Тарталетки

— Бывает, иногда хочется аристократично выпить, — Чимин приподнимает кисти рук, расставляя пальцы в стороны. — Белая скатерть, хрустальный бокал, вино, что старше меня… Медленно наслаждаться вкусом, закидывая в рот по ягодке и ведя неспешные беседы. — Так… — понимающе кивает Сокджин. — А бывает, что хочется хлопнуть. Нажраться. Чтобы лилось через край и в горло, жадными глотками. — Сейчас какой случай? — Второй. — Понял. Джин профессиональным жестом раскручивает крышку на бутылке соджу, щелчком отправляя её в полёт. Чимин подставляет отельные стаканы с едва заметными царапинками и потёртостями. — В честь чего пьём? — Ммм… — Чимин что-то ищет в поисковике телефона. — О! Сегодня день рождения Джейсона Мьюза! — Это кто? — Джей из… Там где Джей и молчаливый Боб, ты смотрел? — Ага, припоминаю. В прошлый раз Сокджин пил с Чимином на день рождения Джорджа Клуни. — Первый тост за именинника? — Успехов чуваку. Младший выпивает залпом, до дна. В принципе, Джин разделял желание напиться и забыться. Будучи в туре, моментов, когда это было возможно, было несравнимо меньше по сравнению с тем, когда этого нестерпимо хотелось. И Джин был рад, что соседом по комнате ему достался Чимин. Всё ещё со следами косметики на лице, в джинсах, футболке, босой, сидящий на кровати в позе лотоса и пьющий алкоголь не морщась, будто это вода. Уроки Юнги не прошли даром. — О чём задумался? — О том, что значит быть мужественным, — Пак горько усмехается, наливая ещё. Одна бутылка стоит на прикроватной тумбочке, ещё четыре охлаждаются в холодильнике игрушечного размера. Плитка шоколада ломается на несколько частей от несдержанного и резкого движения, Джин облизывает пальцы от налипших крошек. — Меня спрашиваешь? — Ох, хён. У тебя высокий рост. У тебя широкие плечи. Даже будучи с ног до головы в розовом, ты всё равно мужчина. — А ты разве нет? Чимини, что за херня. — Визажистка так расхваливала меня сегодня. Говорила, мне идёт сценический макияж. Не мужской, а тяжёлый, многослойный, с блёстками и… — Много болтает, забей. Да и что в этом плохого? — Плохо, наверное, то, что я смотрю на себя в зеркало, и думаю… Насколько процентов я себя ощущаю мальчиком, а насколько девочкой? Джин цокает языком, подаётся вперёд и тянет футболку младшего наверх, обнажая накаченное тело. — При всём при этом? — При всём при этом. С членом, кадыком, щетиной. Иногда… Чимин откидывается назад к изголовью кровати, ложась на подушки. — Насколько это по-мужски: натягивать рукава кофт до середины ладоней и сидеть не широко расставив ноги, а зажав между коленками кончики пальцев? Мне хочется быть милым и флиртовать с другими мальчиками, Джин-хён. Такие вот дела. — Окей. Давай попробуем разобраться. Сестёр у тебя нет? — Родных нет. — В платья тебя в детстве не наряжали? Волосы не отращивали, косички не заплетали? — Ты мои детские фотки вообще видел? — Просто уточняю. Когда ты перестал ощущать себя исключительно мальчиком? — …Не помню. Наверное, когда мне позволили быть слабым. — Мм? — Когда мне было плохо, а вы все встали на мою защиту, заботились и нежили, купая во внимании. Я отрицал даже перспективу того, что так можно. Все эти "Не подведи отца, иди до конца, добейся успеха, будь упорным и несгибаемым…" — Чимин вздыхает, взбалтывая соджу в стакане. — И может быть, моя психика на стрессе решила, что всякие вольности это для какой-то другой личности. Для Чимини, а не Пак Чимина. — Здорово ты всё на нас переложил. Не стоило тебя баловать, да? — Хён! — Я шучу. — Почему этого со всеми не произошло? Нас же красят, одевают в рюши, делают нас ми-и-илыми, сладкими, изолируют… — Погоди-ка, ты хочешь сказать, что ты гей? — Не исключено. — Ты знаешь, ничего странного или ужасного в этом всём нет. Если тебе комфортно идентифицировать себя по-разному, то так тому и быть. Однополая любовь запрещена на законодательном уровне не потому, что это отклонение, а потому что подрывает демографический рост. Люди обычно прячутся, и спасибо, что ты откровенен со мной. Личность человека… Многогранна. Мы адаптируемся к условиям, и… Чёрт, давай выпьем за потерянную мысль, Чимини. Младший громко смеётся. Конечности становятся лёгкими. — И всё-таки, что для тебя значит быть мужественным, хён? — Защищать? Не знаю, это гендерные роли. Спартанцы и амазонки. Мулан… — Ты приводишь в пример ненадёжные источники. — Ну вот кто сильнее? Мужчины, что скопом забивают мамонта, или женщина, что вынашивает и рожает детей? В патриархальном обществе мужчины — агрессивные кормильцы семьи, — Сокджин, нахмурившись и приняв суровый вид, хлопает себя по широким плечам. — Мне кажется, общество стало лояльнее. Метросексуалы… — Денди были ещё во время Оскара Уайльда. — Ладно. Суть не в мишуре, не во внешнем виде. Просто… Вот ты с утра бреешься, а потом на кожу наносят тональный крем, подводят глазки, завивают реснички, и ты такой, как бы… О, теперь всё сходится. Соответствие. Я не говорю что это стопроцентно, опять-таки, бывают дни, когда я только на процентов десять ощущаю всё то, что приписывают девочкам. — Например? — Походка. Игривость. Долбанное эгьё. — Слушай, а что насчёт Юнги? Он был и в костюме горничной, и в образе Мин Юнджи, справляясь с ролью. — Это было горячо. И он ведь бисексуал. — Неееет, погоди. Это не взаимосвязано. Он может любить и женщин и мужчин, самоидентифицируя себя только как мужчина. Со стройными ногами и кукольной внешностью, низким голосом и бесконечным матом вне камер. — Я что-то запутался, — Чимин трёт глаза, вздыхая. — Спектр. Вариаций слишком много. Ты можешь всю жизнь искать, какой ярлык на себя повесить и как себя называть. Я считаю, главное чтобы ты был в гармонии со своим внутренним «я». Хочется милых штучек? Пожалуйста. Хочется раскачать мышцы? Пожалуйста. — Это то, чем ты руководствуешься? — Я крайне озабочен собственным счастьем, да. Мне нравится розовый цвет и я обожал мобильник-раскладушку, захлопывая после разговоров особым жестом. — Ты бисексуал, как Юнги? — Скажем так, я не опробовал все варианты, чтобы знать наверняка. Смысла в ограничениях я, конечно, не вижу. Чимини, у нас с тобой пухлые губы и смазливые мордашки. Свидетельствует ли это об ориентации? Нет. Мешает ли это быть альфа-самцами? Нет. Мешает ли это нам… — Хён. Голос младшего звучит напряжённо. Глаза блестят, на щеках румянец. — Что? — Мы можем выяснить прямо сейчас. — Один раз слишком мал для статистики. — Но с чего-то же надо начать? — Секундочку, я оскорблён. Я тебе что, подопытный? — Нет, ты мне правда нравишься. — Как мальчику, или как девочке? Как мальчик, или как… — Назовём это лесбийскими обнимашками? Мне нравится твоя внешность, не буду этого отрицать. И мне нравится твоя открытость и то, как ты сочетаешь в себе разные качества. — Даже не смей заикаться о том, что я мамочка, готовящая детям на кухне еду. — Есть страны, в которых на кухне главный мужчина. — Ну спасибо. — Мне нравится твоя раскрепощенность и заботливость. Я доверяю тебе, потому что не чувствую маскулинную угрозу. Ты не выбьешь мне челюсть и не вышвырнешь вон. — Это так. — Ничего же страшного не случится, если мы поцелуемся? Это должно быть приятно. Я хочу понять, мне нравится феминность сама по себе или я действительно заинтересован в однополых отношениях. Это влияние извне, с бритьём подмышек и выдавливанием из меня фальцета, либо это что-то на физиологическом уровне? — У тебя вставало на гей-порно? — У меня встаёт на разные фантазии, но не все из них я готов испробовать на самом деле. Давай отпустим себя и… Чимин встаёт на колени, приближаясь к Джину, и заправляет прядь его светлых волос за ухо. Дыхание тёплое и пахнет алкоголем, губы, яркие и сочные, маняще приоткрываются. — Я услышал недостаточное количество комплиментов, ты меня не убедил. — Сокджинни-хён… — мурлычет Пак, утыкаясь носом в щёку. — Это нет, которое да? Не хочешь, не будем. — Я хочу. Удиви меня. Ладони Чимина маленькие, нежные; он обрамляет ими лицо, поглаживая скулы. Затем его пальцы перемещаются, обрисовывают черты лица, и в глазах светится искреннее восхищение. Он изучает изгибы губ подушечками пальцев, едва касаясь. — Могу я поцеловать тебя? Сокджин мучительно пытается придумать какую-нибудь шутку, и вместо слов он обнимает за талию. Его ладони тут же соскальзывает ниже, на упругие ягодицы, и он сжимает их, слыша прерывистый вдох. Чувства притуплены алкоголем. На вкус младший кисло-сладкий, ощущения в основном о тепле и влажности рта. Это странно, облизывать языки друг друга, посасывая, сминая губы и не сильно ударяясь зубами, когда оба решают повернуть голову в одну и ту же сторону. Чимин улыбается, устраивая руки на плечах и обвивая ими шею. — Ну и каков вердикт, юный исследователь? — Продолжим.

***

На белоснежных отельных полотенцах остаются лиловые разводы. Сокджин покрасил свои волосы сам, Чимин последовал его примеру — не потому, что ему хотелось заявить миру через цвет, что они вместе, просто это действительно красиво. Они лежат обнажённые в кровати, тихо переговариваясь и лаская друг друга, пальцы скользят по коже, губы нежно соприкасаются. Неторопливо и томно. Сколько бы не было проведено вместе ночей и сказано комплиментов, им всё равно мало. На столе стоит почти пустая бутылка розового вина, на языках вкус малины и ежевики. Сокджину нравится, нравится точёное податливое тело тонсена и то, как легко протекают их разговоры, без попыток переубедить или обязательно докопаться до истины. Они делятся мнениями, размышляя вслух о самых разных вещах, и забывают о том, о чём говорили не из-за выпитого алкоголя, а из-за глубоких поцелуев. Вместо громогласных признаний в любви — хриплые стоны. Чимин ложится сверху, широко разводя ноги, и подаётся бёдрами навстречу чутким пальцам, плавно растягивающим. Прикусывает мочку уха Сокджина и замирает, когда густо смазанный член погружается, распирая стенки мышц ещё сильнее, заполняя до основания. Чимин садится, прогибаясь в спине и покачиваясь. Мысли о том, насколько процентов он чувствует себя мальчиком или девочкой улетучиваются, исчезают. Он чувствует себя с Сокджином — собой, удовлетворительно.