Час первый. Тол-Сирион

– Нельо? – Я здесь. Макалаурэ Канафинвэ Феанарион толкнул приотворённую дверь и шагнул в полумглу за ней. Шторы на узких окнах во всём зале были плотно задёрнуты, хотя даже будь это иначе, освещению мало бы помогло – снаружи над холмами Химринга уже сгустилась долгая зимняя ночь. Зал совещаний освещали только несколько свечей – большинство из них горели в большом медном семисвечнике у дальнего края комнаты. Там во главе длинного овального стола, во внушающем уважение своими размерами глубоком кресле, сидел старший из Феанорионов, лорд и правитель крепости Майтимо Нельяфинвэ Руссандол, среди племён Белерианда более известный, как Маэдрос. Камин, утопленный в стене за спиной Майтимо, был мёртв и тёмен. Остановившись в шаге у порога, Макалаурэ зябливо передёрнул плечами под плащом тяжёлого алого бархата и поёжился. В давно остывшей или даже вовсе нетопленной с самого утра комнате было ощутимо холодно, однако его брат как будто бы не замечал подобных неудобств. – Опять сидишь в одиночестве и мёрзнешь? – осведомился Макалаурэ, притворил за собой дверь и направился вдоль длинного стола и ряда пустующих кресел. Каменный пол зала отозвался неожиданно громким звенящим эхом его шагов – мраморное переплетение прожилок серого, розового, бежевого и чёрного, навсегда пойманное и затворённое в общем белом сосредоточии. С древнейших лет Дом Феанора строил свои крепости из мрамора. Мрамор украшал их дома в Тирионе – чистейший белый мрамор из каменоломен с верховий Туны; для крепости Форменос их отец выбрал чёрный с золотыми прожилками камень, из северных месторождений. Воздвигая крепости здесь, в Химринге, Майтимо упрямо продолжал традицию – но на востоке Средиземья пока находили лишь смешанный мрамор – точно белое молоко с упавшими в него и расплывшимися по поверхности каплями крови и чернил. Случайное прикосновение ладони к ледяной каменной столешнице заставило Макалаурэ отдёрнуть руку. – С твоего позволения я всё же разожгу огонь? Можешь, конечно, и дальше продолжать мёрзнуть, только зачем это делать зря? В камине нашлось достаточно дров, соломы и щепок для розжига. Макалаурэ заметил даже несколько смятых обрывков бумаги с чертежами. Нескольких минут достало, чтобы к арочному каменному своду очага взметнулись первые языки пламени. Макалаурэ потянулся за кочергой, поправил дрова, чтобы дать огню разгореться посильнее. Одновременно он поймал себя на мысли, что за не столь важными хлопотами только тянет время. Нарочно. Как начинать этот разговор с братом, он не очень-то хорошо представлял. В очаге затрещало пламя, и полумрак, спугнутый светом, прянул к стенам. Хранящий неподвижность Майтимо словно бы отмер наконец. Он шевельнулся в кресле, меняя положение тела; правая рука, прежде опиравшаяся на локоть, легла на столешницу с гулким стуком металлической ладони. Этот звук заставил Макалаурэ отвести взгляд от огня, вернуть кочергу в подставку и пройти к своему креслу по правую руку от брата. Садиться при этом он ещё не спешил. Нельяфинвэ медленно поднял голову. Отсветы играющего за спиной огня блуждали пламенными искорками по рыжим волосам старшего из феанорингов. Фибула на плаще поверх красных одежд сверкнула восьмиконечной алмазной звездой. – Благодарю, – прозвучал его глубокий, немного хрипловатый голос. – Думал разжечь раньше, да как-то руки не доходили. Макалаурэ только молча кивнул. Объяснения и не были особенно нужны – достаточно уже времени оба брата прожили бок о бок, чтобы успеть изучить все привычки друг друга вплоть до мельчайших. Обыкновение Нельо уходить в решение какой-нибудь задачи с головой он помнил ещё со времён своих младых лет в Амане. Многих эта особенность Майтимо очень раздражала. – Тебя нашёл Тоньо? Я отправил его за тобой с час назад. – Нет, – в голосе Макалаурэ мелькнуло лёгкое удивление. – Видимо, разминулись. Я пришёл по другому поводу. А ты зачем хотел меня видеть? Майтимо отвёл в сторону живую руку, и Макалаурэ разглядел, что на столе перед его братом лежат разрозненные листки и свитки, исчертанные быстрыми рукописными строками. Почерки были разными, на свитках ещё остались следы сорванных восковых печатей. Три верхних свитка – совсем узкие и короткие, такие письма переносили быстрокрылые почтальоны, сойки. Срочные послания? Откуда столько? Давя в груди невесёлый вздох, Макалаурэ переставил семисвечник ближе к себе, чтобы свет падал на стол более равномерно, и сел в своё кресло, уже догадываясь, что вести, принесённые им, похоже, не станут такими уж неожиданными. Угрюмые складки в углах рта Майтимо и глубокая морщинка между бровей это подтверждали. В глубине души Макалаурэ даже ощутил нечто похожее на облегчение. Пусть так. – Откуда письма? – От младших братьев, – с невесёлой усмешкой ответил Майтимо, и поправился, уточнив: – С Амон Эреб. Это, – он взял в левую руку один из коротких свитков, – от близнецов. А это – от Карнистира. И ещё один, следующей птицей – тоже от него. Чтобы я… лучше прочувствовал его точку зрения, наверное. А то, кажется, у кого-то создалось мнение, будто с некоторых пор я ослаб головой. – Это же Карнистир, – не смог не улыбнуться Макалаурэ. – Но что побудило их вдруг забросать тебя письмами? – Сперва я и сам никак не мог взять в толк, – Майтимо расправил смятый свиток. – Это больше походило на то, что кто-то сошёл с ума. То ли они, то ли я сам. Вот пишут близнецы… Да так, что я точно наяву слышу их пронзительные голоса прямо в ухо: «Нельзя идти на поводу у Третьего дома!», «Клятва, данная нашему отцу – это святое!», «Не посрамим честь дома Феанаро, одолеем Врага и вернём похищенные Камни!» Как будто я их на привязи держу! Клятву рвутся исполнять – так вперёд! – Майтимо в гневе хлопнул по столешнице ладонью, а потом провёл нервными пальцами по лбу, по давнему, уже побелевшему шраму над бровью. – Карнистир высказался чуть более ясно. Даже дважды. Суть его… хм… писем свелась к тому, что не стоит потомкам Феанаро пятнать свою честь дружбой с другими Домами. Ибо все они предатели. Дальше, слушай: «Тьелкормо и Куруфинвэ поступили совершенно верно, и я бы сам лучше не поступил…» Тоже припомнил мне Клятву отца. «Все, кто осмелятся стать между Домом Феанаро и Камнями, должны быть подвергнуты неминуемой каре!» В этом месте он напомнил мне Моринготто… – закончил Майтимо совсем уж глухим голосом и с кривой гримасой, замглившей его обычно невозмутимое лицо. Повисла долгая неудобная тишина. – Мы все давали Клятву, Нельо, – напомнил Макалаурэ как можно более мягко. – И повторили её вновь, когда умирал отец... – Я это помню! – резкий голос Майтимо обрушился с твёрдостью боевого топора гномов. – Незачем повторять! Или ты тоже считаешь, что я стал слабеть разумом? Так вот… В письме Карнистира впервые прозвучало слово «Нарготронд». Итак, я обнаруживаю, что важные вести из скрытых пределов нолдор попадают к нам через третьи руки. С опозданием. А почему с таким апломбом, будто во всём виноват лично я? Макалаурэ поколебался и достал из кармана свиток, ладонью отвёл со лба спадающую прядь чёрных волос. – Я не буду их ничем оправдывать, Нельо… – он вздохнул. – Это письмо я тоже получил сегодня. Майтимо хватило одного взгляда на начертанную над сорванной печатью надпись. – Письмо на твоё имя? Не на моё! – он быстро пробежал глазами по первым строчкам, и лицо его потемнело, губы сжались в твёрдую линию. Дочитав письмо до конца, он швырнул его на стол, прикрыл лоб и глаза ладонью и устало повалился на спинку кресла. – Кано, как я могу надеяться объединить вместе силы народов эльдар, эдайн и наугрим и отразить общую угрозу Моринготто, когда вот так поступают мои родные братья? – он махнул рукой в сторону стола. – Почему они не могли отослать в Химринг открытое послание? Срочное? И сразу? Зачем понадобилось долго таиться и сговариваться с младшими за нашими спинами? – Они и сами были растеряны, – без особой уверенности уронил Макалаурэ. – И даже испуганы, я бы так сказал… – Правда? Ты сам-то читал письмо, брат? – Да. И вовсе не обрадовался этому чтению. Кузен Финдарато швырнул венец и отказался от своего правления. Ушёл за нашим Камнем. Во исполнение клятвы какому-то смертному… Безумие! Эту его клятву наши братья справедливо посчитали мерзким оскорблением Клятвы нашего отца… – Я читал эти слова! – возвысил голос Маэдрос. – Но разве я увидел только это? Вот тут говорится… – он схватил письмо и нашёл глазами нужное место. – «…в середине осени…» А сейчас к концу идёт первый месяц зимы! Почему вести дошли так поздно? Почему Тьелко и Курво не остановили кузена, не отговорили от безумной затеи? Так как ты прав, это не что иное, как безумие! Почему они не связались со мной? Разве не в этом самом зале мы с ними вели беседы про наши отдалённые планы? О том, что когда настанет время, нам понадобятся все накопленные силы Нарготронда и Гондолина? Все силы союзников! Наугрим, племён эдайн и Хитлума! Если мы действительно когда-нибудь надеемся разгромить Моринготто! – Финрод сам сделал выбор, как я понимаю. Теперь на трон Нарготронда взошёл Артаресто. Наши планы никак не пострадали! Силы королевства сбережены и по-прежнему сокрыты. И… я не знаю, как бы поступил я сам, – совсем уж негромко добавил Макалаурэ. – Окажись я на их месте… Финрод мог поступать опрометчиво и порою сгоряча... – Да, брат, – по каменной столешнице лязгнули пальцы металлической руки Майтимо. – А скажи-ка, ты ещё помнишь те слова Намо, которыми он сопроводил нас из Благословенного края? «…от предательства брата ли братом или от боязни предательства между братьями всё начатое вами во имя добра завершится лихом…» Ну и что думаешь? – металлические пальцы с невыносимым лязгом стукнули в расправленный свиток на столе. – Теперь-то… На долгие минуты в комнате стояла тишина, нарушаемая только треском прогорающих поленьев. По полу со скрипом проехала ножка кресла. Майтимо пошевелился, расправляя затёкшие плечи. – На трон Нарготронда, конечно, сядет Артаресто, – продолжил он. – Но и ты, и я прекрасно понимаем, как всё будет на самом деле! Артаресто слаб! Он не имеет власти и не дружен с нужными союзниками. Наши братья не вернули утраченный ими Аглон. Они разгневаны. У них достаточно дружины и влияния в Нарготронде. Я радуюсь только тому, что Карнистир сейчас не с ними. А вот теперь подумай, что ждёт нас дальше? Почему у Тьелкормо не хватило догадливости просить кузена хотя бы повременить с таким решением? Попридержать этого смертного в узде? Прежде мы могли бы списаться и всё подробно обсудить! – Ты что же, намеревался столковаться о делёжке Камня? – изумлённо вопросил Макалаурэ. – Речь ведь идёт о наследии нашего отца! Майтимо издал хриплый смешок. – А не рановато ли ты собрался что-то делить? И вот! – палец стальной руки ткнул в одну из строчек проклятого письма. – Читай: «Замешаны Тингол и Дориат». Это, конечно, предположения самого Куруфинвэ, хотя он ясно даёт понять, что смертный заявился в Нарготронд именно из Дориата! И тут я с ним согласен в подозрениях. Зачем бы адану понадобился вдруг Камень, скажи? Смертные в жизни не видели ни Света, ни Звёздных Камней нашего отца! Так кому принадлежала эта идея? О, Кано! Слаб головой здесь не я. Смотри теперь на получившийся расклад! Какой-то самозваный адан во всеуслышание призвал нолдор в поход на Ангамандо, будто своих вассалов! Народ Нарготронда в одночасье выступил против власти законного короля! А кузен Финдарато, любимейший родич наших родичей, друг королей Гномов и вождей Людей, сам отправился в лапы к Врагу! Изгнанный своим народом. Без поддержки. И это в преддверии будущего военного Союза, который должен объединить наши силы перед лицом угрозы с Севера! Теперь видишь? Кого потом обвинят во всех этих бедах, когда с птицами вести долетят до наших союзников? Вернее, кого удобнее будет обвинить? – Мы могли бы отправить срочные послания нашим дозорным постам и разведчикам, – растерянно проговорил Макалаурэ. – И Финдекано, в Хитлум. Королю Второго Дома! Если получится, они ещё успеют перехватить Финдарато на полпути! О, это безумие… Нельо! – Вовремя же ты вспомнил о нолдоране! Огонь в горне, брат, нужно было разводить ещё два месяца назад! Теперь упущено драгоценное время. Тьелкормо не пишет даже предполагаемый путь Финрода. Но вряд ли бы он двинулся к Северу через Аглонское ущелье. И вряд ли стал бы перебираться через Дортонион и Горгорот. Он мог пойти западной дорогой в Хитлум, а потом перевалами перейти через Эред Ветрин. Но мог двинуться и через ущелье Сириона… – Но… Нет! Ущелье Сириона ныне под неослабным надзором прислужников Моринготто! – Однако те места он хорошо знает, – Майтимо вытащил из груды листов ещё один короткий свиток. – А теперь посмотри это. Послание от наших разведчиков. Хотя источник сведений довольно сомнителен. Кто-то из верных нам эдайн побывал недавно в Дортонионе, где ещё кочуют беглецы и партизаны. Оттуда почерпнул один слух… и послал срочной вестью. Теперь-то концы этого слуха и не найти... Отряд из нескольких нолдор вроде бы пытался пробираться через ущелье Сириона с южных границ в последние дни осени. Их захватили орки Тол-ин-Гаурхот. Макалаурэ со свистом втянул воздух сквозь зубы и осел в кресле. – Так ты думаешь… это Финрод? – Сам по себе слух довольно скверный, – Майтимо расправил изрядно измятую бумагу, которую, очевидно, перечитывал не один раз. – И мне непонятно, почему именно он сумел дойти до внимания наших разведчиков. – Полагаешь… это было сделано нарочно? – Я уже ничего не полагаю. Послание прибыло ко мне незадолго до письма братьев. Я бы не обратил на него особенного внимания среди других бумаг, но так совпало… Мало ли разведчиков синдар или нандор попадают в орочий плен на неспокойных землях! – по лицу Майтимо на мгновение скользнула тень. – Но нолдор… Если в плен к Врагу попал Финдарато… что ж, я-то как никто могу представить, что именно его ждёт... Макалаурэ захлопнул рот, его посетило внезапное желание отодвинуться от брата. В отсветах каминного пламени лицо Майтимо стало страшным. Холодные, будто стеклянные глаза смотрели, пронзая воздух невидящим взглядом. Пальцы живой левой руки слишком знакомым жестом легли на запястье правой, на стык плоти и мёртвого металла. Мыслями и памятью Майтимо был сейчас очень давно и далеко отсюда. – Мы можем собрать войска. Выдвинуться на Тол-ин-Гаурхот. Если кузен действительно там, возможно, армии Нарготронда тоже выступят к нам на помощь для освобождения принца Третьего Дома. Пусть он и низверженный король… – выговаривая это непривычное слово на квенья, Макалаурэ поморщился. Прежде оно произносилось только их отцом Феанаро по отношению к их деду, первому нолдорану Финвэ. – Но он всё равно наш родич, он королевской крови! – Мы можем, – в невидящие глаза Майтимо вернулся свет мысли. – Только кое-что меня настораживает. Сомнения. Если бы принц дома Финвэ попал в руки слуг Врага, нам бы уже дали знать… так или иначе. – Если бы слуги Моргота прознали, кто он такой, – догадался Макалаурэ. – Именно, – Майтимо пошевелился в кресле, взглянул на россыпь бумаг перед собой и произнёс с расстановкой и даже как будто равнодушно. – Подведём итоги: есть основания подозревать, что наш родич сейчас в плену. Предположим, Враг уже знает, что за птица попалась ему в руки. Стоит ожидать, что он попытается обратить это себе на пользу, как делал раньше. Отправит письма с требованиями. Но вряд ли к нам. Он очень хорошо нас знает. Письма могут уйти к нолдорану. Скорее всего так. Крепость Барад Эйтель всё ещё подвергается атакам его войск. Он вполне может послать гонца туда. Теперь: что может потребовать Враг? Моринготто должен подозревать, что Финдекано не пойдёт на уступки даже в мелочах... Вот как выходит, Кано. Боюсь, если Финрода разоблачили, его отправят дальше, в Ангаманди. Или уже отправили… Времени с конца осени прошло достаточно. – Но… допустим, Финдарато не был узнан?.. – решился вставить Макалаурэ. – Если Враг уже знает, кто такой Финрод, самым ценным ему станут знания: о секретах эльдар, о наших потайных убежищах, наших планах, подходах и паролях, – размеренно продолжал Майтимо, будто и вовсе не услышав вопроса. – Сведений об обороне Химринга кузену известно немного, но нам всё же стоит перепроверить. Если же Финроду удастся избежать разоблачения, тогда у него остаётся два пути. Умереть в темницах Тол-ин-Гаурхот под пытками слуг Врага, или же сгинуть в рудниках Ангаманди среди тысяч других безымянных рабов. Макалаурэ похолодел. – Значит, по-твоему, никакого выхода нет? – Сейчас я не вижу веских причин для штурма Тол-ин-Гаурхот и гибели наших воинов, – жёстко ответил Майтимо. – Ещё во времена правления Третьего Дома Минас Тирит считался неприступным. Он очень выгодно расположен. Нынче все ближайшие земли во власти тёмных тварей. Незамеченными мы не подойдём. Нас вовлекут в бои задолго до подступов к самому острову. Ради спасения возможного десятка жизней погибнут сотни нолдор Первого Дома! И, даже взяв эти земли, мы не сможем их долго удержать без поддержки. А этот… слух от наших разведчиков, – Майтимо вновь указал на измятый листок, – пришёл очень уж вовремя. А даже если бы он прилетел позднее… я всё равно уверен в том, что это именно хитрая попытка выманить нас на бой. Ловушка. Или своего рода издевательское приглашение… – он помолчал, потом добавил: – Всё повторяется снова, ведь так, брат? Один из потомков Финвэ в плену, а остальным приходится как-то с этим… примиряться? – Нельо… – Да, – отозвался Маэдрос. – Я и не предполагал, что после освобождения от оков Ангаманди мне самому доведётся оказаться по иную сторону этого выбора. Финдарато уже, может быть, нет в живых… Может быть, в эту самую минуту он висит на цепи под ледяными ветрами Тангородрима, – голос Майтимо вдруг преисполнился крайней ненавистью и одновременно силой; глаза ярко сверкнули. – Или истекает кровью под бичами палачей… И что я должен ответить на это? Что я не в силах был его вызволить? Макалаурэ опять смолчал, зная, что ни одно слово не принесло бы его брату утешающего облегчения. Не сейчас. Ни одна песня, будь ты хоть трижды великий и одарённый менестрель. Неизбывная боль и вина – вот что звучало в ушах сыновей Феанора единственной мелодией. Они сами выбрали это. С этим и жить теперь. Вечно. Ещё одна жертва, принесённая в угоду Клятве, обещанию отцу, бесконечной кровной мести. – Мы можем хотя бы послать к острову самых опытных разведчиков. И в Дортонион... Пусть разузнают, о чём там говорят… – В подземные темницы острова они заглянуть не смогут, – отрезал Майтимо. – Да и всем оркам в желудки тоже не заглянут… Нет. Мы ничего не будем делать. Мы не получали никаких сведений и слухов из Дортониона. Или я случайно проглядел это послание среди многих других бумаг. Взглянув в окаменевшее лицо Макалаурэ, он продолжил холодно и твёрдо: – Да, Кано. Это так. Финдарато принёс свою клятву. И сам решил её исполнить. Ничто не мешало ему сперва посоветоваться со мной! Прийти в Химринг и самому спросить моего совета. Но он отказался от этого решения. Хотя прекрасно знал, насколько драгоценны для нас Звёздные Камни. Знал и то, что я, как старший из сыновей Феанора, обязан следить за исполнением нашей Клятвы... Знал, чем она грозит любому, кто осмелится посягнуть на наследие нашего отца! Потому я делаю вывод, что он не думал вернуться. Может быть, и к лучшему. Иначе же… – Но тогда это какой-то бесполезный, бессмысленный поступок! Тщетный для всех! – Да. Финрода ведёт клятва, как и нас своя. А подбил на её исполнение Элу Тингол из Дориата. Вот так становятся явными истинные наши враги! Не знаю уж, что подвело Тингола: алчность, ненависть к нашему роду или зависть перед аманэльдар, но он сумел вбить между нами новые клинья раздора, лишить Нарготронд короля, а нас, возможно, будущей поддержки сородичей! Скрипнули ножки кресла; высокий и мрачный Майтимо поднялся на ноги; тень его накрыла край стола и рассыпанные письма. – Ты что-то ответишь братьям? – спросил Макалаурэ. – Да. Напишу. Пусть не творят дальнейших глупостей, а то накликают себе беды на головы… – судя по голосу, Майтимо всё ещё пребывал в нелёгких раздумьях. – И Финьо тоже напишу. Если он, конечно, ещё не получил посланий от наших младших. Он будет раздавлен этой новостью. – И никаких других приказов? Если мы всё-таки ошиблись, и Финрод сумел избежать плена? Или избрал иной путь на Север? – Если он не изменит своей клятве, его схватят пусть не на Тол-ин-Гаурхот, а любой другой орочий патруль. Или стражи самого Ангаманди. Потому что я не вижу для него спасения в этой истории, – Майтимо протянул левую руку, безжалостно сгрёб письма в охапку, вышел из-за кресла и одним движением швырнул бумаги в камин. Пламя быстро и жадно пожрало хрупкие листы. – Давно уже прошло то время, когда мы аккуратно хранили любые послания наших родичей в шкатулках и перечитывали их, наслаждаясь слогом, – заметил Макалаурэ, поднимаясь из-за стола следом. – Сейчас это стало опасно и безрассудно, – не отводя взгляда от огня, отозвался старший брат. – Да и нет у меня желания перечитывать уроненные на бумагу мысли наших младших. – Ясно… – протянул Макалаурэ. – Если у тебя всё, я пойду, пожалуй. Майтимо только кивнул без слов, неотрывно глядя на огонь. – Доброй ночи! – попрощался Макалаурэ без какой-либо надежды на ответ и вышел из комнаты. Он не ошибся – брат не ответил ничего. Над холмами лежала тихая морозная ночь. Необычайно ярко и лучисто сияли сегодня звёзды – и уже имеющие имя, и только предлагающие себя назвать. Из-за далёкого горного хребта пробивалось серебристое свечение, предвещающее неспешное появление ладьи Тилиона. Мимолётно скользнув по сиянию равнодушным взглядом, Майтимо продолжил путь. Он шёл по ощерившейся каменными зубьями крепостной стене. У каждого поста на каждой башне его молча и сдержано приветствовали часовые. Такие ночные обходы давно вошли у лорда Химринга в привычку – что поддерживало дисциплину ничуть не хуже иных мер. В первый же день службы новички обычно становились перед пониманием: и в полночь, и в сонный предрассветный час любой дозорный мог встретить на своём посту степенно прогуливающегося лорда. Такими мерами ленивые и бестолочи в рядах часовых долго не задерживались; оставшиеся быстро приучились не дремать на посту и быть всегда во всеоружии. Майтимо краем уха слышал, какие странные и порой откровенно пугающие слухи о нём бродили не первое уже столетие, постепенно прирастая всё новыми подробностями: и то, что после мучительного плена он совершенно разучился спать; и что его тело, истерзанное почти тридцатилетней пыткой, само отринуло нужды сна; что он просто не может засыпать, мучимый непреходящими кошмарами, или засыпает только благодаря настоям сонных трав, варимых для него травницами. Ничто из этого не было правдой – как часто бывало в жизни, правда лежала где-то посередине. За годы плена он действительно приучился забываться сном короткими урывками, и теперь при любом удобном случае умел бы заснуть и сидя, и даже стоя. Для долгого ночного отдыха ему и впрямь потребовалась бы помощь травниц, только он не любил затуманивать разум настоями. По ночам сон приходил редко – так повелось ещё с Тангородрим; ныне же чистый бодрящий воздух, беззвучие и слепящее глаза сияние звёзд остро и пьяняще манили его выйти под небо и как будто в первый миг вновь ощутить свободу. Жизнь и свободу – со всем, что они приносят, с хорошим и дурным. Кутаясь в подбитый мехом плащ, сейчас Майтимо шёл именно туда, куда хотел – к северо-западному повороту крепостной стены. В той стороне небо оставалось мертвенно-чёрным, без единой искорки света. Там звёзды не видели земли сквозь непроглядную мглу, лёгшую на изувеченную огнём и скверной долину, некогда именовавшуюся Ард-Гален. Там, за горными цепями, высился Тангородрим, укрытый колдовством и расстоянием. Свербящий запах и вкус зла на языке. Зла, крови, боли, смерти. Майтимо опёрся локтями о широкий парапет каменного зуба и застыл, всматриваясь в черноту. Он почему-то полагал, что после своего возвращения одним своим немыслимым примером, своими скупыми рассказами и обрывочными воспоминаниями о плене он вложит в сердце каждого эльда искреннее отвращение и ненависть к проклятой крепости Врага. Вокруг Ангамандо можно было сомкнуть кольцо осады, можно было ожесточённо биться с выходящими из её алой пасти орочьими ордами, можно было шагать к ней в атакующих рядах с холодным железом наголо. Но самому стремиться туда? По доброй воле? Какому сердцу хватит сил на такое отчаянное желание? И всё-таки Финдарато ушёл туда. Безвозвратно. Не только потому, что Майтимо не дал ему никакого шанса на спасение. Не очень справедливо считать это единственной причиной. Кузен сам выбрал судьбу и сотворил её тоже сам – всеми своими немыслимыми шагами, даже целой цепью таких шагов, начиная со встречи праотцов Людей сто лет назад в лесах востока. Нет, ещё прежде: с перехода через Хэлькараксэ. Сколько ещё раз потребуется мысленно повторить эти слова, чтобы самому поверить в полуправду? – Лорд Маэдрос, – коротко приветствовал часовой. Лёгкий наклон головы – никаких лишних формальностей на стене. Обычно лорд отвечал таким же коротким кивком и не отвлекал излишними разговорами, если на то не было особой нужды. Часовой уже сделал шаг по пути дальнейшего следования, но в этот раз Майтимо окликнул его. – Что там сегодня? Тихо? – Да, Нельяфинвэ, – если воин и удивился, то никак это не выказал. Ну, захотелось повелителю крепости перекинуться словом, и что с того? Он остановился и добавил просто: – Ночь светлая, видно хорошо и далеко. Никаких шевелений. Да, я бы и почуял… Почуял? И то верно. Едва глянув в лицо нолдо, Майтимо узнал своего случайного собеседника. Он знал всех воинов Химринга: и исконных, и пришедших позднее. Этот был как раз из вторых. Исконный воин Аглона, верный Первого Дома, воевавший во всех прошлых битвах, сражавшийся в рядах защитников крепости Тьелкормо и Куруфинвэ и захваченный в плен в одной из стычек. Переживший темницы Ангаманди, бежавший, спасшийся. Одним из напоминаний о тех страшных днях у нолдо остался не поддающийся исцелению шрам на половину лица, чудом не задевший глаз. И множество других… по всему телу. И чувство… Многие бывшие пленники Ангаманди чуяли тёмных тварей даже на расстоянии. Не видели, не слышали, не обоняли. Чуяли. И резали их с куда большей яростью, чем прочие. – Как дни твои, Дунвагол? И снова часовой не удивился. Это было известно и привычно: лорд крепости каждого узнавал в лицо и помнил имена. Все их истории. Хотя истории Дунвагола в Химринге было уже поболе сорока лет. Бывший аглонец давно прижился здесь, укрепился корнями, оброс приятельством и дружбой. – Неплохо. Да, вполне... Майтимо кивнул и вновь обратился немигающим взглядом к чёрному в ночи Северу. – Там. Он сейчас засел там. Точно жирный паук в своей паутине. Дёргает за невидимые ниточки, насаждает зло везде, куда вроде бы и не может дотянуться. Неужели когда-нибудь сапог нолдо сможет раздавить эту гадину? – Сможет, – часовой не был бы нолдо и воином Первого дома, если бы ответил как-то иначе. – Пусть даже не один сапог, а несколько… Старший из сыновей Феанора коротко улыбнулся, потом поджал тонкие губы, стиснул живой ладонью металлическую руку и сильнее навалился на локти. – Я сам никогда не спрашивал тебя, Дунвагол… И ты не обязан отвечать мне, как твоему лорду, если не захочешь. Как тебе удалось… обмануть тень Ангаманди? Сей вопрос был не из лёгких. Может статься, даже слишком личным. Всех пленников, бежавших из земель Моринготто, конечно же расспрашивали, проверяли по возвращении, а при необходимости или подозрении даже допрашивали. Дунвагол прошёл через это ещё в Аглоне, куда явился сразу после побега. Был расспрошен и признан неизменённым. Неотравленным тенями Чёрного Врага. Дважды этот вопрос обычно не поднимали – считалось ни к чему. И уж сам Майтимо точно не стал бы лезть с расспросами в чью-то душу. В обычный день… – С этим мне помог мой друг, – ответил Дунвагол. Майтимо не смог не улыбнуться снова, хотя эта улыбка вышла несколько кривоватой. – Знакомо. Как и мне мой. – Храбрец Финдекано. Все это знают, – Дунвагол помедлил несколько мгновений, потом шагнул ближе к стене, вставая рядом со своим лордом, и так же пристально всмотрелся в чёрную неизвестность. – Мой друг пробыл в плену куда дольше меня. Когда подвернулся шанс, он отвлёк внимание стражи. Тогда многие из нас смогли бежать из рудничных шахт. А добрались ли хоть куда-то – другой вопрос. Мой друг бежать не смог. – Сочувствую, – проговорил Майтимо. Могло ли стать утешением то, что он собирался сказать далее? Для кого-то возможно. – Ты пришёл в Химринг больше сорока лет назад, Дунвагол. Пленники Ангаманди обычно столько не выживают. Я знаю это по опыту. – Смерть – зачастую лучший выход из Ангаманди, лорд Майтимо. Но мой друг ещё жив. Если бы он сошёл в Чертоги Мандоса, я бы это почувствовал. – Жаль, если так. Дунвагол рассеяно скользнул пальцами по тщательно застёгнутым ремешкам доспехов, подождал немного и сделал первый шаг в сторону, правильно полагая беседу завершённой. Майтимо прикрыл глаза. Часовой ушёл, быстрыми шагами увеличил расстояние и скрылся в темноте, по наитию угадав, что лорду крепости более всего ныне требуется одиночество. Когда вдалеке истаяли последние шаги, Майтимо поднял правую, неживую руку и протянул её в сторону севера. – Прощай, Финдарато. Лёгкой тебе дороги к Западу, друг и родич! Тебя прозвали честью и совестью нолдор. Нельзя сказать, что с твоим уходом мы, как народ, обязательно утеряем всю нашу совесть и честь, но что-то лучшее в нас, безусловно, потеряем. Видно, так суждено. Прощай! Он замолчал; в чёрной тишине ночи были слышны лишь шелесты ветров, вечно и безустанно кочующих над миром.