Час первый. Тол-Сирион

Зима в этот год выдалась на редкость долгая и суровая, а весна пришла намного позднее, чем её обычно привыкли ждать. Ушедшие на зимовье орочьи племена за несколько голодных месяцев заметно поредели и вовсе не спешили вернуться в подданство Ангбанда. Посланцы Моргота, с первыми оттепелями засылаемые в становища, возвращались с отвратительными новостями, а пополнение гонимых под знамёна Севера орков из мощного потока превратилось в хилый ручеёк. Войны предыдущих лет значительно подсократили орочье поголовье Белерианда, однако и эльдар тоже затаились в своих сокровенных царствах и теперь зализывали раны после боёв. Но на замену Старшим Детям теперь вставали Люди, столетием раньше явившиеся в Белерианд из-за Восточных гор. И были те Люди не неразумными хиляками, а напротив – сильными и многочисленными племенами. Первым в Белерианде Людей встретил Финрод Нарготрондский, а принц Майтимо Феанарион тут же заключил военные союзы с их вождями. Разумный шаг. И очень предусмотрительный. Прирученные и очарованные красотой и мудростью эльдар людские племена сражались за своих новых покровителей с разительной отвагой и на удивление легко бросали за них в бой тот быстро прогорающий огонь, который называли жизнью. Сколько Майрон ни размышлял над этим странным положением вещей, он так и не смог прийти к окончательному выводу. Неужто ж впрямь так низко оценили Люди свою единственную жизнь в сравнении с вечностью бессмертных? Таким было определено их истинное предназначение? Кратко живущие создания, смертные, уже стали живым щитом для Старших. Не им ли суждено стать главным оружием эльдар в борьбе с Вечным Врагом? Как Майрон уже знал, Валар Амана не проявили ровным счётом никакого интереса и участия к судьбе Младших Детей Создателя. Значило ли это, что роль смертных и их ценность в глазах Творцов Мира была уже определена? Моргот, кстати, именно так и думал, когда отправлял посланцев на восток, за Горы, и к отщепенцам Трёх людских Родов здесь, в Белерианде. Резон в этом был. Дети Солнца не ведали страха перед светом дня и восстанавливали численные потери почти с такой же скоростью, что и орки. Младший народ мог стать опасным врагом Старшим Детям, если его к этому удачно подтолкнуть. Но пока не стал. После последней войны племена Людей несмотря на то, что рассеялись в лесах, всё же весьма удачливо резали орочьи банды Северной Твердыни. Отдельной нелюбовью военачальников Ангбанда до недавних пор пользовался некий Барахир из дома Беора – чтимый среди Людей вождь и, как поглядеть, на редкость изворотливый мерзавец. Был. Удача отвернулась от беоринга четыре года назад, когда его отряд попал в засаду близ Тарн Аэлуин. Теперь орков Моргота так же ревностно и живо резал молодой наследник Барахира Берен, единственный, кто выжил в той кровавой бойне. Осталось лишь восхищаться силой духа и упорством жизненных воззрений этого впечатляющего молодого человека. Моргот уже определил за голову наглеца два мешка золотом награды. С началом долгих весенних дождей дороги размыло, и колеи на них набрались раскисшей жидкой грязью. Шагая по колено в этой грязи, унылые и злые тащились к Тол-Сириону насильно гонимые орочьи отряды новобранцев – необученное, грубое отродье, свирепые звери, готовые вцепиться в глотку любому чужаку не их рода-племени. Сейчас их ярость сдерживали голодное измождение и кожаные плети надсмотрщиков. Вдоволь налюбовавшись из окна на стекающийся к воротам Минас Тирита оборванный грязный сброд, Майрон скривился в лице и, кинув несколько приказов слугам, отправился на крепостной двор. Орки уже дрались. Извечная вражда племён вернула сил истощённым за зиму мускулам. Кто-то увидел для себя оскорбление в чужих словах или даже в выражении физиономий; гневно вскипела подогреваемая обидой кровь; в ладони прыгнули короткие ножи. Пятеро новобранцев с разодранными глотками уже лежали мёртвыми на земле. Жестоко засвистали бичи опомнившихся командиров, удары посыпались направо и налево; в застенках завыли варги, почуявшие запах свежей крови. Стража, разом сомкнувшаяся кольцом вокруг Майрона, обнажила мечи, но он молчаливым жестом отодвинул их с дороги и медленно спустился по ступеням крыльца. – Довольно! – сказал он. – Прекратить! Тоскливый вой волка последним эхом бесследно рассеялся в холодном весеннем воздухе. Зачинщики, ещё недавно резавшие глотки, растерянно пялились на собственные руки, против воли послушно ронявшие ножи; и даже раненые теперь едва скулили и корчились от боли, но не осмеливались стонать в голос. Скрывая за оскалами непривычный страх, орки настороженно сбились плотнее и враждебно следили за медленной поступью ступившего во двор человека. Человека ли? Опасным он не выглядел. Добычей – да. В последнем мнении, однако же, мгновенно разубеждались те, кто по неразумности своей осмеливался встретиться с ним взглядом. Скрывая за ледяным выражением лица отвращение, Майрон оглядел грязное и дурно пахнущее пополнение казарм. Несомненно достойное могучих армий Северного Владыки. Скалить зубы орки больше не осмеливались. Глаза потупили. Боятся. Хорошо. Не поворачивая головы, Майрон бросил ближайшему оруженосцу: – Отмыть их и сжечь всё это вшивое тряпьё. Потом в казармы. Зачинщиков драк – на месяц чистить выгребные ямы. Тех, кто пострадал и не сумел дать отпор, как только оклемаются – отправить работать на псарне. Трупы – сжечь. Завтра утром я хочу видеть их десятников. Убедитесь, что они умеют говорить. Защёлкали бичи. С руганью и проклятьями надсмотрщики погнали недобровольных солдат через внутренние дворы к входу в замковые подземелья. В казармах новичкам охотно растолкуют законы и обычаи здешней жизни и не менее охотно удовлетворят возникший интерес касательно личности их Господина. Спустя месяц, когда новобранцы немного отъедятся, можно будет приступать к отборным испытаниям и тренировкам; до зимы те, кто вытянет, пополнят ряды армии Ангбанда. Понаблюдав немного и вконец удостоверившись, что подчинённые справляются с задачами, Майрон покинул двор. Из-под набухшего тучами серого неба начал накрапывать дождь. Вместе с отрядами новобранцев к Крепости пришагали прибившиеся по дороге разведчики, двигавшиеся с докладами на Север. Порядок прохода через границы они прекрасно знали, и оттого сами попросились на поклон, не дожидаясь, пока их притащат волоком. Рассказы «местных» соглядатаев были до тоски похожи – они сообщали численность остающихся в Дортонионе и Димбаре орочьих когорт, имена их вожаков и доносили о сбившихся в отряды дезертирах и диких кочевниках, которые безнадзорно скитались тут и там и грызлись то с эльдар, то с людьми, а то и с орками Ангбанда. Дальше Димбара местные лазутчики не ходили, и не могли рассказать новости с самих границ, однако гости, пришедшие из дальних краёв, принесли куда более интересные Майрону новости. Последняя большая война, прозванная эльфами нолдор Дагор Браголлах – Битва Внезапного Пламени, в своём главном итоге окончившаяся десять лет назад, оставила после себя в наследство непотухающий пожар местных междоусобиц и грызни за лучший кусок под солнцем. На тлеющих пепелищах бывших эльфийских княжеств буйно взросли враждебность, мелочность и подозрительность. Кроме трёх людских племён: беорингов, хадорингов и халадин, принявших сторону королей эльдар и пригретых ими, по обедневшим разорённым землям скитались десятки мелких кланов, не присягавших никому, нищих и озлобленных. Самых податливых на лесть и посулы посланцы Севера успешно перетягивали на свою сторону, а за другими, упрямыми и несговорчивыми, Север посылал карательные отряды. Один из таких отрядов, как докладывал посланник с юга, вскоре возвращался в Ангбанд и заранее ставил в известность о своём проходе через Ущелье Сириона. Майрон задумчиво кивнул и обернулся к стоявшему подле него сотнику Камиру: – Отправьте ворона с ответом. Шпионы с юго-запада говорили мало и неохотно. Хвастаться там и впрямь было нечем. Попытки разведать местонахождение скрытого города Нарготронд для большинства глупцов, осмелившихся зайти слишком далеко на юг, обычно заканчивались точной стрелой в спину, выпущенной из тугого эльфийского лука с расстояния, возможно, в треть мили. Те же, кто пытался подобраться к тайным поселениям нолдор со стороны реки Нарог, чаще всего просто больше не выплывали. Или оканчивали свои дни с быстрым эльфийским клинком в сердце. – Что слышно из Химринга? – этот вопрос был адресован разведчикам, пришедшим с дальнего востока: и не без причины. Из всего вышесказанного ценность пока представляли лишь крупицы сплетен, но о деяниях сынов Феанора Майрон старался вызнавать всё, что возможно, ибо не расставался с неизменным убеждением, что все семеро – точно дурная молния: куда ударит не предскажешь, а последствий не разгребёшь. И если после Дагор Браголлах феаноринги, казалось бы, притихли и не казали носа, это ещё не значило, что их пыл угас и клятва вернуть Камни отца позабыта. Отчасти успокаивало только то, что все семеро не мозолили глаза друг другу. Старшие, как стало ясно из донесений, так же оставались на Химринге; Карнистир и близнецы сиднем сидели на Амон Эреб; а вот приютом ещё двоих феанорингов – Тьелкормо и Куруфинвэ, по всей видимости, оставался Нарготронд, куда они сбежали десять лет назад после поражения в ущелье Сириона. Мягкосердечный и несомненно мудрый король Финдарато, конечно же, пустил кузенов по доброте душевной, разом простив все прошлые обиды, упрёки и предательства. Из всех семерых серьёзные опасения у Майрона вызывали почему-то именно эти двое, хотя и находились сейчас далее других и от Ангаманди, и от её проклятых Камней. …Облюбованный кабинет был тёмен – прогоревший камин потух уже, видимо, как с час назад, а слуги без приказа не посмели бы сюда сунуть нос. Никого звать Майрон не стал. По окончании дневных забот особо притягательно манило кресло в тёмном углу комнаты и тайник с вином. С гонцами из Ангбанда было передано два десятка писем, но интересного в них – ровным счётом ничего. С гораздо большим интересом он пролистывал книги библиотеки Артаресто. Или Финрода… Смотря кому из двоих принцев Третьего Дома нолдор принадлежало столь богатое собрание, по праву виры перешедшее во владение Майрона. Вино у сынов Арафинвэ тоже было неплохим. Удерживая книгу на руке, Майрон открыл её на заложенной странице. – Снова тебя занимают дела? – мягкие руки коснулись его спины, огладили плечи сквозь ткань рубашки. Губы склонившейся женщины легко мазнули по щеке Майрона, её длинные тёмные волосы густой волной соскользнули через его плечо. В её дыхании слышался сладкий запах мёда и железа. Томным движением руки она провела по плечу Майрона, обогнула кресло и бесцеремонно уселась на широкий подлокотник, тесно прижавшись крепким округлым бедром в оболочке синего шёлка. – Тхури. Она рассмеялась. – Я слышу в твоём голосе столько воодушевления! Ты совсем устыдил невинную девицу своей жадной страстью. Что же за книга могла настолько увлечь твоё внимание, что ты не снисходишь до меня? – Тхури перевернула обложку, озаботившись, однако, зажать пальцем нужную страницу. – Эльфийские бредни? – Здесь больше нечего читать. Майрон высвободил книгу из её рук и положил на стол, не забыв вложить закладку. Тхурингветиль наклонилась ближе и заботливо отвела короткую прядь от его лица. – Тяжёлый день, сердце моё? – Обыденно, – на прогоревших до золы углях по ту сторону каминной решётки покачнулось вырастающее из камней пламя. Золотистые отсветы заплясали по квадрату ковра перед камином; на тугом корсаже платья Тхури искрами сверкнула россыпь драгоценных самоцветов. Тхурингветиль подчёркнуто-ленивым жестом руки отбросила за спину волосы, рассыпавшиеся по плечам тяжёлым плащом. – Когда ты приехала? – Пару часов назад, но ты был занят, и я решила дождаться тебя здесь… Она протянула руку за бокалом, к которому он не успел притронуться, и отпила глоток. – Эльфийские вина намного лучше их же писанины. Во всяком случае того стихоплетения, что я сама читала. Майрон мягко забрал из рук гостьи бокал, поднялся с кресла и вернулся от шкафа с винной бутылью. Тхурингветиль удобнее устроилась на подлокотнике. – Есть новости? – Майрон наполнил бокал и подал его ей. Тхурингветиль пригубила и довольно облизнулась. – Как всегда. Эльдар не кажут нос, но всё это и прежде было. Валар сидят себе на Западе, закрывшись ото всех, Гномы роют норы, а Люди умирают. Обычные дела. А у тебя не так? – Ты видела мои дела. Ими полны все казармы. Но ладно. Я прикажу подать ужин, а ты мне потом что-нибудь расскажешь. Тхурингветиль положила салфетку на край стола и сыто отодвинула тарелку. – В Хитлуме бесконечная возня, – продолжила она текущий разговор. – Крепость Барад Эйтель сопротивляется и, кажется, снова отогнала наши войска назад. Не знаю, сколько сможет длиться это их упорство, но свои позиции они так просто не сдадут. Властелин надеется, что ты пришлёшь на замену несколько сотен обученных воинов уже к зимним холодам. – Упорство Финдекано может тянуться долго, он – нолдо, верховный король и сын Нолофинвэ. Серьёзное сочетание достоинств. И я замечу: надеяться – это всегда неплохо, но посмотри сама, с чем именно мне здесь приходится иметь дело. – Ты справляешься, – с улыбкой сказала Тхурингветиль. – Очевидно. Некоторое время Тхурингветиль молчала, едва заметно хмурясь каким-то своим мыслям. Майрон её не торопил и в терпеливом ожидании услужливо подлил гостье ещё вина. – У Властелина свои дела и свой интерес в Хитлуме, – продолжила Тхурингветиль после паузы: мягко и задумчиво, словно она сама до конца не была уверена, стоит ли начинать этот разговор и сколько она вправе рассказать. Вернее, так должно было выглядеть со стороны. Майрон приготовился внимать. – У племени людей Мараха из Дор-Ломина избран новый вождь. Ты знал? Майрон качнул головой. – Их князь Галдор погиб два года назад, значит теперь это кто-то из его сыновей? – У людей есть странные обычаи чтить память умершего в течение года и не называть наследника вождём, хотя и без того всем ясно, кто им стал. Это Хурин. Старший из двоих. – И к чему тут интерес? Люди умирают. До Галдора у них был Хадор, а до того Хатол, а до того кто-нибудь ещё. И этот вождь ещё молод… – Да, – проговорила Тхурингветиль и прищурила глаза. – Но об этом самом Хурине пошли слухи, будто несколько лет назад он побывал в одном из скрытых государств эльдар. Поверишь или нет… в Гондолине. У Тургона в гостях. Майрон рассмеялся. – Это похоже на людскую сказку, Тхури. А почему сразу не в Дориате у Тингола или даже у Валар в самом Амане? Зачем Турукано сдалось бы пускать смертного в свой скрытый дом, если он даже братца Финдекано не пустил? И откуда пошли такие сплетни? Хурин стал болтать направо и налево? – Нет. Люди. А дело было так: Хурин с братом попали в орочью засаду и пропали. Домашние даже успели их оплакать и похоронить. Но вот каким-то чудом умершие вернулись спустя год без объяснений о том, где были. Вернее объяснение было – воля Валар. Так как тебе такое явление их воли? «Очень интересно… Гондолин?» – И поэтому Северу нужен Хурин? – Или его брат Хуор. – Хурина добыть будет сложнее, – заметил Майрон. – Вассал Финдекано и вождь народа… подобраться к нему будет непросто. – Верно, с Хуором проще. Зато за него тоже назначена награда. Два мешка золотом любому, кто поможет в поимке любого из братьев. Майрон рассмеялся снова. – Как же это знакомо. Властелин расщедрился, не иначе. И с удивлением ощутил неслышимый ответ своим словам – сомнения и колебания собеседницы. Наконец, Тхури решилась: – О Хуоре тоже ходят слухи... но другие. – Что за слухи? – он постарался не выдать свою настороженность, изобразив ленивый интерес. – Мне неизвестно, – быстрее, чем следовало, ответила Тхурингветиль. – Об этом никто ничего толком не слышал… но он нужен… Ясно. Хотя, услышанное неплохо было бы обогатить какими-нибудь подробностями. Однако настаивать Майрон не стал, как и выказывать лишний интерес к слухам. – Так куда ты дальше, Тхури? – На юг, – её ответ был краток и неясен, и Майрон опять же не стал настаивать на ответе. – Могу ли я тогда предложить послать с тобой сопровождающий отряд? Ниже Ущелья и до границ Димбара ныне бродит немало дезертиров, Диких и бандитов из обнищавших отчаявшихся людей. А эти самые опасные – нападают даже днём. – Бандиты меня не испугают, сердце моё, но ты так добр ко мне, – проговорила Тхури, и, судя по короткой заминке в голосе, предложение Майрона она бы рассмотрела. – До границы с Димбаром… Может быть… «Бретиль, скорее всего. Почему?» – Когда? – Утром. Я выиграла время для тебя в пути, – ладонь нежно погладила его плечи; наклонившись, женщина шепнула: – Достаточно бесед для вечера, сердце моё. Неужто твои дела заняли тебя настолько, что ты не хочешь поприветствовать меня, как подобает? Скажи ещё, что ты по мне нисколько не скучал… – Не скажу… – его пальцы мягко зарылись в её длинные волосы; он наклонился и коснулся губами тонкой шеи, подставленной под ласку. Тхурингветиль рассмеялась и потянулась к шнуркам на лифе своего платья. Шнуровки на её корсажах всегда отличались лёгкостью в распутывании: освободившаяся от оков корсажа нижняя рубашка низко сползла с точёного плеча, открыв голую полную грудь. Больше Майрон не медлил. Подхватив смеющуюся женщину на руки, он понёс её в свои покои. Ветер лениво полоскал лёгкие занавески на оставленном отпертым окне. Даже в тёплые месяцы ночи на острове часто бывали свежи, и с реки неизменно тянуло сырой влажностью тумана. Тхурингветиль томно потянулась и удобнее устроилась в объятиях Майрона. Его голая кожа при касании щедро дарила приятным жаром. Довольно улыбнувшись, Тхури подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но взгляд споткнулся о тусклый отблеск металла поверх ключиц, и её улыбка растаяла. – Ты так и не надумал вконец избавиться от этого на твоей шее? И от них… – Она коснулась пальцем браслета на его руке. В числе очень немногих Тхури не боялась начинать с ним этот разговор, хотя прекрасно знала, что любой другой, рискнувший неосмотрительно заговорить о том же в присутствии Майрона, мог опасаться по-настоящему страшно закончить свои дни. Но в её вопросах он оскорбления себе почему-то не находил, и поглаживающая спину Тхурингветиль ладонь ни на мгновение не остановила своего движения. – Нет. – Майрон… – Тхури прекрасно знала и о другой его слабости – своё ангбандское имя Гортхаур, придуманное эльфами прозвище, он презирал. – Разве тебе так уж претит променять эту неволю на честную присягу своему Вале? Занять достойное по праву место? Майрон промолчал, и Тхури сочла его молчание за хороший знак. – Ты сильнейший... – мягко промурлыкала она. – Это знают все. Он это знает. – Я не хочу плести новую Связь, – ровным голосом ответил он. Даже не трудился раз от разу менять вконец надоевших Тхури отговорок. – И это по-прежнему единственная причина? – Тхурингветиль приподнялась на локтях, пытливо заглянула в его лицо. – Если моя Связь была оборвана моим прежним Хозяином, я сам не приму нового. Предпочту остаться пленником, но ничьим рабом. Достаточно, Тхури. Я всё уже говорил. Он высвободился из её объятий и обнажённый встал с кровати. Тхури с досадой молча выругала его упрямство, передёрнула плечами и поёжилась, ощутив потерю согревавшего её тепла. Она села на постели, скрестила ноги и сердито следила за тем, как Майрон бесцельно пересёк комнату и остановился у стола вблизи открытого окна. Прохлада вечера ему не досаждала. – Он стал слабее, Майрон, – осторожно проговорила она. – Об этом вслух не говорят в Ангбанде... Майрон не произнёс ни слова, но, судя по потяжелевшему пристальному взгляду, её слова вызвали в нём неподдельный интерес. – Я говорю о его поединке с королём нолдор, – уже смелее продолжила Тхурингветиль. – Прошло немало лет, но раны, что нанёс ему Финголфин перед смертью, до сих пор причиняют страдания. Царапины на лице не заживают... Он больше не выходит за пределы Крепости. Об этом вслух не говорят, да и кто на такое решится! Он никогда не допустит, чтобы его слабость стала очевидна, но он и сам о ней знает. Это лучший момент для того, чтобы предложить свою службу и потребовать за свою преданность… да что угодно! Ты можешь потребовать всё! Просто присягни ему. И получишь… – Всё? – он насмешливо скривил губы. – Правда? Тхурингветиль едва успела остановить несдержанные слова, едва не сорвавшиеся с губ. – Подумай сам! Сейчас ему как никогда нужен могущественный союзник. Другие… те, кто вьются у его трона, – просто пыль перед тобой. Освободи свою силу, связанную сейчас этими оковами. Смертные создания Илуватара падут перед тобой ниц, как перед одним из почитаемых ими Валар. Ты сможешь их учить и даже больше: править ими, как сам сочтёшь нужным. Эльфы не выстоят долго в одиночку. Даже сама Мелиан с её Завесой… Подумай, если Властелин победит с твоей помощью, его награда будет невероятно щедрой. Он оставит тебе твою свободу, потерять которую ты так боишься. Просто будь ему предан, встань на его сторону. – И ты мне об этом говоришь… – Потому что хочу быть с тобой, – сказала Тхури. – Мне невыносимо видеть, как ты носишь эти оковы, в которых нет нужды, и остаёшься здесь… вот так, хотя можешь править в Ангбанде, как его первый военачальник. – Первый раб, ты имеешь в виду? – Союзник. Наместник, – Тхурингветиль начинала злиться, но хорошо умела прятать гнев за лестными словами. – Как хочешь это называй. Мелькор оценит твою преданность. У тебя будет власть и вся свобода воли и поступков. Ты станешь для Людей единственным Айну, достойным поклонения. Просто встань на одну сторону с ним. А я… я просто хочу остаться с тобой… Неужто же я не подхожу в сердечные подруги для могущественного майа Огня и Тьмы? И – для наместника Эриадора. Но, зная его самолюбие, вслух это она произносить не стала. Майрон вернулся в постель и улёгся на подушках. – Ты видел множество прекраснейших майэр Амана, но неужели я столь плоха для тебя в сравнении с ними? – лёгкая обида, нарочно пропущенная в голос, была всё же совершенно неподдельной. Взгляд Майрона утратил задумчивость. Он бережно коснулся кончиками пальцев её щеки. – Нет, Тхури. Они с тобою не сравнятся. – Да. Они не сравнятся со мной. Никто их них не увидит тебя, каков ты на самом деле, – Тхурингветиль выгнулась всем своим телом и с лукавой усмешкой коснулась губами его плеча. – Нет… не они… – повторила Тхури, медленно спускалась поцелуями вниз по его груди. – Нет, моё сердце, запомни… никто… Тхурингветиль заснула. Некоторое время он лежал, чутко вслушиваясь в её едва слышное спокойное дыхание, потом привстал на постели и осторожно высвободил руку из-под её головы. Он коснулся кончиками пальцев её лба, и майэ сладко улыбнулась, незаметно для себя соскальзывая в бездонные глубины сна. Майрон тихо встал с кровати и прошёл к письменному столу, на небольшом листке бумаги начертал несколько строк, аккуратно свернул записку в плотную трубочку и покинул спальню, озаботившись только надеть халат поверх голого тела. На пути, которым шёл, он не боялся встретить полуночных дозорных. Холодный камень плит пола не студил босых ног. Толкнув скрытую в нише дверь, Майрон вошёл в небольшую комнатку с незапертым окном. Под потолком на насесте дремал большой ворон, тут же встрепенувшийся при появлении хозяина. – Неси к Петереху, – коротко сказал Майрон, укрепляя записку на птичьей лапе. Расправив крылья, ворон уверенно взял курс и почти сразу канул в сумрак. Опёршись ладонями о каменный подоконник, Майрон долго стоял, бездумно вглядываясь в ночь. Небо на востоке ещё не окрасилось розовыми полутонами рассвета, но, как казалось, было уже немногим светлее черноты горной цепи. Во всяком случае, достаточно светлым, чтобы увлечь собой внимание Правителя Острова, тратившего своё время лишь на то, чтобы просто стоять у окна и ждать восхода Анора... «Слабее стал, выходит? Поглядим…» А тогда так не казалось…