Проснись

      Луч солнца проникал сквозь закрытые веки, неумолимо возвращая Шона в сознание. Он по-прежнему лежал на холодном песке на берегу Паучьего озера. Вокруг было непривычно светло. Тучи, выплакав остатки дождя за ночь, наконец, покинули небо, дав дорогу холодному осеннему солнцу. Водная гладь перед ним была тихой и безмятежной. В отличие от него самого.       Он сидел на том самом месте, где всё началось. Или закончилось? Он не понимал того, что увидел. Этого не могло быть. Он не убивал Марка. Он бы никогда не смог этого сделать. И скрыть. Как бы он это скрыл? Почему его не посадили? Или не заперли в психушке? Или все-таки заперли? Тогда как он сбежал? Как он попал сюда? Марк был жив после их расставания. Томми же говорил. И Лора. Они рассказывали, что общались с ним еще три года после его отъезда. А куда он, собственно, уехал? Почему он не помнит, как провел последние семь лет своей жизни? Еще шесть дней назад он был уверен, что учился в Эдинбурге, затем переехал в Бирмингем. Он был уверен, что у него была работа, увлечения, коллеги, друзья. Их силуэты он видел так смутно, как будто прошел не один десяток лет с тех пор, как он видел их в последний раз. Что вообще здесь происходит? Реальность постепенно утекала сквозь его пальцы, оставляя после себя целую свалку вопросов. Пора с этим заканчивать. Пора найти отсюда выход.       За ночь город изменился. Без проливного дождя, к нему вернулись краски, как будто Траверс-сити проснулся после долгого сна. Солнечные лучи, отражаясь от стекол , расползались по улицам и крышам домов. Шон шел, медленно прокручивая в голове все, что произошло с того момента, как он ступил на улицы этого города шесть дней назад.       Он уже не понимал, было ли что-то из этого реальностью или же все было просто сном. Силы были на исходе. Безумно хотелось спать.       — Шон? Это правда ты? — раздался знакомый голос.       Перед ним стоял Томми. Шон даже не заметил, как подошел прямо к его дому. Он удивленно разглядывал друга. Это был не тот Томми, которого он видел шесть дней назад. Перед ним стоял высокий, уверенный в себе человек. Рыжие волосы не были разбросаны в хаотичном порядке по всей голове, а аккуратно зачесаны назад и уложены гелем. Вместо огромных окуляров на его носу были были красивые очки в тонкой оправе. На нем было модное бежевое пальто, которое доходило ему до колен, и строгие прямые брюки со стрелками.       Шон начал отступать назад.       — С тобой все в порядке ? Выглядишь так, как будто призрака увидел.       Шон выставил руки перед собой в защитном жесте и со всей силы начал качать головой.       Томми сделал пару шагов вперед, поднимая руки вверх, как будто собирался говорить с напуганным ребенком.       — Шон, ты чего? Это же я, Томми. Помнишь? Я твой друг, я не сделаю тебе ничего плохого. Что произошло? Тебя кто-то обидел? Мне позвонить твоим родителям или в скорую?       Шон продолжил отступать назад. Теперь он окончательно потерял нить реальности.       — Ты… Ты… Томми? — Шон закачал головой, отрицая происходящее. — Томми…       Друг радостно закивал головой.       — Да-да, это я. Понимаю, ты удивлен увидеть меня здесь. Я приехал сегодня утром. Собираюсь забрать отца к себе в Мичиган. Пару дней назад он завершил все сделки по продаже имущества. А так как шансов найти Марка уже практически нет, мы решили, что лучше бы ему быть рядом со мной.       — Отца…? Твой отец… он… — Шон застыл, не веря своим ушам. То, что говорил этот человек, никак не укладывалось в голове. Несколько дней назад друг рассказывал ему о том, что потерял всю семью. Как такое возможно? И Марк… он говорит про какие-то поиски… А как же его болезнь? Что вообще происходит?       — Переезжает. Ко мне, — продолжал говорить новый Томми. — Марк официально признан мертвым и делать здесь ему больше нечего.       — М… Марк? — Шон все больше отступал назад. — О чем ты говоришь?       — Марк, мой брат, помнишь? — Томми говорил ласково, как с ребенком, которого нашел одного в супермаркете. — Вы встречались с ним в школе. Он пропал без вести семь лет назад. Что с тобой произошло? Видок у тебя просто дикий.       — Ты не представляешь, как сильно я бы хотел это знать…       Резко развернувшись, Шон побежал, уже не слушая крики друга за спиной.       Они не могли видеться шесть дней назад, так как сам Томми приехал в этот город только сегодня утром. Марк не покончил с собой. Он пропал без вести семь лет назад. И, похоже, никто не знал, что с ним случилось. Кроме его самого. Но он не мог в это поверить. Не мог и не хотел. Если правда означала то, что он убийца, то лучше ему эту правду не знать. Если сознание прятало это от него последние семь лет, значит, у него были на то причины. Тело покрылось испариной. Мышцы сводило судорогой, и он постоянно спотыкался, пока бежал. Несколько раз он все же свалился на асфальт, больно ободрав колени и локти. Воздух с шумом выходил из легких, а в голове билась лишь одна единственная мысль: «Так не должно быть!».       Шон уже видел издалека фасад своего родного дома. Ему так хотелось войти внутрь, принять душ и обнять наконец мать. Она бы не стала ничего спрашивать. Просто молча обнимала бы его и гладила по голове, стараясь успокоить. Все, что ему сейчас нужно, — это сделать пару шагов и…       Ноги резко приросли к земле. Он встал как вкопанный, не веря своим глазам. Двери дома распахнулись и на пороге показался… отец.       Как это возможно? Как в замедленной съемке, Шон смотрел, как тот, кого он оплакивал несколько дней назад, выходит во двор, садится в свое любимое кресло и, закурив сигарету, достает сложенную пополам газету.       Память возвращает его в день похорон. Гостиная, заполненная людьми. Пустой гроб в центре. Священник. Но на фотографии с черной ленточкой он видит другое лицо. Там, на фото, был изображен не его отец. Глаза, смотрящие прямо в камеру из-под пушистых ресниц, были моложе. Эти самые прекрасные и любимые до боли в груди глаза принадлежали Марку. Это на его похоронах он позорно рухнул в обморок.       Отец не погибал в авиакатастрофе. Ему не к кому было летать в Бирмингем… Шон никогда не уезжал из Траверс-сити… Так что же он делал последние семь лет? Где жил? Чем занимался? Как скрыл то, что сделал?       Мысли кружили в его голове, пока ноги сами несли его куда-то вдаль. Откуда только силы взялись? Шон больше не чувствовал ни усталости, ни боли. Он снова бежал подальше от своего дома, от людей, которые там его ждали, от прошлого, которое вцепилось в него мертвой хваткой и вырывало по кусочкам его душу. Машины, под колеса которых он чудом не попал, пробегая проезжую часть, сигналили ему вслед. Люди, которых он расталкивал, пробивая себе дорогу вперед, кричали ему в спину. А он продолжал бежать.       Он стоял на мосту, с которого открывался прекрасный вид на залив Гранд-Траверс-Бей. Дыхание пришло в норму. Сердце успокоилось. Он чувствовал, что находится там, где и должен быть. Сознание не просто так показывало ему это место. Здесь он был счастлив когда-то. Здесь он был любим. Здесь он был рядом со своими друзьями. Когда он был тут в последний раз, тьма еще не поглотила его. Лимеренция. Так называлась его болезнь. Она не должна была прогрессировать, если объект обожания был рядом, но ему «повезло». В его сознании она приняла извращенную, неизвестную ранее форму, пробудила демонов в его груди и толкнула на самый ужасный поступок в мире.       Он вытащил из кармана браслет, который забрал из комнаты Марка. «Только ты. Навсегда». Он купил его случайно, забежав в ювелирный по дороге на день рождения. Но эти слова оказались пророческими. В жизни Марка действительно был только он. А теперь уже точно — навсегда. Так же, как и в его, Шона, жизни не было и не будет никого, кроме Марка. Он был болен им. Он сходил с ума рядом с ним, и продолжал сходить с ума, даже когда его не стало. Врачи ему уже не помогут. Он, наконец, нашел выход. Единственный путь из этого города.       Шон перелез через бетонное ограждение, крепко закрыл глаза и, раскинув руки в стороны, камнем полетел вниз.       Пространство вокруг начало резко сжиматься, выбивая последний кислород из лёгких. Вода оказалась неожиданно теплой. Это последнее, о чем он успел подумать прежде, чем его с головой накрыла тьма…       Проснись!       Что-то пищало прямо над ухом. Он попытался открыть глаза, но веки были настолько слабыми, что получилось приподнять их всего на пару миллиметров, через которые не удалось ничего увидеть. Почему-то дышать было очень трудно. Горло передавило какой-то пластмассовой трубкой.       Проснись!       У него получилось открыть глаза, но мир вокруг был лишь сплошным белым пятном. Сквозь шум в ушах до него по-прежнему доносилось какое-то странное пищание. Как будто микроволновка подавала сигнал, что еда уже разогрелась. Выключите ее кто-нибудь…       Проснись!       Постепенно предметы начали приобретать очертания. Он видел капельницу, подцепленную к его руке. Он видел синий потолок его… палаты? Он что, в больнице? Неужели его спасли? Ближайшая к мосту спасательная будка находилась на пляже. Оттуда невозможно было увидеть его прыжок. Хотя, может, кто-то проплывал мимо на катере и нырнул следом за ним?       Проснись!       Он видел лица людей, но не мог отличить одно от другого. Одни плакали, другие рассказывали ему что-то, а третьи осматривали его, занося данные в большие блокноты. Лежать становилось невыносимо. Он чувствовал, как отекли мышцы, и начинал бояться, что больше не сможет встать на ноги. Уж лучше бы его не спасали…       Проснись!       Очень хотелось пить. Но попросить об этом он не мог. В горле было так сухо, что, казалось, его язык вот-вот отвалится. Он по-прежнему не ощущал ни одну из своих конечностей, но зато он начал узнавать одну женщину. Она приходила чаще всех. Мама… Она много говорила, но разобрать смысл ее слов он не мог. Она выглядела такой уставшей, что Шону стало невероятно стыдно за то, что принес ей столько боли. Очень хотелось обнять ее и сказать, что с ним все хорошо.       Проснись!       Лора что-то говорила ему, ставя в стеклянную вазу букет живых цветов. Он только недавно осознал, что молодая, красивая девушка перед ним — его сестра. Она держала его за руку и говорила, что все будет хорошо. Как она здесь очутилась? Разве она не должна сейчас быть в Детройте и готовиться к свадьбе?       Проснись!       Рыжий паренек в огромных очках, наверное, был его другом. Он видел его уже четвертый раз с момента прихода в себя. Он смешно морщил нос, увлеченно рассказывая, как прошел их выпускной. Как сильно напился какой-то Джо Райкен, и как мистер Андерсон танцевал брейк-данс в центре зала. Так. Стоп. Какой ещё выпускной? О чем говорит этот парень? С каждым днем они все сильнее его путали. Люди, что приходили в его палату и говорили с ним. От них начинала болеть голова. Что им всем от него нужно? Почему они рассказывают такие странные вещи?       Проснись!       В палату медленно вошел очередной посетитель. Он тихонько подошёл к нему и неуверенно сел на стул возле кровати. Было видно, что парень провел последние несколько дней без сна. В отличие от остальных, он не говорил с ним, просто молча сжимал его руку и тихонько плакал. Почему-то от этих слез становилось очень грустно. Ему сильно хотелось обнять и успокоить парня, лицо которого казалось таким знакомым и родным. Если бы он только мог пошевелить рукой. Сколько времени они провели в полной тишине, Шон не мог точно сказать, но как только посетитель приподнялся, явно намереваясь уйти, он прохрипел первое слово:       — М… Марк? — вышло хрипло и практически бесшумно, но его услышали. Человек выскочил из палаты, громко выкрикивая что-то медицинскому персоналу.       Проснись!       И он проснулся.       Постепенно он начал осознавать себя и ощущать свое тело. Привычные движения первое время отдавались болью во всем теле. А ещё безумно хотелось есть. Ему не разрешалось ничего твердого, поэтому все его питание сводилось к жидким смесям, от которых начало тошнить уже в первый день.       Через неделю после того, как он впервые открыл глаза, он смог нормально садиться на кровать.       У него было столько вопросов. Как он оказался здесь? Почему за окном уже лето, хотя врачи сказали, что он пробыл в коме всего семь дней? Почему Томми и Лора выглядят как подростки ? А самое главное — откуда тут взялся Марк? Очередная игра его воспаленного сознания?       Постепенно начала возвращаться речь и моторика. Он мог уже самостоятельно держать телефон и даже начал читать принесенную Лорой книгу.       Родные дежурили рядом с ним практически все время, оставляя его только ночью. От них он узнал, что сейчас две тысячи тринадцатый год, а не двадцатый, как он думал. Это повергло его в шок, но избавило от вопроса, почему он не помнил последние семь лет своей жизни. Да потому что он их еще не пережил.       Он узнал, как попал в больницу. В тот день, когда он поругался с родителями из-за пропавшей рубашки, он выскочил из дома, прихватив ключи от машины отца. Он не справился с управлением и врезался в ограждение на мосту через залив Гранд-Траверс-Бей. Он сильно ударился головой при столкновении и впал в кому, в которой провел семь дней. А восстанавливался уже третью неделю.       Гора упала с плеч. Он не убивал Марка. В ночь после выпускного он уже лежал в этой палате, обмотанный трубками. Семь дней… За семь дней Бог создал землю. Шон за те же семь дней прошел через чистилище.       Солнечный свет заливал всю палату. Шон сидел на кровати и тоскливо пил жидкий суп через трубочку. К нему вошел Марк. Он всё еще не привык видеть его. В его голове они не виделись много лет, и хоть память постепенно выстраивала нормальную последовательность его жизни, события, произошедшие во время комы, никак не хотели покидать его голову. Уж слишком отчётливо он помнил сон, в котором эти глаза закрылись навсегда.       — Привет, как себя чувствуешь? — Марк легонько чмокнул его в лоб, усаживаясь на стул возле кровати.       — Привет, рад тебя видеть. Мне уже лучше, но мой лечащий врач со мной не согласен, — Шон постарался выдавить улыбку.       — Я хотел поговорить с тобой.       — Давай, о чем?       Марк не смотрел ему в глаза, бегая взглядом по интерьеру палаты.       — Шон, я… Я… в день выпускного я хотел… Нет. Наверное, отложим этот разговор, пока тебя не выпишут.       Шон заботливо сжал руку парня. Он и так все знал.       — Ты хотел расстаться со мной. Я прав?       Марк резко вскинул голову и впервые посмотрел ему прямо в глаза.       — Откуда ты знаешь?       — Знаю, потому что я заслужил это. Я вел себя как полный урод последние полгода. Я так перед тобой виноват.       — Шон, ты был болен, это не твоя вина.       — Не оправдывай меня, прошу. Нам действительно лучше расстаться. Ты заслуживаешь лучшего.       По лицу Марка начали катиться первые слезы.       — Я так старался, Шон. Я правда хотел удержать тебя. Я был готов терпеть все. Я люблю тебя больше жизни, но вместе нам обоим плохо. Ты чуть не погиб из-за болезни, причиной которой был я.       — Малыш, не плачь. Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Ты ни в чем не виноват. Ты правда молодец. Ты продержался очень долго. Ты вытерпел столько боли из-за меня. Я не имею никакого морального права оставаться рядом с тобой. Я тебя не заслужил. Пожалуйста, будь счастлив. Найди человека, который будет заботиться о тебе, рядом с которым проживешь долгую и наполненную прекрасными моментами жизнь.       Марк продолжал плакать, крепко сжимая его руку. На тонком запястье блестел браслет в виде знака бесконечности. Каждый думал о своем. Шон, впервые за долгое время, был по-настоящему счастлив. Тьма, наконец, отпустила его. Он смог искренне пожелать Марку счастья и дать ему уйти. Так будет лучше для них обоих. Марк заслужил здоровые отношения. Заслужил счастливую жизнь. Ему же самому для счастья хватит лишь осознания того, что Марк, его милый Марк, существует где-то в этом мире, что он здоров, а главное — просто жив. Ему предстоит еще долгое восстановление, как физическое, так и моральное. Но в этот раз он не позволит демонам вырваться наружу и разрушить его жизнь.