не позволяй их пламени погаснуть.

«Порой, охолодевшие тьмой ладони, греют изнывшуюся душу. Порой, незнание порождает поражение.. 1897»

Ветви безжалостно хлестали измученное тело, оставляя красные полосы на бледной тонкой коже. Листья под ногами хрустели, сухие палки ломались, а птицы вдруг резко умолкли. Быстрый шаг незаметно перерос в бег. Нет ничего непредотвратимого. Лабиринты леса сводили с ума, в то время когда разум не сдавался. Белая спальная ночнушка была оборвана снизу, а вдоль тела небольшие надрезы. Покрасневшие ссадины обжигали всё тело, однако останавливаться было нельзя. Из глаз ручьями текли слёзы, солёные полосы в знак желания остаться в живых. Время от времени в нос бил грубый железный запах свежей крови, принадлежащий явно ей самой. От этого кружилась голова и моментами пробивало на тошноту. Но она всё равно бежала, сколько было сил — она бежала. В голове было столько мыслей, однако в тот же время ни одной. Чей то грубый сухой шёпот начал преследовать каждый ее шаг. Сдайся. Сдайся. Сдайся. Сдайся. Казалось он шёл отовсюду, хотя точного расположения дать ему было трудно. Пробивало на мысль, что этот шёпот сидит внутри неё, выедая остатки надежд и заполняя всё тьмой. Холодный воздух буквально обжигал ее легкие и горло. Сил уже практически не оставалось. Впереди всё плыло, ведь только стоило было заострить на чем то взгляд, как везде виделись они. Чьи то похотливые руки тянущиеся прямо к ней. Желающие чего то одного, чужого поражения и власти. Вороны сидели на ветвях, рассматривая бегущую от неизвестности жертву необъятной тьмы. Их тёмные пустые глаза расслабленно провожали, казалось бы, бегущую на краю жизни и смерти душу — шаг не туда, и ты мог оказаться в когтях того нечто, которое так ловко и изящно прямо сейчас играло с ней. А стоит ли ей вообще бежать? Каковы же были шансы что этой ночью она останется в живых. Ветви всё так же оставляли следы на девичьей коже, будто пытаясь ее задержать в сговоре с мраком. Ветер всё так же пел прощальный ноктюрн, присвистывая в ушах. Мелодия последних секунд и последних вздохов. Она была готова сдаться. Дюваль упала на колени, царапая их о неестественно острые ветви на земле. По спине прошлись мурашки и чувство что оно совсем близко. Девушка закрыла глаза, чтобы не видеть тех теней и мерзких тянущихся к ней рук. Вдали, словно смутным эхом, послышалось пение. Опущенная голова едва дёрнулась, но внутри неслась мысль, что ей всего лишь почудилось. Простые игры смерти и прощального психоза. То же самое утверждала и тьма. Ее руки тряслись от нетерпения и жажды. Однако очередной аккорд вновь раздался в лесных лабиринтах. Исабель подняла красные от слёз глаза и стала нервно прислушиваться, стараясь уцепиться за каждый едва различимый шорох. Голос принадлежал парню в сопровождении расстроенной гитары. Будто игры разума в голове отражалась его песня, пускай через слово. В эту же минуту в голову ударила резкая звенящая боль, хотя физически это ощущалось не меньше, чем удар бейсбольной битой. Девушка вновь опустилась на колени, от невыносимости испытываемых ощущений. Вопреки всем законам, разделяя звон и боль, в голову ударила до жжения в груди знакомая мелодия. Она ни с чем не спутает этот мотив и слова. «…Elle sort de son lit, tellement sûre d'elle…» Дюваль шумно отрывисто выдохнула, поднимая голову по направлению к звуку. Руки пробила крупная дрожь, а глаза наполнились слезами и надеждой, которая еще немного и окончательно бы угасла. Горло всё также жгло, однако всё равно с губ девушки сорвалась одна единственная фраза. «..la Seine, la Seine, la Seine..» Уже не думая ни о чем, Исабель сорвалась с места и побежала так быстро, насколько она была способна в меру полученных повреждений. Голос все приближался, а за ним слышались другие, девичий смех и треск костра. Однако тьме это не нравилось, ой как не нравилось. <Кудаа жжже ты, крошшшка? Голос ластился и гласные буквы мерзко растягивались, будто пробовались на вкус, в ожидании реакции Исабель. Тьма, как бы оно ни было совмещением очевидного и неясного — особого голоса не имела. Он бы ни женским, ни мужским. Словно он был внутри неё, однако исходил откуда-то далеко. Тьма была недовольна, что ее жертву так просто вырвут из ее лабиринтов. В то время пение приближалось. Горло всё ещё обжигал холодный воздух, но в ином же случае, Исабель бы с огромным удовольствием продолжила строчки, когда-то затронувшего душу мотива. Сейчас эта песня станет либо гимном ее спасения, либо же станет финальной. Как та, которая играет в театре в последние мгновения жизни так полюбившегося многим героя. Слишком иронично, чтобы быть правдой. Подняв голову и не веря собственным глазам, девушка увидела впереди приближающийся свет от пламени костра. Внутри будто что-то сжалось и Исабель просто бежала вперед, игнорируя извивающуюся и явно огорченную тьму. Та с ещё большим усердием принялась изводить душу, буквально зная, куда лучше цеплять. Ах, наииивная, наивная девочкааа. Голос снова растягивал гласные, словно издеваясь над девушкой. В этой фразе не было гнева и агрессии, как у хищника, у которого прямо из лап вырвали добычу. Наоборот. Тон был игривый и излишне самоуверенный, от чего по спине пробежала очередная волна мурашек, а тело покрылось холодной испариной. Исабель пыталась отогнать от себя любые мысли, задержав внимание на приближающемся спасении. И не зря. От голосов ее разделяли всего несколько метров. Ноги стали ватные, а в груди приятно обожгло. Неужели, это конец ее мучений? Впереди всё настолько плыло, что Исабель в неверии из последних сил выкрикнула, не оборачиваясь назад. — Иди к черту, я тебе не по зубам! Ком в горле не дал в полной мере передать ощущения, от того фраза звучала как жалкий стон. Однако же, желаемое явно дошло до адресата. Когда пара шагов отделяла Исабель от выхода к поляне, за ее спиной раздался скрипящий шепот. Это ещё не конеццц. Зелёные глаза в миг расширились. Земля улетела из под ног, и уже не понимая что происходит, она почувствовала как внутри что то больно сжимается и обжигает нутро. Перед глазами плыло. В это мгновение она лежала на заветной поляне, в окружении взволнованных ребят и их неясных переговоров. Голоса звучали как под водой, а взгляд Дюваль был направлен вверх. Единственное что она успела различить перед отключкой — металлический запах крови и адская боль под рёбрами. * * *