То, что он хотел бы забыть

- Индиго. Так называли меня они. Это не было моим именем - проговорил мальчик так тихо, что голос его должен был потеряться в шумах замка так и не достигнув барона, но он был услышан, Александр даже хотел представиться тоже, ведь притащенный в темницы ребенок мог и не понять с кем разговаривает, да и этикет предполагал, но мальчик продолжил, так же тихо, так же по взрослому вкрадчиво - это всё, что ты хотел услышать, барон Бренненбурга Александр? Затем мальчик просто прислонился щекой к одному из прутьев склонив голову так, что казался теперь не живым человеком, а сломанной куклой, взгляд только выдавал-все тот же преследующий, будто, любого кто оказвался в поле зрения, внимательный, даже немного хищный, но без единой доли азарта последнего, как надзератель смотрит на заключенных потому что должен, а не потому что у него есть хоть малейшее желание делать это. Александр же ушел оттуда, весь этот разговор вселял странное чувство, он даже задумался был ли сам таким же когда только попал сюда, в этот чужой мир. Почему-то и желание о чем-либо узнавать у этого мальчишки пропало, даже учитывая то, что скорее всего он был ключом к его собственному возвращению, но слишком уж этот тихий бесцветный голос и лишенный, уже не просто детского, хоть какого-то блеска взгляд, вселял чувство холодного отчаянья. Однако разум пока пересиливал это, а значит, вот он шанс и не чего размениваться на эмоции, уж слишком долго для подобного шел к этой цели своим жестоким путем. К полудню клетку с Индиго спустили, хотя барон распорядился сделать это сразу же после их с ним разговора, мальчику впрочем судя по виду было все равно сколько лишних часов он провел там. Первым же делом ему выдали одежду подобающую гостю замка, а не его пленнику, довольно долго оценивающе он рассматривал доствавшееся ему, будто искал в складках ткани спрятанные отравленные иглы, но надев чистую белую рубашку казался даже немного довольным. А ведь, если вспомнить, то и первое бросившееся в глаза в их первую встречу было именно то что одежда мальчика была гораздо чище чем любого в тех камерах, да чего уж там говорить, чем и у слуг замка тоже. Кроме того перед тем как переодеться он вымыл, до сих пор испачканные в собственной крови после пыток, волосы, и теперь их цвет не многим отличался от белоснежной рубашки. Барон не обратил внимания на это раньше, но теперь явно видел - мальчик был совершенно седым. Почему-то Александр захотел убедиться в том видел ли он его таким уже тогда или же мог ли он поседеть от происходящего здесь. Конечно мог, но приведший его уверял, что поймали его уже таким, охранявший камеры подтвердил это. Похоже пыль буквально въевшаяся за время в плену создала иллюзию того, что они были темнее. Но это ли основное сейчас? Уверившись, что подобные мелочи основными могут стать лишь в очередь десятую, а то и сотую, барон отправился самолично показывать юному гостю замок Бреннембурга, мальчик следовал за ним все так же бесстрастно слушая речи старика и осматриваясь по сторонам. Комната, гостинный этаж, столовая, кухня, библиотека - показано было все, что следовало для первого знакомства с его новым домом на неопределенный пока еще срок, даже возможно больше. И вот, последним пунктом этой экскурсии стал сад, бесспорно прекрасный алеющий цветущими розами и наполненный их поистине чарующим, любого кому посчастливелось оказаться здесь, ароматоматом. Или почти любого. Глаза Индиго кажется на едва уловимый миг сделались темнее, он сорвал один из крупных бутонов и недолго рассмотрев его сжал в руке, с такой силой, что костяшки юнца побледнели, а цветок осыпался лепестками, Александр в недоумении лишь наблюдал. Еще большее удивление вызвало у него то, что мальчик даже удостоил сие многословным для него выражением мыслей, он задал вопрос, впервые ожидающий ответа: - тебе и правда нравятся они, барон Александр? - увидев подтверждающий легкий кивок, продолжил - тогда мне не удасться понять тебя. - на этих словах он расжал кулак выпуская то что осталось от цветка в свободный короткий полет на землю. Вид при этом у мальчика был будто прямо сейчас готов он сжечь этот ни в чем не повинный сад до тла, но лишь на пару мгновений, бывших будто наваждением, и, вот, он вновь бесстрастно смотрит вдаль за изгородь цветущих розовых кустов.