Час первый. Тол-Сирион

Стоя на открытой галерее Минас Тирита, Майрон без особой радости в лице наблюдал за медленно тянущейся по берегу реки цепью небольшого каравана. Смешанный отряд из людей и уруков, верховых и пеших, пришедший с южных земель. Весть о идущих через ущелье пришельцах прилетела с дозоров ещё вчера утром, но до крепости они добирались с внушительной задержкой. Такую медлительность военного отряда могло объяснять только одно – ведомые пешком пленники. Угнанные в рабство крестьяне или проигравшие удаче партизаны Дортониона, а то и вовсе сбившиеся в банды разбойники с окраин Бретиля. Сколько из них падёт на долгом пути до рудников Ангаманди, забранных в смерть неважно чем: зимними холодами, незаживающими ранами от кандалов, отмороженными конечностями или заражением крови. На Север в зиму рабов обычно не перегоняли – в том числе и по причине малого числа выживающих. Между тем головная часть отряда уже въехала в долину и свернула на проторенную дорогу к мосту. Губы Майрона слабо дрогнули, не складываясь, однако, ни в улыбку, ни в гримасу, когда он разглядел ехавшую впереди троицу. На мощном чёрном жеребце справа ехал майа Бурхмут, один из военачальников Ангбанда, назначенный следить за наведением порядков в Дортонионе и на землях, граничащих с Бретилем и Нарготрондом. Всадником слева оказался молодой адан с чертами внешности, характерными для племени истерлингов – смуглокожий, узкоглазый, довольно высокий; его тёмные прямые волосы, неожиданно длинные, были не обриты на полголовы, а завязаны на затылке в густой хвост. Ехал он на кауром скакуне, везя с собой незнакомое Майрону знамя жёлтых и багровых цветов – видимо, родовое. Посередине между двух спутников закутанная в струящийся чёрный плащ ехала Тхурингветиль. Нисколько не смущённая морозом и кружащимся снегом она скакала, откинув капюшон за плечи; распущенные чёрные волосы вольно текли по спине или взвивались, подхваченные внезапным резким порывом ветра. Такая, как сейчас: свободная, смешливая, с разрумянившимися от быстрой скачки и холода щеками и со сверкающими глазами Тхурингветиль любому виделась бы удивительно прекрасной и желанной. В другой раз Майрон и сам бы залюбовался этой женщиной, но в те считанные минуты, оставшиеся перед прибытием гостей, мысли его были заняты совсем другим. Когда он спустился по длинным лестницам во внутренний двор, головная троица уже миновала распахнутые створы ворот и спешивалась у коновязи. Слуги крепости выбегали навстречу, принимали у высоких господ поводья лошадей, дорожные сумки и плащи. Через ворота бодрой рысью въезжали дружинники Бурхмута. Других темноволосых истерлингов среди них Майрон, кстати, не заметил. Эдайн смешанного отряда были именно уроженцами лишённых дневного света земель Ангаманди: бледными, белёсыми, коренастыми и низкорослыми потомками безымянных племён, некогда насильно пригнанных из-за гор. Грубоватые черты их лиц наводили на мысли о примеси орочьей крови, пусть и сильно разбавленной в поколениях. Заметив вошедшего на двор Майрона, Бурхмут кинул перчатки слуге и поднял правую руку в знак приветствия. Как и многие военачальники Севера, свой телесный облик он воплощал высоким, сильным и статным. Рассыпавшиеся из-под снятого шлема недлинные тёмные волосы обрамили красивое лицо с правильными точёными чертами и с серыми глазами. Сотни валианских лет тёмные Айнур подчиняли себе искажённое уродством орочье племя, лелеяли ненависть к старшим Детям Эру и всем деяниям их рук, но собственные обличия продолжали воплощать похожими на идеальную красоту квенди. С недавних пор – именно с чертами аманэльдар. – Гортхаур! Моё приветствие! – Бурхмут вытащил из-за пазухи заранее заготовленные бумаги. – Вот. Согласно твоим порядкам, о которых я столь наслышан. Там все заверенные приказы и распоряжения Севера. Я не желаю неудобств. – Привет и тебе, Бурхмут, – ответил Майрон. – Ну, что поделать, каюсь, в порядках я такой дотошный. Тебе нужны печати и подписи для немедленного проезда на Север? – он развернул бумагу и быстро окинул её взглядом. – Могу выдать грамоту хоть сейчас. – Я не настолько тороплюсь, – лицо ангбандца посетила широкая улыбка. На нынешний день свои взаимоотношения с Бурхмутом Майрон оценивал как вполне ровные: не скрытые или откровенно враждебные, а скорее равнодушно-выжидательные. Бурхмут не исходил тайной завистью и ненавистью, как многие оставленные в Ангаманди злопыхатели, но и не предпринимал попыток сблизиться и стать союзником-соглядатаем, подобно Тхурингветиль. И то, и другое Майрона покуда вполне устраивало. – Собственно, я к тебе совсем за другой просьбой, Гортхаур. Моим воинам нужен отдых, хотя бы на пару дней. Мне подсказали, что в твоей крепости я сумею найти временный приют и пополнить кое-какие припасы для похода, – Бурхмут чуть покосился в сторону стоящей чуть поодаль Тхурингветиль. В мужской разговор женщина не вмешивалась, молча наблюдала издали. – Потом мы выдвигаемся обратно на юг. Там осталась ещё незавершённая задачка. – Вот как… – Майрон вдруг поймал на себе знакомый призывный взгляд Тхури. Заметив его внимание, она широко улыбнулась. Меж алых губ показались белоснежные ровные зубки. Взметнулась, вопросительно изгибаясь, ровная изящная бровь. Тхурингветиль игриво повела головой, склоняя её ближе к плечу, небрежно оправила пальцами складку на вороте. Двор крепости заполнялся подъезжающими из хвоста отряда уруками верхом на волколаках. В нескольких шагах позади Тхурингветиль резко осадил коня один из всадников, вернее, всадница – темноволосая и рослая дева-аданет в тёплой дорожной одежде и в плаще с меховым капюшоном. Спешившись сама, она помогла сойти с коня своей похоже одетой спутнице, тоже из эдайн, но со светлыми волосами и с куда более тщедушным сложением. Эта помощь пришлась кстати: руки светловолосой оказались связаны перед собой хитроумными узлами, не оставляющими простора для сложных движений. На шее пленницы была не туго закреплена кожаная петля, поводок от которой оказался намотанным на ладонь всадницы. Заметив взгляд темноволосой аданет, неотрывно припавший к Тхурингветиль, Майрон подумал, что его бывшая любовница, видимо, воспользовалась советом и нашла служанок под свой вкус в разорённых людских селениях. – Позволь, я уточню детали, – заговорил Майрон, вновь поворачиваясь к Бурхмуту, невзирая на неудовольствие Тхури. – Ты просишь короткой передышки для своих людей, приюта и припасов? Что ж, с этим я могу помочь. А с теми, кого ты ведёшь в рабских поводках, как поступишь? Или на Север они пошагают сами? – Это не просто рабское отродье, – ангбандец ухмыльнулся и качнул головой. Ровно в этот момент во двор заводили закованных в кандалы и колодки пленников. Числом их было немного более десятка. Облачённых в доспехи вооружённых конвоиров уруков наблюдалось куда больше. С первого же взгляда Майрону стало ясно отчего. – Эльдар? – Нолдор, – со значением и уловимым торжеством в голосе поправил Бурхмут. – Хотя, там есть и кое-кто из прежних лесных, но их едва ли теперь отличишь друг от друга. Все бывшие подданные короля Фелагунда. Но нет... От лесных эльфов нолдор отличались не только внешне. Даже не цветом волос – головы и у тех, и у других пленников были одинаково уродливо обстрижены, а оставшиеся клочки от грязи и крови потеряли свой изначальный цвет; и не куда более высоким ростом – под тяжестью усталости и боли, тянущего к земле веса железных колодок, согбенными горбунами выглядели все. Побагровевшие руки одинаково потемнели от мороза и застоя крови, от одежд остались почти неотличимые друг от друга рваные лохмотья, а чёрные от побоев и запёкшейся крови лица с заплывшими веками одинаково были опущены к земле. Избивали пленников явно не единожды, прицельно и нещадно, явно пытаясь затушить страшный многим Свет Благословенного края в упрямых серых глазах. Но он оставался – незримым покрывалом окутывал тех, кто когда-то видел его воочию, проницал своим золотисто-серебряным сиянием их феар, вплетался в саму суть мыслей и чувств, преумножался, питаемый неугасимым внутренним душевным огнём. Порой казалось, что когда все нолдор-изгнанники сойдут в обещанные проклятьем Намо Чертоги мёртвых, запертого в Бездне неизменённого Света Древ окажется больше, чем где-либо в самом благом Амане. Отогнав излишние в данный миг мысли, Майрон вернулся к последним слышаным им словам. – Бывшие подданные? – переспросил он, снова возвращаясь глазами к дорожной бумаге в руках. Но на сей раз расчёт не оправдался, Бурхмут никакой особой осведомлённости не обнаружил: – Теперь они бывшие подданные всем, кроме каменоломен Ангамандо и рудников. Так вот, ближе к делу. Суть в том, Гортхаур, что сейчас мне их вести куда-то не с руки. Мне стали известны кое-какие возможные секреты, я и хотел бы проверить их в деле. В твоих подземельях ведь найдётся парочка надёжных темниц? Этих тварей всего семнадцать. Двое-трое их них, быть может, скоро и сами сдохнут. И всё же… мне бы не хотелось, чтобы моих пленников у тебя сожрали с потрохами. Вдруг ещё придётся что-то уточнять у них. Поэтому распорядись, пусть им подберут камеры с крепкими дверями. – Кажется, у Каргахта слишком длинный язык… – Э-эй, с Каргахтом вы разбирайтесь сами. Я же просто прошу поберечь мне пленников до возвращения. Если не пригодятся, обещаю, отдам тебе. Скормишь своим зверям хоть всех разом, хоть по кускам, мне уж нет дел до твоих здешних развлечений. – Вот как? И такое уже сказывают? – спросил Майрон, всё отчётливее ощущая набегающие на разум волны, сотканные из переплетений чужих чувств. Усталость, подозрительность, тревога – люди-дружинники Бурхмута. Злость, недоверие, подозрение, раболепный страх – пришедшие с отрядом уруки. Пленники, согнанные в плотную группу посреди заснеженного двора, слышались ярким сгустком ужаса, боли, отчаяния, отвращения и ненависти. «Бывшие или даже нынешние подданные Финдарато. Как же это некстати!» Майрон сделал знак одному из своих подчинённых. – Нынче освободились несколько казарм в наземном крыле, Бурхмут. Свет Анора в эти месяцы над Сирионом обычно скрыт тучами, даже мои орки притерпелись. Такое скудное жильё твоим воинам сгодится? – Вполне. Они привычные, а баловать их не стоит, – ответил ангбандец. – Была бы похлёбка, очаг, да крыша над головой. Постели и то покажутся за роскошь. Но нескольких своих людей я желаю разместить в гостевых покоях неподалёку от своих. «Что ж. Ожидаемая прихоть. Теперь нужно установить отдельное наблюдение за этими гостями…» – Коли желаешь, там и разместятся. И постели им найдутся, и даже одеяла, – Майрон перехватил взгляд дожидавшегося приказов слуги и, подманив его, распорядился: – Подготовьте гостевые комнаты. Пленников – на попечение Кагиру. Пусть запирает в дальнее крыло, подальше от чужих глаз. Распоряжения об обработке обычные. Пленники представляют ценность, пусть это тоже будет донесено до всех ушей. Наказание для ослушавшихся моего приказа неизменно. – И каково же неизменное наказание? – поинтересовался Бурхмут будто бы лишь из одного любопытства. Майрон усмехнулся. – Обычное. Провинившийся отправляется в клетку к варгам. Так что насчёт обеда, Бурхмут? Сегодня у меня к столу отличное мясо. – Мне могло бы показаться, что ты вовсе не был рад меня увидеть, – негромко шепнула Тхурингветиль, когда она рука об руку с Майроном поднималась в накрытый к обеду гостевой зал. В отличие от других гостей, идущих следом, путь Тхури знала наизусть и при необходимости смогла бы найти с закрытыми глазами. – Скажем так… не ожидал, – ответил он. Тхури покачала головой и задумчиво накручивала локон длинных волос на палец. – Мы нехорошо расстались. – Ждёшь моих извинений? – он счёл разумным сейчас следовать её игре до конца. – Нет, не жду, – куда жёстче ответила Тхури, убрав из голоса несвойственную моменту томность. – Я-то как никто другой знаю: любой волк метит территорию, которую считает своей. От тебя за милю несёт смертной девицей. Мог бы прямо сказать мне, что претендуешь. И не было бы ссор. – Вижу, ты тоже не скучала, – Майрон едва заметно наклонил голову в сторону плеча Тхури, за которым неотступно следовали её две служанки. – Последовала одному совету, оказавшемуся удачным, – Тхурингветиль улыбнулась краешками губ и несколько помедлив, скользнула узкой ладонью под локоть Майрона. – И я не желаю, чтобы между нами в расставании оставались острые и злые осколки… Он усмехнулся. – Ну, нет уж. С Сильмариллами – это не ко мне. Тхурингветиль в ответ звонко рассмеялась, уже с привычной уверенностью опираясь на его руку. – О, да, буду честной, я по тебе скучала. По твоим невообразимым выходкам! – она прильнула нежной щекой к его плечу, казалось бы, не замечая ярой волны ревности, поднявшейся из-за её спины. В затылок Майрона упёрся откровенно буравящий взгляд темноволосой аданет. Какая злая девочка! За накрытый стол в парадно украшенной гостиной уселись трое майар и пятеро эдайн из числа дружинников Бурхмута – то ли телохранители, то ли ближайшие сподвижники. Что вероятнее – всё сразу. Четверо людей сразу сгрудились у дальнего края стола. Участие в беседе они вряд ли собирались принимать. Последнего из пятёрки сопровождающих, молодого истерлинга, Бурхмут самолично усадил по левую руку от себя. Темноволосая служанка Тхурингветиль за стол не села – осталась стоять за креслом своей госпожи. Покорная светловолосая пленница безмолвно опустилась на пол у ног Тхури. Потянувшиеся слуги бесшумной вереницей подносили к столу блюда и корзины с виными бутылями; добавили и зажгли ещё свечей. Полумрак раннего зимнего вечера отступил, светлые своды бывших эльфийских палат озарились своей прежней красой. Даже угрюмые воины-северяне как-то по-особенному поглядывали на искусно выполненные стенные фрески кисти живописцев нолдор, на мраморные рельефы, рождённые из камня властью резца мастера, на высокие витражные окна, которые превращали проходящий через них тусклый зимний свет в мягкий и золотистый. – А ты ведь ценишь эти эльфийские красоты, – заметил развалившийся в кресле Бурхмут. Между сменой блюд он сыто оглядывал убранство гостевого зала. – Коли сохранил здесь всё без изменений, не дав запоганить пришлому орочью. – Прежде всего я ценю свои удобства. И да, красоту я тоже ценю, – подтвердил Майрон, покачивая перед лицом хрустальным бокалом с золотым обрамлением, в котором должное время томилось благоуханное эльфийское вино. – Шелка и роскошь одежд, вкусную еду. А почему я не должен этого любить? На это существуют какие-то запреты? – Избаловался же ты в своём блаженном Валиноре, – фыркнул Бурхмут и подцепил с серебряного блюда баранью ногу. – Золотые одежды, сладкие вина, шелка… Кто возводил этот замок, напомни-ка мне? – Арфинги. Братья Артаресто, Ангарато или Фелагунд. И вина у них в самом деле сладкие, попробуй сам и убедись. – Это да, – согласился Бурхмут, запивая мясо вином из кубка. – Не чета прочим помоям. Порой я думаю, что эльфов стоило бы оставить жить ради их виноградников. Может и нужно будет так поступить. Пусть живут и трудятся где-нибудь на юге. Если, конечно, прежде они сами друг друга не перережут. – Когда же наступит это благодатное время! – вставила Тхурингветиль с гримасой неприязни на прекрасном лице. – А я бы на такое посмотрела. Но вовсе не желаю ждать столько же, столько уже ждала! – Власть привлекает сильных, – возразил Бурхмут. – Из-за неё ссорятся даже дивные. А коли все они сбились по укромным норам, грызня взаперти их же и погубит. Дортонион уже весь наш, – похвастался он Майрону. – Так поделись свежими новостями, – попросил Майрон. – Сидя тут, я рад послушать не сплетни, а именно новости из первых уст. Что слышно с эльфийских границ и брошенных ими земель? – Только слухи о непорядках в скрытых королевствах, – подёрнула плечами Тхурингветиль и посмотрела на Бурхмута с раздражением во взгляде, словно продолжая какой-то давний спор, многократно ведомый между ними двумя. – Но такие сплетни давно ходили, и они неинтересны. И вряд ли они подтверждены чем-то существенно. – Чушь! – провозгласил Бурхмут, опрокидывая в себя остатки вина и указывая слуге вновь наполнить кубок. – Слухи слухами, но власть их явно дрогнула. Пока вожди эльдар ссорятся из-за места на троне, мы успешно двигаем наши войска на юг. Хочешь новостей, Гортхаур? Теперь мы продвинулись намного дальше Тейглина! Почти не встречая сопротивления. Все нолдор Нарготронда спешно бежали к своему скрытому городу, побросали дома, селенья и посевы. Они оставили после себя только слабаков вроде так, кого мы захватили в плен. И тут нам повезло! Среди пленников оказались летописцы. Каргахт давно всем талдычит, будто Гондолин расположен на востоке. А я вот всегда был уверен, что он где-то западнее. Сыновья Финголфина вряд ли осмелились бы сильно разделяться. Тайный город куда ближе, чем мы предполагали. – Так ты напал на след Гондолина? – Может быть, – ухмыльнулся Бурхмут. – Но, чтобы убедиться в этом, мне нужно месяца четыре. Или чуть больше. К весне станет ясно, отправимся ли мы штурмовать крепость нолдорана, или разграбим забитый драгоценностями город его младшего братца. – Тогда стоит выпить за скорую ясность в делах! – Майрон значимо поднял кубок. – И что же ты узнал? Бурхмут отпил вина, откинулся на спинку кресла и прищурился. – Эред Ветрин, – сказал он коротко. Майрон не донёс кубок до губ. – Полагаешь, Гондолин там? – Расскажи ему, – вдруг вмешалась Тхурингветиль. – Майрон часто бывал в Тирионе Амана. Он близко знаком со всем этим королевским сбродом. Пусть тоже скажет, что об этом думает. – Вы что же, раздобыли тайные карты Гондолина? Или описания города в летописях эльдар? – Последнее, – решился Бурхмут, явно взвесивший «за» и «против». – Летопись повествовала о гибели гондолинской принцессы, сестры Тургона, дочери Финголфина. – Ириссэ Ар-Фэйниэль? «Я и не знал, что она погибла…» Пусть и дочь королей нолдор, пусть и дочь проклятых Владыками изгнанников, в первую очередь Ириссэ была и оставалась женщиной. Ни лука, ни меча против собратьев-теллери в Альквалондэ она не поднимала. Майрон знал это достоверно. Однако и её настигла отсроченная кара Запада, павшая на весь народ восставших бунтарей. Проклятье Мандоса выследило жертву даже в благополучном, казалось бы, сокрытом от бед и врагов Гондолине. Что же это? Все до единого нолдор обречены на смерть без единого шанса на прощение? Даже неповинные? Таково есть понимание Валар своей задачи Владычества над Спетым миром? – Она умерла в том самом Гондолине, – будто отвечая на мысли Майрона, отозвалась Тхурингветиль. – Раньше считалось, что город полностью сокрыт, но, видимо, эти слухи не такая уж правда. История о принцессе ведь как-то выбралась за тайные стены… – Пленные нолдор поведали, что летописные записи были сделаны с копии письма, некогда посланного Тургоном с гонцом в Хитлум, к своему отцу нолдорану, – пояснил Бурхмут. – В письме Тургон рассказал, что его сестра-принцесса покинула скрытый среди горных цепей город, сбежала от сопровождающей её свиты и устремилась куда-то на юго-восток на встречу с любимым златовласым кузеном… Но, едва спустившись с предгорий, заблудилась в большом древнем лесу и встретила там охотника из синдар, который позже стал её мужем. Помню, Мелькор как-то упоминал о крепкой дружбе между Вторым и Третьим Домом нолдор. Речь будто бы даже заходила о возможной помолвке между дальними родичами. – Любимый златовласый кузен принцессы, живущий где-то на юго-востоке – это, должно быть, король Фелагунд, – пояснила Тхурингветиль. – Синдар в тех краях живёт немало. Но большой древний лес рядом с горной цепью лишь один… – Лес Нуат… – на выдохе проговорил Майрон. Бурхмут высоко воздел над головой кубок, будто и не обращая внимания на то что вино выплеснулось ему на пальцы и стекает под рукав. – Именно. Лес Нуат. И вот тут всё сошлось! Я был прав. Тургон не стал бы убегать и прятаться далеко от владений своего отца и старшего брата! Он выбрал для своей норы безопасное укрытие. С северо-запада подходы к городу охраняют эдайн Дор-Ломина, а с юго-востока их до недавних пор защищали нолдор Нарготронда. В летописях упоминается, что в городе всего один вход. Гондолин будто нарочно построен, чтобы быть осаждённым. – И всё же в Эред Ветрин немало перевалов, – по некотором размышлении заметил Майрон. – А что до неизвестных седловин, не нанесённых ни на одну карту, их и вовсе никто никогда не считал. – Я и сосчитаю, – ухмыльнулся Бурхмут. – А Тхури мне поможет. – Не за спасибо. Я надеюсь получить свою часть награды, – не преминула вставить Тхурингветиль. – Да, да, – Бурхмут обратился к Майрону: – Так что ты думаешь? Похожи мои догадки на правду? – Я не держал в руках эти летописи и сам не слышал допросов твоих пленных. Но если всё в них именно так, как ты говоришь, то да, это очень похоже на правду. Расхохотавшись, Бурхмут провозгласил новый тост за удачу, благоволящую храбрецам. Майрон ответил полуулыбкой, тоже приподнял кубок и пригубил вино. Сам он полагал поиски Гондолина в горах Эред Ветрин более чем бессмысленными. Пленные воины нолдор не выдали бы тайн даже под пытками, явив потрясающую стойкость, но книжники того же народа могли обнаружить не менее выдающуюся хитрость. В памятные Майрону давние времена за Морем Ириссэ не водила особенной дружбы с кузенами Третьего дома, и никогда не отдавала своё сердце Финдарато. А вот с другим кузеном, Тьелкормо Феанарионом, своевольную и свободолюбивую Ириссэ как раз связывала нежная дружба и страсть к свободе и приключениям. Не к златовласому, а к светловолосому своему родичу она, скорее всего, спешила, вырвавшись из оков запретного города. И, если речь в летописи шла о временах правления Нолофинвэ, то именно на юго-востоке от Эхориата, в Химладе, до Дагор Браголлах жил Тьелкормо Туркафинвэ. Всего одно неправильно толкованное слово пленного летописца, и вот итог: не тот родич, не тот лес, а поиски Гондолина уже ведутся более чем в ста милях к западу от искомого. Хорошо бы разузнать, кто из этих несчастных пятнадцати тот самый хитроумный книжник до следующего лета и успеть подарить смелому нолдо быструю и лёгкую смерть. За окнами быстро стемнело; витражные окна уже не пропускали внутрь дневной свет, и слуги принесли побольше свечей, закусок и вина. Пьяные и сытые гости-эдайн привечали продолжение пира своеобразными выкриками на удручающей слух смеси талиска и тёмного наречия. Тхурингветиль отвлеклась от разговора, чтобы покормить связанную служанку со своих рук. Майэ подносила собственный кубок к губам девушки, мягким шёпотом приказывая ей осторожными глотками отпивать сладкое вино. Судя по затуманенному взгляду и вялой покорности, светловолосая пленница неизменно пребывала во власти чародейского морока. Майрон не сомневался, что глухая одежда аданет скрывает под собой многочисленные укусы, усыпавшие тело, – и свежие, и уже зажившие. Молодой истерлинг, спутник Бурхмута, напротив, наслаждался пиром с искренним воодушевлением юности. Он угощался, много пил, хмыкал и усмехался в ответ на какие-то оклики и подначки со стороны других эдайн. За весь вечер он не проронил ни слова, но, судя по блеску чёрных глаз и их быстрому внимательному движению, ни одно слово из беседы, ведомой между тремя майар, не миновало его слуха. Майрон всерьёз задумался над тем, какую службу юный воин нёс при своём господине. Телохранитель? Оруженосец? Вряд ли обычный герольд, да и для ответственного заместителя слишком ещё незрел годами и недостаточно значим. Скорее всего и первое, и второе, всё понемногу, плюс ещё и третье, решил он, незаметно наблюдая за довольно раскованным поведением адана. Свои догадки Майрон решил подтвердить, не мудрствуя лукаво. – Кто твой юный спутник, Бурхмут? Ты его не представишь? – Мой ученик. Хартханна. Из восточных эдайн. Кстати, о тебе он тоже наслышан, – довольно осклабился Бурхмут, протянул руку и с нарочитой небрежностью потрепал молодого воина по плечу. – Не только. Мальчик на многое способен, – ввернула Тхурингветиль с плотоядной усмешкой. – Не первый он уже ученик на моей памяти, ведь так? – Таков вечный порядок. Ученики рано или поздно покидают своих наставников, – Бурхмут встряхнул головой, откидывая с глаз упавшие на лицо волосы, поднял руку повыше и с нежностью оглядил пальцами изгиб гладкой безбородой щеки истерлинга. – Так делала и ты, Тхури. Так и Гортхаур покинул своего Ауле. Да и я сам когда-то тоже ушёл от Оромэ. – Ты служил Оромэ? – заинтересовался Майрон. – А, кстати, да, – заговорила Тхурингветиль. – Я уже давно хотела расспросить тебя о землях далеко на востоке. О тех, куда наведывался Вала-Охотник, чтобы обнаружить юных квенди… Майрон изумлённо вскинул бровь. – Неужели ты был вместе с Оромэ, когда тот впервые нашёл легендарный Куивиэнен? – Что? Нет. Свиту Охотника я оставил гораздо раньше, ещё во времена Алмарена и Светильников. Я не помогу тебе с теми поисками, Тхури. Ничего о них не знаю. Да и не вижу смысла искать что-то далеко на востоке. Если там вообще что-либо осталось. Майрон поглядел на Тхурингветиль. – Ты не отказалась от своих планов? – Это вполне может подождать до времени, – она взмахнула рукой. – Сейчас нам куда важнее другой восток. Который поближе. Химринг, например. – Пусть его! – возразил Бурхмут. – Для сегодняшней беседы Химринг тоже может подождать. Нечего припоминать за столом этих тварей. Не сегодня. Не за бутылью славного вина. – Пожалуй, я поймаю тебя на слове, – заметил Майрон. – Мне интересны новости оттуда. Соглядатаи Нирбога давно не приносили ничего полезного. – Да? Тогда расскажу, что знаю. Но не сегодня. Завтра, – затуманенные винным паром мысли Бурхмута уже свернули на другую тропку; нежно поглаживая ладонью щёку своего ученика, он обернулся и поймал взгляд Майрона. – Что, приглянулся тебе Хартханна? Я могу позже послать его к тебе для обучения, если ты захочешь. Он и сам давно проявляет к тебе интерес… Брови Майрона чуть дрогнули, приподнимаясь; он заметил, как чёрные глаза истерлинга с обескураживающей смелостью привлеклись к его лицу. Мало кто мог выносить его прямой взгляд... Тем более, смертный. – И что же он знает обо мне? – впустив в свои слова опасную мягкость, осведомился Майрон. – Я знаю, кто ты. Гортхаур Жестокий, – в голосе истерлинга слышался едва уловимый акцент. На квенья он говорил правильно и бегло, кстати, не только по меркам эдайн. Выговор его сделал бы честь и лесным эльфам. Имя на синдарине тоже было исполнено удивительно красиво. Бурхмут усмехнулся и одобрительно покивал головой: – А знаешь ли ты, ученик, за что Гортхауру дали его титул? И кто? – Эльфы нолдор. За то, как он внезапно без жалости изгнал их из этой крепости и земель. Он наслал в ночи волколаков с красными глазами и ужасающую Тьму… – Любит эльфийские байки, что тут! – почти добродушно посетовал Бурхмут. – Нет, Хартханна. Жестоким Гортхаура прозвали в Ангамандо. Прозвали сами же Айнур. Многие из них были действительно испуганы некоторыми его деяниями и устрашились тогда. Майрон сжал зубы, при этом стараясь не выдавать чувств за непроницаемым выражением лица и неизменной лёгкой улыбкой. Его руки свободно легли на подлокотники кресла, оставаясь расслабленными. – Как-то раз Гортхаур пришёл в ярость и спалил полную темницу пленных квенди. Их было там около сотни. Сам я не видел то бушующее белое пламя, настолько жаркое и яростное, что в одно мгновение расплавило гранит. Зато я видел позже оплавленные стены. Камень… точно растаявший от жары кусок масла. И вплавленные в скалы обугленные кости… и черепа, – Бурхмут глубокомысленно кивнул, будто подтверждая таким способом свои слова, обернулся и снова посмотрел на Майрона. – В другой раз он подчинил своей воле целую армию разгневавших его тупиц орков. Все они, как один, в одночасье выхватили мечи и разом намотали на клинки кишки друг другу. Один момент. Тысяча смердящих трупов. Вот с тех пор его и стали называть Жестоким. Пальцы Майрона резко стукнули по резному дереву подлокотника; он вдруг ощутил, что в зале воцарилась мертвенная тишина; любой внезапный звук сейчас показался бы слишком громким. Тхурингветиль отмерла второй; изящно изогнувшись всем телом, она поднялась из кресла: – Пожалуй, я уже проследую в свои покои. Мои служанки утомлены после долгой дороги, и я бы сама хотела переодеться и умыться. – Твои комнаты готовы и ждут тебя, – ровно отозвался Майрон и продолжал, обращаясь уже к Бурхмуту: – Этим моим поступкам были свои причины, которые ты, конечно, хорошо помнишь. – Ну, разумеется. Я не говорю, что это было неистовство безумия, – широкая улыбка не покинула тонких губ ангбандца. На лице истерлинга застыло неясное выражение: среднее между ошеломлением и неверием. Но Бурхмут продолжал: – А ещё я припоминаю, как однажды сразу пятеро глупцов майар решили бросить тебе вызов. О, Хартханна, то был действительно славный поединок! Хотя сам я его полностью не застал. Скажу только, что раскиданные по его окончании оторванные конечности раз и навсегда высекли искру разума в головах других бездумных. Которые мнили себе, будто они могучи и сильны. Так Гортхаур окончательно обрёл свой титул – Жестокий. Но я-то думаю, в тот день ты был поистине великолепен. Майрон. Майрон неожиданно рассмеялся в голос. – Какие похвалы, дорогой мой гость! Я польщён, право слово! Заслужил ли я их? – Ещё он может обращаться в огромного волка, – невесть зачем продолжал гнуть своё Бурхмут. – И, как говорят, в таком облике способен разорвать любых врагов на мелкие клочки. Думаю, по силе среди Айнур Ангбанда ты третий, Гортхаур. После самого Владыки и Готмога. Хотя, уже не знаю. Возможно и второй. – Так отчего же ему не выйти против проклятых захватчиков нолдор? – воскликнул истерлинг. От кипящего волнения в его голос проник режущий ухо акцент, разом исказивший певучую речь Высоких эльфов. Бурхмут, будто бы, собиравшийся ещё что-то добавить, прихлопнул рот. – Однажды это случится. Когда пробьёт час, назначенный нашим Повелителем. Когда вся сжатая в кулак мощь Севера единым порывом прокатится по миру, насаждая новый порядок … – Достаточно! – резко возвысила голос Тхурингветиль. На её лице мелькнуло редко виданное выражение – растерянность и тревога. – Хватит! С чего такие откровения смертному, Бурхмут? Да и не только ему! – она словно лишь сейчас заметила, что в гостином зале достаточно других глаз и ушей. – Ты права, – согласился Бурхмут. – Это всё эльфийское вино, оно коварно! – он нехотя поднялся из-за стола. Пятеро его дружинников с неловкой замешкой, пошатываясь, последовали примеру господина. – Слуги покажут вам покои, – подсказал Майрон, не вставая с кресла. – Благодарю за гостеприимство, – ангбандец склонил голову в знак признательности, а затем наклонился ближе к лицу Майрона и добавил едва слышно, полным вина шёпотом: – И я был бы рад увидеть тебя, если ты вдруг решишь посетить меня визитом. Впрочем, зачем тебе приглашения? Вряд ли здесь я смогу тебе что-то запретить. Внутри своих пределов ты действительно всевластен…