       — А где сейчас твой отец?       Слезы еще сильнее начали капать из-под круглых очков. Томми тихонько всхлипнул. Как долго он держал это все в себе, не имея возможности нормально выговориться?       — Он ушел почти сразу после Марка… Тромб оторвался… Мгновенная смерть…       Шон закрыл глаза. Его резко начало тошнить, и причиной был явно не алкоголь. Он обнял бывшего друга и начал укачивать того, как ребенка. Теперь до него дошло, почему, в отличии от Лоры, Томми не испытывает к нему ненависти и не винит в произошедшем. Почему не злится, почему вообще пустил его в дом и заговорил с ним. Да потому что для ненависти просто не осталось места. Он прошел через ад, в котором сгорели все эмоции, оставив после себя лишь пустоту. А сейчас и сам Шон проходил через то же самое.       — Почему вы мне не сказали? Почему не позвонили, когда у Марка все только началось? Я бы вернулся, я мог спасти его.       Голос предательски надломился. Сквозь пелену слез Шон едва различал рыжую макушку, что, подрагивая, лежала на его груди.       — Ты сменил номер, удалился отовсюду. Да и, когда я узнал об этом, было уже слишком поздно. Твое появление могло только обострить ситуацию. Мы часто говорили об этом с Лорой. Она сказала, что Марк угрожал, что покончит с собой, если увидит тебя еще раз. Он был зол на тебя. Но и забыть обо всем, что между вами было, не мог. Думаю, это разрывало его на части. А когда его не стало…Лора сказала, что расскажет тебе, только если ты сам спросишь. Видимо, вы действительно давно не общались. А я… я, если честно, думал, что тебе все равно. Что нет смысла искать тебя, только чтобы рассказать о том, что произошло. Ты переехал, оборвав все связи, поэтому я решил, что для нас с братом в твоей жизни места больше нет.       — Прости меня. Господи, Томми, что я наделал?       Теперь уже пришла очередь друга успокаивать его. Он слишком увлекся в своем бегстве от прошлого, что не заметил, что оставляет не только свою первую любовь. Он бросил их всех. И Томми, и Лору. Он оставил их смотреть, как медленно сгорает дорогой им человек, а сам в это время радовался жизни, зажигая на студенческих вечеринках. Пока он зажимался с очередным парнем в туалете института, его младшая сестра сидела возле постели умирающего друга и оставалась с ним рядом до самого конца. И она же нашла его тело. Какой кошмар. Шон закрыл лицо руками. Чувство вины затопило легкие, не пуская кислород внутрь. Он так не рыдал, даже когда узнал о крушении самолета отца.       На поминки в тот вечер Шон так и не пришел, появившись на пороге родительского дома только под утро.

Сон второй

      На площади было невероятно жарко. Толпа гудящих туристов бродили туда-сюда, разговаривая восторженно-громко на всех языка мира. Разноцветные палатки, украшенные воздушными шарами и живыми цветами, притягивали взоры покупателей.       Они шли прогулочным шагом, поедая мороженое. Лора в легком ситцевом платье желтого цвета не переставала щелкать камерой своего нового четвертого айфона, который совсем недавно получила в подарок на пятнадцатый день рождения. Томми постоянно протирал лицо носовым платком, а оно все равно нещадно потело за стеклами очков. Жара сделала его еще более рыжим, подчеркнув и без того яркие веснушки. Шон то и дело переплетал их с Марком пальцы, несмотря на то, что руки были скользкими и мокрыми.       — Эй, голубки, вы вообще меня слышите? — недовольным голосом их окрикнул Томми.       — Тут так шумно, что я не уверен, что слышу свои мысли, — оглянувшись, ответил другу Шон.       — Я говорю, что неплохо было бы пойти на озеро. Мне кажется, что под ногами уже начал плавиться асфальт.       — Кто-то сказал озеро? Если мы голосуем, то я обеими руками «за», — отвлекшись от телефона, вмешалась Лора.       — Ты не имеешь права голоса, потому что тебя с нами никто не звал, — Шон недовольно покосился на сестру.       — Очень смешно, братишка. Марк, научи своего парня нормально общаться с людьми.       Марк улыбнулся широкой улыбкой, обнажив ряд ровных белых зубов. Шон снова завис. Они встречались уже полгода, а он никак не мог привыкнуть к красоте своего парня. Солнце покрыло его кожу красивым ровным загаром, как будто он ходил в солярий, а не загорал во время бесконечных прогулок по слишком уж шумному в это время года городу. Сам же Шон обгорал так, что потом не мог встать с кровати, заставляя всех вокруг мазать его несчастное тело огромным слоем спасительной мази.       — Я проведу с ним воспитательную беседу позже, а пока я тоже голосую за озеро.       Залив Гранд-Траверс-Бэй. Не без труда выпросив у родителей машину, Шон вместе с друзьями приехали к заполненному людьми пляжу. Время было около пяти вечера, но жара упорно не хотела покидать этот город. Все лежаки были, естественно, заняты, поэтому компания нашла небольшой пятачок земли в двадцати метрах от воды, куда друзья побросали полотенца, одежду и обувь. Поверхность воды прогрелась практически до восьмидесяти градусов, и Шон не был уверен, что в воде сильно прохладнее, чем на суше. Вокруг туда-сюда сновали люди. Кто-то — на огромных надувных матрасах, кто-то — на спине, а кто-то то и дело погружался в воду с головой, выныривая в паре метров от места погружения.       Кто-то схватил его за ногу, и через мгновение рядом с ним оказалось довольное лицо его парня.       — Черт, Марк, я же мог и ударить тебя!       — Ладно-ладно, больше не буду. И вправду, чего ты такой сердитый-то? Все хорошо?       Шон в воде нащупал талию Марка и притянул того вплотную к себе. Щеки Марка тут же покрылись румянцем. С мокрыми волосами, слипшимися от влаги ресницами и распухшими губами он казался Шону существом из другого мира.       — Нереальный, — выдохнув слова Марку в лицо, Шон тут же впился в него нежным долгим поцелуем.       — На нас же люди смотрят, — оторвавшись, чтоб отдышаться, прошептал Марк.       — Да нужны мы им, — снова накрывая чужие губы своими, ответил Шон.       — Не, ну это уже перебор, при живом-то брате, Марк, ну как так можно! — К ним подплыл возмущенный Томми. — Вы своими обжиманиями мне всю психику рушите!       — Ну и зануда же ты, дружище, — рассмеялся Шон. — А где, кстати, Лора?       — Вернулась на берег позагорать, она же плавать толком не умеет. Если вы закончили обмениваться слюнями, то, может, отплывем чуть подальше и кто быстрее к берегу? Кто проиграет — находит способ угостить всех пивом.        —Лора еще мала для пива.       — Ей столько же лет, сколько твоему парню, Шон, они в одном классе, и, насколько я помню, Лора старше Марка на четыре месяца.       — Ему можно, он парень.       — Ну ты и зануда, дружище.       Они засмеялись, отплывая на достаточное расстояние,чтобы устроить гонки.       Первым на сушу выбрался Марк, за ним, как ни странно, приплыл Томми и самым последним, врезавшимся так неудачно в чью-то надувную лодку, — Шон.       Уставшие и голодные после заплывов, ребята ввалились домой к Джонсонам. Отец Томми и Марка практически не выезжал из отеля из-за наплыва туристов, поэтому подростки часто оставались дома, предоставленные самим себе.       Лора сразу направилась в душ, прихватив полотенце и сменный комплект одежды. Томми с Шоном пошли на кухню выгружать купленное по пути пиво в холодильник (пришлось дать взятку какому-то бездомному, чтобы он купил пак для них) и состряпать на скорую руку немудреной закуски. Марк отправился в гостиную подготовить стол и найти подходящий фильм. Его бы воля, он бы включил ужастик и смотрел, как Шон пытается казаться храбрым, но при этом трясется от страха, до хруста сжимая его руки в особо напряженные моменты. Но Лора фильмы ужасов не любила, поэтому выбор Марка пал на боевик «Погоня» с Тэйлором Лотнером и Лили Коллинз в главных ролях.       — Блин, кажется, я опять сгорел. Посмотри, спина сильно красная? — стягивая футболку, Шон повернулся к Томми спиной.       — Ага, красная, как помидор.       — Черт, завтра опять весь облезу.       Шон раздосадованно махнул рукой, почувствовав уже знакомое покалывание на коже. Открыв первую банку пива, он сделал большой глоток, закрыв глаза от наслаждения. Томми поглядывал на него, пересыпая чипсы в большую стеклянную тарелку.       — Оденься, я тебя прошу.       — А что такое, мой сладкий? Заводит? Прости, но я люблю другого. Хотя, видит Бог, если бы не твой брат, я бы с тобой точно замутил. Ты ж моя морковочка.       Томми саркастично закатил глаза.       — Да кому ты всрался? Меня на твою сторону уж точно не переманить.       — Ну, кто знает, кто знает. Может, у меня дар такой — подрывать гетеросексуальность натуралов? Марк вон тоже не знал, что он гей, пока меня не встретил.       — Ну, если тебе нравится думать, что Марк был натуралом до встречи с тобой, то у меня для тебя плохие новости. Не думаю, что моему брату когда-либо нравились девушки.       — Вот и надо тебе меня обломать, да?       Парни дружно рассмеялись.       — Так, а насчет моего брата. Вы с ним уже… ну, ты понял, — Томми слегка замялся.       — Хочешь спросить, трахались ли мы? Говори прямо, че ты как маленький.       — Речь о моем брате, придурок.       — И о лучшем друге. Я, между прочим, тоже еще девственник.       — Вот и оставайся им подольше.       — Ничего не могу обещать, ты же видишь своего брата. С каждым днем сдерживаться становится все труднее.       — Фу, какой же ты мерзкий.       — Поэтому ты со мной и дружишь.       Шон лукаво подмигнул другу, за что получил кухонным полотенцем по колену. Они начали носиться по маленькой кухне, снося все на своем пути, и, когда на пол чуть было не полетела тарелка чипсов, к ним зашла Лора. С банным полотенцем на голове, она размазывала по лицу какой-то крем, который притащила с собой из дома.       — Ну, вы еще долго? — Она оглядела красных после беготни парней. — Марк там почти заснул. А еще мы есть хотим.       Прихватив закуски и пару банок пива, ребята переместились к телевизору. Они сидели прямо на полу, разложив вокруг себя тарелки с чипсами.       Действие фильма никого, кроме Лоры, не заинтересовало, хотя ей, как фанатке «Сумерек», скорее всего, был интересен не сколько сам фильм, сколько актер, игравший главную роль. Шон прислонился спиной к дивану, а на его коленях покоилась голова Марка, который откровенно зевал весь фильм. Томми сопровождал просмотр своими остроумными и не очень комментариями, за что получил не один пинок от Лоры.       День близился к завершению. Шон запустил руку в волосы Марка. Они были спутанные и от них все еще пахло водоемом, но для него в тот момент они казались самыми шелковистыми и приятными на ощупь во всем мире. «Вот бы так было всегда», — подумал про себя Шон, глядя на сестру, внезапно подавившуюся пивом, на Томми, который тут же начал хлопать ее по спине, и на Марка, который не выдержал и все-таки заснул прямо у него на коленях.       «Проснись!!!».