Тарталетки

Юнги шестнадцать, у него тот самый, непростой возраст формирования и становления личности, отчего окружающие взрослые смотрят на него со снисхождением. Закончив занятие в музыкальной школе, он переодевается в туалете, меняя пиджак и рубашку на объёмную, не сковывающую движений толстовку. Встряхивает головой — чёлка тут же спадает на лоб, и, криво ухмыльнувшись отражению, выходит на улицу. Лето только начинается, почки стремительно раскрываются, распускаются цветы, с каждым днём зелень всё насыщеннее и гуще, и того, кто придумал учиться в это время года стоило, наверное, вообще не рожать. Юнги хочется пнуть какой-нибудь камень. Громко топая, он спускается по лестнице — внизу уже ждёт Тэхён, с саксофоном в кофре за спиной. — Идём? — Тэ мягко улыбается, его карие глаза в солнечном свете становятся светлее, и злость волшебным образом улетучивается от одного взгляда. — Что-то я устал, — жалуется Юнги. — Ну конечно. Тэхён не просто идёт — практически парит над землёй. Юнги семенит, спотыкается, старается шире ступать… — Да блять! Стой ты! Вцепившись в рукав кардигана, Мин переводит дыхание и задаёт неспешный темп. — Давай я зайду в магазин за газировкой, а потом тебя догоню, хён? — Давай. Только холодную бери, из холодильника. — Окей. Кошелёк в пиджаке, пиджак в рюкзаке, рюкзак на плече… — Тебе хватит денег? Я попозже отдам. Тэ отмахивается, чуть хмурясь, и на перекрёстке поворачивает в другую сторону. Старое здание заброшенного, забытого всеми кинотеатра было их местом. Подвал завален мусором, первый этаж — обшарпан и разгромлен, на второй Юнги как-то сунулся, увидел посреди коридора лужу, удивляясь, что отражение обваливающейся крыши в ней совсем не то, а потом с ужасом понял, что это и не лужа, а истершийся, истончившийся бетон. Как тетрадный лист, почти изнасилованный резинкой с жёстким голубым кончиком, до дыры. Тэхёну он запретил туда подниматься по лестнице без перил — младший пожал плечами, достал запрятанную кувалду и шарахнул по стене. Все валяющиеся отдельно кирпичи он превратил в пыльное крошево. Тэхёну четырнадцать, и у него тоже трудный возраст. Школа, уроки, домашка, ссоры родителей, ссоры с родителями, насмешки одноклассников и бесит всё. Кроме понимающей бабушки и хёна, что подцепляет колечко алюминиевой банки и с божественным «пшшш» клубничная газировка чуть проливается, стекая по боку. — Хорошо, — Юнги делает глоток и довольно жмурится. — Ты похож на кота. — Как скажешь. Они сидят на деревянной балке, в тени, и тут у старшего тоже есть свой тайник. Он выуживает пакет с пачкой сигарет и зажигалкой, снимает толстовку, футболку, откладывая в сторону, и затягивается глубоко. Тэхён ведёт пальцами по острым лопаткам, раздумывая, примериваясь… — Ну, мистер-шмистер-Мин, какую хотите татуировку? Юнги издаёт смешок — щекотно. — Любую. — Тогда кота и нарисую. У Тэхёна несколько шариковых и гелиевых ручек, кожа Юнги для него — белый холст. Он разрисовывает его регулярно, всегда чем-то новым, абстрактным или забавным, записывает напоминания, строчки песен, рожицы с текущими из носа струйками крови… У хёна после экзаменов однажды приключилось такое, было страшно красиво. — Да уж, а раньше я тебе разрешал только на левой руке до локтя, помнишь? — Угу. Ты не мог бы не потеть? — Тэ трёт ладонью у позвонков, и Мин неожиданно стонет. — Лучше бы сделал массаж, там так болит. — Вот здесь? — Ооо! Сильнее, Тэхён-а....

___

Юнги поступает в университет в Сеуле, переезжая туда, и привозит с собой привычку носить чёрные вещи, чтобы отпечатки от рисунков не были заметны, хоть их уже и нет. Как и Тэхёна поблизости, что разочаровывает. — Вы с ним спали? — осторожно спрашивает сосед по комнате, Сокджин. — Не как половые партнёры, нет. — А как будто бы да. — Почему? — Ты с таким трепетом и вздохами о нём рассказываешь, Юнги-я. — Он… Особенный мальчик. Человек искусства. Смотри… Переписка в чате состоит в основном из фотографий, последняя серия — с цветком. Вот ярко-розовый бутон пиона, вот он чуть раскрывается, затем шире, и ещё, бледнеет до жёлтой бумажности, блекнет, лепестки опадают, ниже сообщение: «И всё это за три дня». — Красиво. — Ага. Юнги не то чтобы понимает Тэхёна полностью и до конца, они и не разговаривали никогда много, до осипшего голоса. Тэ играл на саксофоне в заброшенном кинотеатре, когда было другое настроение — бил кирпичи. Изредка затягивался сигаретой Юнги, прямо из пальцев, медленно выпуская дым, что стелился завитками по лицу. Периодически он даже снится, танцующий на осколках босиком.

___

Они могли бы созваниваться, но Тэхён звонит лишь спустя пару лет. — Хён, встретишь меня? — Я? — Юнги теряется от глубокого, бархатного голоса. — Где? — На вокзале, поезд прибывает в пять утра. — Жееееесть! — Так встретишь? Ким стоит на перроне, с неизменным кофром за спиной. Улыбается квадратно, расставляет руки в стороны… Юнги закатывает глаза. — Никакой тебе культурной программы, всё закрыто пока, и я хочу спать. — Я тоже. — Тогда поехали. — Куда? — Как это куда? Досыпать. В метро Тэхён любопытно озирается, тормозит у афиш... Юнги тянет его за собой, тащит в крохотную квартирку-студию, показывает на парня, лежащего на матрасе на полу. — Это Сокджин. — Он твой?.. — Хён, сосед… — Самый красивый человек в мире, — слышится сонное с подушки. — Я покажу через пару часов, а пока извини. Тэ хихикает, спрашивает, можно ли ему в душ, копается в чемодане в поисках сменной одежды, и когда он, посвежевший, выходит из ванной, Юнги уже спит, свернувшись в клубочек рядом с Сокджином. Тэхён уверенно ложится к ним третьим. …На правой коленке облачко, что плачет дождём, капли стекают вниз, до пальцев ног. На левой — абстрактная рожица, и «это не сопли, а кровь!», из носа которой тоже течёт. Юнги в шортах, на художества обращают внимание, и это должно раздражать, но… Мин чешет Боба и Атлантиса, на груди у него цветы, на запястье стежки, и он просто не успел смыть всё, опаздывая в университет. Тэхён учится в другом, ему выделили место в общаге, в котором он бывает в лучшем случае трижды в неделю. Зато в квартире Сокджина и Юнги упаковки зелёного чая, дозревают авокадо, Джин именует младшего Кима своим братом, красуясь сердечками на плечах. — Он правда… Странный, — как-то признаёт Сокджин. — Мой радар на нём не работает. — В смысле? — Я не врубаюсь, он гей? Девственник? — Это тебе вообще зачем знать? — Просто так. Тэхён сетует, что в общаге людно и шумно, а у хёнов прохлада и тишина. Он устраивает на бёдрах ноутбук, выпивает литры чая, послушно ходит в магазин, моет посуду, прижимается сбоку, рисуя что-то невидимое кончиками пальцев. Сокджину предлагают работу прямо на улице. Озадаченный он советуется с Юнги, который вдруг осознаёт, что его собственные амбиции где-то на нижней планке — вернуться домой с чем-нибудь вкусным, и чтобы там был Тэхён. — Вам тоже стоит попробовать, наверное? Агентство маленькое, я был бы рад вместе с вами… Мин думает, что если его возьмут, а Тэхёна нет, то он откажется. Всё случается наоборот. Они ругаются, спорят о будущем. — Нахрен мне это всё без тебя?! — А сейчас-то в чём смысл? Что такого особенного между нами, Тэ? Тот уходит, хлопая дверью. Через неделю Юнги звонят, приглашая попробовать себя в роли продюсера, обещают взять под крыло, научить. В коридоре агентства он видит Тэхёна, что заливисто хохочет с каким-то Чимином. — Нам надо поговорить. — Надо? — Тэ выгибает бровь. — Ну идём. Старший достаёт пачку сигарет из кармана, стоя на крыльце. — Я… Я могу стать продюсером. Здесь. — Вот и стань. — А ты? — А я буду трейни. Если повезёт, то и айдолом. — Придётся сочинять для тебя классную музыку. — У нас получится, хён. В шестнадцать было иначе. Было, в самом-то деле, хорошо. Не надо было совмещать учёбу с работой, и Тэхён был не таким — Юнги его теперь не узнаёт. Оказывается, в присутствии других людей он гиперактивный и веселится без конца. Снимает дурацкие видео, дэбает, залезает на спину Сокджина и рисует у Чонгука на руке. Всё не так. — Шуга-хён? — Чимини просачивается в студию верхней половиной тела. — Хён? — Что? — Я вот хотел спросить, неловко, впрочем… — Говори. — У тебя кто-то погиб? — …Молодость. Молодость моя умерла. Чимин обводит взглядом микшеры, пульт, стаканчики с кофе, усталое лицо продюсера Шуги. — Да ну. Ты ведь и сейчас вполне молодой! — Ой, иди отсюда, мелочь. — Пойдём с нами кушать? — Не хочу. — А что хочешь, хён? — Чтобы… Хрен его знает, Чимини. Ничего. — Принести что-нибудь из кафе? — Тебя Тэхён прислал? — Нет. Они с Чонгукки… — Не продолжай. — Тэ по тебе скучает. — Чимини, ушлёпывай есть. Юнги сторонний наблюдатель, кликает мышкой — почти в каждой соцсети контент от начинающей группы. Намджун, Хосок, Чимини, Чонгук, Сокджин — и Тэ, который стал Ви. Ви упахивается, меняет причёски, наряды, рычит. Он приходит к Шуге с двумя банками газировки, со вздохом опускаясь на стул. — Устал. — Ну конечно. — Давай сходим в кино? В выходной? — У меня нет ни выходных, ни настроения. — Пара часов, ты и я. Сеульский кинотеатр пахнет поп-корном, всё в нём действующее, непыльное, снуют люди… Тэхён засыпает на плече. Юнги неудобно в кресле перед широким экраном в темноте. — Тэ? Разбуженный к финалу, младший глубже засовывает ладонь под толстовку хёна, ведёт носом по кромке ворота и кусает за ухо, зубами прямо по свежему третьему проколу. — Айщ! — Я хочу с тобой спать. У нас в общежитии дурдом. Юнги перевёлся на заочку и переселился в соседнее с трейни здание, проживая там со стаффом, и на работу он чуть ли не в пижаме ходит пешком. — Пожалуйста, мистер-шмистер, мне очень нужна наша с тобой тишина. — Так вот к чему это всё… Подлизывался, чтобы нагло воспользоваться. — Ты тоже можешь воспользоваться, хён. — Чем? Тэхён горестно вздыхает, цокая языком. Позже, он благодарно улыбнётся и вырубится сразу же, как только голова коснётся подушки. Утром Юнги просыпается один, покрытый чёрной вязью символов и слов от шеи и до ног. — Вооооу! Примеряешься к татуировкам? Коллега, старше лет на пять, хохочет, зашедший на кофе. — Планирую жестокую расправу. В душе Мин выдавливает гель на мочалку, вспенивает, и… Останавливается, вчитываясь в текст у локтя. Он выходит, так и не помывшись, вертится у зеркала, пытается сфотографировать спину, радуясь, что хоть под трусами надписей нет. Переписывает строчки в блокнот — их хватит на песню-две. — Какие у вас отношения с Тэхёном? — Намджун спрашивает без каких либо подготовительных реверансов, в лоб. — Эм… — Он к тебе бегает по ночам в кровать, Шуга-хён. — У нас подушечные отношения. Когда мы испытываем трудности, то успокаиваемся присутствием друг друга. — С обнимашками? — Иногда. — И всё? — И всё. — Это немножко странно, но… Это же Тэхён. В общаге у него пять подушек, можешь себе представить? Наверное, это он тебя пытается собрать. Тяжело ему будет в турах. «И мне», думает Юнги. Тэ забывает серьги и кольца на тумбочке, носки в углу, пару раз уходит без обуви, возвращаясь с растерянным лицом. Сокджин тоже приходит, вздыхает: «Ой, не могу», и тащит куда-нибудь поесть, к хуям посылая диету. Чимини шуршит пакетами с алкоголем, Хосок — клёвый. Чонгук следует за Намджуном, Намджун — обсуждает с Юнги лирику до утра. Менеджер уже знает, где искать подопечных, и скидывает Мину смс-ки с просьбами вернуть в целости. Тот не парится, у него как будто появилась новая семья. — Ну-ка съебитесь, пожалуйста, господа хорошие, это вообще-то моё законное место. В комнате повисает тишина. Сокджин откашливается, встаёт первым, обещает что надерёт уши за такое, но потом. Из шестерых, теснящихся у Юнги, остаётся один. — И с каких это пор… — лениво тянет старший. — С самого начала, с музыкалки в Тэгу. Ты мой. — Спасибо, что поставил в известность, а то я и не знал. — Всё ты знал, — кривится Тэхён, раздеваясь. — И ты тоже меня ревнуешь. — Вовсе нет. — Очень, да. — Тэхён-а. Мы сейчас о чём конкретно говорим? — Я проясняю… — Ты запутываешь. — Ну, кстати... Смотри… Тэ садится на кровать по-турецки, берёт руку Юнги в свою. — Вот этот пальчик ты, а вот этот палец я. Скрести их. — И? — И представь, что у тебя нет других пальцев на этой руке. — …Зашибись. А почему скрещенные? — Сейчас, хён. Значит, твою ногу сюда, переплети с моей. И со второй. И руками. Юнги лежит под ним, отстранённо размышляя, что это какой-то сомнительный твистер. Что-то осьминожье, перемешанное с лапшой. — А дальше что? — Теперь языками. Тэхён уезжает в тур с группой, перепуганный перспективами и ими же осчастливленный. Юнги провожает до аэропорта, подбадривая и выслушивая в ответ обещания получить в личку эксклюзивный контент и шесть миллиардов селок. — Шуга-хён, ты наверное весь изрисован опять, да? — хихикает Чимин, тыкая пальцем в бок. Юнги в чёрной водолазке, на носу — очки для зрения, что он строго поправляет. — Вовсе нет. И он не врёт — кожа густо покрыта не чернилами, а засосами. Рожицы на пятках и кота между лопаток он обнаружит чуть позже, довольный.