P. S. Люблю. Настя

Я неловко топчусь возле огромных ворот, которые кажутся слишком пафосными даже для столь состоятельной семьи, как у Игоря. Его отец какая-то крупная шишка в высших кругах власти, а мама заправляет всей сферой образования в нашем городе и именно ей стоит сказать «спасибо» за столь нелюбимые мною отработки и дополнительные нагрузки в школе. Наконец, охрана дает добро на то, чтобы я смогла зайти на территорию шикарного четырехэтажного особняка, где этот ублюдок назначил мне свидание, и ворота бесшумно распахиваются, открывая мне вид на сад, который выглядит даже роскошнее, чем парк в центре города. Я невольно сжимаю лямку маленького кожаного рюкзака у себя на плече и ступаю на вымощенную камнем дорожку. Игорь встречает меня в своей комнате, больше напоминающую отдельную квартиру с собственной гостиной, спальней с огромной кроватью, ванной с джакузи размером с бассейн и чем-то типа игровой, где бывший одноклассник вечно зависает возле монитора и рубится в приставку. В отличие от всего остального дома, выглядящего уютным и светлым, стены его жилища оформлены в темных тонах, а в комнатах царит полумрак, совсем не кажущийся мне романтичным. Я была здесь только однажды и у меня остались не самые приятные воспоминания. — Что, Исакова, решила спасти шкуру своего немолодого любовничка? — небрежно интересуется Игорь, встречая меня только в темно-синем халате, который, хочется верить, надел не на голое тело. Я невольно сжимаю руки в кулаки, услышав, как он отзывается о Гордее, особенно учитывая, что тот его дядя. Ну что ж, в семье не без урода. — Завидуешь? — фыркаю, опускаясь на подлокотник кожаного кресла в гостиной. Мне кое-как удается совладать с собственными эмоциями и даже ухмыльнуться. — За твою-то шкуру я бы никогда не вступилась. — Зря ты так, Настенька, — хмыкает парень, доставая с полки стаканы и разливая в них светло-коричневую жидкость. Я невольно напрягаюсь, когда он подходит ко мне и протягивает напиток. — Из твоих рук даже воды не выпью, — шиплю, вцепившись в лямку рюкзака, чтобы не сделать то же самое с его лицом. А ведь еще недавно казалось, что мы не так уж плохо общаемся. Как же меняет человека элементарная зависть. — Еще подсыплешь чего-нибудь, а завтра мои интимные фотки будут в какой-нибудь группе типа «Прошмандовки нашего района». Нет уж, спасибо. Игорь пожимает плечами, после чего залпом опустошает один, а затем и второй стакан. Глаза его при этом загораются недобрым блеском. — Неужели так сложно было выбрать меня, а не его? — парень неожиданно срывается на крик, а его лицо искажает гримаса злобы. Я вздрагиваю, когда он швыряет в стену стакан, и тот с грохотом разбивается на осколки. — Да блять, кого угодно, но не его! Первым порывом становится встать и уйти, но Игорь внезапно бросается ко мне и вцепляется пальцами в плечи. Я шиплю от боли и упираюсь руками ему в грудь в попытке оттолкнуть от себя, но его хватка становится только крепче, а зрачки при ближайшем рассмотрении оказываются столь неестественно широкими, что в голове мелькает догадка — он под чем-то потяжелее, чем алкоголь. Черт, угораздило же… — Всю мою жизнь, всю мою чертову жизнь мне говорили, что я на него похож и должен на него равняться! — продолжает парень, оставляя синяки на моей коже. Его лицо в опасной близости от моего, и я невольно морщусь, ощутив запахи крепкого алкоголя и сигарет. — Даже не на отца, а на него, любимого братика моей мамы, в которого мне не повезло уродиться. «Гордей вот хорошо учился в школе, а ты отстаешь по математике. Гордей в твоем возрасте уже работал, а ты привык все на блюдечке получать». А что теперь? «Гордей получил эту девчонку, а ты не смог»? Заебали, блять, все! И ты туда же. — Будто бы ты не знал, что я в него влюблена, — выдыхаю, чувствуя, как руки слабеют под его напором, и он оказывается все ближе. Мне нужно срочно придумать что-то, но это едва ли получится, когда он держит меня так крепко. — Блять, это знала даже школьная уборщица, а оно ей нахер не надо! Неужели не понимал, что я заведомо проигрышный вариант?! — Я хотел хоть раз получить то, что предназначено ему, — морщится парень, и я понимаю, что у него окончательно едет крыша. Его родители, конечно, тоже молодцы, но кто в моем кругу общения вообще воспитан в нормальной семье? Разве что Лина, но и там ее мать и отец скорее просто не мешали ей расти. — Когда ты сказала, что хочешь меня, я думал, что у меня почти получилось. — Нет, — качаю головой, ощутив легкий укол вины. Я просто использовала его в ту ночь и, черт возьми, все по той же причине — потому что он так сильно похож на Гордея. Я думала, это преимущество, а это, очевидно, его проклятье. — Не получилось. Я пыталась забыться, но вместо этого наделала глупостей. Мне жаль. Мне, черт возьми, жаль! Но я не виновата в том, что выбрала его, а не тебя. И ты тоже не виноват в этом… Слышишь, ты не виноват… Несколько секунд парень смотрит мне в глаза, но затем его хватка неожиданно слабеет, а плечи опускаются. Он отступает на шаг и тихонько сползает на пол, обхватив голову руками. Несколько секунд мы сидим в тишине, пока я невольно обнимаю себя за саднящие плечи. Мне нужно уходить, но ноги не держат, а сердце колотится в висках. — Мне нужно было это услышать, — произносит вдруг Игорь, поднимая на меня взгляд, который слегка проясняется. Его голос чуть дрожит. — Я не виноват… Я просто дурацкая шутка природы, — он выплевывает это с такой злостью и в то же время обидой, что я невольно испытываю приступ жалости. Но прежде чем я успеваю проникнуться к парню теплыми чувствами, он вскакивает на ноги, и я инстинктивно хватаюсь за уцелевший стакан, чтобы в случае чего использовать его для самозащиты. — Прости меня, Исакова. Я себя вел как псих, я… запутался. Прости меня, ладно? Его глаза смотрят в мои открыто и как-то по-детски невинно, но я совсем ему не верю. С ним явно что-то не так, и мне нужно выбираться отсюда, пока его снова не накрыло, и я не полетела в стену вместе с этим стаканом или еще что похуже. — Все в порядке, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал успокаивающе и ласково, но он предательски дрожит, ведь мне становится до чертиков страшно. Стараясь не делать резких движений, я встаю с кресла и начинаю медленно пятиться назад, но в этот момент Игорь сгребает меня в охапку, заключая в объятья и утыкаясь носом мне в плечо. В этот момент я теряюсь, сжимая в руке стакан, ведь не могу его ударить, пока он не нападает. — Насть, ты такая хорошая, — бормочет парень, и сердце вновь ускоряет ход от его пугающей близости. Я осматриваюсь вокруг в поисках спасения, но в этот момент парень резко отстраняется и заглядывает мне в глаза. — Ты ведь подаришь мне последний поцелуй? В следующий момент его губы прижимаются к моим, и я чувствую непривычную горечь, которая сбивает меня с толку. Это дает парню преимущество, и он проскальзывает языком в рот, усиливая этот неприятный вкус. Когда я возвращаю себе способность соображать и замахиваюсь на него стаканом, на меня накатывает ужасное головокружение, а в глазах стремительно темнеет. Игорь отстраняется, и я пытаюсь ухватиться за воздух, потому что ноги больше не держат. Последнее, что я помню, это звон стекла от разбитого стакана… Я прихожу в себя на широкой постели, устланной перьями, обрывками наволочек и моих вещей. Из одежды на мне только трусы, которые каким-то удивительным образом не пострадали, но это служит слабым утешением. Все тело болит так сильно, что я едва ли заставляю себя сесть на кровати, беззащитно обнимая руками, поднять которые тоже стоит невероятных усилий. Но самая сильная боль даже не физическая, а душевная, ведь я понимаю, что после всего, что здесь случилось, наши дальнейшие отношения с Гордеем обречены… Да вся моя жизнь обречена, ведь я не представляю, как мне теперь собрать себя воедино. От осознания этого с губ срывается всхлип, больше похожий на вой, и я снова падаю на постель, зарываясь лицом в кучу перьев. — Плохо тебе, Настенька? — доносится откуда-то сбоку, и даже не поднимая головы понимаю, что голос принадлежит Игорю. В этот момент я не чувствую ни злости, ни страха, ведь все остальные чувства притупляет жгучая всепоглощающая боль, словно бы придавившая меня с постели, с которой у меня нет никакого желания и сил вставать. Все кончено. — Неплохо же тебя скрутило. Впрочем, для неподготовленного организма такая доза… Я молчу, бесцельно глядя на кучку перьев перед своими глазами. По щекам беззвучно катятся слезы, но они не приносят облегчения. Это ведь просто вода и ей не под силу забрать мою боль. — На, выпей кофейку, — предлагает Игорь, и я чувствую, как кровать подминается под его весом. Я невольно сжимаюсь на постели, ведь меньше всего хочу, чтобы он ко мне прикасался. — Исакова, ну ты чего? Помирать, что ли, собралась? В следующий момент он трогает меня за плечо, которое обжигает болью. Но вместо того, чтобы попытаться избежать ее, я позволяю ей завладеть мною, заполнить тело и разум, проникнуть в каждую клетку. Ведь я знаю точно, что боль рано или поздно может пробудить злость, такую дикую, что она убивает. Мышцы горят, а пульсация в висках оказывается столь сильной, что я едва не теряю сознание, когда резко усаживаюсь на постели, а затем бросаюсь на явно не ожидавшего этого Игоря, опрокидывая его на спину и наваливаясь сверху. Я хватаю с кровати подушку и придавливаю к его лицу, рыча от боли, злости и сильнейшего напряжения. Но если мне суждено умереть, то я заберу его с собой…