Зарисовки по Твистеду

Пространство, в котором оказался в дальнейшем Сильвер имело свойство меняться, поэтому с каждым шагом серебряноволосого пол под ним изменялся в такт настроению воспоминаний и снам тех, кого он забрал с собой. В один момент пространство становилось обычным коридором, в котором каждая дверь была порталом в воспоминание близнецов. Двери стояли по обеих сторонах от Сильвера: справа Джейд, а слева — Флойд. Но стоило коснуться к одной из двери и замешкаться на мгновение, как все вокруг исчезало, заменяя коридор новым местом, которое теперь походило на заполнено мягкими на ощупь белыми тучками, а там, где их не хватало было небо. Прекрасное, усыпанное звездами черное небо, что освещалось лишь отблесками огромной почти желтой луны. В голове Сильвера сразу пронеслись воспоминания о том, как он вышел из рабства в грязной одежде, вымазанной как его, так и чужой кровью. Сразу послышались радостные крики таких же спасенных детей, что плакали и обнимались, в слезах благодаря господа за то, что они смогли выжить и их не постигла участь тех, кто не смог вынести те испытания, что случились с ними в подвале. Сильвер тяжело вздохнул, посмотрев на эту, такую дорогую ему картину и улыбнулся, сжимая в руке черную, как смоль, трость с серебристым наконечником, что позволял ему совершенно спокойно двигать предметы в этом живом пространстве. Времени у него было в достатке — пока трость не засверкает ярче этой луны, его сон не прервется, и никто не сможет выйти из него без его разрешения или же, если кто-то найдет реальную сердцевину его мира, который он хранил в своих собственных воспоминаниях. Но которых? Смогут ли эти двое разгадать тайну его подсознания, пока тот исследует их собственные воспоминания и сны, вытаскивая самые важные моменты их жизни и поглощая, словно губка воду. Ему нужно было совсем мало времени для этого, ведь трость каждый раз подрагивала, когда он касался нужной ему вещицы. В будущем, когда они проснутся, он сможет сразу же использовать их против них самих же и разрушить их жизни с той же скоростью, с которой заводится его «лошадка». Время шло, а значит пора было направляться в коридор, который тут же возник, стоило ему сделать шаг в сторону. Теперь он точно знал, куда направиться первым делом. Его совсем не пугало то, что кто-то из них узнает его прошлое или увидит самые потайные мысли, которые он хранит в своем сердце. Нет. Это были пустяки, если это требовалось для выживания и победы над врагами, что могли угрожать не только ему, но и всей его группировке. Все-таки шансы на выживание в его воспоминаниях были малы. Многие, кто побывал в них умирал на моменте с пытками в Италии, что уж говорить о дальнейшей жизни в рабстве. Сильвер был более чем уверен, что близнецы смогут дойти до них, но смогут ли пройти? Он не хотел думать о том, что кто-то таки сможет справиться со всеми теми эмоциями и ощущениями сразу. Откинув ненужные мысли в сторону, Принцесса вступил в первую дверь, оказываясь в первых воспоминаниях одного из близнецов. Дверь за его спиной закрылась, блокируя любую возможность пойти на попятную и вернуться в мир пространства. Теперь пути назад не было и Сильверу пришлось вступить в эти хрупкие и, возможно, милые воспоминания близнецов. Через несколько секунд после того, как Сильвер проник в воспоминания, перед ним возникла больница. Сильвер стоял под окнами и смотрел на то, как там внутри мельтешат люди в белых халатах и как позже распахивается окно и слышится громкий детский плач, оповещающий о благополучном рождении двух маленьких близнецов. — Я попал в слишком ранние воспоминания. Нужно перемотать время… — Пробормотал он, стукнув тростью по камню. Обстановка «комнаты» сразу начала размываться, словно мираж в пустыне, заменяя пейзаж больницы и звуки плача на совершенно иную картину мира. Вот два шестилетних ребенка, что бегают по поляне, а за ними наблюдают родители. Вот кто-то из них упал и снова слышится плач, что перерастает в смех. Ребенок быстро адаптировался и забывал о боли. Это удивляло. Сильвер решил остановиться на этих воспоминаниях и поискать какие-либо зацепки в родительском доме. Войдя внутрь, он увидел достаточно стильное оформление, хорошую дорогую мебель и множество фотографий, висящих на стенах. Смотря только на это, можно было подумать, что у них законопослушная милая и добрая семья, но с каждым шагом внутри, Сильвер понимал, что в доме прячется слишком много всего, что было непонятно детскому взору. Принцесса решил не заморачиваться по поводу работы родителей двух братьев и просто обыскал дом, в поисках той самой важной вещи, что подсвечивалась бы белоснежной маленькой птицей, что не издает ни звука и видна только тем, кто не является частью воспоминаний. Внезапно Сильвер содрогнулся, ощущая внутри странное волнение и боль, словно кто-то принялся ломать его голову изнутри. Приложив руку к лицу, он шумно выдохнул, вытирая капли холодного пота, выступившего из-за тревоги и напряжения. Похоже его пленники хорошо развлекались в его воспоминаниях. Придя в себя, Соня глубоко вдохнул, успокаивая сердце, что отбивало шумом в ушах. Здесь он ничего не нашел, поэтому нужно было двигаться дальше и не терять зря время на осмотр достопримечательностей и детских фотографий близнецов, где они были с голыми попками и испачканными тортом личиками. Следующее воспоминание было в школе и уже походило больше на какую-то дешевую школьную мелодраму, где один из близнецов становиться хулиганом, а второй пытается его образумить, но в итоге сам становиться отбитым. Там то Сильвер и увидел нужную ему вещь, но, к его удивлению, их было две и обе касались братьев. Блондину пришлось пробыть в этих воспоминаниях дольше всего, пытаясь понять, как добыть нужные вещицы и как вообще они связаны с ними и какое несут значение. Однако, когда узнал, что эти серьги являются символом их связи и общей борьбы против врагов, стало даже немного завистно от того, насколько братья могут быть дружны, несмотря на столь большое различие в характерах и возможностях. Было ощущение, что одно из них постоянно принижают, а второго превозносят за какие-либо заслуги, от чего становится все правильнее с синдромом отличника, а второй наоборот уходит в хулиганство, стараясь прикрыть свои обиды смехом и безалаберным поведением. «Узнай Себек, что я влез в такие воспоминания капитанов клана Кадо, он бы меня пристрелил за то, что не выяснил важную информацию. Стоит ли мне задержаться и заполучить какую-либо информацию от них? Хм…» — Его размышления были просты и не несли в себе какой-то хитроумный план. В принципе, он и не был ему нужен. Пребывая в своих владениях, он чувствовал себя в безопасности, несмотря на учащающиеся головные боли, сообщающие, что его гости приближаются куда не следует и времени у парня в обрез. Но он все же решился перейти в более взрослые воспоминания последних дней до их встречи и именно тогда Сильвер впервые правда удивился ситуацией клана Кадо. Всем было известно, что клан Кадо любит использовать в своих договорах сексуальные «подписи доверия», при которых никто из сотрудничающих не мог рассказать, как именно проходила встреча. Также не секрет, что Дон Кадо, Шоэнхайт, был извращенцем и часто пользовался услугами мужской проституции, но все же полученная информация из воспоминаний одного из близнецов была намного интереснее и полезнее, ведь там в кабинете, казино…в разных местах встречи присутствовал один и тот же человек, что своими зелеными глазами окутывал все помещение, не позволяя собеседнику лишний раз двинуться с места и сделать хоть что-то, что бы противилось желаниям этого парня. После увиденного, Сильвер некоторое время молча смотрел на последние воспоминания сразу двоих близнецов, что лицезрели подвал, тусклый свет лампы, пыльный воздух, звенящую тишину и безразличное лицо с глазами цвета авроры…

***

Пребывая в закрытом от света пространстве, Сильвер размышлял. Точнее пытался размышлять между резкими приступами различных моментов своего прошлого. Вот, в один момент, перед глазами предстает картина, как он рождается, издавая истошный крик, что смешивается с криком своей матери и радостные восклицания врачей, что никогда раньше не видели такого «красивого маленького младенца». Эти крики, смех, радость и боль смешивались в теле Принцессы, заставляя его сжимать виски в попытках выдержать этот шум, что, казалось, никогда не прекратится и ему придется терпеть его так до последнего, но вот крик обрывается внезапной, не щадящей, тишиной, что была одновременно спасением и мукой, ведь теперь он не слышал даже собственного голоса, не слышал биение сердца. Казалось, что он умирает, настолько плохо и ужасно он себя чувствовал в этот момент, но и это длилось не столь долго как может казаться. Совсем скоро тишина и тьма сменились на легкое бархатное пение, что было таким родным, но таким чужим сейчас. Как же давно он не слышал этого голоса и этой мягкой нежной колыбели, которую пел ему Лилия в детстве. Расслабившись, Сильвер вздохнул. Но стоило ему успокоиться, как голос любимого отца искажается, превращаясь в нечто ужасное, переплетаясь со зрительными воспоминаниями, перенося Сильвера в те дни, когда он пребывал в Италии. Когда он пребывал вместе, где его готовили ублажать и подчиниться тем, кто захочет его тело и выплатит столько, сколько поставят за его тело. И все бы ничего, Сильвер помнил эти воспоминания и никогда не забывал, но сейчас он пребывал в том же теле, что и раньше и ощущал холодный ветер на своей голос коже, покрытой синяками и ранами. «Что…где я? Такого раньше не было…неужели так сильно повреждены воспоминания, что меня «забросило» в прошлое? Если так, то выбраться будет сложнее…» Мысли скользили в голове словно ветер, избивающий его маленькое тельце, от чего было и легко, и сложно, ведь они не оставались в поврежденном рассудке надолго, исчезая так же быстро, как и появляясь. Вероятнее всего, попав в свои же воспоминания он и разумом стал 10-летним, но в какой именно момент он попал? В самые первые минуты пребывания в подвале? Или же через несколько дней, как глава этой жалкой шайки работорговцев решил испробовать его на себе и поставить ему цену? Сильвер осмотрел свои руки. На них ярко виднелись фиолетовые следы от рук и наручников, от вида которых, сердце Сони упало в пятки. Он попал в день, когда босс решил его изнасиловать. Осознание пришло слишком неожиданно, из-за чего он не сразу среагировал на это как-то иначе кроме как горестного вздоха. Переживать те же эмоции и боль, что и тогда… неужели это наказание за уничтоженную часть воспоминаний от его способности? Рядом не было его посоха, его волосы были черны, как уголь, а глаза вероятно были потухшими и впалыми. Это тело было неспособным себя защитить и скорее всего не даст хоть как-то себе помочь. Так и оказалось. Несмотря на внутреннее сопротивление, стоило мужчине толкнуть его в сторону выхода, как он пошел. Жалкий и слабый, сломленный и отчаянно молящий пересохшими губами о спасении своими близкими. Которые, как и тогда, так и не пришли. Вот он стоит перед тучным мужчиной, что осматривает его с головы до ног и отдает приказы своим подручным на итальянском, который Сильвер хоть и понимал разумом, но разобрать не мог. Вот его утаскивают толчками в ванну и натирают кожу до красноты, пытаясь смыть всю ту грязь, что накопилась на теле мальчишки. Удивительно, как на нем не развелось разных клещей и блох, ведь жили они словно животные и даже хуже. Когда же пытка мочалкой и горячей водой закончилась, его насухо вытирают и одевают в какую-то странную пошлую…девчачью одежду? Все было розовым и прикрывало лишь малую часть его кожи, что не могло даже одеждой, как таковой, называться. Но боссу нравилось. Он разглядывал маленькое, худое и бледное тело так, словно хотел разделать и съесть, заставляя этим взглядом дрожать. Дрожать от страха и неизвестности. Смотреть на того с неподдельным ужасом и непониманием того, как и за что он здесь. Почему его так одели? Почему выкупали и почему они уходят, оставляя его с этим мужчиной одних. Разум Сильвера мутнел. Возможно, из-за сделанного ранее укола? Но даже взрослый Сильвер перестал понимать кто он и что. Он просто смотрел в эти маленькие похотливые глаза и пытался не плакать. Не плакать. Нельзя плакать. Стоит тебе заплакать, как тебя схватят и начнут бить, заставляя рыдать еще больше, причитая о том, что ты мерзкий и скоро окажешься в той же куче гниющих маленьких трупов. Поэтому Сильвер не плакал. Молчал. Со страхом смотрел в глаза мужчины, не упуская ни малейшей детали его лица и движений губ, что приговаривали: — Какой ты сладкий мальчик…красивый…иди ко мне, подойди. – И Сильвер подошел. Подошел испуганный возможностью оказаться среди ранее мертвых друзей и подруг, что не вернулись живым из этого места. Но он точно знал, что должен вернуться несмотря ни на что. Пускай его режут, бьют и убивают, но он должен выжить и спастись. Вернуться к отцу и дяде. Вернуться к ним. Они ведь ждут его? Ждут его, правда? Огромные руки потянулись к его плечам, оглаживая и сжимая, наслаждаясь дрожью маленького тела и холода кожи, спрашивая его почему он дрожит? Неужели ему так не терпится оказаться в объятиях «папочки». Сильвер ничего не отвечая, отворачивая лицо и сжимая губы, пытаясь не плакать. Но лицо быстро возвращают обратно, заставляя смотреть на него вблизи, пока взрослый не утаскивает его в странный, мерзкий поцелуй. Он запаниковал, пытаясь вырваться из чужих рук, но те лишь крепче сжимают его плечи, заставляя остановиться, а губы впиваются все сильнее, кусая до крови тонкие губы и заставляя открыть рот, чтобы полностью завладеть маленьким ртом. Сильвер закрывает глаза и пускает несколько слезинок. А поцелуй становится все грубее и настойчивее. Руки мужчины опускаются ниже, цепляясь за ткань «одежды», оттягивая и отпуская, наблюдая, как на бледной коже появляются красноватые следы. Сильвер же с ужасом наблюдал как наливаются чужие глаза чем-то непонятным и как он сам начинал теряться в мыслях, не понимая больно ли ему или больно. Только потом он поймет, что укол был экспериментальным наркотиком, который проверяли на детях каждый день и та куча трупов лишь малая их часть. Еще мгновение и он оказывается прижатым за горло к кровати. Дышать становилось труднее, воздуха критически не хватало, а мужчина нависал и с наслаждением наблюдал за тем, как задыхается ребенок. Еще немного и в глаза начинает темнеть, а воздух в легких закончился окончательно. Сильвер последний раз вздыхает, и мужчина отпускает его горло, позволяя вдохнуть. Смотря на то, как Сильвер, словно рыба, глотает ртом воздух, мужчина довольно усмехается и проводит рукой по груди и животу, надавливая большим пальцем на кожу, оставляя заметный след. Ни о какой ласке и нежности и речи быть не может, ведь в следующую секунду грубо раздвигает его ноги, не заботясь о том, что может повредить еще совсем не сформировавшееся тело. Медленно оттягивает ткань трусов, рассматривая и облизываясь так, будто смотрел на что-то неимоверно вкусное, что хотелось поглотить и никому не оставить. Сильвер же, не отошедший от боли в бедрах, со слезами на глазах смотрит на лицо мужчины, дрожа от страха, что безумно ему нравилось. С каждой секундой он ощущал, как страх охватывает каждый кусочек его тела, а наркотик будто отходил на второй план, заполняя всего его животным ужасом, что застывает комком в горле и единственное, что может выдать мальчишка — жалобный всхлип и отчаянную мысль, что вот сейчас вломиться отец и спасет, но эта мысль исчезает вместе со слезой, что одиноко скатывается по щеке, прежде чем глаза закроет пелена адской боли, которую он даже и не пытался скрыть в себе, закричав. Но никто на этот крик не придет и не услышит, кроме него самого и мужчины, что лишь сильнее прижимал его к себе, вдалбливаясь в тело. По бедрам начинала стекать горячая густая жидкость, а боль не прекращалась. Было легче, он больше не кричал, а просто лежал, вжимаясь своим телом в простыни, слушая довольные постанывания. Сколько раз он уже искусал его тело? Сколько раз, довольный, наваливался на него испуская внутрь свою «сперму», рассказывая, какая Сильвер сучка раз может столько раз принять в себя его семя. Все эти хлюпающие звуки. Кровь, что смешалась со спермой. Боль. Мутнеющие, безжизненные глаза и губы, которые уже больше не шептали «отец». Вот он в очередной наваливается на него, совершая несколько через грубые и безжалостные толчки и Сильвер чувствует, как изнутри его заливает что-то горячее, густое и мерзкое. Настолько, что хочется блевать от осознания того, что не может ничего сделать. Где-то там в глубине его мозга что-то трескается и гудит. Что-то зовет его, чтобы спасти, но Сильвер настолько отчаялся, что ему все равно. Он хочет умереть и больше никогда не видеть белый свет. Но что-то все равно настойчиво гудело, призывая его не сдаваться. Сильвер закрывает глаза и видит себя. Себя взрослого, но совсем с другой внешностью, что словно в стеклянной клетке, безмолвно кричит и умоляет его не сдаваться. Ловушка с каждым ударом и криком трещала, но боль от толчков и издевательств вновь заделывает их, делая стекло еще толще, чем раньше. Маленький Сильвер, истекающий кровью, делает шаг назад, и ловушка укрепляется. Тогда он делает шаг вперед, и взрослая версия его кивает, продолжая усиленно стучать по стеклу в мольбе не останавливаться и не сдаваться. Сильвер делает глубокий вдох, что больше смахивает на всхлип и решается идти. Медленно, дрожа с каждым шагом все больше, он приближается к ловушке из стекла, наблюдая как та осыпается ему под ноги, застревая в маленьких ступнях, принося неимоверную боль. Но он не останавливается, продолжает идти, оставляя после себя кровавый след. С каждым шагом он меняется, его волосы становятся серебристыми, глаза поблескивают фиолетовым светом, а кожа бледнеет еще больше, укрепляясь с каждым болезненным шагом, не обращая внимание на происходящее в жизни с его телом. Вот. Он уже стоит около ловушки и замирает. Что теперь делать? Стоит ли ему прикоснуться к руке, что спрятана за этим стеклом? Что будет если он сделает это? Он сможет спастись? Он сможет выйти из этой ловушки своей жизни? Взрослый он кивает, аккуратно кладя руку на стекло, приглашая того взглядом сделать то же самое. И он делает. Робко и с трудом поднимает свою руку и кладет на стекло, что казалось таким холодным, но на самом деле было неимоверно горячим. Настолько, что обжигало. Только сейчас Сильвер увидел, насколько руки, лицо и ноги человека внутри были изуродованы ожогами. Эти ожоги были сделаны ради него, чтобы спасти. Чтобы достучаться и он не сдавался. Впервые кто-то настолько жертвует собой ради него. Сильвер всхлипывает, заливая слезами лицо, позволяя тем падать на пол. Взрослый он же не плачет, он улыбается. Улыбается поддерживающе и кивает. И Сильвер решается. Решается сделать рискованный шаг и со рта срывается крик. Оглушающий, отчаянный. Тот крик, что накопил в себе чувства и который доходит даже в ту темную комнату, где находился реальный Сильвер, утопающий в крови, боли и потери рассудка. Стеклянная камера трескается, осыпая малыша кусочками стекла, а взрослый бросается вперед и…хватает его в объятия, согревая и молча поддерживая, желая согреть это маленькое и хрупкое тело, что с каждой секунду все больше заливалось слезами. Реальный же Сильвер вздыхает последний раз и отдается во власть своей ловушки.