Проснись

      Он сидел на кровати, обхватив колени руками, и бездумно раскачивался из стороны в сторону. Шон вздрагивал от малейшего шороха, опасаясь, что вот-вот в дом вломятся санитары, завернут его в смирительную рубашку и увезут в лечебницу.       Впрочем, он уже был уверен в том, что не там ему самое место.        Он снова посмотрел на рецепт в надежде на то, что тот принял первоначальный вид. Но нет. Имя на бумаге по-прежнему принадлежало ему самому. Шон не помнил, чтобы хоть раз в жизни ходил к психологу. Не помнил, чтобы хоть раз в жизни страдал депрессией или чем-то подобным. Не помнил, что принимал какие-то лекарства или проходил лечение. Как будто кто-то просверлил дыру в его памяти, оставив лишь хорошие и светлые воспоминания, спрятав все тёмное и мерзкое где-то глубоко внутри.        Шон чувствовал, что ответ совсем рядом. Что стена между прошлым и настоящим вот-вот рухнет, стоит приложить немного усилий.       Но готов ли он к этому?       Он смертельно устал. За прошедшие пять дней он как будто постарел лет на десять. Он не помнил, когда последний раз ел, не чувствовал, как засыпал, а когда просыпался — не ощущал, что вообще спал. Он попал в водоворот событий, который вот-вот его потопит, а он не понимал, почему вообще начал тонуть.       Люди вокруг него постепенно пропадали. Лора, Томми, мама… Стоп! Мама вчера должна была вернуться из Мичигана.       Резко вскочив на ноги, за что тут же получил смачную порцию головокружения, он сбежал вниз по лестнице в надежде увидеть Оливию.        Дом оказался абсолютно пустым. Захотелось плакать. Нет не так. Захотелось выть. Крушить мебель. Разбивать стёкла и зеркала. Но вместо этого он только инстинктивно обхватил себя руками за плечи, вспоминая куда он накануне вечером забросил свой телефон.       Попытки дозвониться до матери снова не увенчались успехом, за что ни в чём не повинный аппарат был смачно обруган и отброшен в сторону.       Он сел прямо на пол и прислонился спиной к стене, согнув ноги в коленях. Шон услышал, как где-то вдалеке, за окном, гремит гром, а следом за ним плотина, которая сдерживала волну его воспоминаний, начала прорываться.       Дом постепенно начали заполнять призраки.       Марк сидел, забившись в угол и держась руками за пострадавший живот. Шон схватил первый попавшийся под руку предмет, который оказался учебником по биологии, и со всей дури швырнул его в стену, в паре сантиметров от головы своего парня. Марк вздрогнул.       — Какого черта ты полез в мой телефон? Ты мне не доверяешь?! — Язык Шона источал столько яда, что им можно было отравить небольшой город.       — Что ты творишь, Шон? Почему ты так со мной поступаешь? Я не сделал ничего плохого. Ты изменил мне, а теперь я же и виноват? — На глазах Марка начали проступать первые слезы.       Справедливость тихих слов еще сильнее распаляла нервы. Шон понимал, что виноват тут только он один, но уже не мог себя контролировать. Он обрушил на Марка новую порцию ударов, стараясь не попадать по лицу.       — Я уже много раз говорил тебе не лезть куда не следует! Почему ты никогда меня не слушаешь? Так нравится ругаться?! — он кричал на своего парня, не помня себя от ярости.       Тьма полностью поглотила его. Шон искренне пытался вернуть себе контроль над своими действиями, но не мог. Внутри он разрывался от боли и рыдал вместе с Марком, вымаливая у того прощение. Но монстра было уже не остановить. Голоса в голове продолжали нашептывать: «Ты не нужен ему! Ты ничтожество! Он никогда тебя не любил по-настоящему. Ты слабый, мерзкий, никчемный! Ты правда думал, что он останется с тобой? Он бросит тебя! Уйдет, и ты больше никогда его не увидишь!».       Шон умолял голоса замолчать. Умолял тьму больше не приближаться к Марку. Умолял память стереть эти воспоминания. Умолял Марка не покидать его.       Но ни одна из его молитв не была услышана.       Шон с ужасом посмотрел на свои руки. Ладони обожгло, как будто он действительно только что наносил удары.       А призраки не останавливались.       — Шон, познакомься, это доктор Маркус Смит. Он может помочь тебе. Нам…       Они с Марком стояли в уютном кабинете, интерьер которого был выполнен в бежево-коричневых тонах. Напротив них стоял высокий пожилой человек и пристально разглядывал ребят. С Марком он уже был знаком, так как именно он записывал их на приём, а вот Шона видел впервые.       — Ну что ж, молодые люди, присаживайтесь, — доктор рукой указал на маленький кожаный диван, улыбнувшись широкой улыбкой.       Шона начало мутить. Если бы он съел хоть крошку за последние пять дней, его бы наверняка стошнило. Голова кружилась, тело покрылось липким потом, а сердце билось об грудную клетку, словно пытаясь перемолоть её в труху.       Откуда все эти воспоминания? Это было не с ним. Он как будто смотрел фильм, не понимая, что сам играет в главной роли. Что с ним, черт возьми, такое?       Лора слегка дотрагивается его руки, проникновенно заглядывая в глаза.       — Шон, с тобой все в порядке? Ты выглядишь уставшим.       — Это из-за экзаменов. Я плохо сплю последнее время, — он бездумно врал, глядя прямо в глаза сестры.       — Я слышала эти же слова от Марка сегодня утром. У вас точно все хорошо?       — Я же сказал, все в порядке! Что ты ко мне пристала?! — Шон вскочил на ноги. Слова так и застряли на языке в тот момент, когда он увидел напуганные глаза сестры. Попытавшись взять себя в руки, он уже на несколько тонов тише продолжил: — Я в порядке, не волнуйся. Мне просто нужно немного поспать. Нервы ни к черту.       Слезы ручьями потекли из его полуприкрытых глаз. Он даже не пытался их остановить. Его трясло, как в лихорадке, но ни жара, ни холода он уже не ощущал. Только ужасающую, всепоглощающую пустоту.       — Шон, нам надо серьезно поговорить. — Томми поймал его на выходе из школы.       — Что-то срочное? Я тороплюсь, у меня репетитор сегодня. — Шон уже привык лгать близким людям в последнее время, но в груди неприятно кольнуло, что никакого раскаяния он больше не ощущал.       — Это срочно, Шон.       Таким Томми он раньше не видел. Он не улыбался, нервно закусывал нижнюю губу и то и дело сжимал руки в кулаки.       — Говори, только быстро.       — А ты ничего не хочешь мне сказать?       — Не понимаю, о чем ты.       — С Марком последнее время происходит что-то ужасное. Он кричит по ночам на весь дом. А недавно начал еще и задыхаться во сне. Я сплю с ним уже вторую неделю, чтобы успеть принести ингалятор. Ты знаешь, что с ним творится?       — Прости, Томми. Последнее время мы практически не видимся с ним, сам знаешь. Подготовка к экзаменам отнимает у меня все силы. Голова совсем не соображает.       — Он же твой парень! Ты не можешь просто оставить всё, как есть! Найди в своем плотном графике хоть немного свободного времени и поговори с ним! Я действительно беспокоюсь.       — Думаю, он просто переживает из-за моего отъезда. Обещаю, я сегодня же вечером поговорю с ним.       — Хорошо. Постарайся привести его в чувство.       Шон уже не сидел, а лежал на боку, поджав под себя ноги. Кадры из его прошлого причиняли ощутимую физическую боль. Он тихонько скулил, роняя на пол капельки слюны вперемешку со слезами.        Он хотел заставить призраков замолчать.       Он больше не желал правды.       Единственным его желанием было —исчезнуть. Раствориться в тишине этого дома и стать одним из населявших его призраков.       Мама вошла в комнату, держа в руках вешалку, на которой висел красивый белый костюм.       — Милый, я его разгладила, но никак не могу найти рубашку, ты ее не видел?       Она бережно повесила костюм в шкаф и вопросительно посмотрела на сына.       — Я ее не видел. Наверное, ты сама куда-то забросила и не помнишь.       — Я оставила ее на твоей кровати в понедельник утром.       — Что ты прицепилась ко мне с этой рубашкой? Сказал же, я ее не видел! Купи новую, в чем проблема?!       — Шон, ты как с матерью разговариваешь? — вошедший в комнату отец стоял в дверном проеме, возмущенно скрестив руки на груди.       — Че вы оба до меня докопались ?! Как хочу, так и разговариваю! Если честно, насрать мне на эту рубашку и на этот выпускной! Не выносите мне мозг!       Отец молниеносно подскочил к нему и с размаху ударил по лицу. Из глаз посыпались искры. Тьма снова начала подниматься из глубины сознания. Не ведая, что творит, Шон сжал кулак и с со всей силы ударил отца в ответ.       Обхватив голову руками, Шон закричал. Он бил головой по полу, пытаясь остановить эти видения. У него внутри прогремел взрыв, снося всё на своем пути. Сердце ломало ребра. Лёгкие лопались, не справляясь с огромным потоком воздуха, который Шон пытался ловить губами. Вместо крови по венам, казалось, потекло плавленное железо, разнося жар преисподней по всему телу. Он чувствовал, как с треском ломалась каждая кость в его теле. Боль была просто невыносимой.        Шон ни разу в жизни так сильно не хотел умереть.       Все закончилось так же внезапно, как и началось. Голоса замолкли, и дом погрузился в тишину, в которой было слышно лишь слабое биение его собственного сердца.       Собравшись с силами, он встал на ноги и, пошатываясь, поплёлся к двери.       Первые шаги давались с трудом, словно он несколько месяцев, не разгибаясь, работал на полях. Затем ноги двинулись чуть увереннее. А потом он побежал.       Шон бежал под проливным дождем подальше от этого места. Ветер был таким сильным, что мог в любой момент сбить его с ног. Раскаты грома взрывались внутри головы, во рту появился привкус металла, а ботинки скользили по мокрому асфальту, разбрызгивая в стороны грязную воду.       Но он продолжал бежать. Не разбирая дороги и даже не пытаясь смотреть по сторонам. Он бежал, боясь остановиться. Бежал, чтобы просто больше не думать. Стук крови в висках не давал непрошеным мыслям пробить себе дорогу к его сознанию.       Шон не знал, сколько прошло времени, не знал, в какую сторону он бежал, но остановился он лишь тогда, когда бежать было больше не куда.       Перед ним открылся вид на озеро.       Он едва успел затормозить, чтобы не плюхнуться лицом в ледяную воду. Шон сразу узнал это место. Они с друзьями не любили этот пляж, потому что в летние дни тут было слишком многолюдно из-за туристов.       Паучье озеро.       Только сейчас он осознал, что последние несколько минут бежал через лес. Лицо сильно болело. Видимо, ветки деревьев хлестали его, пока он бежал, не замечая ничего вокруг. Его одежда промокла насквозь. Зубы начали стучать от холода. Он крепко обнял себя за плечи в тщетной попытке согреться. Обессилев окончательно, он осел на мокрый песок.       Капли дождя оставляли круги на поверхности озера. Постепенно усиливавшийся ветер гонял туда-сюда потоки воды, образуя беспокойные волны. Тёмные кучевые облака, сквозь которое не смог бы пробиться ни один солнечный луч, казалось, вот-вот спустятся с небес и всем своим весом рухнут ему на голову.       Сама природа плакала вместе с ним.       Его самые теплые и счастливые воспоминания поглотила тьма. Он обманывал, предавал, причинял моральную и физическую боль своим самым дорогим на свете людям. Он так боялся их потерять, что стал просто недостоин их присутствия в своей жизни. В голове промелькнула фраза: «Если боитесь потерять кого-то, потеряйте и больше не бойтесь». И он это сделал. Он думал, что потерял их в тот день, когда уехал и оборвал все связи. Но это было не так. Он уехал именно потому, что потерял их всех. Он не имел права оставаться здесь. Не имел права на их любовь и дружбу. Он так боялся того, что не заслуживает, чтобы его любили, что стал тем, кого полюбить просто невозможно.        Случайно брошенная фраза совершенно постороннего человека подвела его к порогу безумия и приветливо распахнула дверь. Алекс Миллер бросил ту фразу, не подразумевая ничего плохого. Просто дружеский подкол, не более. Но его слова породили в нем семя сомнений, из которых выросли цветы с мерзкими темными бутонами. Видимо, тьма была его предназначением. Когда живешь спокойной счастливой жизнью, рано или поздно появляется страх, что все это может закончится. Будь Шон чуточку более смелым, он бы поборол этот страх. Он бы поверил, что окончание школы — это еще не конец его счастливой жизни. Он бы знал, что ему хватит сил удержать любимых людей рядом с собой. Но он был трусом, который решил разрушить все, что связывало его с его семьей, чтобы без колебаний поджечь спичку, которой он сжигал за собой мосты.

Последний сон

       Начало июня в этом году выдалось довольно жарким. Выпускные экзамены были позади, и впереди его ожидала самая значимая вечеринка за все школьные годы. Идти совершенно не хотелось. Антидепрессанты, которые он принимал последние несколько недель, перестали помогать, вызывая только сухость во рту и постоянное головокружение. Суета вокруг выпускного снова порождала в нем чувство тревоги. Он должен будет последний раз переступить порог школы. Последний раз пройти по знакомым наизусть коридорам. Последний раз взглянуть, как его одноклассники соберутся все вместе. Конечно, они будут торжественно клясться друг другу, что будут приезжать каждый год и что никогда не потеряют связи друг с другом, но эти слова будут ложью. Через год, может быть, и приедут все. Но через два их компания не досчитается пары-тройки человек, а через пять-десять лет не вернется уже никто. От этих мыслей больно сжималось сердце. То же самое ждет и их с Марком. И без того шаткие отношения не выдержат расстояния. Сначала они будут писать друг другу каждый день. Желать спокойной ночи и доброго утра. Будут обещать, что приедут при первой же возможности. Будут говорить, как сильно они любят, скучают и ждут. Но однажды один из них забудет написать, а второй не обратит на это внимания. Так их сообщения из ежедневных превратятся в переписку на выходных. Потом кто-то из них перестанет говорить о любви. А потом звонки прекратятся. Они будут еще какое-то время мучить себя этими недоотношениями, из уважения к их общему прошлому, пока в жизни одного из них не появится кто-то новый и он не поставит точку.       Походы к доктору Смиту наладили их отношения. Поняв, что Шон болен, Марк теперь лучше понимал причины его поступков. На сеансах Шону пришлось рассказать ему обо всех своих страхах и сомнениях. Они много плакали вместе и с надеждой смотрели в будущее, в котором Шон обязательно должен снова стать самим собой.       Может, психолог и помог им установить некое подобие мира, но что будет, когда Шон уедет учиться? Он ревновал Марка к каждому столбу, когда еще был рядом с ним. Что произойдет, когда он окажется в Мидленде, за сотни километров от него? Какие демоны вырвутся наружу, когда перед сном они будет раз за разом представлять Марка в чужих объятьях?       Волна тревоги снова прокатилась по всему телу. Он чувствовал, как летит в пропасть, в которую сам же себя и толкнул.       На вечеринке они, неожиданно, хорошо провели время. В школу запрещено было проносить алкоголь, но они умудрились распить заранее припрятанную в кабинете химии бутылку шампанского.       Томми мялся в углу в своем безразмерном голубом костюме, тоскливо поглядывая на Саманту Мартин из-под толстых стекол очков.       Лору на их выпускной никто не звал, поэтому она, естественно, танцевала в центре зала, окруженная его одноклассниками. Они же с Марком отрывались у самой сцены, полностью отдаваясь музыке и танцам.       Они сбежали из школы, когда время уже подходило к полуночи. Остальные выпускники собирались переместиться в коттедж, который снял один из организаторов вечера, чтобы продолжить эту незабываемую ночь. Лору отец предусмотрительно забрал домой.       Шон держал Марка за руку, пока они пробирались сквозь лес к прибрежной зоне Паучьего озера. Они расстелили плед, чтобы можно было сесть на землю. Несмотря на то, что была уже ночь, воздух продолжал оставаться до неприличия жарким. Шон обливался потом, мечтая окунуться в темные воды озера. Он притянул к губам руку Марка и нежно поцеловал по очереди каждую костяшку пальцев. Он заметил на тонком запястье браслет из белого золота, и сердце невольно сжалось в груди.       — Шон, давай расстанемся?       Марк говорил тихо, почти шепотом, но Шон отчетливо слышал каждое слово.       — Зачем?       Его окатила горькая волна облегчения. Как будто смертельно больной человек, чьей смерти он ожидал со дня на день, наконец испустил дух. Это тот случай, когда ждать чего-то больнее, чем ощутить.       — Ты сам знаешь. Думаю, ты достаточно пришел в себя, чтобы принять это. Мы через многое прошли за последние месяцы, и я действительно рад, что тебе стало лучше. Я уверен, что дальше нам лучше пойти в разные стороны. Нам тяжело быть вместе. Из-за нашей любви ты заболел. И мне тоже было плохо, когда я не понимал, чем заслужил твое отношение ко мне. Я срывался, плакал, мне снились кошмары. Видимо, наша любовь нас обоих сводит с ума. Это пора прекращать.       Шон нежно погладил Марка по спине. Он смотрел, как свет луны отражается в любимых глазах, в которых уже начинают накапливаться слезы.       — Ты меня хоть немного любил? — Шон сам не знал, зачем задает этот вопрос. Марк прошел с ним через ад, а он продолжал в нем сомневаться.       — Ты думаешь, я был бы с тобой так долго, если бы не любил? Думаешь, скрывал бы синяки от отца и Томми, только бы они не догадались, откуда они берутся, и не запретили мне с тобой общаться? Шон, я влюбился в тебя в свой первый учебный день в Траверс-сити. Я как ненормальный ходил за тобой по пятам с фотоаппаратом, делая снимки каждого твоего движения. Я был так рад, когда узнал, что вы с Томми подружились. Я целый месяц умолял его позвать тебя к нам в гости, чтобы, наконец, нормально с тобой познакомиться. Я терпел твои измены, оскорбления и побои. Я принял твою болезнь и сделал все, что было в моих силах, чтобы тебе стало лучше. Как ты можешь все еще думать, что я тебя не любил?       Шон продолжал медленно водить руками по спине своего парня. Их отношениям оставались считанные минуты, и он как мог старался растянуть этот момент.       — Почему ты не рассказал этого раньше?       — Я не хотел, чтоб ты подумал, что я какой-то ненормальный сталкер. В прошлой школе меня часто называли сумасшедшим.       — Скорее всего, это недалеко от правды, Марк. Мы оба сумасшедшие. Но лучше тебе было сказать все эти слова раньше. Сейчас уже слишком поздно. Я уже перешел черту.       Последние слова Шон прошептал прямо в ухо Марка. Его руки медленно переместились со спины и сомкнулись на тонкой шее.       Марк слишком поздно осознал, что происходит. Он до конца не верил, что это последние мгновения его жизни, что человек, которого так искренне любил, способен причинить ему вред.        Он даже не сопротивлялся, неверяще глядя в глаза своего убийцы, ожидая, что тот сумеет вовремя остановиться.       Из уст Марка вырвался тихий хрип, а затем его тело обмякло, повиснув в руках Шона безжизненной куклой.       Шон прижался к пока еще теплым губам в нежном поцелуе. Он крепко обнял тело Марка и закричал во всю мощь своих голосовых связок.       Где-то вдалеке залаяли собаки.       «Проснись!».