Час первый. Тол-Сирион

Стоя над столом, заваленным вещами пленных, Майрон бездумно вертел в пальцах пряжку, снятую с орочьего ремня, и без интереса разглядывал остальное барахло. Ворох ремней, кремниевых брусков, фляг и другой хлам, вытряхнутый из дорожных мешков пленников, не представлял никакой ценности во всех возможных смыслах. Сплошь дешёвая человечья или орочья работа. Предусмотрительность – залог успеха. «А вторая – хитрость. Её им не хватило». Стоявший по другую сторону от стола Нирбог молчал и ждал, хотя тишина определённо затянулась. Ничего, ему понервничать полезно. А между тем самому Майрону было о чём подумать. Пряжки, подобные этой, носили при себе командиры его тайных отрядов: прикалывали к курткам и плащам, если была опасность предстать в Тол-Сирионе по подозрению в дезертирстве. Их подчиненные обычно довольствовались знанием паролей. Будь это известно в Нарготронде, Гнуладеф и Ребен, может быть, и сумели бы сочинить себе в оправдание более правдоподобную сказку. Или нет. Скорее всего, нет. Теперь найденная в вещах пленников пряжка доказывала, что её хозяин (по-видимому, принадлежащий к племени Зоёв или Краснозубых) пал в схватке с эльфийским отрядом и пожертвовал свою одежду в угоду этому убогому обману. Скверно. Владелец пряжки мог быть посланцем из Дортониона и нести срочную весть в Тол-Сирион. Очень скверно... Когда теперь появится следующий связной от Петереха? Или придётся вызывать Гонца? «Можно подумать, у меня и без того было мало неприятностей...» – Итак… Отряд врага явился к самым нашим границам. А где пропадали наши лазутчики? И это тоже выглядело скверно. Вот так вдруг обнаружить уязвимость считавшихся неприступными границ было… неприятно. Единственное, что можно было счесть за утешение – то, что Нирбог сейчас исходил не меньшим беспокойством. Ответственным за разведку ближних и дальних рубежей Моргот поставил именно его, и Майрон теперь думал спросить с Нирбога по полной. Коли назвался старшим, изволь и отвечать. Это отчасти подслащивало досаду, но не могло всерьёз с ней бороться. Тишина между тем прирастала минутами, и Майрон поднял взгляд, который должен был дать понять Нирбогу, что вопрос всё-таки имел адресата, а не просто прозвучал в воздух. – Я отправил воронов с посланиями ко всем командирам наших постов… «Жалкое оправдание». – Подозреваю, от ближних они должны были уже вернуться с ответами. – До сих пор... Майрон резко хватил ладонью по столу, обрывая оправдания на полуслове. – Ты понимаешь, как это звучит, Нирбог? Я должен принимать, как данность, что эльдар вновь приходят на остров как к себе домой? Что это: вернулись старые времена? Или теперь мне нужно самому встать постом на границах, дабы проверять их лично? На вас я положиться не могу? На красивом тонком лице Нирбога нервно дрогнул мускул, он стиснул в кулаки руки, но проглотил рвущиеся слова. Несколько мгновений Майрон сверлил его тяжёлым взглядом, сам сел в кресло и указал Нирбогу на стул напротив. – Сядь. В допущенных просчётах разберёшься позже, а потом доложишь мне всё как есть о причинах вашего провала и приложишь примечания к исправлению. У меня и без вас полно забот, – Майрон уставился в сумрачное небо за окном кабинета. – А теперь о главном. Если говорить начистоту, этот отряд попался только благодаря удаче. Вашей удаче – запомни себе. И это очень скверно, Нирбог. Очень скверно. Но вряд ли они шли именно сюда. – Мы выведаем всё… – Выведаем, – согласился Майрон. – Но не ты. У тебя и без того хватает дел, или я не прав? Нирбог ничего не сказал. Майрон снова повертел пряжку в руках. – А теперь слушай внимательно. Эльдар в разговоре со мной не могли лгать напрямую, а потому невольно упомянули кое-какую правду. Теперь мне нужны твои разведчики, Нирбог. Отправь шпионов – проверенных шпионов – в Димбар и в Бретиль, пусть тихо и незаметно понаблюдают, о чём там говорят. Но что особенно важно – лучших отправь на восток. Это твоя главнейшая задача. Нирбог наморщил лоб, что должно было означать усиленную работу мысли. Так… – Но зачем? Эльфы сами всё расскажут. Дай время… – Расскажут, – обрубил Майрон. – Если даже не сразу, так немного позже. Но ждать «позже» я не намерен. Дело в другом. А напомни-ка мне, Нирбог, какой исходной цели из века в век следовали нолдор, подходя со штурмом к стенам Ангаманди? – Сокрушить власть Северной Короны. – Ну… Всё же не с отрядом в одиннадцать эльдар и с этим жалким смертным довеском. Думай ещё. На этот раз Нирбог думал чуть подольше. – Камни Владыки? Сильмариллы? Майрон согласно усмехнулся. – Именно. А кто у нас раз за разом становится причиной этих буйных идей? – Сыновья Феанора… – судя по заблестевшим глазам Нирбога, мысли его свернули в нужном направлении. Отлично, дальше его требовалось только немного подтолкнуть… – Вот поэтому мне и нужен восток, Нирбог! И срочно! Потому что возможно… возможно! этот смешной отряд нужен только, чтобы отвлечь наше внимание от их главного выступления. Возможно, это Ангбанд. (Нирбог содрогнулся) Уж очень наглым выглядит этот внезапный выпад. Или дерзким или очень глупым. Это либо шпионы, либо лазутчики. Как думаешь, десять лет – достаточный срок, чтобы Майтимо созрел для ещё одной сумасбродной атаки? Хотя, если бы он заявился ко мне под стены с мечом и стал звать выйти к нему на бой, как незабвенный Нолофинвэ… но вряд ли мне настолько повезёт… – Пленники могут знать… – запальчиво выкрикнул Нирбог. – А могут и не знать, – осадил Майрон. – Сам бы я, например, не доверил важные сведения об атаке отвлекающему отряду, который может быть пойман и допрошен. В любом случае, допросы пленных – не твоё призвание, Нирбог, подтверди? От тебя мне нужна разведка на всех подступах к владеньям феанорингов. И не нужны новые неожиданности. Это ясно? – Да, – проговорил Нирбог и добавил громче: – Да! «Прекрасно. Давай, займись востоком и мельтеши поменьше здесь». Майрон постучал пальцами по столу. – Это все вещи пленников? Нирбог встал, открыл дверь и что-то крикнул кому-то в коридоре. Двое орков тюремной стражи, ждавшие снаружи, затащили две корзины, наполненные рваными лохмотьями. – И ещё нашли вот это, господин. Орк подал обрывок грязного плаща, туго скрученный в крепкий узелок. Внутри узелка что-то было. Нирбог с жадным интересом подался ближе. Из развязанного жгута на ладонь Майрона выпал перстень светлого металла. Искрами изумрудной зелени полыхнули глаза двух сплетённых вместе змей, увенчанных короной из золотых цветов. «Вот так. Прощай и снова здравствуй. Не ждал я увидеть тебя здесь. Как есть, не ждал». – Чьё это? – с показным равнодушием спросил Майрон. Нирбог, разглядев добычу, хмыкнул. Глаза змей следили тусклым слепым взором. – Нашли в одежде человека, Владыка, – доложил тюремщик. – Он спрятал его под подкладкой куртки… «Даже так? Он отдал родовое кольцо смертному?» – Не знал, что среди оборванцев-эдайн попадаются такие богачи, – сказал Нирбог. – Ведь по виду человек – простой бродяга. Кто же он такой? – Богатство? Вряд ли, – с насмешкой проговорил Майрон, подкидывая перстень на ладони. – Металл – простое серебро, а камни – осколки. Ты знал, Нирбог, что когда эдайн впервые появились на полях Белерианда, правители нолдор Финрод, Финдекано и Майтимо предложили им сердечную дружбу? Беор – так прозвал король эльдар своего «друга», вождя людей. Но разве друга называют именем «Вассал» или «Слуга?» – Все эльфы лицемеры, это ясно. Но при чем тут это? – Это символ дружбы… или плата слуге… Такие безделки эльдар обычно дарят людям в дар памяти. У бедняков Дортониона за такую мелочь можно выменять разве что курицу или козу. Вот и остаётся лишь хранить, как ценность рода и гордиться этой… дружбой. – Так перстень?.. – Наверное, это уплата проводнику за его услуги. Майрон надел кольцо себе на средний палец, мгновение полюбовался блеском, равнодушно снял и обратился к тюремщику. – Лохмотья сжечь, вши тут не нужны. Но одежду пленным выдайте. Позже я спущусь, сам погляжу на них. Тюремщики ушли. Нирбог отчего-то медлил. Майрон глянул на него и вопросительно поднял бровь. – Ну? – Не стоит ли послать срочное донесение в Ангбанд? «Вопрос хороший. Только мне это не надо». – Быть может и стоит, – медленно и задумчиво проговорил Майрон. – Есть только одно препятствие. Твоих объяснений о халатности дальней разведки я ещё не получил. Нирбог захлопнул рот, уловив неприкрытый намёк, и явно скуксился. – И мне бы очень не хотелось также давать объяснения перед Его троном, если вдруг выяснится, что вся эта суматоха поднялась зря. Эльдар подождут. И чем скорее твои шпионы принесут мне точные и подробные доносы из полей Бретиля, тем скорее я смогу принять решение. *** Во времена владычества арфингов в подземельях Минас Тирита не было темниц, и после падения крепости под них отвели дальнюю часть подземных помещений, где прежде располагались склады и хранилища речных лодок. При осмотре и перестройке подвала были обнаружены целых пять потайных ходов, ведущих из подземелий в укромные места на берегах острова. Через те тоннели и скрылась немалая часть гарнизона крепости при её захвате. Впоследствии Майрон лично проверил каждый дюйм каменных стен, отыскивая скрытые тайники и чарами заново скрепляя каменную кладку. В части подземелий, отведённых ныне под темницы, потайных ходов не было. Стены и пол здесь образовал сам цельный массив скальных пород, служивший островной стопой. Должно быть, даже в самый жаркий летний день воздух тут сохранял необходимую прохладу, и что уж говорить о днях этой зимы, пришедшей, наконец, вместе с лёгшим на берега снежным покровом. Майрон сошёл по лестнице к первому посту охраны. Открылась и снова заскрежетала за спиной запираемая тюремным караульным решётчатая дверь. Дальше длинный коридор освещали только два факела: орки тюремной стражи привычнее жили в сумраке пещер. На полпути коридор перегородила ещё одна решётка. Заметившие пришествие начальства стражи спешно отворили дверь и запалили новую пару факелов, причём сами орки болезненно морщились даже от столь неяркого света. Подошёл и низко поклонился громадного роста одноглазый орк – второго глаза его лишил давнишний удар клинка, оставивший на лице глубокий грубый шрам. Выбиться в начальники тюремной стражи частично утерянное зрение отнюдь ему не помешало, но стать среди своей десятины главным, очевидно, помогли немалые крутые кулаки и ум – как Майрон уже заметил – тоже весьма немалый. – Докладывай, – приказал Майрон. – Пришельцев заперли по трое в три камеры, двоих ещё в одну и одного отдельно, – доложил орк. – Одежду дали, как было приказано и воду. Вроде не совсем болезные и глупые – оделись. Мы их заковали. Молчат. Ни слова не произнесли. – Эльдар владеют искусством мысленной речи. Вслух они ничего не скажут. Но только они. А человек? Орк покривился ртом – кожа вокруг уродующего морду шрама страшно натянулась, и кроме оскаленных зубов невольно обнажились дёсны. – Ты приказал, господин, не трогать… Майрон мысленно хмыкнул сам и двинулся вдоль пустеющих камер. Тонкий слух эльдар вряд ли пропустил его шаги, но от камер пленников не донеслось ни звука. Идущий следом десятник как-то странно крякнул, видимо, привлекая внимание. – Один здесь вот, господин… Болезный он, похоже. – Что с ним? – Такой сразу был. Да вот… Свет факела, поднятого тюремщиком повыше, очерчивал у входа в камеру сумрачный дрожащий полукруг. Майрон подошёл ближе и глянул сквозь прутья решётки. Эльда лежал на соломенной подстилке в самом дальнем тёмном углу, избрав единственное подобие защиты, дозволенное в темнице узнику. Дышал он часто и нехорошо – цепи при дыхании слабо подрагивали. Свою болезнь он, похоже, до сих пор пытался скрывать не только от врагов, но и от собственных сородичей. Глупо. Храбро. Глупо. Стоявший за спиной Майрона десятник между тем выкладывал свои соображения: имеющиеся у пленников царапины он сразу приказал помазать мазью. Среди пустяковых ссадин ему, бывалому вояке, особенно не понравилась одна. Немудрено. На свои ятаганы орки Зоёв любили наносить сильные яды, убивающие или очень быстро, или очень долго и мучительно. Теперь эльф умирал. Из сотоварищей он был моложе всех. Майрон готов был спорить, что юноша даже не застал тяжких времён великого Исхода, а его глаза никогда не видали света Благословенной Земли. Теперь он двигался прямиком к ней бодрыми шагами. «Храбрый, глупый юнец». – Достаньте его, – распорядился Майрон. Орк махнул рукой подчинённым. Майрон спиной ощутил пристальный взгляд из камеры напротив, но обернулся не сразу, давая возможность наблюдателю скрыть свой интерес. Когда он посмотрел сквозь решётку, закутанные в плащи фигуры безлико сидели, сгорбившись у стен. В лицо одного пленника Майрон желал бы заглянуть особо, но оно было скрыто за прядями спутанных волос. Эльда сидел, положив скованные руки на колени и низко наклонив голову. Майрон разглядел узкие босые ступни, которым, казалось, был нипочём пронзительный холод каменного пола. – Эгей! Никак начальство прибыло! Знакомиться пришло? Прищурив глаза, Майрон приблизился к решётке и с интересом поглядел на поднимающегося с пола человека. По голове его, видно, приложили не очень сильно, стоял он уверенно, даже хорохорился. Хотя и выглядел нелепо – не мудрствуя лукаво, орки, видимо, выдали пленникам в качестве одежды пришедшие в негодность старые тряпки слуг. Сейчас беоринг отчего-то выглядел моложе, чем показался прежде. Он был высок и статен, крепок телом и, очевидно, не обделён силой. Наверное, смертный мог бы считаться красивым среди своего народа, хотя по эльфийским меркам он выглядел, мягко говоря, неопрятно: тёмные волосы обрезаны кое-как, щеки спрятаны под покровом бороды, подстриженной не ровно, а какими-то клочками. Так погляди – простой бродяжка, каких немало бродит по равнинам Дортониона в поисках того, где что плохо лежит. Вот только холодный взгляд серых глаз смотрел очень уж гордо и непримиримо. С вызовом смотрел. «Ребен, значит. Ну-ну». Человек показушно смачно сплюнул на пол. – Взять и растереть. – И это младшее дитя Эру, – ласково проговорил Майрон. – Поистине разочаруешься в замысле Творца. Неужто он и впрямь задумал вас такими, или вы у нолдор подобного успели понабраться? – Я бы сказал тебе, у кого ты и как глубоко чего набрался. Айоу! – человек дёрнулся и схватился за запястье, на котором краснел, взбухая, след свежего ожога. Человек поднял на Майрона откровенно злобный взгляд и разразился откровенно грубой бранью. – А следующим будет твой язык, – так же ласково предупредил Майрон. – В рот не поместится, вот и будешь, как собака, с высунутым сидеть и слюной на пол капать. Зато и болтовни твоей поменьше будет, и мои орки грязных слов не наслушаются. Сзади громыхнула засовом решётчатая дверь, тюремщики расковали и вывели из камеры молодого эльда. Он шёл сам, не изменяя бесчувственному выражению на лице, но всё же в какой-то момент пошатнулся и был вынужден схватиться о плечо конвоира, обнаруживая крайнюю слабость. Майрон кивнул головой и коротко приказал: – Наверх его. – Эй! Эй! Зачем? – не удержался человек, но продолжать ему не позволил кто-то из товарищей: схватил за руку и молча оттянул вглубь камеры. Сбоку нахлынула ярчайшая волна чужой душевной боли, отчаяния, вины, которую Майрон, конечно, ощутил. Кому-то из оставшихся эльдар раненый пленник был неизмеримо дорог. Так неподдельно ярко и болезненно могло звучать только кровное родство. Брат? Или отец? И выяснить, если понадобится, это будет совсем не сложно. Перед уходом Майрон особенно отметил, что Гнуладеф за всё время так и не поднял головы. В отношении того, какое впечатление могла произвести на молодого эльфа комната, куда его втащили, Майрон заблуждений не испытывал. Более того, именно этого впечатления он и добивался, обустраивая комнату под собственные нужды. И бывалые палачи, случайно заглядывая сюда, обычно притихали: привыкшие в Ангбанде к обыденным застенкам с дыбами и раскалёнными щипцами, такого своим недалёким разумом они не понимали. Как и ожидалось, при виде длинного ряда сверкающих мудрёных инструментов, разложенных открыто, умирающий эльф вдруг обнаружил в себе прыть, прилив сил и желание жить. Только резкий окрик предостерёг скрутивших пленника солдат от проявления чрезмерной силы. Бьющегося эльфа затащили на стол, содрали с него нехитрые одежды, пристегнули ремнями за руки и за ноги и дополнительно крепко затянули путы вокруг груди, талии и бёдер. Неторопливо перебирая инструменты на покрытом чистой тканью подносе, Майрон искоса глянул на заживший, но вновь раскрывшийся порез на левом подреберье пленника. Раны у эльдар обычно заживали быстро и бесследно. Эта рана выглядела нехорошо даже при беглом осмотре. Хотя её кто-то и пытался залечить. Сильный целитель. Почему же она гнила? Пристёгнутый пленник притих, видимо, готовясь доблестно встретить любые пытки и смерть от руки проклятого Саурона. Получившие приказ выметаться прочь орки рысью бросились за дверь. – Ну, здравствуй, – сказал Майрон. – Что ж, приветствия в ответ я, конечно, не услышу. Хотя нам обоим было бы куда проще, если бы ты поведал мне, кто и как ранил тебя в бою и давно ли это было. Когда пальцы Майрона коснулись краёв раны, эльф резко вздрогнул, втянул ртом воздух и отвернул лицо. – Сильно болит? Ну, ты же мне не ответишь… – а между тем под напряжённой кожей прощупывался набухающий гнойник. Гной успел уйти вглубь и прижил сверху. Скверно. Раны эльдар гнили редко. Гораздо реже, чем у людей: смертные легко сходили в могилу лишь из-за того, что кто-то вовремя не уделил внимания грязной ране, которая могла бы оказаться даже несерьёзной сама по себе. Здесь что-то было не так. И выяснить это можно было только одним способом. – Ты ведь вполне можешь погибнуть из-за своей гордой доблести и глупости. А мне опять же не предстоит рассчитывать на твою помощь, так? Неодобрительно покачивая головой, Майрон обогнул стол и оказался у изголовья. Эльда следил за передвижением врага широко открытыми блестящими глазами. Невинный мальчик… Дальнейшие действия мучителя оказались для эльфа нежданными. Цепкая рука Майрона крепко удержала на месте его голову, между челюстей в открывшийся рот пленника была насильно всунута железная трубка, и по ней в горло полилась жидкость. Юноша закашлялся, захлёбываясь, отчаянно рванулся из пут, но его голову легко удержали; против воли он сделал один глоток, второй, третий... – Да-да, – проговорил Майрон, крепко зажимая пленнику рот ладонью, чтобы тот не вздумал отрыгнуть назад лекарство. – Потом спасибо скажешь. Или нет. Глаза эльфа подёрнулись мутной поволокой. Ещё несколько минут он видимо крепился, пытаясь бороться с подступающей сонливостью, но вот голова его вяло упала набок, глаза закатились, напряжённое тело обмякло. Майрон послушал его сердце, неровное дыхание, на пробу сильнее надавил пальцами на край раны. Пленник не пошевелился. – Вот так вот, тратишь своё время и силы, бесценные травяные сборы. Когда ещё запасы доведётся пополнить. Хорошо если поблагодарят. А вот если бы ты не дёргался, можно было бы и малым обойтись… Занеся в раздумье руку над подносом, Майрон выбрал короткий нож для малых ран. Из-под первого глубокого надреза вкупе с кровью потёк зелёный гной. Рану придётся очень тщательно чистить. Хорошо если гной не проел себе путь внутрь к органам. С десяток тряпок окрасились кровью и гноем. На стол, наконец, был выброшен крохотный кусочек металла – обломанный зубец орочьего меча-пилы. Неудивительно, что рана стала гнить. Кроме обычного яда на зубе сохранился стёртый отголосок слабых чар. Откуда взялся этот меч у орка? Был выменян у кого-то или отобран в бою? Песне, которой он изгнал проклятье и убил яд, не суждено было никогда достигнуть слуха эльфийских летописцев. Даже как-то жаль. Саму рану Майрон несколько раз старательно промыл заживляющим раствором. Шов завершил не полностью, нарочно оставив торчать наружу тонкую серебряную трубку. Придётся эльфу чуть подольше полежать привязанным, если сам не сообразит своей пользы. Наконец, сверху рану прикрыла аккуратная повязка. Испачканные руки Майрон отёр о тряпку, кинул её к остальным, в ведёрко под столом, ополоснулся в рукомойнике, не спеша очистил от грязи инструменты и аккуратно вернул их на места. Из шкафа были вынуты бумага и чернильница. Намереваясь сделать несколько необходимых заметок для слуг-травников, Майрон придвинул к столу с бесчувственным пленником стул и приготовился ждать. Эльда пошевелился, резко вдруг вздохнул и, находясь ещё в беспамятстве, не удержал короткий стон. Уже изрядно подуставший от ожидания Майрон поднял голову и встал. Пленник определённо приходил в себя. Что ж, давно пора. Скрестив на груди руки, Майрон встал над столом и улыбнулся. Взгляд эльфа, наконец, утратил беспамятную мутность и медленно возвращал свой прежний блеск. А вкупе с ним в глазах юноши тут же плеснулся страх и осознание того, что безопасное небытие отпрянуло, вернув его обратно к ужасающей действительности, в которой враг стоит рядом и смотрит сверху вниз с издевательской усмешкой. – Проснулся? Я так и не узнал твоего имени. Сам мне не скажешь? Зато теперь я знаю, с кем мне выпала честь сражаться в Поединке Песен. Не каждый день ко мне в гости заходит сам король Нарготронда Финдарато Фелагунд. Я польщён. Глаза юноши расширились в безмерном ужасе, а лицо покрыла мертвенная бледность. Стоило бы дать болезному время отдохнуть. Ан нет его, этого времени. Из того, какие подсказки даст этот мальчишка, и предстоит в будущем плести сеть обмана и интриг. На общее же благо… «Какая же я мразь…» – И за голову вашего смертного друга тоже назначена немалая награда, ты знал это? Берен, сын Барахира? Какой убогий обман. В глазах нолдо выступили злые слёзы. Бедняга. Не испытав ужасных пыток и допросов, он думал, что малодушно выдал своих друзей и короля под колдовским дурманом. Майрон отвлечённо подумал, что теперь рана, залеченная руками врага, вряд ли станет веским поводом для благодарности. К концу этой беседы пленник будет желать себе лютой смерти. Жаль потраченных усилий. А вот следующий ход был сложнее: Майрон вступал на неизвестную дорожку догадок и подозрений. Но прежде, чем пленник оклемается и восстановит ясность мысли, нужно выяснить причину этого похода. А впрочем… – Ну и что дальше? Думали вернуть Сильмариллы? Вы не меняетесь, нолдор. Задуманный удар должен был прийтись вхолостую, сбить юношу с толку, заставить растеряться или удивиться. Но искренний ужас, вдруг хлестнувший из зашедшегося стуком сердца, возопил о том, что удар попал точно в цель, и сочинённая для Нирбога глупая сказка обернулась правдой. «Действительно???» Майрон спешно отпрянул от пленника, склонился над столом с инструментами, скрывая собственное немалое замешательство. Сейчас следовало хорошенько всё обдумать. Итак, скверные слухи о смуте в Нарготронде подтверждались. Теперь его король шёл в Ангбанд за Сильмариллами в сопровождении всего одиннадцати спутников. Без дружины, без армии, без поддержки сыновей Феанаро. Шёл осознанно на смерть или на участь горше смерти. Почему? Ради чего? Клятвы нолдор? Долга? Зная Финдарато с его малых лет, Майрон не мог придумать для такого безумного поступка никаких иных причин. Только зачем он взял с собой в этот безнадёжный поход Берена? Проводником? У беорингов нынче наследные вожди с веток сыплются? Сын Барахира вряд ли мог похвастаться отменными знаниями земель Моргота. Проще просить Финдекано или Майтимо нарисовать карту. Вызвался сам из чувства преданности сюзерену? А не в Нарготронде ли болезный смертный зализывал всё это время раны? Тогда причём здесь Дориат? И Каргахта он мог встретить только весной, в Дортонионе, но никак не летом. Вернув себе самообладание, Майрон повернулся, снова сел в кресло, ленивым жестом запустил руку в карман, вынул из него кольцо с двумя змеями, держащими в пасти золотую корону. – Любопытно, – он нарочно надел кольцо себе на палец, повертел рукой под напряжённым взглядом пленника. – Ведь это кольцо старшего наследника рода Арафинвэ. Скованное в Амане, под золотым и серебряным светом благословенных Древ. И твой король отдал это кольцо ему, смертному человеку? Услуга Берена действительно того стоит? А вот этот удар угодил мимо. В воздух не плеснулась новая волна отчаяния – нет, это была странная смесь из злости, обиды, досады и… удивления? Видимо, в какой-то из своих догадок он ошибся. Самое очевидное – в последней. Но не владея полным знанием, сложно было выяснять, какое из звеньев цепи его рассуждений оказалось ложным. Чутьё подсказывало, что за всем этим с виду бессмысленным мероприятием таился секрет куда глубиннее и могущественнее, чем это казалось с первого взгляда. Майрон уронил задумчивый взгляд на своего пленника. Можно было попробовать поспрашивать ещё. Но без нужных зацепок это будет только игра в догадки, обречённая на разоблачение. Допрашивать иным способом просто не имело смысла – мальчишку скорее всего даже не посвятили во весь замысел. А даже если и знает – по доброй воле не скажет. Не заговорит, и ни под пытками, ни на пороге смерти не отречётся от своих клятв и друзей. Упрямый, преданный юнец. Очень глупый. «Ну-ну. А он не напоминает тебе другого глупого и упрямого юнца?» Однако помочь проложить топкую тропинку к душе Финдарато мальчик может. И разве не ради этого всё было затеяно? Майрон шевельнул бровью в ответ на свои мысли. И только сейчас разглядел, как застыло, заледенело лицо пленника. Живыми сейчас казались только большие тёмные глаза. Очевидно столь долгий интерес к себе со стороны Гортхаура Жестокого мальчик воспринял, как обещание какой-то страшной пытки. Позорных издевательств? «Вот так и бывает: стоит только задержать на ком-то взгляд чуть дольше, чем на несколько секунд, и обнаруживаешь, что этот кто-то не помнит себя от ужаса.» – Этот обломок орочьего меча я вынул из твоего бока, – мягко заговорил Майрон и издали показал пленнику зубастый кусочек. – Может быть, ты скажешь своё имя хотя бы из благодарности за спасённую жизнь? То же молчание в ответ. Вряд ли стоило ожидать чего иного. Но почему-то именно это молчание полоснуло по сердцу острым раздражением. «Проклятые гордецы!» – Ну, разумеется, вы – гордые нолдор, – он даже не стал скрывать едкости в своём голосе. – Снизойди до вас кто-либо из проклинавших вас Валар, и вы целовали бы ему руки и возносили похвалы. Но до меня вы и простой благодарностью не снизойдёте. Даже за спасение жизни. Даже из вежливости и обычаев уважать целителя. Что ж, будь посему. Тогда придумаем тебе эпессе. Вместе. На выбор: Каймассеа, Умхантал, Энгва. А отсутствие благодарности спишем на прискорбный недостаток воспитания. За всё время этой едкой речи в лице эльфа не дрогнул ни один мускул, однако все его чувства лежали перед Майроном открыто, будто на ладони. Каждое новое не слишком лестное прозвище рождало обиду и молчаливый протест, однако последний заслуженный упрек выплеснул в ответ яркое возмущение и стыд. – Хорошо, значит, будем звать тебя Энгва, – постановил Майрон и нарочно провёл пальцем вдоль повязки на боку пленника; оттого тот мгновенно приподнял голову и изо всех сил скосил глаза. – Видишь: я наложил на рану швы и повязку, но повязку непростую. Сейчас на тебя действует моё лекарство, и ты не чувствуешь боли, однако позже, когда действие сойдёт, она вернётся. Это, чтобы ты знал, чего тебе ожидать в моё отсутствие. Можешь мучиться и терпеть, а можешь просто кивнуть сейчас, и я дам тебе снадобье, которое снова подарит тебе лечебный сон. Сюда никто не войдёт, но и развязывать тебя никто не станет, пока я не прикажу. Выждав достаточно, но так и не дождавшись заветного кивка, Майрон перекинул руку через стул, нащупал простыню, поднялся, укрыл крепко привязанное к столу нагое тело и, нарочно не заметив брошенный на себя подозрительный взгляд, продолжил: – Твоё решение. Только я знаю, что там, в моих темницах, любой весточки о тебе с отчаянием ждёт кое-кто, чья вся жизнь сейчас обратилась в единое эстель. Оборвёшь ли ты его эстель или зажжёшь вновь – сейчас зависит только от тебя. Больше не оглядываясь, он направился к двери. «А теперь осталось подождать. Терпение нуждается в выдержке. Даже терпение светлого короля Фелагунда.»