Obliviate

      Гобелен возвышался на три метра до самого паутинистого потолка, влево ветвями уходили уже неизвестные Шеннон предки Блэк, справа, на небольшом куске холстины, ютились нынешние остатки фамилии. Глупо было верить в то, что Сириус Блэк скрывается в старом доме родителей, но нужно было с чего-то начать.       Дом задыхался в пыли и одиночестве. Часы показывали: вот-вот стукнет семь часов утра и наступит рассвет. Но не верилось, что лучи солнца посмеют тронуть этот приют мрака и безысходности.       Шеннон провела пальцем по буквам: С и р и у с Б л э к. Где он может быть? И как он собирается вернуть мертвого к жизни, обратить смерть? Здесь не обойтись без самой темной магии.       — Вечная жизнь ума, — пробормотала Шеннон, и ее глаза расширились от тревожной радости. Недостаток сна отзывался в теле и особенно в слегка затуманенном разуме. Ей хотелось отыскать Сириуса Блэка еще и затем, чтобы узнать, в чем кроется тайна исчезновения Темного Лорда, понять, как действует эта магия, и — конечно! — разрушить ее.       Но с чего начать? Где остановиться и за какую ниточку уцепиться, чтобы прийти к истине? Если бы Каркаров выслушал ее и попробовал понять, если бы с дядей или тетей можно было обсудить это…       С лестницы разнеслось невнятное бормотание. Шеннон достала волшебную палочку и осторожно выглянула в коридор. С одного этажа на другой слонялся грязный домовик с мерзким морщинистым лицом и тонкими, как проводки, ногами. Шеннон понятия не имела, каких домовиков держали Блэки, знала только, что после смерти их головы сушили и подвешивали в коридоре за бальзамированные волоски. Впрочем, живой домовик Блэков мог бы быть ей полезен.       — Эй! — крикнула она. — Домовик! Как тебя зовут?       Домовик, даже не обернувшись на оклик, кинулся вниз по лестнице и заверещал:       — Воры!!! Хозяйка, воры!!!       — МЕРЗКАЯ ПАДАЛЬ, УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕГО ДОМА! Я…       Шеннон на секунду поверила в то, что небеса заговорили голосом бабушки Вальпурги, но вспомнила затем, что на первом этаже висит ее недружелюбный портрет, и спустилась к нему — там же был домовик, он метался от кухни к входной двери и запирал комнаты и шкафы. Портрет продолжал истошно вопить.       — Я не воровка. Я не воровка!!! Я ваша двоюродная внучка, — крикнула Шеннон портрету.       Нарисованная Вальпурга и не подумала закрыть рот. Но домовик остановился и прислушался.       — Меня зовут Шен… Ригель Лестрейндж. Кажется… кхм, — она постаралась принять как можно более властный вид, — кажется, этот дом дорогая бабушка завещала моей матери?       — Этот дом принадлежит моему мерзкому сынку, — отозвался портрет и разразился новой порцией ругательств: — Предатель, отвратительный голодранец…       Домовик, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик, поднялся по лестнице к Шеннон и поманил в другую комнату.       — Как тебя зовут? — первым делом, оказавшись с ним один на один, повторила Шеннон.       — Кикимер, мэм, — ответил домовик и, вдруг кинувшись на колени, поцеловал Шеннон в носки сапожек.       Шеннон покраснела и смешалась:       — Это вовсе необязательно, Кикимер…       — Кикимер ждал достойного наследника великого дома Блэк! — плачущим голосом ответил Кикимер, все так же стоя на коленях. — Но неблагодарные потомки забыли про Кикимера и его хозяйку. Одни предпочитают общаться с грязнокровками… Одни гниют в тюрьме… Предатели…       — Э-э… Да-а… Сочувствую тебе, Кикимер.       Шеннон не знала, что добавить. Она впервые видела домовика, физически и морально преданного семье так, как об этом писали в старых книгах сказок. В то же время Кикимер ее пугал и отталкивал. Он явно немного тронулся умом за годы одиночества.       — Мисс Лестрейндж пришла, чтобы навестить свою любимую бабушку? — уточнил Кикимер. — Кикимер сделает вам чай и все, что захотите.       — Нет, пожалуй. Наверное, мне пора… — она схватилась за ручку двери, как вдруг в ее голову пришла отличная идея: — …пора перейти к делу! Знаешь, Кикимер, я хочу, чтобы этот дом стал моим. Не хочу, чтобы фамильное поместье великого рода Блэк принадлежало предателю крови.       Глаза Кикимера заблестели от слез. Он встал и приподнялся на носочках, чтобы лучше слышать слова, как мед льющиеся на его душу.       — Да-а, было бы просто замечательно. Но есть проблема, — продолжала Шеннон, разыгрывая озадаченность. — Законы нашей страны совсем несправедливы. И, пока жив Сириус Блэк, этот дом его — и только его. Понимаешь о чем я, Кикимер?       — Я должен помочь мисс Лестрейндж убить Сириуса Блэка? — радостным шепотом предположил Кикимер.       — Э-э… Нет, Кикимер, — не на шутку испугалась Шеннон. — У меня есть деньги. Я бы могла купить этот дом у Сириуса Блэка. К сожалению, я не могу найти Сириуса…       — Он в Азкабане! — тут же выкрикнул домовик.       — Нет, ты не все знаешь. Не так давно Сириус бежал оттуда и бесследно исчез. Тогда я и задумалась о покупке дома.       Шеннон не могла нарадоваться тому, какая получается логичная и последовательная ложь. Кикимер склонил голову, раздумывая над услышанным.       — У тебя есть способ найти его?       — Я постараюсь, — неуверенно кивнул Кикимер.       — Отлично! — Шеннон чуть подпрыгнула от радости. — Немедленно сообщи мне, когда найдешь его. Я буду… Нет, пока не знаю, где буду. Я отошлю тебе сову, когда остановлюсь где-нибудь.       — Мисс Лестрейндж не живет в доме рода Лестрейндж? — глаза Кикимера подозрительно сощурились, он сгорбился. Шеннон поняла, что допустила ошибку, и начала судорожно размышлять. Когда молчание начало становиться красноречивым, она тихо произнесла:       — У меня не все в порядке с законом. Я практиковала темную магию… В общем, не говори никому обо мне, хорошо? Сделай вид, что меня не существует. Так ты спасешь мне жизнь.       Кажется, статус темной колдуньи в бегах заставил Кикимера уважать Шеннон еще больше. Он важно кивнул всем видом давая понять, как сильно ему хочется стать подопечным госпожи Лестрейндж. Они любовно распрощались у крыльца и пообещали друг другу держаться на связи. Глаза Кикимера выражали смесь безумия, радости и тоски, когда он неистово махал руками вслед Шеннон.       Шеннон никуда не торопилась и уж тем более у нее не было планов на день. Но не могла же она остаться вместе с Кикимером и злобным портретом в доме Блэков? Пешком она достигла Косой аллеи и зашла в одно из тихих местечек, чтобы съесть хороший завтрак.       За окном было совсем тихо и безлюдно. Солнце так и не появилось на горизонте, а небо заросло дождевыми тучами. Зарядила мелкая пробирающая морось. Сонно уткнувшись в тарелку с беконом, Шеннон думала, во-первых, о том, что утомилась от холодной Британии и хочет свежих африканских фруктов, во-вторых, о том, что ей нужно поговорить или хотя бы увидеть разок настоящего Грюма, преподающего в Хогвартсе. Она не сомневалась в словах Каркарова, дело было в другом.       Единственный способ принять чужой облик — выпить Оборотное зелье. Но чтобы принять облик Грозного Глаза, в Оборотное зелье нужно вмешать его волос, ноготь или что-то подобное. Это значит, что минимум один раз Сириус Блэк встречался с Грозным Глазом. Где? В Хогсмиде? В Хогвартсе? Это стоило выяснить. Шеннон понимала, что надеяться только на Кикимера — глупо.       Но как попасть в Хогвартс? В школу ведь не пускают для экскурсии… Люциус состоит в попечительском совете, он был мог провести ее. Но он, скорее всего, серьезно обижен. Да и как объяснить, зачем ей нужно срочно попасть в Хогвартс? Есть еще Драко. Но что может сделать ученик?       На какое-то время Шеннон впала в уныние — в Хогвартс ей не попасть, никогда и ни за что — но затем вдруг вспомнила: она ведь была в Хогвартсе вчера! Конечно! Ее губы невольно растянулись в усмешке над собственной глупостью. Чарли и Хагрид. Они провели ее однажды, проведут и сейчас. Главное успеть до того, как пройдет испытание с драконами. Придумать причину. Например… Посмотреть испытание! Отличная идея! Нет никакого труда убедить помочь в этом тех, кто обожает нарушать правила. Билетов, конечно, уже не найти, но разве для знакомой драконолога и лесничего не найдется маленькой лазейки?       Шеннон тут же достала из кошелька перо, пергамент и начала сочинять дружелюбное письмо для Чарли. Дописав и отправив с почтовой совой, она, наконец, почувствовала почву под ногами и осознала первую цель своей переменившейся жизни. А за первой целью стремительно выросла первая проблема: ей все еще негде было даже ночевать.