Глава 5
15 мая 2022 г. в 22:40
Меня продержали в аврорате несколько часов, прежде чем отпустили к тебе. Несколько мракоборцев снова и снова спрашивали меня о произошедшем, хотели, чтобы я допустила ошибку в своих показаниях, но они не на ту напали. Палочку проверяли несколько раз, но никаких запрещённых заклинаний не выявили. На видео с камер наблюдения мы сидим за колонной, поэтому для них всё выглядит так, словно Пэнси встаёт и сразу же уходит от меня. Затем я вскакиваю с места, а на моём лице застывает немой ужас.
— Я могу идти? — выгибаю бровь в ожидании ответа.
— Да, мисс Грейнджер. Конечно. Мы свяжемся с вами, если вы нам понадобитесь.
Как только я выхожу из комнаты для допросов, ты накидываешься на меня с крепкими объятиями.
— Салазар, Грейнджер, мне так жаль, что тебе пришлось всё это пережить.
Хмыкаю и вновь с трудом сдерживаю слёзы. Но в этот раз это слёзы счастья — теперь нам никто не помешает быть вместе. Нельзя жениться на той, кого больше нет.
Мы аппарируем домой, и ты весь вечер не отпускаешь меня от себя. Только ты можешь утешать меня так. Только с тобой я чувствую себя в безопасности. Только ради таких моментов, я готова идти на всё. Но я вижу, что ты не так рад, как я. Ты грустишь. Грустишь по той, которая стояла на нашем пути.
Она была недостойна тебя, Драко. Твоя вторая половинка должна думать о твоём благополучии, а Пэнси хотела лишь навредить. Ты поймёшь это, может быть, и не сейчас, но позже. Определённо позже.
Проходит лето, полностью посвящённое планированию нашей свадьбы. Первого сентября мы венчаемся на территории Мэнора, потому что твоя мать тяжело заболела и не могла покинуть дом. В день свадьбы ваша оранжерея была великолепна. Но ты был ещё прекраснее.
Вот ты стоишь у алтаря, а я иду к тебе, одетая в белое платье и с венком на голове. Сердце бьётся так, что заглушает все посторонние звуки. Когда ты спрашиваешь, хочу ли я стать твоей женой, я искренне улыбаюсь и говорю заветное:
— Да. С этого момента и до конца моей жизни я хочу быть только твоей.
Гости на нашей свадьбе сходят с ума, когда ты надеваешь мне кольцо на палец. Ты подходишь ближе и целуешь меня. Забавный факт, Драко, но поцелуй в качестве твоей жены будто и чувствуется по-другому. Я в восторге. Затем ты резко поднимаешь меня на руки и крутишь, крутишь, крутишь до тех пор, пока не закружится голова. Глупый, она всегда кружится, когда ты рядом.
Празднование свадьбы, медовый месяц, наше путешествие только вдвоём заставляет меня поверить в то, что я нахожусь в сказке. В сказке, которая рушится, как только нам приходит оповещение о смерти Нарциссы.
Ты разбит и подавлен. Я чувствую себя не лучше. Нарцисса была замечательной женщиной и любящей матерью. Пока мы готовимся к похоронам, я чувствую, что нужна тебе ещё сильнее. Ты проклинаешь себя за то, что так долго отсутствовал. А я хочу возразить, но удерживаю себя от комментариев.
После погребения ситуация становится хуже. Ты стал реже появляться дома, а Скитер с удовольствием печатает твои колдо в барах, из которых тебя выгоняли со скандалами. Но я держусь, Драко, я понимаю, что тебе больно. Каждый из нас переживает утрату самостоятельно, и даже находящийся рядом близкий человек не в силах разделить всю ту тяжесть, что сваливается на плечи. Но, как я уже говорила, я терпеливая. Время всё лечит.
Проходят месяцы, но кажется, словно годы. Наступила зима — суровая и холодная, убивающая то тёплое и светлое, что было в наших с тобой отношениях. Всё становится ещё хуже, когда перед Рождеством приходит сова с новостями о смерти Люциуса. С ужасом понимаю, что это последний гвоздь в гроб твоего самообладания. Ты глухо рыдаешь у меня на плече, а я только и могу, что шептать слова утешения.
Мерлин, за что? Ты только отошёл от смерти матери, как жизнь подкидывает очередное испытание.
Рождество мы проводим вдвоём, укутавшись в пледы и не выпуская друг друга из объятий. Ты вновь пытаешься найти утешение в бутылке, а не во мне. Дойдя до определённой кондиции, ты целуешь меня — грубо и жёстко, выплёскивая всю свою боль. А я готова принять её всю, лишь бы тебе стало легче. Я готова на всё ради тебя.
Но после того раза ты больше меня не касался. Что же это? Тебе стыдно за те синяки, что оставил на мне? Или за то животное поведение, которое ты никогда раньше не проявлял? Я задаю тебе эти вопросы, но ты лишь качаешь головой и уходишь.
Ты возобновил общение со своими старыми друзьями, стал часто пропадать из дома. А если вдруг тебе было некуда идти, то тогда ты стал закрываться в отдельной комнате, не желая меня видеть. Боже, прошло уже три месяца с тех пор, как умерла Нарцисса. Месяц с момента смерти Люциуса. Может, хватит так убиваться? Когда я вижу, что ты меня избегаешь, то перестаю видеть наше с тобой будущее. А мы связаны, помнишь? Без тебя — не будет и меня. Делюсь с тобой своими переживаниями, а ты горько усмехаешься и просишь развода.
У меня вырывается истеричный смешок. Я же ослышалась?
— Нет, — отвечаешь на мой немой вопрос. — Гермиона, прости, но мне нужно время побыть одному.
— Ты один на протяжении уже нескольких месяцев! — я вскидываю руки, не в силах совладать с эмоциями.
— Я знаю, — безразлично бросаешь в меня эти слова, которые режут меня без ножа.
— Так, стоп-стоп-стоп, — быстро тараторю. — Ты просто устал. На самом деле это не то, что ты хочешь. Куда ты собрался? — резко меняю тему, когда вижу, что ты берёшь пальто и собираешься выходить.
— Туда, где не будет тебя.
Я не могу поверить, что ты сказал такое. Ты точно под Империусом.
— Кто-то из твоих дружков заставил тебя сказать эти ужасные вещи?
Ты стоишь на лестничном пролёте и закатываешь глаза.
— Нет, я сам так решил, — разворачиваешься на каблуках и спускаешься вниз. Но мы ещё не закончили. Бегу за тобой на этот мороз, горя от желания поговорить, обсудить.
— Но почему? Что я сделала не так?
Этот вопрос заставляет тебя остановиться.
— Ты всё сделала замечательно, а вот я сплоховал.
Мерлин, да ты просто запутался!
— Ни в коем случае, — подхожу к тебе, тяну руки к лицу. — Ты всё делал правильно. Прошу, давай вернёмся домой и всё обсудим.
— Нечего обсуждать, Гермиона. Я уже всё решил. Я хочу развестись. Мне нужно время для себя.
Я не понимаю, почему дрожу — от холода или от той боли, которую мне причиняют твои слова. Но ты не замечаешь. И я понимаю, что ты, прямо как я, зациклен только на тебе. Ты делаешь несколько шагов от меня, я слышу как хрустит снег под твоими ногами, но ощущения создаются такие, словно это хрустят мои кости. Как. Же. Больно.
— Ты не можешь бросить меня вот так. Только не после того, что я сделала ради тебя.
Ты вопросительно выгибаешь бровь, а я не могу остановиться и выдаю тебе все свои страшные тайны. Говорю, что отравила Рональда только ради того, чтобы тебя выпустили. Говорю о Пэнси. Вижу, как твои глаза темнеют от гнева. Ты стоишь не в силах пошевелиться.
А я вспоминаю старую фразу о том, что между влюблёнными двадцать шагов. Я готова сделать все двадцать на пути к тебе. Я уже их сделала. Сделаю. И буду делать.
— Ты не могла, — вдруг шепчешь, оглядываясь по сторонам, проверяя, не слышал ли кто ещё. Вот видишь, ты всё ещё заботишься обо мне. Я вновь иду к тебе навстречу, чувствуя, как слёзы на морозе обжигают мои щёки. Но ты делаешь шаг назад. Нет.
— Прошу, давай вернёмся домой, — жалобно щебечу, но понимаю, что ты меня совсем не слышишь.
— Ты чокнутая, — вдруг бросаешь мне, задыхаясь от злобы.
Но я не сдаюсь. Иду к тебе, вновь протягиваю руки, которые ты резко отбрасываешь в сторону.
— Ты — убийца, Гермиона. Ты убила своего лучшего друга, мою подругу детства. Ты свихнулась.
Задыхаюсь, но не сдаюсь. Продолжаю двигаться к тебе.
— Мне нужен развод. Я сделаю вид, что никогда не слышал твоего признания, что никогда не знал тебя.
Твоё сердце полыхает, но ты простишь меня. У меня остался ещё один аргумент.
— Ты не можешь развестись со мной, — я улыбаюсь. — Я беременна.
Твой грозовые глаза округляются, я обращаю внимание на то, что твоя кожа покрывается мурашками. Я чувствую, как воздух понизился ещё на несколько градусов. Но почему? Почему ты так на меня смотришь? Я же только что сообщила невероятно прекрасные новости.
— Драко? — зову, но ты всё так же стоишь как изваяние. — Скажи что-нибудь.
— Это точно? — ты прочищаешь горло.
— Да. Я узнала недавно. Хотела сообщить, когда ты будешь готов, — ты внимательно слушаешь, неотрывно смотришь, изучаешь. — Я не хотела убивать их, — делаю глубокий вдох, — они просто не оставили мне выбора.
Тишина.
— Всю свою жизнь я делала всё ради своих любимых. И я люблю тебя, Драко.
Эта звенящая тишина убивает меня.
— Ты ненавидишь меня? — мой голос дрожит. Я вся трясусь в ожидании. — Если да, то иди, уходи! — машу рукой в направлении дороги. — Сдай меня. Разведись со мной. Я не буду держать тебя, — ти-ши-на. — Скажи хоть что-нибудь! — срываюсь на крик, больше не в силах вести этот унизительный монолог.
Ты осторожно ступаешь по снегу, делая двадцать шагов ко мне. Сглатываешь и произносишь:
— Я никуда не уйду. Я не оставлю тебя и нашего сына.
— Сына? — вытираю слёзы трясущимися руками.
— Да. Я так чувствую, — ты осторожно касаешься моего живота, а другой рукой сжимаешь мою ладонь.
Как же сильно я люблю тебя, Драко.
Падаю в твои руки, упиваясь своим счастьем. Упиваясь нашими горячими сердцами на этом холоде, совсем не подозревая, что одно из них питает любовь, а другое ненависть. Совсем не замечая, что в попытке удержать тебя я потеряла саму себя.
И тем более не подозревая о том, что на другом конце Лондона, одному неравнодушному мракоборцу пришла в голову идея пересмотреть видео с камер наблюдения из того кафе, где они были с Паркинсон. То самое видео, в котором не велась съёмка в течение минуты.