–
Уджин очень любил веселиться и дурачиться вместе со своими назваными братьями. Он не был очень уж активным в плане тактильности, но его хотелось обнимать. Он был как плюшевый мишка: мягкий, смешной, ласковый, чуть-чуть неуклюжий. Лишь на сцене, во время концертов, он выглядел как сильный, крутой медведь. Он часто шуточно отодвигал от себя Чана, но тот сам к нему придвигался, вызывая визг фанатов. Уджин делал вид, что в этом нет ничего особенного, но в то же время старался почаще прикоснуться к Чану, прижаться поближе, хоть как-то повзаимодействовать. Чан отвечал тем же, но он-то на самом деле не видел в этом ничего такого. Их даже называли родителями группы: Уджина– папой, Чана– мамой. Уджин любил обнимашки, был весёлым и жизнерадостным старшим ребёнком, и все мемберы его любили за это. Но что-то пошло не так. Уджин вёл себя всё более странно. Когда Чан в очередной раз обнимал кого-нибудь, на Уджине лица не было. Он становился похож на злого медведя, на чей мёд нахально покушаются, но который пытается делать вид, что больно нужен ему этот мёд. Когда Чан обнимал Уджина, то начал замечать, что тот напрягается и чуть-чуть дрожит, чего у других не наблюдалось. Чан искренне не понимал, что происходит с Уджином. Уджин становился каким-то агрессивным. Чан начал замечать, что мемберы стали меньше тянуться к их мишке, непроизвольно загораживать от него Чонина, становиться при нём серьёзнее, чем когда его не было рядом. Он не мог нормально жить, не понимая, что не так с его любимым, как и все мемберы, медвежонком. Он пытался понять, но не особо получалось. Однажды Чан увидел, как Уджин уже больше получаса сидел и листал что-то в телефоне. Чем дольше он смотрел туда, тем больше хмурился, горбился, его плечи подрагивали. Казалось, что ещё чуть-чуть, и он заплачет. Чан зашёл со спины, подошёл очень близко: от него до Уджина было меньше полуметра. Благо, Уджин был так сосредоточен на своём созерцании чего-то, что не заметил Чана. Чан заглянул в телефон, и постепенно его брови тоже начали хмуриться, а руки сжались в кулаки: Уджин читал комментарии. Он пролистывал все хорошие, и останавливался на плохих. "Уджин, научись нормально петь!" "Почему он когда поёт так странно головой двигает, как чудик?" "Уджин фальшивит" Reply:"Он ни петь, ни танцевать нормально не может, вы о чём" Reply: "согласен" "Уджин такой агрессивный! Спасать скизов надо!" Reply: "Да да да, вы видели, как он Минхо локтем в глаз ударил? И улыбался ещё!" Reply: "О боже, это правда?" Чан не выдержал. Он негромко сказал голосом, глухим и хриплым от злости на тех людей, прямо на ухо Уджину: –Уджин-а. Уджин вздрогнул, чуть не выронив злосчастный телефон. Положив его на стол, он повернул голову назад. Их лица были слишком близко. Непозволительно близко. Чан заметил, как Уджин надолго задержался взглядом на его губах, приоткрыл свои, чтобы что-то ответить, наверное, а потом посмотрел Чану в глаза. Чан, естественно, ничего не понял. Но столько грусти и боли в глазах он ни у кого никогда не видел. Они слезились и прямо-таки излучали печаль. –Уджин-и, ну зачем? Уджин отвернулся. –Хочу знать, что думают обо мне люди. Чан нахмурился ещё больше. –Уджин, это не люди. Это злые, завистливые, жалкие звери, которые сами в жизни уже никогда ничего не добьются. Они способны только на то, чтобы унижать и оскорблять других. –Ну и что? А вдруг это правда? Вдруг я и вправду лишний? –Уджин-а. Не говори глупостей. Тебе же сказано было: не читать комментарии и не отвечать на них! А ты мало того, что их читаешь, так ещё и выискиваешь из пяти тысяч комментариев плохие, вместо того, чтобы читать хорошие и радоваться. Ну вот как это называется, а? Уджин не знал, как это называется, поэтому отвернулся и промолчал. –Вот что. Давай договоримся, что ты не будешь больше читать комментарии? –М,– Уджин кивнул головой. –Вот и хорошо. Чан улыбнулся: Уджин понял это по его голосу. Естественно, читать комментарии Уджин не перестал. Он грустнел на глазах, хоть и мастерски это скрывал (но только не от Чана). Он даже стал меньше тренироваться, чем вызвал у Чана тревогу. Для Чана тренировки– это всё! Ведь они должны стараться для своих любящих и любимых фанатов, из кожи вон лезть! Чан решил поговорить с Уджином. –Уджин-а, мы можем поговорить? –Зачем? Ну ладно. Они пошли в комнату к Чану. Чан решил спросить сразу, как только они сели на кожаный диван. –Уджин-и, скажи, что с тобой происходит? Уджин молчал. –Ну пожалуйста. –Мне нет места в этой группе. Я лишний здесь. Знаешь, я бы хотел начать сольную карьеру в компании, с которой наша сотрудничает. –Эй, ты чего? А мы? Что мы будем делать без нашего медвежонка? –Мне не дают здесь раскрыться... –Не говори так. Ты же можешь записать сольные песни. –Не думаю, что мне дадут. Чан задумался. Ну да, по сути, сольные песни пишут только, пожалуй, 3RACHA, да и то только Джисон. –Не знаю тогда. Ты и правда хочешь уйти? –М. Чан вздохнул. Он так радовался, когда группа образовалась. Группа из счастливого числа человек. Три– счастливое число. А девять– это три умножить на три, это счастье умножить на счастье. Их группа – тройная порция счастья. Быть может, Чанни думал, как ребёнок. Но это же правда. А сейчас их счастье под угрозой. Их может стать восемь. Чан не представлял себе этого. Не хотел представлять. –Не уходи, пожалуйста. –Не могу, Чан. Я не могу больше. –Ну может ещё наладится всё?.. –Не думаю. Чан понял, что этого большого ребёнка не переубедить. В конце концов, ему было уже двадцать два. Уже большой– в праве сам принимать решения. –Ясно. Что ж, это твоё решение... Чан поднялся и быстро ушёл, чтобы скрыть слёзы. Одну, вторую, третью. Они сами появлялись и ползли по щекам, медленно и щекотно. Чан не любит щекотку, поэтому вытер слёзы и попытался успокоиться.–
Через месяц Уджин ушёл из группы. Ушёл, ни с кем не попрощавшись. Кроме Чана, который подкараулил его у входа и заключил в самые долгие и крепкие объятия в жизни обоих. Оба не хотели их разрывать. У обоих текли слёзы. Они стояли так минут десять, обнимаясь и плача, словно время остановилось для них двоих. Они одновременно отстранились друг от друга. –Ну что ж, Уджин-и... Файтин,–подняв кулаки в ободряющем жесте, проговорил Чан. –Спасибо тебе, Чан-и. Спасибо за всё. Чан часто закивал головой с опущенным взглядом. –Тебе тоже, Уджин-и. Спасибо, что был с нами эти два года. Уджин хотел сказать что-то ещё: Чан это видел. Но тот ничего не сказал. Он поцеловал Чана в щёку и быстро убежал. Чан не понял. Он подумал, что это дружеский жест. Чану не было известно и десятой доли того, что творилось в душе Уджина в этот момент. Он написал письмо фанатам. Написал с трудом: слёзы застилали глаза. « STAY, это Чан. Я пишу это поздно ночью, потому что беспокоился о вас, вы, должно быть, удивлены больше всех. Мы всегда хотели быть стойкими, но у меня тяжело на душе весь день, потому что я знаю, что вы сегодня много страдали. Я был очень счастлив, когда узнал, что мы дебютируем вдевятером, но мне жаль, что я не смог защитить номер 9 до конца. Мы поставлены в условия, когда у нас нет выбора, кроме как принять тот факт, что нас теперь не девять. И сегодня STAY очень переживали за нас, SKZ. Мы в порядке и надеемся, что вам, STAY, не слишком больно. Хотя нам непросто двигаться дальше, но восемь участников постараются быть сильными. Мы, Stray Kids, продолжим продвигать нашу музыку и выступления, и будем сильными. STAY… извините и спасибо. You make Stray Kids STAY». Он каждый день думал об Уджине. Когда он видел то, как одни Стэй плачут, а другие буквально втаптывают Уджина в грязь, его сердце обливалось кровью. Он даже думать не хотел, насколько Уджину было плохо. Но не думать не получалось. И каждый раз по щеке катилась слеза. Он следил за новостями об Уджине, всячески пытался выяснить, как он. Радовался успехам Уджина больше, чем своим. Он был счастлив, видя то, что Уджин смог справиться. Что он сделал то, чего так долго хотел. Что теперь у него всё хорошо. Когда Уджин дебютировал, Чан до дыр заслушал его песни, выучил их (естественно, никому об этом не говоря) и часто пел, когда был один. Ребёнок Уджин повзрослел.–
Чан сидел над очередной заготовкой для новой песни. Он незаметно для самого себя напевал себе под нос одну из песен, что вышли только пару месяцев назад: ...Cause I'm right here Waiting for us... Внезапно зазвучала мелодия вызова. Чан не глядя взял трубку. –Ёбосэё? Молчание. –Кто это? Снова молчание. Долгое. Секунд десять. –Я... Хоть это прозвучало как-то глуховато и оборванно, Чан сразу узнал голос Уджина. Посмотрев на экран, Чан с удивлением заметил, что номер не подписан. Насколько Чан помнил, они вообще не обменялись номерами. Тогда откуда у Уджина его номер? Это странно. "Надо перезвонить будет",– подумал Чан и вернулся к работе.–
Наконец закончив работу и выключив порядком надоевший за день компьютер, Чан с выдохом откинулся на спинку стула. И вспомнил про звонок. Он нажал на номер Уджина и стал ждать ответа. Он забыл про то, что Уджин сейчас в Бразилии, крепко спит, и не знал, что там сейчас пять утра. В трубке прозвучало хрипло и глухо: –Ёбосэё. Этот голос... Чан хотел бы слушать его бесконечно. Он улыбнулся. Оказывается, он так скучал по этому голосу! Ему побыстрее хотелось узнать, откуда у Уджина его номер, и зачем тот позвонил. –Уджин-а, привет. Молчание. –Я знаю, что это ты. Ответь хоть что-нибудь. Наконец он слышит что-то в ответ. Голос Уджина какой-то странный: дрожащий, глухой и хриплый. –П-привет, Чан. –Что с голосом? Ты болеешь? Чан слышит, как Уджин прокашливается. Он ждёт, пока Уджин будет готов говорить. –Нет, я в порядке. У Чана от сердца отлегло. Но всё-таки, что с его голосом?.. –Это хорошо,– ответил Чан с улыбкой. –Чего звонил? Чан терпеливо ждал ответа. Наконец Уджин заговорил: –Я...Я просто...Просто решил позвонить... Я...Я скучаю, Чан-и... Последние два слова были сказаны так тихо и печально, что у Чана сердце кольнуло. –Ох... –А чего ж ты раньше не звонил? Я...–Он засомневался, стоит ли это говорить, но всё же сказал:– Я ждал. –Что? Сколько шока было в этой фразе... –Но... Как ты узнал, что это я? Ты же спросил, кто это. Я подумал, что ты удалил мой номер... "О боже! Бедный Медвежонок, до сих пор себя из-за всего накручиваешь..." –Я просто не посмотрел на экран. Чан решил немножко соврать. Потому что понял, что другое говорить нельзя. В трубке послышался глухой стон, выдох и звук падения. –Эй, ты там как? –Я... дерьмово, Чан. К такому ответу Чан не был готов. Он думал, что у Уджина всё хорошо. –Ты в порядке? Как у тебя жизнь вообще? В конце концов, столько лет прошло. Три года не виделись. –Мне... Мне плохо и больно. Чан, мягко говоря, офигел. Слова на секунду застряли в горле. Он даже не знал, что и сказать. Решил приободрить: –Но у тебя же сольная карьера, как ты и хотел. Песни уже свои есть. Классные, кстати, очень. Фандом в миллион фанатов! Хотя, что я говорю, их наверняка гораздо больше! Это же круто! Я тобой горжусь, Уджин! Чан и правда гордился Уджином. Гордился тем, что тот смог преодолеть трудности и добился того, чего хотел. –Спасибо, но... Мне так жаль, что я ушёл.... Это было так по-идиотски... "Уджин-и, Уджин-и..." –Не говори так, пожалуйста. Не надо. У тебя наверняка были ещё какие-то веские причины, я уверен. –Угу. "Неужели и правда были другие причины?"– удивился про себя Чан. –Кстати, может расскажешь уже, чего ты всё-таки ушёл? Столько времени уже прошло. Снова молчание. –Нет, Чан, не могу, прости. Не сейчас, хотя бы. Ладно, Чан не из тех, кто вытаскивает слова клещами. –Окей-окей. Значит они всё-таки есть. Я подожду. Просто мы все так расстроились, что ты ушёл. Все. Он сделал акцент на последнем слове, потому что знал, что Уджину было больно от тех дурацких хэштегов Феликса. –Мы видели всё, что устроили те недостэй. Нам было очень больно на это смотреть и знать, что мы ничего не можем сделать. Представляю, каково было тебе. Чан слышал, как Уджин сглотнул и сказал так тихо, что Чан еле услышал: –А я думал, что вы меня забыли... Чану стало грустно и больно за Уджина. Но он старался держаться бодро. –Эй, ты что? Как же мы могли тебя забыть? Мы все скучаем, просто нам нельзя говорить это на камеры. –Понятно. –Ты большой молодец, что смог позвонить. Я просто был занят, а потом позвонил, когда время нашёл. Я же тебя не отвлекаю? Уджин вдруг прыснул и засмеялся. –Нет-нет, ты что. Просто у меня тут пять утра, а так всё в порядке. Бан Чан почувствовал себя ужасно нелепо. Как он мог забыть про то, что Уджин в Бразилии? Ему стало смешно настолько, что он повалился лбом на стол и стучал от смеха по этому столу рукой. Они смеялись так минут пять. Когда они прекратили смеяться, Чан держался за живот, потому что он болел. –Ууух. Какой же я дурак. Ты наверняка в другой стране сейчас, да? –Да, я в Бразилии. С разницей во времени в двенадцать часов. –Ого. А что ты там забыл? Чан решил не раскрывать то, что знает всё. –В сериале снимаюсь. –Ооо, так ты у нас теперь ещё и актёр! Поздравляю! Чан чувствовал: сейчас Уджину нужна поддержка. –Когда выйдет? –В 23-ем году. –О, так скоро. Ты следишь за нашими новостями? –Конечно. "Приятно,"– подумал Чан. –Видел наш камбэк– "MANIAC"? Мы крутые? –Да, очень. Особенно ты. Вот это поворот. Чан не ожидал такого. Губы сами растянулись в улыбке. –О, правда? Очень приятно слышать. Тут Уджина прорвало на слова: –Знаешь, Чан-и, я скучал. Так скучал! Я не пропускаю ни одной твоей "Комнаты", я смотрю все твои фанкамы, все ваши выступления, все концерты, все новости– всё. Я почти справился с одиночеством и депрессией, но всё равно часто плачу и не сплю до рассвета. Мой уход был самой большой ошибкой. Мне больно, очень больно. Когда Стэй меня предали, это было слишком больно. Я думал, что вы забыли про меня. Когда я вижу, что у вас всё просто превосходно без меня, я очень, очень рад, но мне больно. Так больно... Больно... Больно! Он плакал. Чан молчал. Молчал, потому что хотел до последнего скрыть свою дрожь. Дрожь от подступающих слёз от боли за Уджина. Но успокоить того всё-таки нужно было. –Тише, Медвежонок. Не плачь, пожалуйста. Сейчас же всё прояснилось. Ну, почти. Ну не плачь, прошу тебя. Его голос предательски дрожал. Он тоже начинал плакать. –Пожалуйста, не плачь. Ну пожалуйста. Плач Уджина в трубке стал сильнее. Тут до Чана кое-что дошло. –Подожди... Ты сказал, что смотрел только мои фанкамы. Почему? Что это значит? Уджин снова замолчал. Даже плакать прекратил. –Просто...Нет, я не могу... Не могу сказать тебе. "Странно это всё". –Хм, ну хорошо. Только пожалуйста, не плачь. Хотя бы ради меня. Насколько я понял, ты и так очень много плачешь. Не плачь хотя бы сейчас. –Х-хорошо. Чан был рад услышать, что Уджин успокоился. Лишь пару раз шмыгнул носом. –Какой же ты хороший, Чан. Самый лучший. Чану стало так тепло. Но было необычно слышать такое от Уджина. И тут он услышал то, чего никогда в жизни не ожидал услышать в свой адрес от парня, тем более от Уджина. То, от чего его словно током долбануло: –Я люблю тебя. Чан впал в ступор. –Прости, прости, я не хотел... И звонок прервался.–
Чан сидел и втыкал в одну точку, хлопая глазами. Он сидел. И сидел. И сидел. И сидел, покачиваясь, как тростник на ветру. Час прошёл, а он всё сидел, пребывая в состоянии шока. В голове эхом звучало голосом Уджина: "Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя...". Сердце стучало со скоростью отбойного молотка, а мысли роились и жужжали в голове, словно бешеные пчёлы. В комнату звукозаписи зашёл Джисон. Увидев Чана таким, он слегка офигел, ведь тот просто тупо сидел, да ещё и покачивался с пустым взглядом. Джисон никогда не видел их лидера в таком состоянии. –Чан,– осторожно позвал Джисон. Ноль внимания. Джисон позвал громче: –Чан! Нет ответа. Джисона начинала напрягать эта ситуация. –ЧАН, ЁП ТВОЮ НАЛЕВО!!! Чан вздрогнул и перевёл расфокусированный взгляд на Джисона. –Чего ты орёшь? –А ты чего тут застыл, как желе в морозилке? Зря Джисон это сказал. Очень зря. Ему захотелось есть. Причём именно желе, которое, как назло, взять было негде. –Всё в порядке, просто задумался. Чего ты хотел? –Да ничего уже. Есть хочу. –Так поешь. –Я желе хочу. –Так закажи доставку. –Как я тебе закажу доставку желе? –Так сходи в магазин и купи. –Не, мне лень. –Ну попроси тогда Минхо или Феликса тебе его приготовить. –А давай вместе со всеми его приготовим? Чан согласился, ведь это был хороший способ развеять мысли. Зря. Закончилось всё тем, что все восемь участников, созвонившись и собравшись вместе в общежитии у старших, весь вечер пытались приготовить это несчастное желе, трижды всё переделывая: в первый раз Чан, всё ещё находясь в прострации, вместо желатина насыпал соль; во второй раз Минхо с Джисоном засмотрелись друг на друга и в итоге проворонили кастрюлю с желатином, которая сгорела бы, если бы не Феликс; в третий раз Сынмин умудрился запихнуть желе вместо холодильника в духовку– благо, она была выключена... Наконец желе поставили, глотая слюнки, в холодильник и оставили до утра. Решили не расходиться и ночевать ввосьмером. Утром желе не нашли, так как в три часа ночи, пока все спали, его съели Джисон и Чонин.